I've fallen on the inside
I tried to change the game
I tried to infiltrate
But now I'm losing
Men in cloaks always seem to run the show
Save me from the ghosts and shadows
Before they eat my soul

Он словно пытался собрать себя заново.

Медленно, осторожно подбирая каждый осколок к своей покалеченной и разбитой жизни, не обращая внимания на кровь, струившуюся из его порезанных рук. Он отчаянно желал заполнить ту мрачную бездну, что высосала все соки из стучащего сердца после завершения этой скверной истории. Возродиться. Снова научиться жить среди тех, кого когда-то так безжалостно предал, пытался покалечить и даже убить.

Снова стать братом.

Но как это сделать? Как ему молить о прощении, когда он сам себя простить не мог?

Ведь даже несмотря на то, что большинство подвигов в Клане Фут были совершены не по собственной воле мечника - он прекрасно помнил и осознавал каждый свой поступок, даже сквозь паутину лжи и сомнений, подпитываемую сильнодействующими препаратами местных ученых. Никто же калачом не заманивал, верно?  Это он сам слишком увлекся играми без правил и ответственности, весело прыгая наперегонки с принцессой Клана, а потом не сумел вовремя остановиться, малодушно позволив затянуть себя в омут собственной гордыни.
«Но я просто хотел быть лучше, чем есть…»
Разве это являлось оправданием? С чего родные братья, с которыми ты рос, тренировался и за которых был готов биться ценой своей жизни, вдруг превратились в ненавистные «зеленые кочерыжки»? Почему ты начал мечтать зарыть их в одну общую могилу?
Тогда он просто сломался. Его хваленый лидерский дух оказался не готов к суровым реалиям жизни. Леонардо подвел не только своих родных - он в самого себя швырнул здоровенный булыжник, вдребезги разнеся все самое дорогое, что у него на тот момент было. Но когда парень, наконец, понял и в полной мере ощутил это - было уже поздно. Черепашка ступил на тропу врага, позволив превратить себя в преступника, и обратной дороги у него больше не было.

Однако он вернулся.

Чужаком, инородным телом, о котором никто ничего не знал и который совершенно не вписывался в нынешнюю семью, где научились обходиться без него. Несколько самоуверенная черепашка в синей бандане, мистер Исключительный и главный лидер команды исчез безвозвратно, а на его место явилось бледное подобие, больше похожее на тень, с истерзанным разумом и пожираемый бесконечным раскаянием.  Леонардо бесшумно перемещался по убежищу, стараясь особо не попадаться на глаза мрачным братьям, во взглядах которых он отчетливо читал недоверие с примесью страха. Они его…боялись? Впрочем, удивляться было нечему.
А вдруг очередной хитрый план? Вдруг снова подействуют эти убийственные препараты, и мутанта вновь поглотит дурман лжедействительности? А вдруг…? Еще слишком велико это значение «вдруг», которое дамокловым мечом нависло над их панцирями, готовое в любую секунду обрушиться острием вниз. И хотя Леонардо заверял, что Шреддер больше не имеет власти над его разумом и что он теперь прекрасно различает явь с фантазией, абсолютных гарантий безопасности братьев он все равно дать не смог. Ну а его слово… чего теперь стоит слово того, кто решил повернуться в сторону твоего врага?

Им было неловко находиться рядом с ним, словно отрекшийся от них лидер был заразным или проклятым.  Даже Рафаэль, который с момента возвращения Лео в их семью все собирался отбить ему весь покореженный пулями и мечами пластрон, так и не смог замахнуться на бывшего предателя - лишь отвел тяжелый взгляд от погасшего брата, с горечью в голосе ответив: «Ты не нас уничтожил, Лео… Ты себя изуродовал». И ушел, не в силах оставаться в одной комнате с вернувшимся чужаком.

Леонардо снова был один.

