Баннеры

TMNT: ShellShock

Объявление


Добро пожаловать на приватную форумную ролевую игру по "Черепашкам-Ниндзя".

Приветствуем на нашем закрытом проекте, посвященном всем знакомым с детства любимым зеленым героям в панцирях. Платформа данной frpg – кроссовер в рамках фендома, но также присутствует своя сюжетная линия. В данный момент, на форуме играют всего трое пользователей — троица близких друзей, которым вполне комфортно наедине друг с другом. Мы в одиночку отыгрываем всех необходимых нашему сюжету персонажей. К сожалению, мы не принимаем новых пользователей в игру. Вообще. Никак. Но вся наша игра открыта для прочтения и вы всегда можете оставить отзыв в нашей гостевой.


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » TMNT: ShellShock » Альт Вселенная » [A] Drink Deep (Алопекс)


[A] Drink Deep (Алопекс)

Сообщений 21 страница 30 из 42

1

https://i.gyazo.com/80b6df08b882cf968e4a94f23c53441f.png

From my love’s burning desire
There’s no escape no salvation
From my love’s burning desire
No force in heaven or hell can save your soul

Место и время: где-то в обозримом будущем, конец октября; Нью-Йорк и его темные подземелья

Участники: Донателло, Микеланджело, Мона Лиза, Алопекс

Краткий анонс:

Прошлогодний Хэллоуин очевидно не задался для черепашек и их многочисленных друзей — в памяти ребят до сих пор свежи воспоминания о злокозненных духах, вселившихся в тела ни о чем не подозревавших мутантов и с их помощью едва ли не устроивших местный филиал Ада на Земле. И с чего ж они решили, что нынешний праздник будет чем-то отличаться от предыдущего?...

+1

21

Зря они разделились.

Донателло надеялся, что оборотень помчится за ним — но вместо этого, монстр предпочел пуститься вдогонку за мелкой и сверхскоростной лисицей, полностью наплевав на куда более медленного и, к тому же, относительно мясистого (по сравнению с малявкой Ло) черепашку. Ему что, было лень прыгать через забор? Дон не сомневался в том, что его подруге не составит ни малейшего труда сбросить с хвоста такой здоровенный "прицеп", но, все-таки, мутант предпочел бы отвлечь внимание чудища на себя. А тут они с Алопекс так живо умчались прочь, поди, отыщи их теперь в таком густо населенном, сплошь застроенном однотипными пятиэтажками районе! Умник коротко выругался сквозь щербину, останавливаясь посреди дороги и с тревогой вслушиваясь в давящую ночную тишину. Ему не хотелось бросать девушку одну... и оставаться в одиночестве самому — тоже. Поразмыслив, Дон опустил шест и полез рукой за черепахофоном, надеясь, что Ло не забыла взять свой аппарат с собой. Отыскав контакт с изображением толстого полярного лиса в естественной среде обитания, наполовину торчащего задницей из сугроба, умник спешно ткнул в него пальцем и прижал устройство к виску, мысленно умоляя подругу откликнуться на звонок.

Ну же... давай, Ло, — напряженно пробормотал он сквозь долгие, настойчивые гудки, но, понятное дело, так и не дождался ответа. Видимо, все-таки оставила черепахофон в убежище... а то и вовсе у себя дома. Правильно, зачем таскать его с собой? Зачем вообще быть на связи с теми, кто теоретически мог бы прийти тебе на помощь! Иногда Дону всерьез хотелось стукнуть своих друзей по голове за столь беспечное отношение к подаренной им технике, да только вот памяти им бы это не прибавило, увы. Равно как и ответственности... Отняв аппарат от уха, Донателло с рассерженным видом отменил вызов и снова напряженно огляделся по сторонам, решая, как быть дальше. Еще один безусловный плюс наличия че-пода в кармане — по нему всегда можно выяснить нынешнее местоположение его владельца, но сейчас Донни и этого сделать не мог. Видимо, придется потратить какое-то время на самостоятельное обследование всех окрестных тупиков и подворотен, а ведь Майки с Моной за это время успеют перекусать целую тьму беззащитных горожан. Было от чего занервничать всерьез! "Найду — засуну посох в... хм?" — вздрогнув и, на всякий случай, снова вскинув свое оружие, Донателло с невольным замиранием сердца уставился куда-то во тьму ближайшего проулка, откуда внезапно послышалось чье-то раскатистое шипение, логично ожидая, что на него вот-вот выскочит здоровенных размеров оборотень... а то и кто похуже, но под ноги ему бросился всего-навсего тощий дворовый кот. Дон облегченно выдохнул, но уже в следующую секунду присмотрелся к нему по-внимательнее, только сейчас заметив, что у кота отсутствует внушительный кусок хвоста. Большего он разглядеть не успел: утробно завывая, раненный котяра на всех парах промчался под ногами у мутанта, благоразумно отпрыгнувшего от него в сторонку, и снова бесследно исчез в ночи, оставив после себя несколько темных пятен крови на сыром асфальте. Бедолага... Нетрудно догадаться, кто учинил такое зверство над беззащитным животным. "Лучше Майку об этом и не знать вовсе," — с сожалением покосившись вслед коту, Дон молча опустил шест и с тяжким вздохом накрыл морду лапой... чтобы уже в следующую секунду едва повторно не выскочить из панциря от испуга и неожиданности!

И на сей раз ему действительно было отчего пугаться.

Лишь только прохладная, но цепкая ручонка Моны змеей оплелась вокруг его шеи, как техник немедленно пришел в движение и попытался рывком вырваться из ее непривычно крепких объятий, одновременно с тем поднимая кулак с зажатым в нем древком посоха Бо, но не успел — саламандра ловко перехватила его запястье, без малейшего труда удержав парня на месте. Все-таки, она стала невероятно сильна... Настолько, что даже громила Рафаэль теперь казался жалким черепашонком на ее фоне! И это было плохо, чертовски плохо... Донателло мало того, что сознательно не хотел причинять ей вреда, хуже того, он банально не мог!

Отпусти меня, — как можно спокойнее обратился юноша к своей подруге, старательно сокребая в кучку те жалкие крохи самообладания, что все еще оставались в его распоряжении. К сожалению, Мона не послушалась — видимо, думала, что в этом случае он наверняка задаст стрекача, или попытается атаковать ее в ответ. Ну-уу, в сущности, она не ошибалась в своих подозрениях. — Мона! — он в тревоге повернул голову набок, силясь увидеть, что именно она делает. Уж не собралась ли и его сделать вампиром, как грозилась все последние полчаса? Скорее всего, ящерка уже вовсю примеривалась к чужой шее, намереваясь запустить в нее свои длиннющие и очень острые клыки... Само собой, Дон не мог просто стоять и ждать, пока она в него вцепиться. Впрочем, он так и не успел ничего рассмотреть: Мона неожиданно исчезла, рассыпавшись рваным черным пеплом, совсем как тогда на стуле, обращаясь в летучую мышь. Темно-серые глаза изобретателя расширились в немой догадке, а затем... ох, затем началось самое интересное. — МОНА, — теперь уже с откровенной паникой в голосе завопил Донателло, ощутив, как что-то за его спиной с пугающей легкостью отрывает его ноги от земли. Едва осознав, что его сейчас утащат прямиком в небеса, точно мышь в совиных когтях, гений судорожно зарыскал взглядом по округе, ища, за что бы уцепиться. К счастью, поблизости от него оказалось немало предметов, за которые можно было бы крепко схватиться рукой — сперва Донни едва не утащил за собой в воздух внушительных размеров мусорный контейнер, по размерам чуть ли не втрое превосходивший его самого, но, понятное дело, не выдержал такой тяжести и с грохотом уронил его обратно, рассыпав часть мусора по всему проулку; затем, рыча и дергаясь всем телом, кое-как дотянулся лапами до перил нижнего яруса пожарной лестницы, еще немного усложнив Моне и без того трудную задачу по транспортировке большой разумной черепахи. К его бескрайней досаде и отчаянию, но хлипкий железный поручень тоже не смог вынести такого испытания и с лязгом оторвался от основного каркаса, бесполезным куском металлолома оставшись в лапах мутанта. Пожалуй, будь Мона чуть покрупнее в облике нетопыря, то умник попытался бы проткнуть этим штырем одно из ее крыльев, но сейчас она была такой крохотной, что с куда большим процентом вероятности Донни заехал бы этой железкой по своему собственному затылку или карапаксу. Выпустив ставший ненужным поручень из рук, Дон с возрастающим отчаянием продолжил цепляться за все подряд, в слепой надежде, что Мону вконец замучает вся эта канитель и она выпустит подростка на волю... Он бы не побоялся свалиться с такой высоты и уж наверняка бы нашел, за что схватиться в полете, но девушка была не менее упрямой, чем он сам — о чем не забыла услужливо напомнить технику перед "отлетом".

И все-таки, он должен был хотя бы попытаться.

Так что, последующие несколько минут, Мона была вынуждена поочередно отрывать парня то от бельевой веревки, то от чьей-то свесившейся из окна цветастой шторки, то от ржавой телевизионной антенны — и так до тех пор, пока Дону стало банально не за что хвататься. Теперь уже и сам механик прекратил сопротивляться, поняв, что если уж ему повезет вырваться из чужих когтей, то он все равно превратится в мокрое пятно на асфальте, хочет он этого или нет. Более того, теперь Ди уже самому хотелось покрепче облапить свою коварную похитительницу, желательно всеми четырьмя конечностями; побледнев точно та простыня, которую он чуть было не унес с собой в небо, Дон с круглыми от страха глазами уставился на стремительно отдалявшиеся от них городские крыши, зачем-то считая, как долго ему придется лететь к земле, если Мона вдруг случайно выпустит его из лап, и сколько элементов периодической таблицы Менделеева он успеет перечислить в уме за это время. Десять... двадцать... пятьдесят... сто с хвостиком... Кажется, уже очень скоро ему понадобится вторая такая таблица!... Вообще-то, Донни совсем не боялся высоты, но, с другой стороны, его не так-то часто поднимали к облакам — тем более, голодные вампиры в облике летучей мыши! "Куда она меня несет?!" — он весь съежился в тугую зеленую пружинку, невольно подобрав ноги и давя желание испуганным Кланком вскарабкаться Моне на голову... и затих так на какое-то время, опасливо пялясь на проплывающие под ними улицы. Знал бы заранее, что придется лететь куда-то подобным образом — захватил бы парашют из лаборатории... Черт возьми, да теперь он всюду будет брать его с собой, просто на всякий случай! — "Ну почему за мной не погнался оборотень?... Ненавижу вампиров..." — с щенячьим выражением лица болтаясь в когтях у своей возлюбленной, Дон неожиданно обратил внимание на то, что они вновь начали куда-то снижаться. Техник немедленно приободрился этим открытием, тут же принявшись строить планы по своему дальнейшему освобождению. Если бы они только спустились достаточно низко, да хотя бы метров на десять поближе к какой-нибудь крыше, Дон нашел бы способ вырваться на волю, но увы — Мона не дала ему такой возможности. Вместо этого, саламандра уверенно подпорхнула к какого-то сомнительного вида многоэтажке, кажется, давным-давно заброшенной, и зависла на уровне полуразрушенного деревянного чердака. Прежде, что Донни успел хоть что-нибудь понять, как Мона вдруг начала размашисто качать свою живую ношу взад и вперед, отчего у последней немедленно подскочил к горлу выпитый накануне кофе.

Нет-нет-нет-нет-нет-НЕ-НАДО-ОО!!! — тоненько залепетал несчастный техник, прежде, чем наконец почувствовал себя в свободном полете. С душераздирающим писком влетев в черное окно, Дон тут же загремел панцирем по грязному дощатому полу, лишь каким-то чудом не проломив его насквозь и не оказавшись этажом ниже, в процессе заработав щедрый букет синяков, ссадин и царапин — кажется, на всем его теле не осталось ни единого живого места, после такого-то "мягкого" приземления! — ...я же просииил... — глухо простонал мутант куда-то в хаотично потрескавшиеся под ним доски, живописной грудой развалившись посреди темного чердака мордой вниз, в окружении мелких щеп и какого-то старинного, прикрытого белыми простынями хлама, кажется, оставленного здесь старыми жильцами... эдак конца позапрошлого века. Не без труда отлепил лицо от пола, Донни с отвращением выплюнул из рта угодивший туда впечатляющий ком пыли... а затем живо перекатился с пластрона на карапакс, отыскивая взглядом саламандру. Вот и она сама, элегантно приземлилась неподалеку от него в ярком пятне лунного света, водопадами льющегося сюда сквозь огромные щели в крыше — черноволосая, бледная, с голодно светящимися потусторонней желтизной глазами. Вообще-то, она все еще оставалась ну просто до ужаса красивой, даже будучи новообращенным упырем, жадным до чужой кровушки... Но Донателло в кои-то веки было не до любования холеной мордашкой своей возлюбленной. Упершись локтями и пятками в пол, техник принялся шустро отползать от нее прочь, пока, наконец, не уперся тылом в какой-то огромный старинный шкаф у дальней стенки... да так и замер, с подозрением и, что скрывать, откровенной мольбой взирая на девушку снизу вверх.

Мона... пожалуйста, — он вновь решился подать голос, взывая к еще не до конца утраченному рассудку мутантки. — Не надо этого делать! — Донни попытался приподняться, но лишь неловко соскользнул задницей обратно на пыльные доски, только сейчас обратив внимание на то, что все еще крепко сжимает пальцами собственный посох. Не долго думая, умник загородил им собственную шею, не позволяя ящерке подойти ближе. Видел бог, он не хотел делать ей больно... То есть, он ведь дал обещание, что никогда больше не причинит ей никакого вреда! Пожалуй, ему следовало уточнить еще тогда — "...за исключением тех случаев, если тебя покусает большая и стремная восковая статуя Графа Дракулы!" — Это ты не понимаешь... Ты не в себе, ты ни за что бы не стала этого делать, будучи в своем нормальном состоянии, — он нервно сглотнул вставший поперек горла комок. — Никто бы не стал... И я не хочу быть таким, как ты! Пускай если даже это в самом деле так здорово, как ты утверждаешь! Я люблю тебя тоже, но это уже слишком, — он попытался отлипнуть панцирем от злосчастного серванта и тараканом переползти в какое-нибудь другое местечко, желательно, поближе к дверям или окну. Не успел — Мона с успокаивающим мурлыканьем потянулась лапкой к его груди, на ходу успокаивая своего не в меру напряженного, напуганного дурачка, что вот, мол, это совсем не будет больно, и она сделает это максимально быстро и аккуратно... Довольно сомнительное утешение, надо признать. Все равно что если сам Джек Потрошитель пообещает нежно и безболезненно вытащить из тебя кишки! Заметив ее движение, Дон понял, что это, возможно, его единственный шанс вырваться с этого чердака живым.

"Прости меня, родная... но у меня нет другого выбора!" — стремительно крутанув древко посоха в руках, Донателло неожиданно упер его куда-то в район солнечного сплетения ящерки, не столько ударив, сколько просто плотно прижав конец шеста к чужим ребрам — и молча нажал пальцем на скрытый под плотной фиолетовой обмоткой рычаг, активируя режим электрошокера. Мощный разряд тока в долю секунды прошил дернувшееся от боли и шока тело Моны Лизы, заставив ее закричать нечеловеческим голосом... а затем она тяжело рухнула на пол рядом с побелевшим механиком, живописно чадя тоненькими черными струйками — кажется, у него все-таки получилось ее вырубить. С искренним сочувствием оглядев неподвижно лежащую перед ним саламандру, Донателло, тем не менее, не стал бросаться на колени рядом с ней, испуганно тряся возлюбленную за плечи и дрожащим голосом взывая к ее угасшему рассудку. Сейчас ему, мягко говоря, было совсем не до того, да и, к тому же, если она очнется, то наверняка сразу же мстительно вопьется зубами в его глотку. Схватившись рукой за нижние полки шкафа, опасно затрещавшие под немаленьким весом мутанта, Дон быстро оглядел полутемное помещение, решая, как ему скорее отсюда выбраться, а затем вихрем устремился обратно к окну, на ходу прикидывая, как далеко он успеет уйти за это время.

Как выяснилось уже спустя мгновение — совсем недалеко... даже слишком.

Откуда ж ему было знать, что Мона придет в себя так быстро?!

"Панцирь!!" — внезапно ощутив на своей щиколотке пугающе знакомую когтистую хватку, Дон немедленно судорожно дернулся прочь, но девушка, понятное дело, с легкостью дернула его назад. Охнув, черепашка с размаху врезался пластроном и коленями в хлипкий дощатый пол, попутно болезненно приложившись лбом о какую-то деревяшку — так сильно, что аж искры из глаз дождем посыпались. — "Черт, черт, черт!..." — несмотря на хаотично мелькающие перед взором черные мушки и навернувшиеся на глазах слезы, техник, так или иначе, попытался отползти прочь, вслепую лягнув свободной ногой по пустоте — но, понятное дело, ни в кого не попал, так как Мона уже проворно взобралась выше по его горбатой спине, с жутким скрежетом цепляясь когтями за глубокие выемки между толстыми костяными пластинами и шипя на какой-то свой, особый, нечеловеческий манер. Она была слишком близко... так близко, что он ощущал ее леденящее дыхание на собственном побитом затылке, что, само собой, не могло прибавить ему ни градуса оптимизма.