Подавленный и опустошенный, чужой среди своих, с огромным чувством вины за панцирем и периодическими кошмарами в ночи. Да, они никуда не делись, они продолжали сверлить измученный мозг черепашки своими зловещими тенями и ложными образами, заставляя того вскрикивать во сне и просыпаться, дрожа в холодном поту от вновь пережитого ужаса. Обхватив себя руками и немигающим взглядом уставившись в потолок, Леонардо долго лежал неподвижно, пытаясь прийти в себя с помощью медленных, глубоких вдохов. Затем он вставал, прогоняя остатки дурного сна, и невидимкой перемещался в додзё, где под ровным пламенем свеч пробовал медитировать. Он заново вспоминал технику символов Кудзи-ин, концентрировался на очищении своих энергетических каналов, пытался войти в глубокий транс ради изгнания гложущих мечника сомнений и восстановления внутренней гармонии. Однако парню было очень трудно сосредоточиться, и чаще всего такие тренировки оканчивались  полным провалом. Отсутствие болезненно нужной поддержки в этот период мечника крайне угнетало и грозило окончательно заполнить сердце бывшего лидера пустотой и безволием.
Донателло, который периодически заходил по долгу врачебной службы, Леонардо ничего не сказал, предпочитая самостоятельно нести бремя последствий от своих ошибок. Он вообще мало с кем общался, подсознательно понимая, что никто еще не созрел для задушевных разговоров с потерянным старшим братом, и не хотел лишний раз напоминать о своем присутствии в логове.

Разве только Микеланджело смотрел на Лео чуть добрее, чем старшие, потому что весельчак отчаянно искал ту самую ниточку взаимопонимания, однажды ускользнувшую от них в сумрачном лабиринте Минотавра. Да, он вряд ли забыл, что когда-то предатель едва не сломал ему руку, а потом и вовсе собирался их убить там, на крыше - он все еще продолжал цепляться за остатки веры в лучшее. И хотя Лео одумался гораздо раньше, чем мнилось шутнику - Майк наверняка еще не в курсе, кто его вместе с Алопекс спас от гибели под когтями Лизарда, а Леонардо не считал это достаточным оправданием своим ранним подвигам.

Может быть, младший брат, которого все привыкли считать слишком наивным и легкомысленным, этаким недалеким болваном «ну что с него взять?», и есть его спасение? Ведь он был единственным из всей троицы братьев, кто не отводил своего чистого, непривычно посерьезневшего взгляда, от Лео, когда тот случайно сталкивался с ними в одной гостиной, и всегда заботился о том, чтобы приготовить еще одну порцию завтрака или ужина для проголодавшегося лидера, из-за понятных соображений еще ни разу еще не присоединившегося к общей трапезе за одним столом. Когда все, позавтракав и как обычно свалив гору посуды в раковину, разбредались по своим делам, Микеланджело открывал кухонный шкафчик, чтобы достать новую тарелку – из бежевого фаянса, на которой было изображено горное плато с красным солнцем и парящим орлом, в обрамлении японских символов – и щедро насыпал туда хрустящие пшеничные колечки, залив подогретым молоком.  Не забывал он и про дымящееся какао с квадратиками маршмэллоу, чашку с которым он оставлял рядом с тарелкой, прежде чем раствориться в тени убежища, так и не дождавшись своего старшего брата.

Леонардо спускался вниз гораздо позже, хоть и вставал намного раньше братьев, прямо как в старые добрые времена. Обычно он медитировал у себя в комнате или пробовал увлечься перечитыванием прошлых выпусков комиксов и журналов, чтобы разгрузить голову от мрачных дум, которые приходили к нему под утро, и только затем шел на кухню.
Когда он видел столь явное проявление заботы, несмотря на все разочарование и беды, которые он принес своим уходом, его израненное сердце щемило со страшной силой, а в горле словно застревал сухой комок, мешая сделать даже глоток свежего воздуха. Однако каждый раз дышать становилось чуточку легче, а давление родных стен уже не казалось таким гнетущим.

Пока у него был Микеланджело, Леонардо имел шанс на жизнь.

Mercy, mercy
Show me mercy
From the powers that be
Show me mercy
Can someone rescue me

Он знал, что Микеланджело находится сейчас у себя. Видел, как темный силуэт младшего брата скользнул в двери, которые никогда не запирались, даже несмотря на присутствие дважды предателя за соседней стенкой. И все-таки не решался взять и просто пойти к шутнику, попробовать хотя бы поговорить с ним, наверное, впервые в своем новом существовании.

А вдруг Майки банально не захочет слушать излияния мечника и попросит оставить его в покое? Шутник имел на это полное право, не так ли?

Но Леонардо хотел хотя бы попытаться.

Отложив потрепанную тетрадь с карандашными набросками в сторону, Леонардо поднялся с постели и, осторожно ступая, чтобы не обострять боль от заживающих на теле ран, вышел из своей затворнической берлоги. Дверь в комнату Микеланджело была, как всегда, приоткрыта, там горел мягкий, приглушенный свет, словно приглашая заблудившегося странника присоединиться к теплу от костра, крохотной надеждой светящегося во мраке. Все еще снедаемый сомнениями и готовностью тут же повернуть обратно, Леонардо аккуратно толкнул дверь с веселой картонной рожицей..
- Майк? – негромко позвал младшего мечник, бесшумно шагнув в комнату весельчака, где  его немедленно встретили пестрые плакаты любимых групп, игр и известных персон самой веселой черепашки из их сообщества. – Можно зайти? 
Он страшно устал. Устал бороться со своими призраками в одиночку, ему позарез нужна была теплая рука брата, которая сможет удержать потерявшегося лидера на верном пути. 
- Майки, помоги мне…

Help me
I've fallen on the inside
And all the men in cloaks
Trying to devour my soul

Ohh I'm sorry for blaming you
For everything I just couldn't do
And I've hurt myself by hurting you

Когда он в последний раз заходил в эту комнату, больше напоминающую обитель школьника в кризисе переходного возраста, у которого еще играет ветер в голове и детство в области филейной части? Несколько дней, месяцев назад? А может быть, даже лет?

Леонардо не покидало стойкое ощущение, что прошла целая вечность с того момента, как он находился здесь, настойчиво вдалбливая в пустую голову Майка лекцию о необходимости стать более серьезным и собранным, а не носиться с веселым,разбитным ором на скейте по канализационному лабиринту, пугая местные семейства крыс своей безбашенностью. Микеланджело тогда еще показательно захрапел во время увлеченной, но довольно скучной речи старшего брата и в результате схлопотал лишний час на медитацию дзадзен, да еще и под строгим присмотром сэнсэя. Разумеется, весельчаку, который и двух минут спокойно посидеть был не в состоянии, данное  “наказание” было чем-то сродни сожжения его любимых комиксов - жестоко и беспощадно.

“Но ведь я хотел как лучше...”
...а получилось как всегда, и даже хуже.

Только теперь Лео заметил, как за сильно изменилась комната Микеланджело за все утекшее время, в которой вечно царила свалка из шмоток, разбросанных по всему полу дисков и комиксов. От косых взглядов и многозначительных намеков, что не мешало бы и веником воспользоваться во имя чистоты, Майк упорно отмахивался, любовно называя свой бардак “творческим беспорядком”, но в конце-концов под суровым натиском отца сдавался и все-таки принимался за уборку, с кряхтением сетуя на вселенскую несправедливость.

Зато сейчас было как-то непривычно и даже неловко лицезреть идеально убранную комнату весельчака.
Леонардо растерянно поискал глазами хоть какой-нибудь завалявшийся под стулом журнал или диск, которые могли бы помочь напомнить того беззаботного балагура и тусовщика, позволяющего себе высмеивать нудное чистоплюйство старшего брата, для которого любая вещь на полу была сродни дремучей помойке.
Ничего. Чистота, как будто жизнь с чистого листа.

В которой тебя наверняка нет.

There's nothing I wouldn't do
To have just one more chance
To look into your eyes
And see you looking back

“Неужели это из-за меня? Как...”- от столь невеселой мысли мечнику сделалось совсем горестно. Осторожно опустившись на заправленную постель рядом с Микеланджело, Лео еще некоторое время просто молча сидел, с прикрытыми глазами и поникшей головой, словно опасался даже взглянуть на своего “обновленного” братишку. Не ожидал таких перемен, да?
Глупец. Эгоистичный кретин.

С самого детства привыкший ставить интересы братьев выше своих собственных Леонардо ни разу не задумывался о том, насколько те, оказывается, были зависимы от него. И не в плане утирания всем носики разноцветными платочками, хотя временами и такое случалось. Просто для них он был тем, к кому всегда можно прибежать за советом, утешением и защитой, и кто всегда знал, что нужно делать в любой спорной ситуации, или хотя бы умел наводить на верные мысли, помогающие разрешить жизненную проблему.
Даже когда ему казалось, что все валится из рук, а братьям плевать на его переживания - они все равно продолжали верить в него, зная, что старший брат обязательно прикроет их панцири, что бы ни случилось.