Не надо... Мона, не делай этого! Мона, я прошу! — он предпринял попытку перекатиться на панцирь, одновременно стремясь прижать девушку к полу и, таким образом, воспрепятствовать ее дальнейшим действиям. И хорошо, что Мона не позволила ему этого сделать — узри он сейчас, каким страшным стало ее лицо, то стопроцентно бы умер от сердечного приступа! — Мона... — она не дала ему закончить фразы, грубым рывком запрокинув голову изобретателя куда-то к продырявленной во многих местах, густо увитой паутиной крыше постройки. Сквозь прорехи в искореженном металлическом покрытии выглядывал круглый краешек полной луны... Это последнее, что Донни успел рассмотреть перед укусом — уже в следующий миг ящерка с размаху всадила ему в плоть свои огромные, почти что змеиные клыки, отбросив прочь любую осторожность и, само собой, причинив изобретателю сильнейшую боль. Вам когда-нибудь втыкали в шею два длинных острых карандаша, да так, чтобы они на несколько сантиметров ушли под кожу, пронзив, вдобавок, артерию? Вот и Дону не разу не приходилось такого испытывать... до сегодняшней ночи. Ничего удивительного, что он взвыл во всю силу голоса, не хуже любого киношного или реального оборотня, и тут же крепко зажмурился, уже не обращая никакого внимания на подглядывающее за ними светило. Ему вообще было наплевать на все, кроме острой, невыносимой боли в шее... и пугающего осознания того, что теперь-то он уж точно обречен. Что, впрочем, не помешало ему еще какое-то время из последних оставшихся сил бороться с укусившей его саламандрой, рыча, хрипя и дергаясь всем телом, пока, наконец, весь окружающий мир не погрузился во тьму.

И холод... Черт возьми, ему еще никогда в жизни прежде не было так холодно.


...Алопекс чувствовала, что она здесь больше не одна.

Даже не чувствовала — знала, благо, ее усиленные звериные рефлексы позволяли ощутить чужое присутствие еще задолго до того, как гипотетический противник выйдет из-за ближайшего угла и открыто заявит девушке о своем присутствии. Настороженно сморщив переносицу, чутко вращая из сторону в сторону своими большими косматыми ушами, Ло еще немного попятилась назад, уходя все дальше во тьму... пока, наконец, не решила обернуться кругом и сделать шаг в противоположном направлении, желая поскорее покинуть это более чем сомнительное место. Видимо, кто-то из оборотней все еще находился где-то поблизости, и скорее всего даже наблюдал за ней из укрытия, готовясь напасть. Само собой, лисице это жутко не нравилось. Никому не понравится ощутить себя жертвой, или скорее добычей, находящейся под прицелом чьих-то голодных глаз — а ведь это она сама привыкла быть на месте охотника и не могла позволить какому-то дурацкому монстру загнать себя в ловушку! "Надо найти Донни," — с искренней тревогой за техника, подумала Алопекс. — "Это его сейчас преследует жуткое клыкастое чудище, а не меня!" — ни на секунду не ослабляя бдительности, мутантка отошла еще глубже в темную, провонявшую мусором подворотню... и неожиданно замерла, услыхав подозрительный шум где-то высоко у себя над головой. Округлив глаза, Ло порывисто вскинула кверху свою заостренную мордашку — а в следующий миг так и вовсе едва не поседела, проследив взглядом за стремительно летевшей к ней огромной, взъерошенной тушей. Ну, все как она и думала — еще один вервольф! Сколько же их здесь бродит... К счастью, этот громила спрыгнул не прямиком на голову бывшей наемнице (а иначе бы та уже спугнутым воробьем отпрянула прочь, спасая собственную шкуру от удара), а на землю в считанных метрах перед ней, в мелкую крошку раздробив темный асфальт у себя под лапами. Ну и тяжелый, однако, парень! Застыв снежным изваянием, Алопекс молча уставилась в его зубастую, агрессивно скалящуюся физиономию, обратив внимание на погнутый, точно игрушечный, металлический флигилек промеж крепко сомкнутых клыков оборотня — таких больших, что непонятно было, как они вообще умещались в чужой пасти. Да-аа, по сравнению с таким красавцем даже старина Рене как-то незаметно мерк и вполголоса отпрашивался выйти покурить за дверь... Лисица все также молча опустила взгляд ниже, скользнув им по мощной, косматой шее и поистине неохватной грудной клетке, тоже сплошь поросшей густыми зеленовато-серым мехом, по мускулистому торсу и ниже, затем вновь ненадолго сосредоточив его на огромных, когтистых, вроде как трехпалых лапах, с пугающей легкостью вонзавшихся в мокрый, испещренный глубокими трещинами бетон, и тут же спешно вернулась назад к пылающим во мраке глазам, больше напоминающим два больших драгоценных камня. Таким красивым, несмотря на всю свою пустоту, и... подозрительно знакомым...?

Майк, — неверяще прошептала Алопекс, теперь уже куда более внимательно всматриваясь в поблескивающие, точно зеркала, зрачки оборотня. — Пухлик, это и вправду ты!... — все еще не до конца веря собственным глазам, девушка, тем не менее, порывисто шагнула навстречу притихшему чудищу, одновременно протягивая ему обе свои ладони. Безумие, конечно, но... она так за него переживала! А вдруг он все еще был в сознании? — Солнышко мое, что же с тобой сделали... — ее голос дрогнул, а по щеке незаметно скользнуло что-то очень маленькое и блестящее, моментально скрывшись где-то в густой фиолетовой шерсти. Однако, уже в следующее мгновение она взяла себя в руки и выдавила слабую, успокаивающую улыбку. — Какой же ты стал... большой! Ох, — промелькнувший на морде Майка предупреждающий оскал, а также глухое, раскатистое рычание, заставили ее моментально отдернуть руки прочь, пугливо прижав их к собственной груди. Похоже, не узнал... это плохо. Чертовски плохо! Сглотнув, Алопекс сделала шаг синхронно со своим обернувшимся в волка приятелем, только теперь уже не ему навстречу, а в обратном направлении, с осторожностью пятясь прочь от подкрадывавшегося к ней огромного и голодного зверя. Она не боялась его... по-крайней мере, так сильно, как ей стоило сейчас его бояться, но Ло понимала, что в таком состоянии Майк вполне способен наброситься даже на родного брата, что уж говорить о ней самой. Мутантка нервно облизнула пересохшие от волнения губы, лихорадочно решая, как ей быть. Продолжить с ним говорить? Или лучше броситься в бега? Дурная затея, ведь если ты убегаешь от хищника — тот моментально воспринимает тебя как свою добычу и включает режим погони. А ей не хотелось, чтобы Майки ее преследовал: во-первых, так он точно перестанет себя контролировать, и в дальнейшем ей будет сложнее снова к нему приблизиться, а во-вторых... во-вторых, никому не понравится, если за тобой погонится большой и страшный оборотень! Однако прежде, что Алопекс успела решиться хоть на что-нибудь, ее треугольное ухо дернулось в сторону, реагируя на новое, куда более угрожающее ворчание, неожиданно послышавшееся откуда-то сбоку от них с Майком. С упавшим сердцем, Ло уставилась на еще двух... да нет, целых трех вервольфов, преградивших собой выход из подворотни, а затем испуганно развернулась в противоположном направлении, углядев там еще нескольких рычащих, голодно облизывающихся тварей.

Она была в ловушке.

Майк, — тихо, с тревогой обратилась она к своему возлюбленную, не особо, впрочем, рассчитывая на то, что он встанет на ее защиту. Похоже, в этой... стае, он был кем-то вроде вожака, или его правой лапы. Пока он стоял рядом, другие оборотни не решались перейти в открытое нападение, предпочитая держаться чуть поодаль от "сладкой" парочки, но явно не собираясь никуда отсюда уходить. Ло, впрочем, тоже не собиралась этого делать. Она пришла сюда за Майком и отказывалась уходить отсюда без него... да и все равно не смогла бы — монстры закрыли ей любые пути к отступлению. Хотя, возможно, ей удалось бы украдкой просочиться между ними, воспользовавшись своей природной ловкостью и быстротой... Ничего другого ей, в сущности, уже не оставалось. Ну, разве что самостоятельно сделать себе харакири, прежде, чем ее остервенело порвет на мелкие кусочки целая стая оголодавших оборотней! Алопекс молча прижалась спиной к грязной, шероховатой стеной, с мрачным выражением лица зыркая взглядом по сторонам, перебегая им с одной слюнявой волчьей морды на другую. Ну, давайте, подходите первые! Есть кто смелый? Она тоже не лыком шита, и прекрасно может надрать задницу любому из вас, как в свое время сделала это с Лизардом и стариком Вендиго! Оскалив зубы в ответ, Ло решительно обнажила длинные черные когти на обеих лапах и по-боевому распушила свой огромный белый хвост; черно-желтые глаза мутантки пылали знакомым воинственным огнем — она их не боялась...

И они ее, к сожалению, тоже.

Один из оборотней вдруг пришел в движение, как видно, устав ждать чужой команды: распахнув свою бездонную клыкастую пасть, он с пугающим ревом бросился на мутантку, кажется, всерьез вознамерившись проглотить ее не жуя. В тот же миг, сама Алопекс издала короткий, предупреждающий рявк, тем не менее, не без испуга вздыбив и без того топорщащуюся вверх шерсть, морально приготовившись ударить когтями по чужому носу и тут же, по всей видимости, рвануть наутек... Но не успела — Микеланджело неожиданно тоже вышел из состояния неподвижной статуи и с грозным, куда более устрашающим, чем у Алопекс или даже у напавшего на нее оборотня, рыком вдруг размашисто припечатал своего подопечного лапой об асфальт, с такой силой, что во все стороны полетела мелкая каменная крошка. Ло, признаться, не ожидала ничего подобного, а от того моментально вышла из состояния миниатюрного берсерка-камикадзе и с искренним испугом вжалась спиной обратно в стену, во все глаза наблюдая за происходящим.

Ничего себе!...

Ей было чему изумляться: мало того, что Майк решил вступиться за свою подругу, так ему еще хватило одного-единственно удара, чтобы вся стая, включая провинившегося задиру, со сдавленным скулежом отшатнулась прочь, явно испугавшись своего альфу. Пока Ло с приоткрытым ртом взирала на их скуксившиеся, почти что виноватые морды, Майки уже решительно развернулся тылом к своей подзащитной, адресовав собратьям такой выразительный взгляд, что последние еще больше попятились назад, дружно поджимая свои мохнатые хвосты. Честно говоря, в этот момент Алопекс захлестнула такая мощная волна радости и облегчения, что она, плюнув на всякую разумную осторожность, со сдавленным, но донельзя счастливым писком повисла на огромном, заросшем панцире своего приятеля, в одночасье вскарабкавшись вверх по треснутым, искореженным, но все еще крепким пластинам и цепко обхватив лапами толстенную шею явно охреневшего от подобной наглости вервольфа.

Твоя, твоя!! — торжествующе вскричала она, жмуря глаза и всей мордой обтираясь об озадаченную физиономию Майка. — Солнышко мое, мой волчонок, ты вспомнил!... — она притихла на время, тесно вжимаясь в мощное, накаченное тело своего спасителя... а затем вдруг отстранилась, с тревогой заглядывая сбоку ему в лицо. — Пухлик, ты ведь вспомнил? — уже куда более неуверенно уточнила она... а затем едва не скатилась на землю от пугающего осознания. Ну и балда, ей-богу!... Она все еще был не в себе, а она повисла у него на плечах, рискуя в любом момент оказаться в хватке безжалостных клыкастых челюстей! Впрочем, Алопекс сильно сомневалась, что он теперь станет ее есть. Но, на всякий случай, снова вжалась мордой в его лохматую зеленоватую гриву, почти целиком скрывшись в ней от посторонних глаз.

Нет... он не станет больше причинять ей вред. Она не должна его бояться.

Майк... волчонок, — она несколько раз осторожно провела лапой по чужому меху. — Пойдем со мной... Мы должны найти твоего брата, Донни. Он может быть в беде. Ты ведь помнишь Донни? Он тоже тебя ищет. Мы все переживаем... — говоря это, Ло с тоской прикрыла свои бледные желтые глаза. Слышит ли он ее? Понимает ли то, что она ему говорит? Даже если нет, она все равно останется рядом с ним. Он больше не будет здесь один... и не причинит вреда другим людям. Она не позволит.

Майки... поговори со мной. Пожалуйста?...

+1

22

[audio]http://d.zaix.ru/4AXP.mp3[/audio]

Мутантка еще некоторое время черным пауком восседала над обмякшим юношей, цепко держа его в своих холодных объятиях. В конце-концов убедившись, что черепашка благополучно выпал в бессознательное состояние и больше не грозит ей новом ударом электрошока в живот, сочно причмокивающая перепачканными губами саламандра, еще раз осторожно поцеловав Донателло в ледяную, все еще сочащуюся тонкими струйками кровью шею, аккуратно перевернула подростка на спину, подставив его побелевшее лицо со стремительно темнеющими синяками яркому лунному свету. Постояв на четвереньках над распластанным на продавленных досках мутантом, внимательно вглядываясь в заострившиеся, как посмертно, черты белой физиономии, едва ли не касаясь лица умника своими длинными, туго закрученными прядями чернее самой ночи. Она больше не чувствовала его бешеного сердцебиения.

Склонившись, ящерица осторожно накрыла его губы своими, сильно перепачкав их в свежей, еще не остывшей крови, захватывая и посасывая, тем самым словно пытаясь разбудить своего "спящего красавца". Разумеется от этих жарких поцелуев Донателло не то что не проснулся - даже не пошевелился. Холодный... нет, ледяной, словно только что выползший из морозильной камеры и белый как труп. Но Мона все еще чувствовала как в его венах бежит остывшая кровь, замедленная в движениии и требующая подпитки, и как медленно, словно неохотно, сокращается под толстыми грудными пластинами страстное сердце бывшего изобретателя. Она слышала каждый его едва уловимый вздох, видела облачко пара взлетающее к фактически раскуроченному чердачному потолку, которое постепеннно, потихонечку таяло, и через несколько минут больше не возникало призрачным видением над неподвижным механиком.
Оставив Дона лежать где лежал, Мона поднялась на ноги, и с коротким шипением схватилась за "ушибленный", переживший сильный разряд тока бок, осторожно потерев поврежденный участок сквозь обуглившуюся ткань. Погрозив "спящему" пальчиком, словно тот мог видеть этот укоряющий жест (атата шалунишка), Мона плавно покачивая бедрами прошлась до колченогого стула, криво приставленного к продуваемой со всех сторон стенке, рядом с затянутым тряпьем пыльным столом, где и пристроила свой пышный зад, вальяжно раскинув длинный хвост вдоль занозистых старых досок. Со скукой на крапчатой мордашке, сильно выцветшей под воздействием вампирских чар, ящерка с до крайности скучающим видом подперла подбородок кулаком, уместив острый локоть на сбившейся простыне древнего обеденного стола, не сводя глаз с неподвижного, мускулистого тела.

Она смотрела то на поистине окоченевшего сродни трупу парня, то на луну, оттененную кучерявыми облаками, что заставляли ее светить особенно ярко и ровно. Если не задумываться о том, куда затесалась эта парочка вампиров - теперь уже парочка, только дождаться пробуждения ее сонного приятеля, - с этого места открывался потрясающий вид на город, - Когда он показал мне магазин старья... Купил кольцо, из оловянной ложки для меня, - тоненько, мурлыкающе запела саламандра, опустив глаза в столешницу, задумчиво водя отточенным кончиком загнутого ногтя по и без того истертой, а местами так и вовсе безжалостно продырявленной скатерти-простынке, то и дело косясь на спящего - не вздрогнет ли, не пробудит ли его весьма доставучий, но тихий мотивчик старой песенки 90-х, которую она так старательно мурлыкала очевидно от нечего делать, - Каждый ищет виноватого за своей дверью... Но ты разделяешь мое имя и постель... - Она положила ногу на ногу, вновь запрокинув голову на спинку покрытого лаком скрипучего стула под собой, чтобы заглянуть в круглый, белый блин, насмешливо застывший прямо над ними посреди затянутого рваными тучами неба, - Что ж, луна стала златом моим, а волосы превратились в ветреный дым. Послушай меня и не оглядывайся назад, мой милый Джим... - Она прикрыла веки, - Держи меня... держи, держи меня за руку, я останусь с тобой. Просто не отпускай...

Опустив голову и на полкорпуса развернувшись к изобретателю, Мона странно притихла, с широко распахнутыми глазищами уставившись в своего "слушателя" - завывая самозванной Земфирой на фоне ночного светила, мутанка как-то пропустила из виду тот момент, когда ее возлюбленный вздрогнул всем телом, и, открыв побледневшие и запавшие глаза медленно принял сидячее положение, вот уже минуты три бездумно наблюдая за покачивающей головой девушкой. В любое другое время Лиза непременно испугалась бы столь разительной перемене во внешности юного мутанта - этого мутного взгляда, в котором не было ни одной разумной мысли, темных, да нет... неестественно черных кругов захвативших как верхние, так и нижние веки, создав непревзойденный мейк-ап столь натуральных теней, и эти почти белые, с едва заметным оливковым оттенком, пастельного цвета мужественные скулы. Ни былой мягкости, живой мимики... ни успокаивающей улыбки.
Больше всего сейчас механик был похож на очередную восковую фигуру, кем-то забытую в этом забытом богом месте.