И теперь до Лео медленно, но верно доходило осознание масштаба катастрофы, от которого он был готов сгореть заживо прямо на месте.
Почему, ну почему он поддался сомнительному соблазну Караи и позволил ей захомутать себя? Почему не подумал о последствиях, а предпочел самозабвенно отдаться новым головокружительным ощущениям, думая лишь о собственных обидках?
Прошлого не воротишь, но в наших лапах шанс изменить будущее.
Он хотел.
Отчаянно хотел вернуть если не братьев, то хотя бы вернуться самому. И он уже твердо решил, что не оставит своих попыток, даже если на это уйдет вся его долгая черепашья жизнь.

- Если я скажу“душа болит”, прозвучит слишком пафосно, да? - невесело улыбнулся Леонардо, повернув, наконец, голову в сторону Микеланджело. - И боюсь, что при всех своих способностях Донни мне здесь не помощник. Я просто хочу...
“...домой. Чтоб я снова мог спотыкаться об твой скейт у порога, когда иду ловить тебя поутру. Чтобы Донни вновь демонстрировал мне реакцию нестабильной химической смеси, которую он выпаривает вот уже третий час. И чтобы Раф опять грозил воткнуть сай мне в задницу, потому что я осмелился выиграть у него в Пак Мэна... А отец усмехался в жесткие усы и одобрительно хлопал по плечу за каждый старательно выученный прием на тренировке.
Я просто хочу заснуть, Майки.
Заснуть таким сном, который стирает в памяти самое скверное в наших поступках, отматывает нынешнюю реальность назад, до того момента, когда еще не пошел по лезвию ножа, чтобы просто успеть остановиться...”
- И мне очень жаль.. - тихо вздохнул Леонардо, невольно забираясь с ногами на постель весельчака. Устало приобняв свои перебинтованные суставы, парень утыкает нос в коленные чашечки и несколько секунд тоскливо разглядывает ворсистый ковер, который приминается под мягкой поступью младшего брата, навернувшего свой бесцельный круг. - Я просто не думал тогда...

Вообще ни о чем.

Наверное, Майк все же понял его боль и тоску по тем славным временам. Младший черепашка приблизился к своей самой драгоценной полке в комнате, на которой покоилось множество фигурок супергероев, суперзлодеев и иных персонажей из различных комиксвселенных, разной целостности и размеров. Некоторые из них стояли с довольно сильными потертостями, у других не хватало частей амуниции, но все они были одинаково любимы Микеланджело, и он тщательно ухаживал за каждой из них.
- Помнишь его? Ты мне его подарил, когда нам было восемь лет...
Помнишь ли ты о нашем детстве, Лео? Скажи, брат, разве могут детские воспоминания, самые чистые и невинные, быть запятнаны ложью? Как ты только посмел отречься от нашего прошлого, если уж перестал доверять настоящему?

С плотно сомкнутыми губами, Леонардо слушал теплый, словно согревающий морозной зимой камин, голос Микеланджело, который не спеша брал в руки фигурки супергероев, одну за другой и, вдоволь налюбовавшись ими, аккуратно ставил на место. Мечник даже не пытался вставить хоть словечко или хотя бы просто кивнуть головой в знак согласия, он просто сидел в той же позе, ссутулившись, точно печальная исполинская скульптура, застывшая много веков назад. На первый взгляд могло показаться, что черепашка и не живой вовсе, если бы не два ярких светлячка от прикроватной лампы, отражающиеся в блестящих голубых глазах, которых не бывает у мертвых.

Когда в комнате вдруг наступила тишина, более не прерываемая никакими звуками, Леонардо очнулся, нехотя выбираясь из омута воспоминаний обратно, в покалеченное настоящее. Он поднял глаза на стоявшего прямо перед ним Микеланджело, который быстро перехватил задумчиво-унылый взгляд мечника. А когда Майк снова заговорил, словно подытоживая свои ностальгические настроения, и протянул открытую ладонь к своему брату…  В горле старшего встал сухой комок, а сердце ухнуло куда-то вниз, к пяткам, однако быстро опомнилось и принялось учащенно биться о грудную клетку, словно напоминая о себе – мол смотри, я еще живу!
- Ты… мне веришь, Майки? – глухо прошептал Леонардо, спустив ноги с кровати и, оперевшись на предложенную руку, медленно поднялся во весь рост. – Я… Я очень виноват, братишка, - он неловко улыбнулся и даже рискнул положить свою руку на веснушчатое плечо мастера нунчак. – Мне стыдно за то, что вы стали… - Лео запнулся, - …другими из-за меня. Я очень хотел бы заслужить ваше прощение, и тем более прощение отца, с которым я, кажется, хуже всех обошелся, но я не знаю как.  Майки…прости меня.
Резко отвернувшись от понимающего, хоть и немного ошарашенного таким внезапным откровением Микеланджело, Леонардо даже с какой-то злостью зажмурился, пытаясь унять подступившие слезы. Плечи парня задрожали мелкой дрожью, а из горла все-таки вырвался сдавленный всхлип, но у него уже не осталось никаких сил нести это бремя самостоятельно, которое только усиливало свое давление, морально истощая душу черепашки. - Что-то аллергия разыгралась, - поспешив смахнуть кулаком слезы, Лео вновь поднял покрасневшие глаза на младшего. - Аллергия на одиночество...

I'm sorry for blaming you
For everything I just couldn't do
And I've hurt myself by hurting you

I'm hurting you again
Too lonely to pretend
Like everything is new
I promise you to
Blow it all away

Однажды он уже умер…

Сломленный чередой жизненных неудач и неожиданным предательством самых близких ему мутантов, опутанный зловещими иллюзиями, которые крепко захватили его оголенную душу в свои когти и принялись там хозяйничать, беззастенчиво нанося уродливые шрамы и выжигая все то немногое, что еще пыталось сопротивляться надвигающейся тьме. Чтобы как-то выжить ему пришлось возродиться в этой самой тьме, стать ее частью и, забыв себя, прошлого, обратить свой праведный гнев против лжецов. Тогда он думал, что это и есть его единственно правильная дорога – среди крови, страданий и смерти. А в конце пути отчетливо виднелся мираж искусного воина с непоколебимой волей и разящим клинком в руках в качестве награды за его самопожертвование.

Но в какой-то момент морок внезапно рассеялся, и он, во что бы то ни стало, пожелал докопаться до настоящей правды.

И тогда он умер второй раз.

Не каждому дано за столь короткое время пережить такой спектр потрясений, когда внутри тебя в очередной раз рушится вера в новое будущее, бьет наотмашь по твоим новым идеалам, выводя их на чистую воду и грубо срывая с твоих глаз слепую туманность. Ты потихоньку начинаешь задаваться вопросом: а, может быть, мне просто нет места в этом мире?

Однако ему вновь пришлось вернуться.

С прозревшими мыслями, наконец-то нашедший тоненькую, все ускользающую от него нить настоящей правды, и потянувший ее на себя, даже несмотря на то, что ему теперь открылся кошмар наяву в своем полномасштабном размахе. Однако вся эта война с хаосом его знатно истощила и изувечила внутри, к тому же боролся он со всеми своими иллюзиями в одиночку и далеко не всегда наравне.

Как ему теперь вновь восставать из пепла? Возвращаться в ту, единственно правильную жизнь, среди братьев, которые в нем нуждались когда-то?

«Будь, что будет,» - решил Леонардо, с несчастным видом тараща льдистые глаза на младшего в ожидании неизвестно чего.  Ведь Микеланджело еще и словом не обмолвился о прощении, да и собирался ли он вообще так скоро отпустить заблудшему мечнику все наркотические грехи? Осадок-то все равно остался, и Лео прекрасно это понимал.

А ведь он действительно хотел смерти беззаботного шутника тогда, на крыше резиденции Клана Фут… Если бы не находчивость Донателло – страшно подумать, чем бы все могло обернуться. От столь мрачного воспоминания, так некстати пришедшего на ум, Леонардо ощутил приступ тошноты.  - Да, дурак… - глухим голосом ответил мечник, попытавшись  улыбнуться, но выдал лишь скривившуюсю от боли физиономию. Впрочем, ему действительно было больно…

А затем он внезапно увидел путеводную звезду в своем мраке истерзанных чувств.