Некоторое время ребята молча смотрели друг на друга - Мона оценивающе, поджав губы, разглядывала перерожденного, скользя взглядом по крепко сбитой фигуре юноши так, словно видела его впервые, а последний взирал на восседающую на колченогом стуле вампирессу... как... на пустую стенку, без особого интереса. Казалось можно сдернуть пыльное белое покрывало и накинуть на Донателло эту пропитавшуюся старьем ткань - он и не пошевелиться, забытой каменной статуей оставшись на своем месте аки приросший к гнилому полу мансарды.

- Кто тут у нас проснулся? - ее ласковый, мурлыкающий голос, словно Лиза разговаривала с маленьким ребенком, никак не повлиял на немо втыкающего в одну точку изобретателя. Даже когда девушка полностью развернулась к нему и наклонилась вниз, с клыкастой улыбкой заглядывая в тусклые зрачки свеженького вампира с панцирем за спиной. - Ты меня слышишь? Донни? - умник коротко вздрогнул и поднял голову чуть выше, вяло реагируя на собственное имя из чужих уст, заторможено фокусируя взгляд на коварно ухмыляющейся ящерице... которая в следующее мгновение, медленно поманила черепашку пальцем, второй рукой нашаривая длинную, атласную ленту на груди, прошивающую весь корсет через ажурные петельки. Завязанный пышный бант с тихим шорохом распустился, повинуясь легкому движению перепончатой лапки, приоткрывая и без того весьма глубокое и выразительное декольте мутантки.

- Все хорошо, малыш. Это скоро порйдет, - пока изобретатель медленно раскачивался, Мона уже весьма шустро развязала тугое плетение лент, освободившись от удушливого плена изящного, готического предмета гардероба, небрежно бросив сложенную крахмальную ткань на стол. Бледно-желтая чешуя покрывающая живот и грудь ящерки после ее трансформации в вечно голодного упыря слилась с цветом основного тона салатовой кожи саламандры, с весьма нечеткой и размытой границей. И только изумрудная широкая полоса от затылка и до самого кончика хвоста не утеряла своего былого, сочного, травянистого цвета, ярко контрастируя с блеклой и холодной "базой" всего тела девушки. Ни капли не смущаясь собственной наготы, саламандра вновь обернулась к истуканом восседающему на холодном полу гению, состроив при этом капризную и требовательную гримасу - ну и долго ты там еще торчать будешь? - Иди ко мне, - тем не менее ее голос все еще звучал так же - без тени раздражения, ласково, тягуче и до ужаса терпеливо. Кому как не ей знать, что сейчас происходит с ее ненаглядным, и какой голод, какое чувство пустоты требующей немедленного своего заполнения обуревает бедняжку Ди. Но на его счастье, саламандра могла помочь ему избавиться от долгих часов бесцельного блуждания и нервного голода. Потом он будет ей благодарен...
Тяжелые черные кудри аккуратно перекочевали на одно плечо, прикрыв оголенные груди ухмыляющейся мутантки, в нетерпении наблюдающей за неуклюжими попытками парня подняться - он едва не упал поднимаясь сначала на колени, а затем в полный рост. Высокий, долговязый... его затылок едва ли не врезался в потолок их сомнительного убежища, а огромные лапы безвольно болтались вдоль крепко сбитого бронированного тела. Но такой "зомби-вид" лишь умилял обращенную мутантку своей неуклюжестью... а так же голодными угольками в глубине ничего не понимающих пустых глаз. На одних лишь инстинктах, влекомый запахом крови, не соображающий, несчастный, потерянный... - Иди ко мне, я знаю что тебе нужно. И это быстро поможет, излечит моего хорошего мальчика...- что может быть лучше ласковых объятий возлюбленной и вкуса ее крови на своих устах? Он выглядел жутко с этим заляпанным красными подтеками пластроном, белый и холодный, рухнувший перед нею и слепо облапивший ставшими невероятно сильными лапищами. Как щенок... как котенок в теплых объятиях матери, слепо втягивая запах ее кожи, уткнувшись шершавым носом в тонкую линию полностью открытой женской шеи... Изящная ладонь с тонкими перепонками легла на побитую голову хрипло дышащего ей в грудь мутанта, медленно поглаживая ледяную, покрытую мелкой испариной грубоватую кожу. Запрокинув голову к потолку, Мона доверчиво склонилась ниже, ободряюще обняв обезумевшего парня за шею, терпеливо дожидаясь, когда Донателло сообразит, что собственно, его так возбуждает, чего он алчет и как это достать. Она понимала, как, должно быть, сейчас растерян бедолага умник, но в этом случае любые подсказки не помогут - девушка и так предлагала ему более чем достаточно.

Кровь вампира это не совсем то. Холодная и не такая вкусная, не такая живая как хотелось бы... Но ее достаточно чтобы насытиться и не потерять разум.

- Покажи зубки... - с усмешкой шепнула урчащему подростку саламандра, чмокнув его в висок, и тут же приглушенно зашипела, порывисто отвернувшись - больно, - Ай... ай... ммм... потихоньку, не торопись.

***

Бешеный, бурный порыв Алопекс был воспринят оборотнем как нечто сверхъестественное. Конечно, то, как обнимала его раньше мутантка (и как сам он ее обнимал, крепко и не менее радостно) бывший черепашка попросту не помнил, и от того подобное поведение было для него чем-то новым. Он аж спрятал свой деловой и сердитый оскал, растерянно вылупивших на навостривших уши сородичей, которые, аналогично в недоумении взирали на черезчур наглую добычу, дерзко повисшую на их вожаке. Это как понимать?
Но прежде чем возмущенным рыком грянуть на весь Нью-Йорк, а после зло сорвать с себя песца и одним укусом сломать ей шею, вервольф услышал слово, которое заставило его в некоторой задумчивости застыть мохнатым чучелом, поджав губы и скосив голубые глаза на зарывшуюся в его шерсть девушку, - Д... Донни? - растерянно повторил своим хриплым, лающим басом вервольф, отвернувшись от облапившей его Ло и шумно втянув ноздрями морозный осенний воздух, совершенно игнорируя перетявкивающуюся между собой стаю.
Донни... Это тоже было чем-то знакомым, но он даже не знал что это даже за вещь. Знакомым из разряда "родной запах, родное слово" которое он слышал когда-то, где-то. Перед глазами неосознанно всплывало что-то довольно большое и зеленое как листья на пышных кустарниках в парке, но вместе с тем неуловимое и расплывчатое... непонятное. У него это было. Он смутно вспоминал еще какие-то слова вроде... - Р-раф, - раскатисто гавкнул бедолага, подпрыгнув на месте и тряхнув пышной гривой, - Леоооооо - прошамкал волк, вытянув последнюю букву как зевающая собака, в итоге протяжным воем задрав широченную морду к недовольной луне. Забив хвостом себе по крутым бокам, оборотень решительно повернулся мягким местом к своим подчиненным, деловито забираясь на выпуклую стенку многоэтажки, даже не обращая внимание на мохнатое тельце Алопекс, грузно болтающейся у него на шее.

Пока Микеланджело с завидной упертостью штурмовал кирпичную кладку, роняя кирпичную крошку на асфальт, взбираясь все выше, песцу пришлось аккуратненько взобраться равнодушному к ней вервольфу на загривок, вцепившись в клочкастые пышные космы спутанного меха - да хотя бы банально чтобы не свалиться вниз с высоты девятиэтажного дома.

Взобравшись на крышу, предварительно жестоко смяв в железный клубок телевизионную антенну, лишив большую половину жильцов просмотра любимой вечерней передачи (если они еще не тряслись запершись в шкаф от жутких звуков бесноватых псов за окном!), Микеланджело вытянулся стрункой посреди площадки, продолжая жалобно подвывать во все больше чернеющие небеса. Кажется Алопекс что-то ему говорила, пытаясь утешить несчастного ласковым поглаживанием волосатой щеки, но тот ее не слушал и не обращал никакого внимания.

Раскачиваясь из стороны в сторону и продолжая хрипло выть на разные голоса, разбудив далеко внизу не только стаю оборотней, но и всех окрестных собак, Микеланджело неожиданно завалился на бок, резко выбросив когтистую лапу в сторону - белый лунный свет над ними таял и растворялся, пропадая за полыхающими предгрозовыми молниями тучами, изредка освещающими дремлющий город. Ледяной порыв ветра ударил в косматую спину с такой силой... что кажется вырвал из оборотневой шкуры несколько клочков меха, утаскивая их в пустое пространство подхваченных осенними ветрами.  - Господикакмнехреново... - укоротившаяся в разы зубастая рожа ненадолго приняла угловатые черты относительно знакомой черепашьей мины. Хотя на покатой макушке все еще живо поворачивались во все стороны смешные, остроконечные уши. - Меня щас стошнит...

0

23

Теперь он испугался, что умер сам.

Хотя, пожалуй, "испугался" — слишком сильное слово. Никакого страха больше и в помине не было, равно как и любых других эмоций, вроде злости, растерянности или даже банальной обиды на укусившую его ящерку. Честно говоря, Дон почти не помнил того, что с ним произошло. Он смутно вспоминал, как бежал... или летел куда-то, и мрачные городские крыши мелькали далеко внизу, изредка отражая его тень — большую, темную, с огромными рваными... крыльями? Эти видения казались до того смутными, что больше напоминали дурной сон. Он также помнил луну, и то, как она ярко выглядывала из-за облаков, ослепляя его своим потусторонним сиянием. Она и сейчас смотрела на него сквозь широченные дыры в полуразвалившейся крыше, будто терпеливо дожидаясь, когда же он, наконец, проснется и помашет лапой ей в ответ... Словно бы почувствовав на себе ее пристальный взгляд, Дон медленно, словно бы через силу, приоткрыл налившиеся чернотой веки, явив миру свой изменившийся, ставший совсем прозрачным и бесцветным взор. Он по-прежнему ничего не чувствовал, кроме холодной, бездонной пустоты в груди, прямиком в том месте, где еще совсем недавно часто-часто колотилось его живое сердце. Кажется, то по-прежнему изредка совершало удары, лениво перегоняя остывшую кровь по заледеневшим жилам мутанта, но так медленно и неохотно, точно в любой момент собиралось замереть навечно.

Его и это почти не беспокоило.

Несколько долгих минут, техник просто молча и равнодушно рассматривал озаренные лунным светом небеса у себя над головой, не спеша вставать на ноги и вообще шевелиться. Юношу вполне устраивало вот так неподвижно лежать на жестком, грязном деревянном полу среди совершенно незнакомого ему помещения, даже не пытаясь выяснить, где он находится и как здесь оказался. Так уж ли это было важно, в конце концов? Правда, чем дольше он так валялся мордой вверх, тем больше начинал прислушаться к звукам окружающего мира. К тихому свисту ветра под гнилыми чердачными балками. К копошению и тоненькому попискиванию крыс за стенами. К редкому поскрипыванию старинной мебели под тяжелыми белыми чехлами. К отдаленному шуму оживленной автомагистрали. И, конечно же, к томному мурлыканью своей возлюбленной, что вот уже какое-то время в одиночестве напевала что-то, развалившись на стуле неподалеку от отупело уставившегося в потолок мутанта.

В конце концов, все внимание Донателло сосредоточилось исключительно на ней одной.

Неуловимо вздрогнув, будто приходя в себя, гений медленно уселся... и снова замер, молча наблюдая за саламандрой со стороны. Его взгляд по-прежнему казался пустым и безразличным, но Ди, тем не менее, упрямо смотрел на расслабленное лицо девушки — до тех пор, пока та, наконец, сама не взглянула в его сторону. Моментально прекратив петь, Мона тут же выпрямилась на своем сидении и как-то разом посерьезнела, в то время как сам Дон, понятное дело, не продемонстрировал никакой внятной эмоции в ответ. Он, конечно же, узнал ее... Но едва ли обрадовался ее присутствию. Пожалуй, окажись на ее месте любой другой человек, или мутант, Донателло все равно не заметил бы особой разницы. В настоящий момент, его интересовало... да нет же, просто привлекало звучание чужого голоса, а также    странное, совершенно необъяснимое ощущение некой особой внутренней схожести — она была такой же холодной и бесчувственной, как и он сам, а еще очень красивой. Почти как луна, что огромным серебристым шаром пылала высоко у них над головами.

Донни? — он снова дрогнул всем телом, заторможено воспринимая этот смутно знакомый набор звуков, некогда составлявших его имя. Только сейчас Дон осознал, что все это время немо пялился в одну точку, туда, где еще совсем недавно располагалась бледная мордашка Моны — но стоило ей подвинуться и сменить позу, как взгляд умника остался на прежнем месте, никак не среагировав на чужое движение. Приподняв голову, изобретатель вновь уставился в горящие, точно два уголька, глаза девушки. Теперь он, кажется, начинал вспоминать... Она превратилась в вампира, и пыталась сделать таковым и своего приятеля тоже. Зачем? Теперь ему было так холодно и неуютно... И в груди разверзлась настоящая голодная бездна, которую нечем было заполнить.

"Что... мне теперь... делать?" — Донни все также молча проследил за странными манипуляциями ящерки с ее собственной одеждой, и не думая краснеть или смущаться при виде пышной, манящей груди девушки, полностью обнажившейся пред равнодушным взглядом мутанта. Так или иначе, но она жестами и ласковыми речами подманивала его к себе, и Дону волей-неволей пришлось подчиниться. Он не совсем понимал, что именно она от него хочет, но по старой привычке тянулся к ней в объятия, вспоминая, что некогда всегда находил там нечто очень важное... Что-то такое, что моментально заставляло его почувствовать себя лучше. Вот и теперь, Донателло покорно начал подниматься на ноги, с раздражением осознавая, что родное тело напрочь отказывается подчиняться его командам. Он был так слаб... и так голоден! Хотя нет... Это была жажда, а не голод. Он страшно хотел пить. Так сильно, что его аж мутило — покачиваясь на каждом шаге и запинаясь о невидимые глазу трещины в полу, умник медленно поплелся навстречу саламандре, что с терпеливой и отчасти капризной улыбкой дожидалась его в пятне яркого лунного света. И чем ближе он к ней подходил, весь большой, серый, неуклюжий, с перепачканным своей же кровью лицом, тем сильнее ощущал исходивший от девушки слабый, но пряный аромат, наполнявший его неконтролируемым, почти что звериным желанием.

Он хотел разорвать ее на части.

Что-то странное происходило у него во рту... Верхние клыки вдруг перестали в нем помещаться, ноя, как при сильнейшей зубной боли, вынуждая юношу едва заметно морщиться, то и дело нервно проводя кончиком языка по их заострившейся кромке. Перемены коснулись также и его глаз — это стало видно в тот момент, когда Донателло на своем пути к Моне неосознанно ступил в узкое, затемненное пространство между двумя зияющими провалами в крыше, на секунду фактически целиком потерявшись в густой тени. Радужки мутанта так и остались сиять во мраке двумя бледными серебряными кольцами, неотрывно вперившись в лицо его хвостатой "жертвы", но затем Ди снова шагнул в лунные лучи и, пошатнувшись, с размаху рухнул на колени перед ящеркой, точно вдруг резко обессилев. С отчаянием обхватив ее лапами, техник настойчиво потянул девушку к себе, вниз, вынуждая ее присесть на пол рядом с ним и, наконец-то, дать ему то, что он так сильно жаждал от нее получить. Уткнувшись в обнаженную шею любимой, уже по издавна въевшейся в кожу привычке спрятав лицо в водопаде тяжелых черных кудрей, он несколько раз тяжело, с хрипом вдохнул ее запах, чувствуя, что еще немного — и он просто окончательно сойдет с ума. К счастью, Мона никуда не уходила, даже наоборот, с готовностью подставляла чешую под укус, словно точно знала, что ему нужно. Ощутив ее успокаивающий, невесомый поцелуй на собственном виске, Дон с тихим, донельзя утомленным вздохом прикрыл веки... и молча распахнул пасть, позволив своим чудовищным зубастым челюстям жутковато выдвинуться наружу, коснувшись ими вяло пульсирующей жилки у самого основания чужой шеи. Девушка содрогнулась всем телом, с низким шипением перенося эту боль, пока удлинившиеся клыки Донателло входили глубоко ей под кожу, двумя острыми как бритва лезвиями рассекая холодную, как у мертвеца, но все еще нежную и чувствительную плоть мутантки. Чужая кровь струей хлынула в пересохшую от жажды глотку механика, такая же ледяная, как и кожа ее хозяйки, но все еще вполне способная утолить его голод. Какое-то время, Дон молча сосал эту остывшую солоноватую влагу, с каждым новым глотком ощущая, что ледяная пустота под его пластроном начинает сменяться яростным, стремительно разгорающимся пожаром — с тем же успехом, он мог испить из горла самого крепкого виски или бренди, моментально согревшись... и опьянев. По мере насыщения, объятия мутанта становились все более крепкими и удушающими, а укус — все более глубоким и от того невыносимо болезненным; неудивительно, что уже спустя минуту Мона начала отпихивать его прочь от себя, а еще через пару мгновений засопротивлялась в полную силу, с растущей тревогой молотя кулаками по напряженным плечам возлюбленного — хватит... Остановись!

Но он просто не мог остановиться.