Наверное, стоило ради этого снова почти сдохнуть по-настоящему, чтобы через некоторое время найти такой долгожданный мир света в по-домашнему уютных объятиях родного брата, который первым рискнул присоединиться к отчаявшемуся лидеру, смело отбросив в сторону гадкое прошлое их семьи, связанное с Кланом Фут и его мерзкими приспешниками. Веселый, легкомысленный Майки оказался подобно спасительному кругу в том круговороте ада, куда старший брат сам себя загнал, теша собственные амбиции. Он сжал Лео так сильно, что едва не вскрылись раны на бледно-зеленой коже мечника, обагрив белизну свежих бинтов. Но Леонардо почти не чувствовал этой ерунды. Уткнувшись в крапчатое плечо шутника, парень задрожал мелкой дрожью, точно в истерике, несколько заторможено стискивая карапакс Микеланджело в ответ.

Боль уходит, братишка. Может быть, ты еще не догадываешься, но ты своей душой нараспашку и неизменной детской верой в радугу после дождя, рассеял во мне ту пелену туманной пустоты, где слоняются лишь сумрачные тени моих кошмаров. Спасибо тебе, братишка. Теперь я уверен, что смогу справиться… с твоей помощью.

Too broken to belong
Too weak to sing along
I'll comfort you my friend
Helping you to
Blow it all away

Ого... У Майки получилось пространно удивить застоявшееся воображение Леонардо. Довольно странно было слушать столь высокофилософские излияния из уст их безалаберного губошлепа - эта роль куда больше подошла бы Донателло, как известному любителю развернуть ковер нотаций на несколько продолжительных минут, пока у собеседника не отвалится мозг от собственной никчемности. Видимо, с кем поведешься…

Как бы там ни было,  Лео все же добросовестно вникал в каждое слово, сказанное Микеланджело, хоть и несколько потерявшись от такой непривычной серьезности на веснушчатой мине, с которой держался младший. Лидер даже не знал, что ответить на такую пламенную речь  – так и стоял печальным столбом, с поникшей головой и глядя исподлобья на мастера нунчак. Правда, легкая встряска Майка чуть отрезвила парня - по крайней мере, он хоть сумел начать размышлять о сказанном. – Да, Майк, ты абсолютно прав…

Да, Майк, ты абсолютно прав. Я никак не смогу избавиться от ужасов, которые я наворотил, однако все, что было – осталось там, в прошедшем времени. Мне стоит, скрепя сердце, как-то научиться жить с этим здесь, с вами, изо всех возможных и невозможных сил стараться, чтобы больше такого не повторилось. Ни с кем из нас. Довольно. Я с самого начала должен был довериться вам и открыться, а не лицемерно взращивать в душе свой демонический мирок, слепо укрепляя его фундамент. И окончательно сжечь в себе весь урожай фальши я смогу лишь только тогда, когда снова встану с вами рядом, направляя вас на правильные решения.

Впрочем, продолжить свои мысли он банально не успел – Майку явно надоело играть роль профессора высокоморальной демагогии и разводить здесь теории о всепрощении и раскаянии. Схватив старшего брата в охапку, весельчак потащил Леонардо прочь из своей комнаты. – Майки… а мы куда?... – теряясь в догадках, робко поинтересовался лидер, послушно переставляя широкие ноги за ним, вниз по лестнице. – М-майк? Зачем? – и тут же был кинут на сиденье старенького, деревянного стула, без всяких путей к отступлению. Лео даже как-то жалобно округлил голубые глаза и втянул голову в плечи, спрятав сжатые ладони под клеенчатую скатерть стола. – Не нужно, братишка, правда … - однако шутник уже вовсю хлопотал над утварью для готовки, свалив все нужные ему ингредиенты под нос лидера красивой россыпью по всей крышке стола. За свое застенчивое замечание парень получил еще и ложкой прямо в лоб от начинающего раздражаться повара, и мечник поспешил оставить даже малейшие попытки отговорить Микеланджело от расчехления домашнего ресторана с импровизацией и крабами.
- Ты неисправим, Майки, - минорное выражение на лице лидера постепенно улетучивалось, сменяясь долгожданным умиротворением всего лишь от того, что он сидит здесь, на кухне, смачно чихая на облако муки, поднятой весельчаком, больше напоминающим сейчас тетушку Аксал, и с удовольствием наблюдает за ловкостью младшего брата. – Скажу тебе честно: кормили там отвратительно.

Разумеется, Леонардо еще многое предстоит сделать на нелегком пути возвращения. Однако первый шаг к исцелению рваной души сделан, и в погасших, было, глазах теперь теплится надежда на то, что все получится.

Ведь он теперь дома.

In your world
No one is crying alone
In your world
No one is dying alone

Леонардо всегда восхищался виртуозностью, с которой Микеланджело орудовал на кухне, хоть и довольно редко становился свидетелем демонстрации мастерства и ловкости их главного шеф-повара. Вечно мечник гонялся за временем, четко отсчитывая минуты и зорко следя за тем, чтобы не потерять ни единой секунды впустую. Бесконечные тренировки, медитации, самообразование и попытки глубокого самопознания, которые впоследствии обернулись против него же. Лишь поздно вечером лидер позволял себе расслабиться за томиком свежей манги или же перед телевизором с джойстиком в руках, выстраивая средневековые замки и штампуя боевых юнитов для очередного захвата виртуального королевства.

Не стоило ему тогда изображать из себя социопата…  Мог бы лишний раз заглянуть к Донни и выразить заинтересованность в его работе над новым изобретением, например. Или составить компанию Майки в той же готовке, даже если ему не дадут ничего сделать, а разрешат просто продавить мягкое сиденье стула своей бронированной задницей, да пару раз подать весельчаку специи из во-о-он того ящика. Да вызвать Рафаэля на спарринг, в конце-концов: уж саеносец вряд ли упустил бы потрясающий шанс лишний раз начистить их командиру его чванливую харю.

Кто знает, прояви Леонардо чуточку содействия с братьями – и вся эта скверная история с его побегом в Клан Фут могла бы обойти черепашек далекой стороной…

- Майк, может быть, чуть помедленней? – в стеснительной улыбке обращается к младшему мечник, чувствуя себя несколько скованно от такого количества внимания к его блудной персоне. – И как-нибудь попроще? Мне вполне хватило бы чашки зеленого чая и пары баранок… О нет, не приведи господь разнестись вширь, как Раф… Он, поди, продолжает уминать все подряд из холодильника?  - наверное, именно столь непринужденное осуждение саеносца, никогда не страдающего отсутствием аппетита, и сподвигло Майка порывисто обняться с головой старшего. – И я тебя люблю, братишка, - Лео легонько похлопал шутника по темно-изумрудной кисти, с удовольствием слушая без умолку тараторившего весельчака, как вдруг тот замолк, оборвавшись на полуслове.

Нужно быть идиотом, чтобы не догадаться, что именно подразумевалось в конце предложения.

Леонардо помрачнел, чувствуя, как внутри него натянулись все нервы, а на острых скулах ожесточенно заходили желваки. Воцарилась гнетущая тишина, которую мечник не осмелился нарушить очередным бесконечным оправданием. Впрочем, через несколько тягостных мгновений Микеланджело заговорил снова.
Он говорил, говорил… О себе, об Алопекс, о том, что с ними произошло за все это время… Леонардо неподвижно сидел на своем стуле, точно гранитный истукан,  и с неугасаемым вниманием слушал столь откровенный монолог младшего, беззвучно пропуская через всего себя каждое сказанное слово.
Нападение Алопекс заставило лидера поежиться, вновь воскресить в памяти те пугающие мгновения, когда полярная лисица, получив свой амнезийный укол, предстала перед парнем во всей красе бездушной машины-убийцы: с остекленевшими кровожадными глазами и оголенными, острыми как бритва когтями. Тогда даже Лео сделалось сильно не по себе, а что говорить о Майки, который безоговорочно ей верил?

Из Микеланджело словно душа рвалась наружу, раненой птицей ломясь в гостеприимное окно, где, возможно, ее могли бы вылечить и пригреть. Он напрочь позабыл о готовке, явно чувствуя за собой острую потребность высказать вновь обретенному старшему брату все, что накопилось на его широком сердце за время долгого отсутствия мечника.  Шутник словно умолял Леонардо никогда больше не бросать их всех, и в частности его самого, и от такого искренне просящего взгляда Лео стало совсем невмоготу. Пришлось отвести вновь заслезившиеся глаза в сторону и поспешно уставиться на какую-нибудь ерунду, лишь бы попытаться совладать с нахлынувшими эмоциями.