Раскатисто заурчав, Донателло неожиданно грубым рывком опрокинул запаниковавшую саламандру на грязный чердачный пол и оголодавшим зверем навис над ней сверху, и не думая выпускать шею подруги из своей цепкой вампирской хватки. Впрочем, ее испуганный вскрик все-таки заставил его распахнуть глаза и с заметной неохотой разжать челюсти, запоздало вспомнив о том, кто она такая. Приподнявшись, черепашка с откровенно безумным видом уставился в побелевшее (куда уж больше!) лицо возлюбленной: теперь его взгляд совсем не казался пустым, но приобрел явные сумасшедшие нотки, пылая изнутри ярким потусторонним огнем. Плавно склонив голову набок, Дон еще несколько мгновений молча смотрел на лежавшую под ним ящерку, за все это время так ни разу и не моргнув... а затем вдруг широко улыбнулся, обнажая перепачканные кровью зубы.

Ты ведь сама меня таким сделала, — шепнул он, вновь склонившись ниже и медленно, с наслаждением проведя языком по стремительно затягивающейся ране, слизывая блестящие алые пятная с чужой шеи. — Что? Я тебе больше не нравлюсь? — прорычав это, Донателло снова агрессивно вцепился клыками в тонкую чешую мутантки... но на сей раз не стал пронзать ту насквозь, ограничившись двумя короткими болезненными уколами. — Теперь я отпущу тебя лишь тогда, когда сам этого пожелаю, — его кажущийся укус как-то совершенно незаметно перерос в леденящий, но в то же время на редкость страстный поцелуй, крепкий и засасывающий, оставляющий темные отметины на коже возлюбленной. Не отвлекаясь от своего занятия, бывший изобретатель с раздражением принялся стаскивать с девушки ее непривычно узкие и тесные штаны, спеша поскорее дорваться до самого лакомого участка промеж ее сильных бедер. Достаточно грубо избавив Мону от нижней части одежды, едва ли не разорвав ту в клочья в процессе раздевания, Донни, наконец, отлип от ее искусанной шеи и жадно приник к перемазанным кровью губам саламандры, бесцеремонно вторгшись языком в ее сладкий, отдающий столь приятным вкусом ротик, одновременно с тем спешно раздвигая ее ноги в разные стороны. Ему не было дела до предварительных ласк, и первое проникновение оказалось не менее болезненным, чем минувший укус в шею, однако Дон и не подумал давать девушке время на то, чтобы привыкнуть к ощущению массивного и жесткого фаллоса внутри своего тела. Навалившись на Мону всем своим телом, механик практически сразу же начал в ускоренном темпе овладевать ее женским естеством, попутно продолжая жарко ласкать ее губы своими, с вибрирующим урчанием слизывая остатки смешавшейся друг с другом крови мутантов — а затем столь же внезапно переключился на ее обнаженную, тяжело вздымавшуюся грудь, поочередно засасывая ртом оба заострившихся соска и временами все также болезненно прикусывая их зубами.

Она сама создала этого монстра.


Ло почти не надеялась услышать ответ.

Это вообще казалось совершенно безнадежным делом — пытаться дозваться до угасшего сознания Майка, пока тот находился в теле дикого зверя. И, вдобавок, очень опасным! Куноичи в любой момент могла лишиться руки, или ноги, а то и вовсе своей глупой ушастой башки. Она понимала это... но все равно упрямо вжималась лицом в обросшую густыми серовато-зеленым мехом шею оборотня, жмуря глаза и мысленно убеждая себя в том, что ей нечего бояться. Микеланджело все-таки узнал ее, ну, или, по-крайней мере, признал ее своей — уже неплохо, да? Было бы еще лучше, если бы он сказал что-нибудь помимо этого, ну, или хотя бы перестал скалиться и рычать. Какой бы смелой и отчаянной (а вернее сказать, бесшабашной) не пыталась казаться Алопекс, а черепашка все равно не на шутку пугал ее одним видом своей косматой, перекошенной волчьей физиономии. Он выглядел так, будто был готов растерзать подругу за одно-единственное неосторожное действие, или даже короткий взгляд в свою сторону... Что уж говорить об этой громадной стае оборотней, что он успел наплодить в ее отсутствие! И когда только успел?

"Надеюсь, Донни в порядке... Он один знает, как превратить его обратно!" — ...а вдруг нет? Что, если его уже поймала и укусила Мона? Или он банально не сможет изобрести сыворотки-противоядия? Что, если Майки навсегда застрянет в этом обличье? — "Я все равно не оставлю его одного," — сумрачно подумала Ло, чуть крепче стискивая свои и без того лихорадочные объятия... а затем резко распахнула глаза, с замиранием сердца прислушиваясь к заунывному вою вервольфа. Неужто вспомнил брата? И не только Дона, но и остальных тоже! По крайней мере, он попытался вслух произнести их имена, пусть не так внятно и отчетливо, как это можно было ожидать, но все-таки! Девушка обрадованно вынырнула из чужой гривы, спеша поддержать своего медленно приходящего в себя приятеля.

Да, все правильно! Донни, Раф, Лео... это твои братья, вспомни, как сильно ты их любишь, — забормотала она, размашистыми кругами поводя ладонями по зарослям чужой шерсти. — И ты сам — мой Майки, мой пухлик, просто ты забыл об этом, малыш... ничего страшного, мы обязательно найдем способ все испра... — Алопекс резко заткнулась, прекратив лепетать всякие утешающие глупости, и вновь сжалась в тугой, донельзя напряженный комок поверх шеи возлюбленного — Микеланджело неожиданно развернулся кругом и начал карабкаться куда-то, с хрустом врезаясь когтями в осыпающуюся кирпичную кладку, точь-в-точь как огромный мохнатый паук. Лисица спешно вжалась грудью в его выпуклый панцирь, не без тревоги оглядываясь назад — мокрый асфальт стремительно удалялся от ее глаз, и темная подворотня постепенно оказывалась где-то очень далеко внизу, вместе с озадаченно пялившимися им вслед оборотнями. Видимо, они тоже не понимали, что вдруг нашло на их строгого и обычно такого уверенного в себе вожака... И в самом деле, куда это он лез?

Майки?... — Алопекс вновь робко подала голос из-за его плеча, но мутант словно бы напрочь позабыл о ее существовании, продолжая упрямо взбираться куда-то наверх, пока, наконец, не перевалился через стену и не оказался посреди широкой пустынной крыши, снова оглушительно завыв на луну. — Майк! — уже заметно громче окликнула Ло шутника, но тот опять ее проигнорировал. Содрогнувшись всем телом, Майки неожиданно живописно грохнулся набок, так, что бедная лисица аж кубарем скатилась с его спины, заработав себе парочку новых ушибов. Но, очевидно, оборотню сейчас приходилось намного хуже, если не сказать, что откровенно хреново: захлебываясь жалобным воем и рычанием, Микеланджело вдруг начал стремительно менять свой облик, на глазах у обалдевшей Алопекс превращаясь обратно в черепашку... ну, почти. Казалось, что хватило одного-единственного порыва ледяного ветра, чтобы в буквальном смысле сорвать с подростка часть его звериной сущности, слегка приблизив его внешность к своему прежнему виду. И он снова заговорил...

Ох, лучше бы он этого не делал.

Одно только звучание его враз осипшего, точно от некой тяжелой болезни, невообразимо усталого и замученного голоса заставило Ло порывисто накрыть губы ладонью: она просто ничего не могла с собой поделать, так сильно она переживала сейчас за своего приятеля. Забыв о любом страхе, наемница стрелой метнулась обратно к юноше и осторожно перевернула его на спину, насколько это позволяли размеры его потрескавшегося, но все еще здорового и крепкого панциря. Алопекс не смутила ни местами оставшаяся на лице Майка густая волчья шерсть, ни огромные треугольные уши, ни даже видневшиеся сквозь приоткрытый в жалобном стоне рот громадные клыки... Все, что ее сейчас заботило — это пугающая, мертвецкая бледность его кожи и глубокие черные тени под глазами, коих отродясь не было на его физиономии. "Как же сильно ты устал... и намучился тоже," — скривившись, как если бы ее саму вдруг пронзила сильнейшая вспышка боли, Ло молча уселась рядом с бедолагой и аккуратно приподняла его голову над асфальтом, сперва переложив ее на собственные колени, а затем и вовсе осторожно подтянув Майка выше, насколько это позволял его внушительный вес, и позволив ему расслабленно прижаться щекой к мягкой женской груди — так, как она всегда любил это делать.

Все будет хорошо, солнышко, — едва слышно произнесла мутантка, заключив возлюбленного в плотное кольцо объятий. С затянутого облаками неба начало ощутимо накрапывать; холодные капли тяжело ударялись о грязный, устало вздымавшийся пластрон черепашки, били по его обнаженным конечностями, приятно остужая его пылающую как в лихорадке кожу, но в то же время заставляя его мелко сотрясаться всем своим телом. Если бы Алопекс только могла целиком скрыть его от дождя... и от самого себя. — Я здесь, с тобой... — она сгорбила плечи, полностью спрятав его лицо от равнодушных серых небес, а затем, поразмыслив, и вовсе накрыла юношу своим растрепавшимся, мокрым хвостом. Что еще она могла сейчас для него сделать? — Отдохни немного... я тебя посторожу, — они оба затихли на какое-то время, вслушиваясь в мерный шум дождя вокруг. Майки все еще дрожал от холода и острого недомогания, но, кажется, его дыхание потихоньку выравнивалось, а сам он медленно, но верно приходил в себя после очередного превращения. Не прошло и нескольких минут, как он снова начал шевелиться в объятиях подруги, а затем и вовсе с кряхтением принял сидячее положение, оторвавшись лицом от чужой груди и с явным непониманием оглядывая собственные когтистые ладони, густо покрытые шерстью с внешней стороны. Ло молча выпустила его "на свободу", терпеливо дожидаясь, пока он окончательно придет в себя и обратит, наконец, внимание на притихшую рядышком лисицу. Поймав на себе его откровенно обалдевший взгляд, Алопекс не без труда заставила себя улыбнуться в ответ. Какой же он растерянный...

...не бойся. Полчаса назад все было гораздо хуже.

+2

24

Мутантке доставляло огромное удовольствие кормить новоиспеченного вампира, даже не смотря на весьма болезненные ощущения в прокушенной шее. Мурлыкая у присосавшегося юноши над ухом, тесно, жадно обвившим тонкий девичий стан, ящерка ласково водила кончиками пальцев по впалым, омертвевшим, белым скулам, ободряюще прижимая его к себе и изредка морща свою не менее бледную мордашку, когда ее приятель неосторожно рывком смещал свои длинные, пронзившие ее вену клыки. Тонкие красные струйки вытекали с уголков рта ее жадно присосавшегося возлюбленного, и ожидаемо исполосовали грязными подтеками до этого момента такую чистую, такую нежную, девственно-белую грудь, огибая привставшие и выделяющиеся темными кругами соски. По этой причине, прежде чем бросаться в голодные объятия умника, девушка сняла с себя тесный корсет, предвидя кровавую вакханалию.
Это было больно, неприятно, место укуса жгло и пылало сильно контрастируя с чрезвычайно низкой температурой ее тела, но Лиза продолжала терпеть, продолжала улыбаться и тесно прижиматься к столь холодной, но все такой же страстной груди новообращенного. Ей это нравилось... нравилось на уровне диких вампирских инстинктов, когда размывается понятие личности и индивидуальности, есть только единый организм. Нужда друг в друге, древняя, как сама ночь. В этом непонятном для разумного человека, для смертного чувстве смешивалась и поистине материнская любовь (он мой, я его породила), и преданность, смирение с которым она падала перед ним покорно позволяя испить драгоценной влаги и поистине рабское подчинение к "хозяину" и возлюбленному, чтобы с обожанием прижиматься к его ногам, внимая любому приказу и жесту, лишь бы он был ею доволен. Лишь бы он любил ее и считал своей "невестой". Она это поняла, как только осознала, кем она теперь является. Ей нужен был... ее хозяин.

Однако ее ненаглядный несколько увлекся процессом насыщения, что уже перешел черту дозволенного, доводя хитро улыбающуюся ящерку до легкого головокружения и тошноты. Постепенно улыбка саламандры сменилась несколько растерянным выражением... Она подождала еще минуту-другую, наивно ожидая, что парень все же образумиться и поймет, что преодолел порог допустимого и начинает потихонечку убивать вампирессу, но чем дальше - тем мутант больше вгрызался в нервно сокращающуюся вену, даже не думая вытаскивать из вздрагивающей плоти свои жуткие клыки, - Донни остановись. - Ее чуть построжевший голос не возымел на глухо урчащего, булькающего чужой кровью вампира ровным счетом никакого действия. Аналогично как и напряженная попытка отпихнуть присосавшегося пиявкой подростка. А затем так и вовсе с глухим рычанием стукнула кулаком по напряженному бицепсу, не скрывая раздражения и подступающей паники. Она не злилась и не боялась но... если Донателло продолжит насыщаться ее кровью и его жадность захватит только пробудившийся разум, он рискует ее потерять... насовсем. И, исходя из этого, лишиться только что обретенных сил... Да, за это Мона сейчас, как ни странно, беспокоилась куда больше чем за свою тщедушную жизнь.

- ДОННИ! - рявкнула во весь голос побледневшая простыней саламандра, когда бывший изобретатель с гулким стуком уронил подругу на лопатки, подметая тяжелыми локонами толстый слой пылищи на жалобно скрипнувших досках.

Только заслышав этот гневный и отчасти испуганный выкрик, умник единым вздохом отлип от истерзанного тела возлюбленной, подволив, напоследок, мелким фонтачиками крови из крохотных, постепенно затягивающихся ранок брызнуть во все стороны, оросив болезненно выступающие ключицы саламандры и пол вокруг. Коротко зашипев на безумную, вымазанную в кровище зубастую улыбку нависающего над нею черепашки, Лиза в свою очередь обнажила свои собственные, не менее длинные, жемчужно-белые и опасные - ну точно загнананная в угол черная кошка. Колючий, но сдержанный укус, оставивший после себя парочку крохотных синяков, в который юноша вложил всю свою обретенную склонность к доминированию над "невестой" породил короткий, сдержанный стон, непроизвольно вырвавшийся из груди запрокинувшей голову вампирши. Пугал ли ее новый образ ее друга? Чувствовала ли она себя беспомощной и плененной в его крепких, как тиски, объятиях? Да, да, и еще раз да! И до чего же ей это нравилось, словами не передать!
Правда отвлекшись на горячие ощущения поверх своей истерзанной шеи, сохранившей противную, ноющую ломоту после кормежки юноши, Мона совершенно потеряла из виду тот момент, когда бывший гений рывком стянул со стройных ног прижатой к полу девушки остатки ее одежды, полностью обнажив выгибающееся под ним стройное тело.

Вампиры очень страстные существа Тьмы, и плотские утехи на привычном всем уровне экстаза им не чужды. Кроме того, искусители по натуре своей, они находили в этом особую, ни с чем не сравнимую прелесть. Странно холодные, как снежная пустыня, без единого теплого лучика солнца и обжигающие, как лесной пожар - сочетание несочетаемого, в этих темных, бездонных глазах горящих потусторонним светом. Манящих и одновременно отталкивающих. Притесняющих и дарующих свободу, которую никто никогда и в мечтах испытать не мог. Он был ледяным, на ощупь, на дыхание, на голос, обволакивающий сознание и подчиняющий саламандру своей воле, как ей безумно этого хотелось... И такой нестерпимо горячий, если можно размыть границу пламени и обжигающего мороза.
Мона коротко закусила чужие губы, едва не пронзив их насквозь своими жуткими зубищами, когда подросток единым резким движением "насадил" саламандру на свой стоящий колом член, нахально прижавшись паховыми пластинами к оголенному низу живота возлюбленной. Больно...

Когти на перепончатых ладошках удлиняются до ведьминского маникюра, с хорошо различимым омерзительным скрипом бороздя гнилой пол мансарды, едва ли не вырывая доски с мясом и гвоздями, в приступе нахлынувшей похоти, вопреки прошивающей все ее тело боли. Она дергается в удушающих объятиях, вновь запрокинув голову, стукнувшись затылком и натягивая тонкую кожу шеи, с наслаждением вдыхая пыльный, душный воздух их со всех сторон продуваемого убежища, пока мутант, истекая кровью с порванной губы, уже затягивающейся при быстрой вампирской регенерации обсасывал ее тяжело вздымающуюся голую грудь. Ее короткие, преисполненные оргазмического восторга протяжные стоны эхом отражались от плотно обступивших переплетшиеся между собой тела молодых вампиров. Правда, довольно скоро ей надоела такая банальность.
Это было все... довольно хорошо, но она могла показать ему кое-что новенькое, чем простая миссионерская поза голодным монстром.

Резко приподняв голову, Мона неожиданно захватила лицо возлюбленного в свои когтистые лапки, порядком его исцарапав и даже не обращая внимания на глубокие порезы - все равно заживет. Не смотря на возросшую силу Донателло, она аналогично оставалась... достаточно сильной, чтобы заставить его посмотреть в свои горящие адским пламенем глазищи.
- Кто еще кого отпустит, мой сладкий! - оскалилась продолжающему активно работать бедрами мутанту саламандра, с силой ударив его всем торсом и словно бы отпихнув от себя - слезай... Но если куда умник и отлетел, в обнимку со своей ехидной вампиршей, так это... в потолок. С треском впечатавшись карапаксом в гнилой настил, в мгновение ока несколько шокированный таким поворотом изобретатель оказался кверху тормашками в позе наоборот - теперь уже деловито улыбающаяся во весь рот Мона Лиза сидела на нем верхом. При том что ее волосы повинуясь закону всемирного тяготения каскадом устремились в полу, и почти его касались своими загнутыми концами. - Чего остановился? Тебя это шокировало? Признайся... нравится же! ОХ! - выдохнула посмеивающаяся мутантка, когда застывший ненадолго изоретатель вновь усиленно забил бедрами, проникая в истекающее влагой лоно подруги, не забывая жарко стискивать ее пышные ягодицы.
На минуту-другую пара экстрималов зависла в положении вниз головой, продолжая свое безумное во всех смыслах страстное соитие, а затем Донателло с агрессивным рычанием откинул партнершу в сторону, отчего взвизгнувшая девица навернула весьма грациозный кульбит через голову и всей массой влетела в весьма хлипкий, старый, винтажный шкаф, с грохотом снеся его дверцу... где ее и настиг коршуном налетевший черепашка, грубо впечатав любовницу своим бронированным торсом в кряхтящие, разваливающиеся прямо на глазах останки мебели. Подняв ногу девушки, подхватив ее под колено так, что вся лодыжка посинела, Донателло с поистине звериным рыком заново пленил свою партнершу, все сильнее наваливаясь на хрипло, радостно вскрикивающую мутантку с каждым рывком вперед... пока наконец шкаф не превратился в настоящую труху и бьющаяся в неразрывном экстазе пара не рухнула сверху на сложенные шалашиком останки. Но и этим дело не закончилось...

Кувырком прокатившись по стенке вопреки всемирному закону притяжения до самого потолка, связавшись живым (или не совсем живым) стонущим и воющим на разные голоса клубком, любовники неожиданно, докатившись таким образом до середины потолка, звучно рухнули прямо на покрытый скатертью стол - словно невидимый клей приклеивающий похотливо извивающуюся пару к верху внезапно прекратил работать.
Под тяжелым панцирем и стол сломался, накрыв не прекращающую предоргазмического интенсивного движения "гидру" в виде свирепо скалящихся друг другу в лицо вампиров белым покрывалом. Разодрав последнее на лоскуты, кое как выбравшись оттуда, безумцы еще какое-то время проползли по звучно трещащим доскам пола, оставляя после себя настоящий след из разрушений, сломав и стул, и старую вешалку, за которую зацепился бешено мечущийся хвост саламандры... После чего с громким стоном в унисон еще пару раз столкнулись распаленными в похотливой горячке телами, и затихли в объятиях друг друга, глядя на исполосованную морду партнера с донельзя довольной и хитрющей ухмылкой. Они все еще были очень холодные... но это не помешало им испытать поистине колоссальных масштабов продолжительный пылкий экстаз. Постепенно затихающее довольство и чувство сытости, как от крови, так и от буйных сексуальных утех, захватившее все тело сверху и до низу, где было особенно приятно, требовало от них несколько минут спокойного отдыха. Растянувшись рядом с валяющимся посреди устроенного ими бедлама черепашкой-вампиром, Мона удовлетворенно огляделась вокруг, оценивая дьявольскую роспись ее собственными когтями от пола и до потолка - на всем чердаке буквально "живого" и целого места не осталось, после столь бурных игрищ юных вампиров.

А затем обернулась к зубастому "чертику", с ехидцей склонившись над его выбеленной сытой мордахой, - Кажется кто-то вошел во вкус, - еще раз захватив своей острозубой пастью чужую губу, агрессивно ее покусав в настойчивом поцелуе, Мона с тихим хихиканьем отстранилась, скрестив руки на пластроне изобретателя, - А ты не хотел. Для справочки, - она склонилась к самому уху, едва слышно шепнув умнику, - Если ты высосешь меня до дна, мой господин - ты станешь снова обычной черепашкой, и это тебе не понравится. Контролируй свои желания любовь моя. А так... - она отстранилась, сексуально выгибаясь голым, обласканным телом над мускулистым парнем и усаживаясь рядом с ним на голый пол, подтягивая к себе забившиеся в щель штаны и валяющийся на подоконнике корсет, - Я твоя навеки. Так... Что хочется моему мышонку? - она лениво принялась натягивать ажурные брюки на усыпанные заживающими синяками зеленые бедра, игриво косясь через плечо на возлюбленного.

***

Микеланджело не понял в какой момент он оказался лежа на боку средь пустой крыши многоэтажки, уткнувшись конопатой физией в пышный мех куноичи. У него в голове мелькал такой хаос, столько сменяющих друг друга картинок каруселью пролетевших перед слепо мигающими бледными глазами... И как голова сама по себе болела, и тошнило его как... чуть опять содержимое желудка тут не выплеснул посреди площадки... и вряд ли бы Ло понравился непереваренный кошачий обрубок хвоста плавающий средь кружочков пеперрони. Да и Майку тоже... Холодные, тяжелые капли дождя, с шорохом забарабанившие по его выпуклому карапаксу вынудили весельчака коротко вздрогнуть от испуга... а затем обратить свой несколько мутный, но вполне себе осмысленный взгляд сначала на пушистую, аккуратную грудь подруги скрывающуюся под тонкой тканью миниатюрной футболки, едва выглядывающую через скромный вырез, а после на низко склонившуюся к нему обеспокоенную черноносую мордашку. Громкий, раскатистый гром, и осветившая мрачные небеса яркая, разделившая ночь напополам белая молния словно обухом по голове его ударили, отчего испугавшийся грома, аки  маленький щенок юноша активно завозился в чужих объятиях, яростно пытаясь вырваться на свободу - и его послушно выпустили, не забыв нежно проворковать напоследок утешающие слова.
Но Майки их не слышал - он уже сидел на отбитой заднице, с немым ужасом разглядывая свои огромные (ставшие больше!) волосатые как у снежного человека лапы, увенчанные длинными, загнутыми когтями. Конечно они были меньше чем у первоначального и чистого облика вервольфа, да и не такие страшные но... у Микеланджело отродясь ни волосинки не было! А тут такое убранство! И когти...
Что здесь, черт возьми, произошло?!

- ВСМЫСЛЕ НЕ БОЙСЯ? - округлил небесно-голубые глазищи черепашка, аж отшатнувшись в сторону от снисходительно спокойной (это по сравнению с ним то!) девушки так, будто она его только что ну... оскорбила, например! - ТЫ ЭТО ВИДЕЛА? - он сунул свою трехпалую ладонь обомлевшей куноичи прямо под  нос, игриво пощекотав серовато-зелеными шерстинками ее глянцевую влажную пуговку, благодаря чему Ло аж звучно, от души чихнула, - У меня шерсть... панцирь, святая канализация... у меня, блин, КУЧА шерсти! - громко запаниковавший парень опустил взгляд себе на пластрон, оценивающе пробежавшись вдоль твердых квадратных пластин. Шерстинки пробивались сквозь стыки сегментов как трава сквозь уличный асфальт на пешеходном тротуаре - пышными, зелеными пучками. Что повергло бедолагу в тихий ужас. Отдаленно - в восторг. Но больше все-таки в ужас. - Да мне "жилет фьюжн фо мэн" теперь покупать придется! - черепашка весьма живописно схватился за голову, тем самым наглядно демонстрируя свое отношение к происходящему. Он откровенно не понимал, что с ним происходит. После того, как он заснул... этот поход в дурацкий музей, где искусали Мону и его самого, а дальше... что было дальше? Парень отрешенно, с глазами в чайные блюдца нащупал на голове весьма нежные, покрытые короткой, шелковистой шерсткой... УШИ, - Мать... Моя... Мутация... - совсем побелев сравнившись цветом с апрельским снегом, подросток бодро вскочил на ноги... и едва не шлепнулся обратно, живописно поскользнувшись на намокшей бетонной поверхности. Что... это?
- Мне нужно домой в канализацию! Мне нужны волшебные таблетки Дона от которых я облысею и у меня отвалятся уши! АЙ! -  закрыв обеими лапами невнятно бормочущий в возбуждении рот, Майки только понял, что сильно... до крови прикусил свой язык-трепло. Дааа его клыки были теперь толщиной чуть ли не с его палец! А во рту отвратительный привкус помоев. Это из-за этого его так звездецки мутит?!

- А еще резиновые нашлепки на зубы... Шерсть... уши... клыки, - он осторожно потрогал выступающий вперед прикус, - Ло... Что, черт возьми, произошло? Какого панциря здесь твориться? Если это шутка - то это не смешно!

+2

25

Не сразу, ох, далеко не сразу, Донателло соизволил оторваться от своего донельзя увлекательного занятия и повторно сфокусировать ставший совсем диким взгляд на коварно усмехающемся лице возлюбленной, повинуясь требовательному нажиму ее ощерившихся когтями ручонок. Тот факт, что Мона не демонстрировала ему никакого особого страха в ответ, слегка раздражал новообращенного вампира — но, с другой стороны, так было даже интереснее. Тем не менее, Дон не смог удержаться от короткого, протестующего шипения, когда девушка неожиданно пихнула его обеими ладонями в грудь... а затем в изумлении выпучил бесцветные зенки из налитых мертвецкой чернотой глазниц, совершенно внезапно обнаружив себя лежащим на... потолке? Охвативший его полузвериный инстинкт на мгновение уступил место банальному недоумению: это вообще что такое сейчас было?

Впрочем, какая в панцирь разница.

Недовольно оскалившись в ответ на явную насмешку в голосе расшалившейся саламандры, теперь уже восседавшей на нем верхом, — или наоборот, черт его знает, как правильно сказать, — Ди вновь крепко обхватил лапами ее соблазнительно выпяченный зад и с удвоенным усердием заработал мускулистыми бедрами, теперь уже вынуждая Мону из-за всех сил двигаться ему навстречу. Экстрима, значит, захотелось... Что ж, ему тоже. Все еще с напряжением щеря свои заметно удлинившиеся клыки, изобретатель какое-то время молча наслаждался зрелищем полностью обнаженной, сладко вскрикивающей в экстазе мутантки, энергично двигающейся вверх и вниз на его колом стоящем члене, жадно и порывисто тиская ее то за взмокшие ягодицы, то за слегка отвисшую к полу, но все еще упруго подпрыгивающую грудь... а затем вдруг с хриплым урчанием схватил мутантку за плечи и с чудовищной силой отшвырнул ту прочь, так, что несчастная аж кувыркнулась через голову в своем коротком полете до стены, эффектно взметнув пышной гривой волос, и в конечном итоге с грохотом врезалась спиной в покосившиеся дверцы старенького платяного шкафа. Не дожидаясь, пока она придет в себя, Донателло с рычанием метнулся следом и с размаху прижал девушку собственным бронированным телом, спеша заново овладеть ее лоном. Мона встретила сей головокружительный маневр до невозможности счастливым взвизгом — кажется, ей безумно нравилась такая вопиющая беспардонность со стороны вечно робкого и сдержанного техника... А ему нравилось то, как она реагирует на его огрубевшие, даже откровенно болезненные рывки, не пытаясь сбежать, но со всей возможной горячностью обнимая, царапая и кусая мутанта в ответ, то и дело оставляя на его побелевшей коже глубокие порезы от ногтей, почти сразу, впрочем, бесследно затягивающиеся под воздействием мощной вампирской регенерации. Взахлеб урча от рвущей его душу похоти, Донателло всем существом пытался вжаться в тело приветствующей его животную страсть саламандры, раз за разом вбиваясь полыхающим от нестерпимо острого удовольствия членом в тесно сжимающееся вокруг него лоно, разламывая и без того разбитый шкаф, самозабвенно травмируясь о его сломанные доски и торчащие тут и там осколки стекла, покуда они с Моной вновь не полезли куда-то по стене, полностью наплевав на закон всемирного тяготения. В какой-то момент, они совсем уже перестали за этим следить, целиком увлеченные своим диким, во всех смыслах этого слова, соитием — пока, наконец, не обнаружили себя верхом на разнесенном в мелкие щепы обеденном столе. Чувствуя, что он как никогда близок к самой яркой и крышесносящей в его жизни вспышке оргазма, Дон совсем уж прекратил сдерживаться и, в последний раз прокатившись по грязному полу в обнимку с хрипло стенающей вампирессой, вдруг цепко пригвоздил ее запястья к потрескавшемуся под их общим весом деревянному настилу, теперь уже не позволяя ей не то, чтобы уйти куда-то или оттолкнуть своего партнера — даже просто дернуться под его массивным телом. Прогнувшись в пояснице, насколько ему это позволяло строение собственного "горбатого" позвоночника, умник с низким, захлебывающимся стоном поднажал бедрами и, наконец, без какого-либо проблеска смущения выплеснул из себя все свое семя, позволив ему щедро затопить узкий девичий ход, до тех пор, пока то частично не выплеснулось наружу, запачкав покрытые пылью и разрастающимися синяками внутренние части бедер его возлюбленной, а также грубо сколоченные доски прямо под ними. Еще несколько долгих мгновений, черепашка провел в таком вот бесстыдном положении, с довольным, как у налакавшегося жирной деревенской сметаны кота, щербатым оскалом наблюдая за постепенно затихающим экстазом саламандры... а затем грузно перекатился на свой покатый карапакс, без особого сожаления покинув ее слабо вздрагивающее влагалище — он уже сполна получил от Моны то, что он так сильно от нее хотел (по крайней мере, на ближайшие минут десять), и теперь мог позволить себе какое-то время спокойно поваляться на полу рядом с ней, с ухмылкой любуясь на устроенный ими форменный хаос. Одна из прохладных ладоней расслабившегося мутанта при этом лениво скользила взад-вперед по нагому телу ящерки, по-хозяйски оглаживая ее тяжелую бледную грудь и впалый, слегка дрожащий от щекотки живот.

Пожалуй, он бы не отказался это повторить.

Так ничего и не ответив на дразнящую реплику подруги, Донателло, тем не менее, с охотой перехватил ее жаркий, беспрестанно терзающий губы поцелуй, снисходительно позволяя Моне вдоволь накусаться и попробовать его холодной кровушки, а затем все также молча выпустил ее из объятий, теперь уже просто искоса наблюдая за тем, как она одевается.

Не помню, чтобы давал тебе разрешение напяливать на себя это тряпье, — с отчетливой ноткой недовольства в голосе  откликнулся он на ее вопрос, не забыв при том хищно облизнуть уже благополучно зажившие губы. Ему хотелось большего... Он вдоволь налакался чужой крови, но эта кровь принадлежала саламандре — такому же вампиру, что и он сам, и она не могла насытить его в той же мере, что и кровь обычных людей... или мутантов. Ди медленно уселся, с потаенным голодным блеском в глубине суженных до двух крохотных точек зрачков оглядев разнесенный вдребезги чердак. — Впрочем, мы вернемся к этому чуть позже, — произнес он слегка задумчиво, подняв взгляд к дырявой крыше постройки: пока они с Моной кувыркались, сияющий как тысяча ярких городских огней лунный диск уже успел скрыться за невесть откуда набежавшими тяжелыми свинцовыми облаками, точно устыдившись творящейся под ним вакханалии. — Нам пора навестить наших старых друзей, любовь моя, — произнес умник с легкой улыбкой, в свою очередь, поднимаясь на ноги и делая шаг навстречу внимательно слушающей его мутантке. — Мой брат сейчас наверняка уже вовсю ломает голову над тем, что же за страшная беда с ним случилась, — говоря это, Дон на удивление мягко обнял свою маленькую хвостатую вампирессу за туго перетянутую корсетом талию и тут же резко подтянул ее ближе к своему костяному торсу. — Эта глупышка Алопекс не сможет в одиночку ответить на все его вопросы. Отыщем их двоих... и пригласим составить нам компанию, — несколько мгновений, ребята молча всматривались друг другу в глаза, точно заговорщицки делаясь мыслями на каком-то глубинном, телепатическом уровне... а затем дружно рассмеялись сквозь жемчужные клыки, на секунду игриво столкнувшись лбами и носами. Короткая черная вспышка — и вот уже под старыми деревянными балками с веселым писком вспорхнули сразу два ушастых нетопыря, один поменьше, с ярко-золотыми угольками глаз, а другой заметно более крупный, с отчетливой зеленью в короткой серой шерстке и жутковатыми на вид бельмами. Еще какое-то время, новообращенная парочка с визгом и улюлюканьем носилась туда-сюда по полутемному помещению, то ныряя во мрак, то снова возникая в лучах струившегося с потолка света, явно играя друг с другом в догонялки, и лишь затем поочередно выпорхнула сквозь круглое чердачное окно, устремившись прямиком в холодное и дождливое небо.

Эта ночь принадлежала только им одним.


Пока что еще ничего не подозревая о грозящей им с Майком опасности, белохвостая наемница терпеливо дожидалась, пока ее густо обросший мехом приятель вволю налюбуется на собственные когтистые лапищи и, наконец, справится с охватившим его бурным волнением... но, кажется, знакомство мутанта с его новыми ушами и хвостом обещало растянуться чуть ли не до самого утра. Ло зябко обхватила руками свои порядком намокшие плечи: стремглав выскочив из черепашьего логова вслед за упорхнувшей в небеса Моной, лисица напрочь забыла накинуть поверх хоть что-нибудь теплое, и теперь восседала на этой сырой, полностью открытой дождю и всем холодным октябрьским ветрам крыше в одной несчастной укороченной майчонке, в которой она спала этой ночью... Пышная снежная шерсть, конечно же, очень хорошо защищала девушку от любой непогоды, но только в районе бедер и хвоста — а вот вся остальная часть ее тела уже успела основательно замерзнуть.