Столь неожиданное откровение Микеланджело вдруг навело на мысль о том, сколько всего пережили ребята втроем и как тяжело им пришлось. По крайней мере, Майку, который опять заставил Лео с головой окунуться в воспоминания о собственном эгоизме, когда он точно также переживал крах семейных ценностей. "Я был ему нужен, - уныло подумал мечник, беспомощно склонив голову на грудь. - Я бы и Алопекс смог защитить... А все, что я сделал - не стал ей вводить всю инъекцию целиком..."

Там, на крышах, он лишь попросил лисицу ничего не рассказывать и наказал позаботиться о Майки, прежде чем трусливо исчез в ночи. Тогда он думал, что так будет лучше для всех, хоть и прекрасно осознавал близость неминуемого разоблачения... Господи, да кого он обманывает? Он просто до последнего не хотел оставлять принцессу Фут, которая стала для него кем-то большим, чем просто другом и соратником, даже несмотря на то, что девушка изначально играла с его чувствами.

Так что да, Леонардо понимал шутника, наверное как никто другой. И теперь он также награждён уродливым шрамом на шее, который заживал очень медленно, с тянущей, мучительной болью, и уродливой душой.

«Зато котам плевать на все эти хитроумные сложности, - тепло улыбнулся мечник появившемуся Кланку, который доверчиво устроился у него на коленях, подергивая рыжим хвостом. – Они все равно не перестанут тебе доверять…»

Лео еще какое-то время молчал в нерешительности, растерянно наблюдая за чересчур суетливым поведением Микеланджело и меланхолично почесывая Кланка, отчего тот довольно мурлыкал и урчал.
- Я понимаю, Майки, - наконец выдавил он хрипловатым, очевидно изменившимся навсегда голосом. Пару секунд мечник смотрел куда-то в сторону, прекратив даже гладить шелковистую шерсть кота, отчего тот, не дождавшись положенной ласки, недовольно поднял на него зеленые глазищи и настойчиво мяукнул. Спохватившись, лидер продолжил прерванное занятие, и Кланк вновь расслабленно заурчал, выгнув довольной дугой спину. - Ошибаться легко, гораздо сложнее потом осознать, где был неправ, и попытаться все исправить или хотя бы смягчить последствия, которые случились из-за твоего неверного решения. А вместо этого я вновь наступил на те же грабли...- Леонардо замолк, плотно сжав губы, и отвел взгляд от пронзительных, бледно-голубых глаз Майки, которые с таким искренним вниманием смотрели сейчас на него. Наверное не самое удачное время он выбрал: зачем было нагружать нежную психику Микеланджело собственными излияниями, наверняка не стоившие того, через что прошел его младший братец? Тем не менее, лидер продолжил, но уже более сухо: - После стычки с Рене я должен был помочь Алопекс дотащить тебя до дома и уже тогда мог бы вернуться к вам. Но я хотел разведать планы Лизарда во что бы то ни стало, узнать, что он собрался делать с Донателло и Моной. Все, что я узнал - так это то, что он привёз из Парижа довольно агрессивных мутантов, состряпанных из образцов наших ДНК...- в памяти вновь промелькнули уродливые морды клонов, вынудив Леонардо скривить лицо и передернуть плечами от омерзения. - Но заигравшись в подпольного разведчика, я совершенно не подумал о своей самой главной цели: прежде всего вновь стать старшим братом... Я просто обязан был находиться с вами рядом, оберегать вас здесь, а не на расстоянии по смскам... – он тяжко вздохнул. – Однако ты сам справился, Майки, чему я несказанно рад и одновременно сожалею, что тебе пришлось справляться со своим эгоизмом одному. Как, впрочем, и мне. Нам есть, чему поучиться друг у друга, верно? - Мечник снова прервал свою речь, но лишь затем, чтобы пересадить кота с колен себе на мускулистое плечо и, поднявшись со стула, подойти к плите. Не скрывая своего любопытства, он пригнулся, чтобы посмотреть сквозь матовое стекло на подрумянивающийся пирог и с наслаждением вдохнуть аппетитный запах, который шел из недры духовки. – М-м-м… Как здорово пахнет… Ты действительно непревзойденный кулинар, Майки. Как хорошо, что в этом качестве ты не меняешься…