"Мне бы сейчас такое убранство на плечи," — Алопекс не без легкой зависти покосилась на роскошную волчью "шубу"  возлюбленного, но вслух, понятное дело, ничего говорить не стала — да и кто, будучи в здравом уме, захотел бы становиться оборотнем ради такого сомнительного преимущества, как дополнительный слой меха на загривке? Что касается самого Микеланджело, то последний, разумеется, вовсе не был рад такому подарку судьбы, а, наоборот, жаждал поскорее от него избавиться, голося так, словно по нему червяки ползали. Ло невольно дернулась, среагировав на резко выброшенную в ее сторону когтистую лапу, но Майки всего-навсего показательно ткнул той в заостренную лисью мордочку, вынудив песца оглушительно чихнуть на всю улицу от пощекотавших чувствительные ноздри шерстинок. Утерев нос тыльной стороной руки, девушка как-то даже обиженно покосилась в сторону паникующего мутанта — эй, ну подумаешь волос больше стало! Как будто это так плохо, быть мохнатым... А звериные уши-то его чем не устроили? Она вот, допустим, всю жизнь с ними живет — ничего, чай, не померла еще!

Майки... — в конце концов, Алопекс попыталась вклиниться в нескончаемый поток чужой болтовни, однако весельчак ее даже не услышал: резко умолкнув, он испуганно прижал ладони к собственным губам, как видно, с непривычки укусив себя за язык. Ауч... Какой же, все-таки, он был напуганный, а от того страшно неуклюжий! — Солнышко, — она вновь потянулась было к нему рукой, желая не то утешить, не то хотя бы просто привлечь к себе его внимание, пока он снова случайно не причинил себе боль, но Микеланджело было уже не остановить. Услыхав его вопрос, Ло волей-неволей раздраженно вздыбила шерсть на загривке и хвосте. Ну, хватит! — Эй, по-твоему, я бы стала так над тобой шутить?! — грозно рыкнула она на своего растерянного возлюбленного, уперев кулаки в бока и, кажется, всерьез оскорбившись подобному предположению. Они оба, конечно, любили розыгрыши, но это было уже чересчур даже по меркам проказливой и шебутной Алопекс. И как он мог такое про нее подумать? Впрочем, Ло почти сразу же мысленно упрекнула себя за грубость. Нет... так нельзя, он же ни в чем не виноват, и не понимает, какого панциря с ним сейчас происходит. Она должна быть сдержанной... и найти способ его успокоить. — Послушай... Майки, — поднявшись из грязной дождевой лужи, мутантка шагнула к не на шутку разнервничавшемуся подростку и очень осторожно, почти неощутимо коснулась его заросшей лапени. — Ты помнишь наш позавчерашний поход на выставку? Помнишь то чудовище, что тебя покусало? — говоря это, Ло принялась мягко и нежно массировать ладонь шутника, согревая ту обеими своими горячими ручонками, надеясь, что эта бесхитростная ласка хотя бы ненадолго отвлечет его от всяких пугающих мыслей и поможет сосредоточиться на ее словах. — В общем... похоже, оно и вправду оказалось настоящим оборотнем, пухлик. Да, я знаю, это звучит нелепо, мы с Донни тоже не сразу поняли, что с тобой происходит... Но затем ты куда-то исчез, а Мона набросилась на Дона, и попыталась обратить его в вампира. Мы смогли ее вырубить и связать, но потом она превратилась в летучую мышь и куда-то запропастилась, — теперь Алопекс и сама начинала нелепо бормотать, скороговоркой посвящая Майка во все фантастические события минувшего вечера, встревоженная застывшим на его лице изумленным и откровенно недоверчивым выражением. — Мы бросились вас искать, но потеряли друг друга из виду, я нашла тебя, и... Майк, я беспокоюсь за Донни. Его уже очень давно нигде не видно, а ведь Мона нарочно за ним охотилась все это время. Если она все-таки его укусит... я боюсь, нам не справиться с ними двумя, — закончив свой донельзя сбивчивый и сумбурный рассказ, Ло нервозно покосилась куда-то в темные небеса. Луна по-прежнему оставалась скрыта за плотной завесой облаков, но кто знал, как скоро она появится вновь и вернет Микеланджело его жуткий звериный облик... И сохранит ли он при этом свой разум? Кажется, ребятам следовало поторопиться. — Майк, не пытайся уложить это у себя в голове, — привстав на цыпочки, Алопекс решительно накрыла ладонями косматые щеки оборотня, не позволяя ему и дальше громко ужасаться всему происходящему. — По крайней мере, не сейчас, ладно? Просто прими это как данность и помоги мне найти Дона, пока Мона не сделала это за нас! И, кстати, — она вдруг неуверенно поглядела куда-то в сторонку — как раз туда, откуда они с Майком забрались на эту проклятую крышу, — ты только не пугайся еще больше, от того, что я тебе сейчас скажу, договорились? Там, внизу... в общем, ты успел покусать кое-кого. И... в общем, нам лучше спуститься вниз с другой стороны, — Ло невольно понизила голос до шепота и смущенно убрала руки от вытянутой черепашьей физиономии, чувствуя себя так, будто это она сама была виновата в случившемся. Ну, в какой-то степени, так оно и было: если бы она нашла Майка чуть раньше... — Их там что-то около десятка, или даже больше, — совсем уже понуро уточнила Алопекс, исподлобья наблюдая за реакцией мутанта. — Они слушались тебя, пока ты был в обличье волка, но сейчас... я не знаю, узнают ли они тебя в таком виде. Думаю, нам лучше не рисковать.

+2

26

Микеланджело молча слушал свою подругу, с безумно вытаращенными глазами, очевидно не до конца веря услышанному. Ну да, он помнил что произошло в музее, но разве это было не нападение их старых противников? Майки конечно с удовольствием поверил бы во всяких жутких чудищ, благо у него воображения всегда на такие дела хватало, но, разумеется, черепашка умел разделять свои больные фантазии и реальность. То, что ему показалось там не могло быть в самом деле - Дракула персонаж книжных и киношных страшилок, а оборотни, как рассказывал ему в свое время Ди, основаны на фактах одного заболевания и спутанных историях про волков-людоедов, то бишь оборотней как таковых, людей-волков обращающихся при полной луне, попросту не существует. Только что его психика сломалась. Вот просто взяла, и сломалась!
Юноша растерянно опустил взгляд на свою волосатую лапень, тонувшую в не менее пушистых ручонках белой подруги, с трудом переваривая поступавшую в его мозг через уста девушки информацию. Звучит нелепо? - "Это уже не нелепо, это звучит как больная идея во сне у Брэма Стокера!" - кстати о снах... Майк невольно нахмурился, усиленно припоминая теперь уже не только события прошлого вечера но и то, что ему сегодня снилось. Кажется его лихорадило и знобило... и выворачивало наизнанку до хруста в панцире. Все болело и стенало в его организме, а еще видения... Задумчиво уставившись куда-то себе под ноги, ликантроп-черепашка еще больше сморщил широченную, все так же усыпанную веснушками переносицу, воскрешая перед глазами тот жуткий образ черной, зубастой мины, всплывающий средь могильных плит и клубящегося вокруг липкого тумана. Эти рубиновые глаза утопающие в черном меху, как на ночном бархате и белоснежные, огромные клыки обнаженные в ехидном оскале. Ворчащий, клокочущий голос, из-за которого юный мутант покрывался еще большей испариной и метался в своей постели, едва ли не выпрыгивая из простыней.

В поврежденном мифическим вирусом мозгу постепенно всплывало все, что успел позабыть новообращенный вервольф, вплоть до его эпического преобразования под полной луной у очаровательного фонтанчика средь пустынной площади парка. Но, к счастью, дальше этих воспоминаний дело не зашло, иначе кто его знает, сколько бы в соплях и слезах провел бы время черепашка, сидя здесь, в углу, и рыдая обняв колени над навеки изувеченным котом, просто представив, что на месте голодного бомжацкого котяры мог быть его любименький, славненький рыжий старина-Кланки. Краем уха слушая сбивчатые объяснения песца, Микеланджело уставился в затянутое тучами тяжелое небо, ловя на конопатую, отрешенно-озабоченную морду тчяжелые капли постепенно усиливающегося дождя, изредка морщась и кривясь, словно бы слова подруги ему совершенно не нравились. Впрочем... это именно так и есть. Мона стала вампиром, сюрприз за сюрпризом, и теперь его старшему брату угрожает перспектива сменить свою любимую кроватку на жесткий деревяный гроб без подстилки, а так же отказаться от кофе в пользу чужой крови. Час от часу не легче...

На радость лопочущей Ло парень потихонечку подуспокоился (на первый взгляд) и теперь с донельзя шокированным видом переваривал услышанное, мрачный и потерянный - среагировав на теплые касания когтистых лапок лисицы своих собственных небритых, кхм, щек, черепашка опустил голову, заглядывая в прыгающие туда-сюда мерцающие огоньки глаз девушки. - Мне кажется я уже ничему не удивлюсь, - не без скепсиса отозвался на осторожную просьбу Ло парень, нервозно передернув мускулистыми плечами. Ан нет... он поспешил с выводами.
Вновь вылупившись на девушку, Микеланджело заметно побледнел и аж отшатнулся в сторону, подальше от низкого бордюрчика площадки, едва не упав и не придавив собой шустро отскочившую в сторонку Алопекс - всмысле укусил?! ВСМЫСЛЕ БОЛЬШЕ ДЕСЯТКА?! Сглотнув вставший поперек горла панический комок, здоровенный такой, размером с кулак примерно, весельчак просто молча прислонился карапаксом к чердачной будке, украшавшей каждую третью крышу в этом короде, и медленно, поистине театрально сполз по ее стенке вниз,раскидав свои здоровенные когтистые ноги в стороны и откинувшись затылком о прохладный, влажный, гулко дрожащий металл за спиной.
Вот это они попали.

В самую задницу космической черепахи попали.

Равно как и Ло, шутник опасливо покосился на рваные облака заслоняющие круглый блин ночного светила и выразительно почесал пальцем за мохнатой, выросшей на черепашьей черепушке ушной раковиной. Если луна выйдет, он снова обратиться в четвероногое чудище жаждущее превращать всех жителей Нью-Йорка в "песиков" и своих подчиненных? Если припомнить фильмы ужасов и тонну комиксов, что успел прочитать за всю свою жизнь парень, все именно так и происходит, ведь никто в его подпрыгивающее сердце не всаживал серебряной пули. И вообще он тогда бы здесь, посреди лужи не сидел. Сможет ли он сохранить свой разум и не впасть в животное состояние, на одних лишь инстинктах? Покосившись на присевшую рядом с ним на корточки Ло, мутант шумно, тяжело и молча вздохнул, отведя взгляд "в потолок", - "Я не хочу ей навредить. Да и вообще кому-либо. Что мне делать?" - он схватил руками себя за голову, игнорируя тревожные позывы прижавшейся к нему вплотную девушки. Подожди, не торопи его. Дай ему... подумать. - "Если я сейчас пойду с ней и луна появится из-за туч, есть риск, что я просто... просто... я могу потерять контроль над собой! Этого не должно случиться. Но нужно найти Донни. Нельзя ждать. Черт, что же делать?" - юноша несколько раздраженно глянул на подругу, когда девушка резко дернула его за широкую кисть, мол, ну отомри ты уже, давай, пора действовать... и глухо, по-звериному предупреждающе зарычал, грубовато отняв у нее свою конечность.
- Тебе не поздоровиться, если я обращусь, ты это понимаешь? - устрашающе, низко пророкотал мутант, медленно выпрямляясь и в слепом гневе толкнув и без того на соплях сколоченный хрупкий домик - тот звучно скрипнул и красиво накренился на долю секунды, прежде чем вернуться в свое обычное положение. На доселе гладком листе ржавого железа остался эпичных размеров выпуклый отпечаток трехпалой ладони, - Не поздоровиться ни тебе - ни Донни. Если я хоть кого-то из вас укушу... или еще чего хуже. - Он поднял руку к глазам и сжал пальцы в кулак. После чего, отбросив всю свою панику и шуточки, очень серьезно посмотрел на остроносую, пушистую мордочку возлюбленной. Он хотел взять ее за плечо... но этого делать не стал из банального страха за ее жизнь, - Я покусал огромное количество людей. Я не хочу это сделать с вами. Ты должна уйти... послу... да послушай меня, Ло, - уж совсем грозно рявкнул юноша, едва только подруга в яростном протесте шагнула ему навстречу. Он все же взял ее за плечи - стиснул крепко и болезненно, но... достаточно аккуратно чтобы не причинить ей вреда.
- Тебе опасно находиться рядом со мной. Ты быстрая, ловкая, ты сможешь избежать столкновения с другими оборотнями. Найди Дони, разбудите Лео, выдерните Рафа из его тусовки с Ниньярой - остановите меня. Если Моне нужен Дон, она сосредоточиться на его поисках и пока не страшна тебе и остальным. Ты поняла?

Поняла она. Ну конечно... Он устало выпустил ее хрупкие плечи. Мы сделаем это вместе, блаблабла, есть какой-нибудь другой выход, я тебя не оставлю...

Впрочем будь он на ее месте, разве Майк поступил бы иначе.

- Ты упрямая, как целых сто Донов, - закатил глаза черепашка, отступив к краю крыши заглянув за ее пределы. Внизу царил форменный хаос - мохнатые кули мяса беспрепятственно носились по безлюдным улочкам, растаскивая мусор из урн и с остервенением то и дело дрались между собой, шурша разодранными пакетами и брызгая слюной. Они выглядели точь в точь как тот монстр из его кошмаров... как то отвратительное чучело, что напало на него во время музейных приключений. Неужели это все он сделал?
Скользнув взглядом мимо сцепившегося пушистого клубка, воющего и визжащего на разные голоса, Майки задержал глаза на вычурной золотой надписи вывески напротив - притаившийся средь обувной и модного бутика ломбард гордо выпячивал невидимую грудь, красуясь зарешеченной витриной и плакатами богатеньких дамочек, у которых бриллианты больше их голов. - Ладно. У меня есть идея. - он опустился одним коленом на землю, пальцем подманив рассерженную Алопекс поближе, а затем показательно ткнул им в сторону магазинов, - Вон, видишь ломбард? Помнишь что я тебе рассказывал про оборотней? Они боятся серебра... успокойся, я не про пули, - широко усмехнулся нервно вздрогнувшей девушке черепашка. - Любое серебро. Что мне можно будет нацепить на шею. Если верить источникам - это поможет мне если не избежать обращения, то более-менее сохранит мое сознание. А еще нам нужны кресты... чем больше - тем лучше. Я... я подожду тебя здесь, - он еще раз задрал голову к тучам, фыркнув от косых холодных струй, затекающих в чуть приоткрытый рот, - Поспеши, хорошо?

... А пока весельчак устраивал разборки со своей Снежинкой, пара летучих мышей плавно нарезала круги вокруг многоэтажки, из которой они с развеселым писком выпорхнули. И не описать словами, как была довольна собой Мона Лиза, с наслаждением подставляя мордашку встречным потокам, и искоса наблюдая за грациозным полетом своего спутника, с больной привязанностью и восторгом оценив плавные переливы густой, пушистой грудки и здоровенные, кожистые крылья. - Ты само изящество, мой господин, - игриво хихикнула мутантка, когда Донателло не вписался в поворот (она в первый раз тоже все косяки поцеловала, ничего страшного) и едва не влетел в фонарь, панически захлопав крыльями и грузно усевшись на выгнутой дужке последнего, чтобы перевести дух.
Плавно спикировав рядышком, такая миниатюрная и пушистая, по сравнению с массивным нетопырем-изобретателем, Мона пристроилась у его теплого, мехового бока, нежно потираясь пушистой щекой о  мохнатое тельце соседа. - Ты привыкнешь. Лучше чем на параплане, верно? Сладкий? Представь себе, весь город теперь только твой. Ну и нашего хозяина, - с ворчливой ноткой фыркнула в густой мех мышь, - Но это не так важно, - тут же с теми же сладострастными нотками закурлыкала Мона, опустив уши-локаторы и мечтательно осмотрелась по сторонам скаля крошечные, но сохранившие ту жутковатость острые зубки, - Давай выселим глупых людишек из башни Фут и устроим там свое гнездо? Сделаем из него свой замок... Или не так... Мы их оставим в качестве съестных запасов, - тоненько, воодушевленно, даже кровожадно пискнула мышка, встряхнувшись на месте. И резко застыла раздувая ноздри.

- Фууууууу... Как пахнет псиной, любимый. Что хочешь сделать? - она повернула голову к аналогично вытянувшемуся в струнку вампиру ожидая его дальнейших указаний. - Это Микеланджело. Я помню его запах. - Она улыбнулась. - Это ведь я привела его сюда. - Скажи... разве она не умница? Дожидаясь заслуженной похвалы, мутантка вновь навалилась на холодное, но мохнатое тело партнера, бодая своей маленькой ушастой головой чужую покрытую шерстью щеку.

+1

27

Честно говоря, Ло не ожидала, что ее приятель ТАК испугается! Как только Майки с неестественной для такой здоровенной туши прытью отскочил подальше от края площадки, точно упомянутые девушкой оборотни в любой момент могли взобраться вверх по отвесной стене (ну, теоретически, конечно же, еще как могли), Алопекс только и успела, что пригнуться и столь же резко отпрянуть в сторонку, спасаясь от нервного взмаха огромной волосатой лапищи мутанта — да так и замерла в паре "безопасных" метров от него, тревожно вылупив свои бледные глаза. А Майк, тем временем, уже трагикомично сполз вниз по стенке, оглушительно скрипнув панцирем по железу. Ло невольно зажмурилась и притопила уши к черепу, реагируя на этот до ужаса неприятный звук, но затем вновь пришла в движение, аккуратно придвигаясь поближе к запаниковавшему возлюбленному. Ей хотелось его успокоить... хотя она понятия не имела, как это сделать. Нет, ну правда, чем она смогла бы его утешить в такой непростой ситуации? Опустившись на корточки рядом с бедолагой, Алопекс все также нежно и осторожно обхватила руками один из его крепких, густо заросших мехом бицепсов, стремясь, таким образом, вновь сосредоточить его внимание на своей персоне. Он не должен забывать о том, что она рядом! Она здесь, она поможет ему сохранить рассудок и, в случае необходимости, обязательно защитит его от других оборотней. Неважно, как... Главное, что он теперь не один, и может рассчитывать на ее помощь.

Эй... ну что ты, солнышко? Ты ни в чем не виноват, — говоря это, Алопекс предприняла попытку заглянуть в широко распахнутые глаза возлюбленного, но тот моментально отвел от нее свой взор, как если бы опасался даже просто открыто посмотреть ей в лицо. Вот глупыш... — Ты ведь не осознавал того, что ты делаешь... Все пройдет, мы найдем способ вернуть их к прежнему состоянию, и тебя тоже! Майки, ты слушаешь? Майки? — она аккуратно потрясла шутника за плечо, и не подозревая об истинном ходе его мыслей, но, кажется, догадываясь, что он совсем не обращает внимания на ее слова. Вон, как закрыл лапами свою ушастую голову, точно борясь с охватившим его приступом... страха, ярости, а может, банального головокружения или тошноты. Честно говоря, Ло и самой-то не шибко хотелось лезть к нему прямо сейчас, пока он пребывал в таком плачевном состоянии, но что еще ей оставалось делать! Чем дольше они тут торчали, тем меньше у них оставалось надежды на то, чтобы отыскать Дона живым и невредимым. А ведь только гений мог сообразить, как вернуть Майку его прежний облик... и разум. Видя, что Микеланджело совсем не торопится не то, что вставать с места и отправляться куда-то на поиски старшего брата, но даже просто реагировать на ее реплики, лисица, в конечном итоге, не на шутку разнервничалась — ну вот как, ка-аак ей до него дозваться? Почему он совсем ее не слушал, он что, снова превращался в волка?! Не выдержав охватившего ее беспокойства, Ло, в конце концов, рискнула чуть сильнее дернуть мутанта за руку, одновременно с тем слегка повысив голос и придав ему сердитого звучания: — МАЙК! Соберись, пухлик, у нас и так очень мало... времени, — она резко осеклась, услыхав его грубоватый, не менее раздраженный ответ и послушно выпустив чужую лапу на свободу, тем более, что все равно бы не смогла бы ее удержать — уж больно резко Майки дернул на себя "плененную" конечность. А уж когда он со злостью пихнул ни в чем не повинную будку, отчего последняя едва не рухнула набок, красуясь живописной вмятиной на стенке, Алопекс и вовсе отшатнулась прочь, честно говоря, не на шутку испугавшись гневного жеста вервольфа. Наемница еще ни разу не видела, чтобы Майки вел себя так агрессивно при общении с ней, и поневоле ощущала себя виноватой в чем-то, как если бы это она сама довела мутанта до такого состояния. Разумеется, все было не так... Она просто пыталась ему помочь, а он, в свою очередь, страшно боялся за ее сохранность. Алопекс прекрасно знала это чувство... Этот терзающий сердце страх, когда ты не в силах контролировать собственные поступки и вполне способен невольно причинить серьезный вред окружающим. Когда-то очень давно, она сама была на месте Микеланджело, и страшно нуждалась в поддержке, пускай даже упрямо отказывалась это признавать — а теперь они с Майком словно бы поменялись ролями, и теперь уже он сам требует, чтобы его подруга ушла.

Зря он думал, что она так просто его здесь оставит.

Никуда я отсюда не уйду! — моментально завелась Алопекс в ответ, протестующе уперев кулаки в бока. — Нет... нет, это ТЫ меня послушай! Я не брошу тебя здесь одного! — забывшись, куноичи решительно шагнула навстречу подростку... и внезапно обнаружила себя в мощной хватке когтистых звериных лап, столь резко и крепко сдавивших ее плечи, что лисица моментально призаткнулась и круглыми, как два чайных блюдца, глазами уставилась на Майка в ответ, поначалу даже не решившись ему возразить. Кажется, от усердия юноша даже слегка приподнял ее над серой бетонной поверхности, и Ло эдаким безвольным, пушистыми кульком повисла у него в ладонях, все также молча вглядываясь в злобно оскаленную звериную морду. Ей было страшно... ну вот просто до заикания и нервной трясучки в лапах, но Майку сейчас было куда страшнее, она видела это по его глазам — он был столь же сердит, как и напуган до самых глубин души. "Хоть искусай меня с головы до хвоста, малыш, а черта с два я оставляю тебя в таком состоянии," — сумрачно решила Алопекс, само собой, не став говорить этого вслух (черепашонка тогда бы точно Кондратий за костяной бок схватил), предпочтя вместо этого согнуть тесно прижатые к ребрам локти и накрыть ладошками обросшие запястья мутанта, тепло их огладив.

Ты не причинишь нам вреда, — чуть придя в себя, как можно более спокойным и рассудительным тоном откликнулась лисица, не отводя взгляда от пугающе искаженной физиономии возлюбленного. — Ты ведь не покусал меня, пока был в обличье волка, хотя мог броситься в любой момент, верно? Ты вспомнил меня, и имена своих братьев... Я уверена, ты сможешь сделать это снова. Я никуда отсюда не уйду, — повторила она снова, тихо, но достаточно отчетливо, тем самым, поставив жирную точку в их безнадежном споре. Кажется, это сработало... По-крайней мере, Майк с явной досадой разжал ладони, так что его подруга вновь плюхнулась задними лапами в глубокую дождевую лужу и тут же сделала пару осторожных шажков назад, никак не откликнувшись на глухое ворчание мутанта. Пускай себе дуется... Воспользовавшись тем, что ее приятель сосредоточенно склонился над краем площадки, о чем-то глубоко призадумавшись, Алопекс украдкой потерла слегка ноющее плечо, в том месте, где его до онемения сжала большущая лапень Майка. Раньше тот не был таким сильным... и раздраженным. Это все проклятье оборотня, мысленно убеждала себя бывшая наемница Клана Фут, из-за всех сил стараясь избавиться от охватившей ее душу тревоги. И все-таки, ей следовало вести себя с ним чуточку по-осторожнее, не злить лишний раз, не повышать на него голоса, и уж тем более не вешаться ему на шею, как она делала это раньше — не столько из банального инстинкта самосохранения, сколько из понимания, что так Майку будет гораздо проще себя контролировать. Все также молча, Ло шагнула обратно к мутанту, встав рядом с ним, и проследила за направлением его взгляда, отыскивая тот самый ломбард, о котором шла речь. Она слегка вздрогнула, поневоле вспомнив донельзя кровавые и жуткие сцены из классических фильмов про оборотней, где их убивали одним прицельным выстрелом в сердце: теперь это не казалось чем-то крутым, наоборот, ей было тошно представлять Микеланджело на месте любого из этих чудищ, да и сами вервольфы перестали казаться злобными психованными монстрами-людоедами. Сейчас она как никогда ясно понимала, что за этими грязными серыми шкурами и острыми клыками скрывались обычные, ни в чем не повинные люди, и ей совсем не хотелось причинять им вред — даже в целях банальной самозащиты. Равно как и Моне, или Дону, если тот уже тоже успел превратиться в ненасытного вампира... И все-таки, Майки был прав, им обязательно следовало вооружиться. Только вот...

"Это будет ох как непросто," — девушка слегка нахмурилась, никак не отреагировав на широкую улыбку Микеланджело, попросту не заметив ее — в данный момент, все внимание Алопекс было сосредоточенно на вышеупомянутом заведении, расположившемся на первом этаже здания по другую сторону от проезжей части, по которой сейчас с рыком и храпом носились туда-сюда мохнатые сородичи Микеланджело. Да уж, та еще задачка, пройти мимо них незамеченной... Но Ло не собиралась спорить или возражать. Раз Майк говорил, что им требуются кресты и серебро, то она их раздобудет, во что бы то ни стало. А оборотни... что ей эти дурацкие оборотни. Заслышав последнюю реплику юноши, Алопекс коротко оглянулась на него через собственное плечо: Майки так тоскливо и напряженно всматривался в затянутое тучами небо, что ей ужасно захотелось сгрести его в объятия и еще разок успокаивающе сказать что-нибудь на ухо. Просто шепнуть, что все обязательно наладиться и уже совсем скоро он снова станет обычной черепашкой, а затем нежно чмокнуть в круглый черный нос, так похожий теперь на ее собственный... Но она сдержалась, ограничившись тем, что просто осторожно протянула к юноше свою мокрую перепачканную ладонь и на секунду обнадеживающе стиснула его косматое плечо, после чего спрыгнула вниз с края площадки, воспользовавшись старой пожарной лестницей в качестве трамплина. Бесшумно добравшись до самой земли, лисица немедленно нырнула в густую тень подворотни, а уже оттуда, выбрав момент, стрелой метнулась через всю улицу, так быстро и неуловимо, что грызущиеся в каких-то жалких метрах от нее оборотни даже не стали отвлекаться от своей драки, явно ничего не заподозрив. Укрывшись от них в ближайшем проулке, Ло осторожно высунула мордочку из-за мусорного контейнера, точь-в-точь, как голодный енот, выискивающий, чем бы ему поживиться... и тут же шустро вскочила на его гнутую проржавевшую крышку, по-кошачьи подпрыгнув на ней вверх и цепко схватившись лапами за край маленького прямоугольного окошка, до того крохотного, что даже ей, мелкой и щуплой лисице, оказалось ох как непросто протолкнуть сквозь него свою упитанную и очень пушистую задницу. Так или иначе, но она смогла запихнуть себя внутрь, как раз в тот момент, когда одному из наполовину обращенных чудищ вдруг приспичило прервать борьбу с сородичем и оглянуться прямиком в ее сторону — к огромному облегчению Майка, который все это время наблюдал за подругой с крыши соседнего дома. Что ж, похоже, что теперь подростку только и оставалось, что в гордом одиночестве болтаться наверху, терпеливо дожидаясь свою белохвостую напарницу, то и дело нервно оглядываясь на купавшуюся в облаках луну... Но та, к счастью, не спешила показываться на глаза мутанту, будто на время забыв о его существовании.

Жаль только, что другие об этом не забыли.

...спуск по воздуху давался новообращенному вампиру не так гладко, как он этого ожидал. Резкие порывы ветра то и дело сбивали Донателло с его курса, мешая ему точно рассчитать траекторию полета, и в конечном итоге бедный нетопырь чуть было не влепился мордой в высокий уличный фонарь. Кое-как избежав столкновения, умник в тихой панике вцепился в него когтями и только тогда устало сложил свои огромные кожистые крылья, мысленно подосадовав на собственную неловкость. Да уж, со стороны все казалось куда проще, чем оно было на самом деле... Но это ни капли не умаляло охватившего Донни восторга. Он всегда мечтал о том, что когда-нибудь сможет подняться в воздух без посторонней помощи, и теперь его желание исполнилось — правда, не совсем так, как он мог бы этого ожидать. Впрочем, Дона вполне устраивало его нынешнее состояние. Он чувствовал необыкновенный прилив сил... и хотел щедро поделиться этим удивительным ощущением с братьями. Жаль только, что Микеланджело уже не мог стать кровопийцей. Его кровь была отравлена слюной вервольфа, и одна мысль об этом заставляла бывшего техника морщиться от злобы и отвращения. Так или иначе, он все еще оставался его братом, и Дон был готов простить ему эту дурацкую промашку. В конце концов, граф Дракула ведь как-то терпел своего вонючего приятеля-оборотня, так что мешало самому Дону держать Майки поближе к себе? Вместе они могли бы с легкостью поработить весь этот город, даровав своим хозяевам целую армию голодной, послушной нечисти... ну и, конечно же, сами стали бы у нее во главе. Донателло в некой задумчивости склонил голову набок, прислушиваясь к оживленной болтовне своей подружки, снисходительно позволяя той назойливой пиявкой липнуть к его мохнатому плечу, мурлыкая ему на ухо всякие милые глупости... Но затем настороженно повернул морду в ее сторону, как и сама Мона, несколько раз с шумом втянув ноздрями прохладный ночной воздух и с аналогичным отвращением почуяв в нем густую, тошнотворную вонь мокрой собачьей шерсти.

Я и сам знаю, что это Микеланджело, — лениво оскалился он в ответ на подобострастную речь Моны, — или, по-твоему, я не способен узнать по запаху родного брата? — холодно отстранившись, Дон вдруг опасно накренился куда-то всем телом, а в следующий миг и вовсе повис на фонаре головой вниз, коварно щуря свои раскосые глаза-бельма. Что он собирался делать? Это было очевидно. — Я хочу с ним поговорить... наедине. К счастью, рядом с ним сейчас никого нет, а значит, нас никто не побеспокоит, — с этими словами, Донателло предвкушающе потянулся всем телом, на пару мгновений распахнув свои здоровенные серые крылья.... а затем, будто вспомнив о чем-то, небрежно обернулся к ломбарду на другой стороне улицы. — Я чую здесь не только Майки... но и Алопекс. Странно, что он все еще ее не покусал... Впрочем, запах все равно не сильно бы поменялся, — он хрипло рассмеялся сквозь тонкие верхние клыки, после чего тяжело ухнул вниз, в падении извернувшись и вновь шумно захлопав крыльями по воздуху. — Проследи за тем, чтобы она не вмешивалась в наш разговор, сладость моя. Если захочешь — перекуси немного, — оставив Мону в одиночестве болтаться на старом фонаре, Дон стремительно поднялся в небо, поравнявшись с нужной ему крышей.

Майки и вправду был здесь...

Донельзя мрачно горгульей восседал чуть ли не у самого края, уцепившись передними лапами за шероховатый камень и пристально всматриваясь куда-то в темноту — очевидно, дожидался свою пушистую подружку, ну точь-в-точь как старый верный пес. Неужто надеялся на то, что она сможет вернуть ему прежний облик? Что ж, Майк всегда отличался от братьев своей непрошибаемой, поистине детской наивностью. Донателло все также снисходительно улыбнулся ему в затылок, бесшумно спланировав на площадку и осыпавшись сухим пеплом себе же под ноги, в мгновение ока приняв свой настоящий облик и со скучающим видом прислонившись плечом к двери чердачной будки.

Так и будешь торчать под дождем, братец? — осведомился он вроде бы так негромко и спокойно, но первые же звуки чужого голоса заставили Майка нервозно подпрыгнуть на своем месте и вихрем обернуться назад, во все глаза уставясь на невесть откуда взявшегося за его спиной изобретателя. Дон с удивлением вскинул бровные дуги, наблюдая за его испуганной реакцией. — Ты что-то больно напряженный. Не ожидал, что я отыщу тебя сам? — распрямившись, Донни спокойно вышел из тени, позволив брату как следует разглядеть его сильно побледневшую, ставшую почти белой кожу, а также яркие потусторонние огни, теперь беспрестанно полыхающие в глубине бесцветных, глубоко запавших глаз мутанта. — Ты испуган? Меня не нужно бояться, ведь я же не собираюсь тебя кусать, — он широко улыбнулся, беззастенчиво обнажив клыки и, тем самым, окончательно развеяв надежды подростка на благоприятный исход. Остановившись напротив оборотня, Дон мягко подмигнул ему со своего места. — Вампир не может обратить такого, как ты. Зато он может показать, на что они оба теперь способны... Пойдем со мной, и я расскажу тебе, — изобретатель миролюбиво протянул брату свою ладонью... и тут же неуловимо отдернул ту прочь, избегая агрессивного удара здоровенной волчьей лапищи. Ишь. — Ты не рад моему присутствию? — с легким оттенком недовольства осведомился мутант, поневоле отступая назад и уклоняясь от нового замаха. — Я ведь тебе не враг... Оборотни и вампиры вполне способны уживаться друг с другом, если сами того захотят. Майки, — вновь легко и проворно отклонившись в сторонку от промелькнувших мимо его лица когтей, Донателло уличил момент и неожиданно перехватил запястье младшего черепашки, с хрустом повернув то вокруг оси. Микеланджело сам не заметил, как оказался стоящим на коленях посреди залитой воды площадки, с высоко заломленной за его горбатой спиной конечностью, в то время как Донни просто стоял рядом с ним, без малейшего напряжения удерживая его в таком положении одной-единственной рукой. Кажется, их силы были примерно равны... и это порождало некоторые проблемы.

Ты испытываешь мое терпение... — не успев договорить, умник неожиданно напрягся всем телом и, не отпуская Майка, молча отвернул голову в противоположном от него направлении, сосредоточив большую часть своего внимания на соседней стороне улицы. Он вдруг почувствовал испуг своей подруги, но ведь это вовсе не она сейчас должна была трястись от ужаса, верно? Что такого могла сделать с ней Алопекс, что Мону прошиб такой страх?

+1

28

Проводив не самым довольным взглядом грациозно упорхнувшего в ночь летуна, Мона с нахохлившимся видом посидела еще с минуту-другую, крайне недовольная таким обращением с собой. Ожидаемо, что Донни утеряет свою способность быть робким и нежным вьюношей, но что он будет настолько... груб со своей спутницей, которая ждала от него хоть какого-то уважения к собственной персоне, Лиза никак не ожидала. Ей нравилось играть в его маленькую рабыню, слушать его грубые приказы и искать подчинения, исполняя капризы новообращенного вампира, в этом была своя прелесть. Но мутант начинал стирать границы между "можно" и "ой как горячо", явно думая, что дракон на его привязи не умеет кусаться - укусил один раз и будет милым ручным котенком, которого можно столь равнодушно пинать сапогом. Ее даже не успокоило скупое "сладкая" из уст возлюбленного - она лишь раздраженно зашипела ему в спину, приподняв кожистые крылья и оскалив маленькую, но очень острозубую пасть в недовольном оскале.
Но тем не менее, мышь послушно спикировала вниз, раздраженно прижав длинные и большие уши к косматому черепу и нервозно хлопая крылышками на манер бабочки, зависнув в метре от магазина-ломбарда. Вампирские разборки со своим суженным мутантка благоразумно решила оставить на потом, но это не значило, что охамевший Донателло не заработал себе на будущее минус один к карме и безграничной любви и терпению подруги. Надо было разобраться с Алопекс, чтобы, на будущее, хотя бы, этот назойливый клочок снежного меха, уже помешавший ей, не создавал лишних проблем расстроенной саламандре и ее приятелю по благовольному окучиванию Микеланджело в ряды монстров.

Хотя самой ей эта идея казалась не слишком притягательной. Зачем им грязный, вонючий, мохнатый пес в компании, когда и двоим было бы неплохо? Хватает той псины, что будет таскаться по пятам за Графом, и ее придется терпеть как есть. Противное, косматое... Фу просто!

Мона с невысказанной злостью с оглушительным писком врезалась в покосившуюся вывеску, вцепившись в нее острыми, загнутыми коготками, резко дернув ту на себя - вычурная неоновая надпись словно картонка с трескучим скрипом шлепнулась на асфальт, рассыпавшись в стороны яркими искрами. Побуравив сверкающими янтарными огнями глазенками потухшие и разбитые буквы вывалившие на свет спутанные вырванные провода, Мона порхнула в сторону того самого окна, сквозь которое туманным призраком просочилась ее белошкурая бывшая подруга, и, с кровожадной ухмылкой, на ходу возвращая себе свой настоящий облик, проникла следом, пластично подобрав длинный, оказавшийся наполовину на улице зеленый хвост и по-паучьи заползая на утопающую в полумраке стену, а затем по потолку, к роскошной, хрустальной антикварной люстре, занимающей большую половину более чем скромного по своему метражу помещения. - "Зачем она сюда залезла?" - зависшая вниз головой ящерица с неприкрытым любопытством уставилась на торопливо расхаживающую средь экспонатов на продажу куноичи, бесшумно размахивая змеевидной конечностью. В какой-то миг хвост саламандры просвистел прямо над ухом девушки, и Алопекс нервозно обернулась, дернув косматыми ушами, но вглядываться в беспросветную чернь высоко под потолком у нее просто не было ни времени - ни желания. Даже если там действительно кто-то был, песцу следовало поскорее раздобыть желаемое, да вернуться к ожидающему ее на крышах Майку. Какие уж тут эпические разборки с вампирами, наблюдающими за ее лихорадочным мельтешением вдоль витрин из темноты.

- "Кажется я рассекретилась. Ну и ладно," - лениво пожала плечами ящерка, уже не особо скрываясь от своей потенциальной жертвы и проползла за ней следом по потолку до того места, где прямо под ней находился один из битком набитый старьем шкафов. На котором, в последствии, и расселась, делая вид, что с интересом разглядывает свой первоклассный и острейший маникюр, сравнимый только с когтищами мелькающей внизу лисицы. Ло ее, разумеется, заметила, но предпочла делать вид, что до сих пор вокруг не было ничего, кроме пыли да древних побрякушек, которые она, к слову, уже выложила в кучу перед собой на пол и теперь тщательно перебирала в поисках... чего-то.

- Всегда думала, что тебе чего-то не хватает, подруга, - надменно ухмыльнулась во всю пасть Мона, откинувшись на бок, и свесив пышные аспидно-черные локоны вниз, кокетливо выглядывая из-за угла стеллажа. - Оказывается колечек и сережек, не так ли? - Лиза опрокинулась на спину, растянувшись на шкафу так, словно находилась на пустынном теплом пляже, свободно свесив руки вниз и закинув ногу на ногу. Не хватало только бокала коктейля с зонтиком в перепончатой ладони. Заслышав встречный вопрос, ни коим образом не относящийся к делу, Мона слегка наморщила переносицу, покосившись на распушившую хвост девушку, - Знаешь, все оказалось не совсем так, как я думала... но в целом... - она перевернулась на живот, задрав пятки к потолку и подперев грудь локтями, - Я довольна. Секс у вампиров замечательный. - Лиза ехидно улыбнулась перевесившись пышным бюстом за пределы своего антикварного лежака, незаметно оказавшись на четвереньках, как приклеенной к боковине шкафа, ехидно поглядывая на глухо рычащую, прижимающую к себе свои сокровища Алопекс сквозь глянцевые пышные волны спадающих до самого пола волос.
- Ко всем нужен свой ключик, не так ли? - клыки, тонкие и загнутые, почти ранили нижнюю губу вампирессы, - Как насчет ключика к своему страшному парню-оборотню? - мелодичный голос девушки сменился жутким, скрипучим шипением, устрашающим и агрессивным - Лиза явно примеривалась до точного, прицельного прыжка, прижимаясь всем телом к деревянной поверхности и игриво взмахивая кончиком хвоста, - Уж не его ли ты сейчас так старательно ищешь?

Пушистая куноичи на удивление стойко игнорировала злобный шепоток пугающего стройного силуэта напротив, по своей позе и визуальной черноте и в самом деле напоминающего собой жадного паука. Она что-то выхватила из общей гремящей и бренчащей кучки, чтобы с громким выкриком "изыди нечисть!", как это делали в голливудских фильмах про потусторонних жутких тварей, ткнуть этим "чем-то" прямо в нос наглой готической демонессе. В слепой вере, что маленький серебряный крестик с мелкими грошовыми сапфирами-подделками остановит жадную до крови тварь.

На ее счастье легенды не врали, иначе бы Мона откусила нахалке руку по локоть.

Неприятное жжение от незримого огня, волнами исходящего от святого металла на мгновение обожгло перекошенную мордашку ящерки, а затем Мона так и вовсе с жутким воплем спрыгнула с шкафа в сторону, закрываясь от Ло одной рукой - оно нещадно жгло и слепило глаза, хотя само по себе даже не было источником света. Что она нашла? - Убери. Убери это немедленно! - грозно зарычала ящерка, отнимая руку от лица и сердито зыркая янтарем сощуренных, мистически подсвеченных глаз. Разумеется ее противница даже не думала прятать свою единственную защиту от упыря, а вместо этого нарочно подступила к окрысившейся саламандре ближе, тесня плюющуюся, скукожившуюся и клацающую зубами, подобно хищнику Мону к стенке. Алопекс гремела целой связкой мелких серебряных цепочек, доводя саламандру до утробного, отчаянного, преисполненного искренней ненависти воя. Угрозы, которыми осыпала неуклюже отступающая к стене ящерица не возымели на решительно настроенную лисицу ровным счетом никакого действия. Мона могла сколько угодно рычать и обещать девушке свернуть ей ее поросшую пыльным мехом шею, но Ло даже не думала опускать свое новое "оружие", кажется уже готовая набросить оное Лизе прямо на голову.

Да помешал еще один стеллаж.

Стоявший себе одиноко прямо рядышком с тем окном через который пробралась сюда эта странная парочка мутантов. Тяжелый, широкий, упирающийся верхушкой в потолок, заставленный книгами в дорогом переплете, серебряными и золотыми украшениями и посудой. А так же монументального вида тяжеленными крестами на высоких железных подставках, приготовленных в пожертвование церкви. За ними стояли в стройный рядочек иконы и висевшие на рамках золотые и серебряные кресты - подобная религиозная полочка киотом располагалась в безразмерном стеллаже, выделяясь среди прочих редкостей. И надо было саламандре влететь спиной именно в этот шкаф. Старинный и пафосный, со спиралевидной резьбой, он не выдержал тяжелого плеча подвинувшего его бьющегося в страхе вампира, и с эпическим грохотом свалился прямо на панически взвизгнувшую, мгновенно позабывшую про Алопекс саламандру, подняв гигантские клубы пыли, на секунду поглотившие собой все помещение. Если бы не христианские реликвии, посыпавшиеся нечисти прямо на голову, Мона без особого труда снесла бы шкаф одним движением локтя, легко проломив гнилые доски. Но благодаря тяжеленным крестам плашмя лежащим у бьющейся в агонии ящерки на спине, Мона распласталась под ним пойманным на иголку жуком. И исходила вонючим, пахнувшим горелой кожей дымом, тонкими струйками поднимающимся к потолку сквозь щели старинных лакированных досок. - ВЫТАЩИ МЕНЯ! СКОРЕЕ ВЫТАЩИ МЕНЯ ОТСЮДА!!!!!!!!!!
Как же ей сейчас было невыносимо больно...

Кожа под распятьями сморщилась от сильнейших ожогов, расплываясь на теле характерными отпечатками тяжелых крестов. Все, что смогла сделать ревущая нечеловеческим голосом саламандра, так это вытащить руку с удлинившимися, скрюченными тонкими пальцами в просвет между полом и упавшим стеллажом, звучно царапая покрытие до туго скрученной стружки.

***

Микеланджело напряженно следил за передвижением Алопекс по запруженной злобными оборотнями улице и сам с безграничным напряжением вцепившись когтями в невысокий бордюрчик. Он то и дело смотрел то в небо, с придирчивым недовольством выискивая проплешины в тучах сквозь которые можно было углядеть звезды, а значит, очень скоро и полную луну, то обращал свой взгляд вниз, вздрагивая и непроизвольно скалясь на свою бывшую стаю, демонстрируя свои укрепившиеся и заострившиеся клыки. Он едва справлялся с желанием спрыгнуть вниз к Ло, и самому провести ее по опасному проулку, и плевать, что скорее всего все обращенные лавиной устремяться к нему, чувствуя смесь своего и чужого. И как их угораздило так...
Низкий, грудной и обволакивающий голос брата, змеевидно проникающий прямо в нервно дергающиеся во все стороны собачьи уши на зеленой макушке юного ниндзя незамедлительно вынудили его развернуться тревожно нахмурившейся миной к темному силуэту у помятой им же кабинки.

Молча наблюдая за спокойным, даже вальяжным шагом бывшего старшего брата, выступившего на скудное освещение, Майк пригибаясь, и диковато зыркая на Донателло снизу вверх прозрачно-голубыми, яркими угольками, попятился прочь, выразительно вздыбив колючую и густую зеленовато-серую шерсть на накаченных плечах. В ответ на "добродушную" улыбку с изящной демонстрацией игольчатых характерных для его вида зубок, сохранивших остатки былого кровавого пиршества, Микеланджело раскатисто зарычал, обнажив свой не менее пугающий оскал, всем своим видом демонстрируя, что никаких переговоров он от вампирской образины не ждет. Да, Дон был его братом, и черепашка это прекрасно это понимал. Но сейчас на него высокомерными и холодными глазами пялилась долговязая фигура лишь отчасти сохранившая внешность старины-Ди. Жуткий, холодный, надменный вампир напяливший на себя шкуру изобретателя но едва ли сохранивший от того привычного всем характера. Майк слышал, что люди меняются, будучи укушенными вурдалаками и оборотнями, он и сам это прочувствовал на своей шкуре. Но огромное различие между ними было подобно бесконечной пропасти разделяющей эти два вида ночных тварей.
Майк мог оставаться собой. И понимал все то дерьмо, что с ними случилось и страстно хотел от этого избавиться. А Дон... Дон пришел сюда не для того, чтобы вылечить их обоих. Что Донателло и быстренько озвучил, предложив оборотню "присоединиться к армии захватчиков во имя Сатаны!".
- Уверовал в потустороннее Ди? Конечно, как клыки отрастил и перешел на кровяную диету, сложно отрицать очевидное. А раньше ты даже на одно слово "вампир" морщился, как чеснока сожрал, - пророкотал весельчак, даже не замечая, как проливной дождь, до этого гулко ударяющий по его горбатой спине медленно сходил на нет и растворялся вместе с мятыми, рваными облаками, освобождая из плена красавицу-луну, чей краешек уже опасно выглядывал из-за их редеющего ажурного края. - Не трогай меня, - раскатисто рявкнул Майк, зло махнув трехпалой ладонью, отгоняя от себя дружелюбно протянутую ладонь старшего. Пошел прочь, страхолюдина. Лапать он тут его вздумал.

- Я собираюсь бороться с этой заразой. А не в солдатиков с тобой, упырь, играть. - Проревел Майк, которому откровенно надоело, что его теснят словно загнанного в угол зверя, коим ему отчаянно не хотелось быть. Однако он явно недооценил силы молодого вампира-мутанта, и как-то слишком быстро оказался стоящим на коленях в луже дождевой воды, утыкаясь носом в собственное искаженное отражение и вывернув руку назад в болезненном захвате его старшего брата. - Пусти... - прохрипел шутник, облизывая потрескавшиеся, кровящие губы и ловя языком последние капли уходящей грозы. Если Дон терял терпение - то Микеланджело терял самообладание, все больше желая не то что бы спихнуть брата с крыши и удрать подобру-поздорову, выдумывать и разрабатывать дальнейший план их спасения... разорвать ненавистного вампиреныша в мелкие клочки. Без жалости, без сострадания. Пустить его холодную кровь рекой низвергаться с проклятой крыши. - Лучше беги... упархивай отсюда... пока еще можешь... - хрипло выдохнул парень, скосив глаза на меланхолично возвышающуюся над ним фигуру. Зря Донателло отвлекся - едва стоило вампиру позволить сторонним мыслям завладеть его вниманием, как заметно "оволосевшая" лапень его пленника неожиданно извернулась в крепкой хватке, теперь уже в свою очередь схватив бывшего умника за кисть, да так безжалостно крепко, что мощные звериные когти щедро располосовали бледную кожу упыря.
Микеланджело с надсадным дыханием, содрогаясь и дергаясь видел как менялось его отражение. Как за овалом панциря, за его спиной во всей своей красе воссияла полная, круглая луна, озарив мокрую площадку ровным, холодным светом. Зеленая кожа лопалась, обвисала, пропуская сквозь себя густую шерсть. Лицо болело так, словно Майку вышибли челюсть и тут же попытались неудачно вправить ее на место - аккуратная и тупая черепашья физиономия вытягивалась, рвалась на лоскуты и тут же зарастала густым мехом. Его опять затошнило, и черепашка безо всякого стеснения с характерным бульканьем извергнул из себя порцию крови из лопнувших при трансформации капилляров. Глаза заволокло туманом отчуждения и полного отсутствия разума, а расширившиеся в судороге зрачки приобрели пугающе-красный оттенок.

Резко повернув мохнатую голову, оборотень так громко рявкнул на своего пленителя, обдав его слюной в смеси с кровью, забрызгав вампиру всю его аристократичную физиономию, что Дон в опаске сделал шаг в сторону... Но далеко, разумеется, не ушел - Майк все еще крепко сжимал кровоточащую кисть брата в своей капканообразной хватке. Теперь уже перед Микеланджело был не брат, не его копия, ничто с ним связанное. Перед ним был враг. Угроза, которую пробудившиеся инстинкты требовали немедленно устранить.
Что он и делал.

Размашистым ударом пропахав свободной лапой по вытянувшемуся лицу Донателло, оборотень голодно заревел потерявшему дар речи умнику в исполосованную рожу, обдав того смрадным дыханием, а затем нанес еще один удар, на этот раз в грудь, откинув грузную тушу прямо в пресловутую будку, смяв панцирем вампира-черепашки ровно половину постройки.
Запрокинув голову к безмятежно-чистому небу с ехидно склонившимся к ним светилом, нежно серебрящим топорщащуюся во все стороны мокрую шерсть, бывший весельчак оглушительно завыл, привлекая к себе всех окрестных оборотней в дружную команду. Убить, разорвать, уничтожить мерзкого упыря. К несчастью майку вернулся дар речи, хоть и отсутствовал разум - оттого смотреть на активно ворочающего языком в огромной пасти оборотня стало еще страшнее, - Никаких... союзов... с вампир-р-р-рами. Я сожр-ру твое сер-рдце! - медленно, косматой горой надвигаясь на забарахтавшегося под мятым металлом регенерирующего вурдалака, Майк остервенело вжал его обеими лапами в грудь. Еще один сокрушительный удар по голове извивающегося и шипящего в ответ вампира вынудил того притихнуть, - Выр-рву р-руки из панцир-ря, - рычал оборотень, бросив тело обратившегося изобретателя в покое и схватив уже исковерканную изувеченную постройку, буквально оторвав ее от фундамента... и уронив ту всей своей массой пискнувшему Донателло на голову, при этом навалившись на нее сверху, решив сыграть в "раскатай черепаху тонким слоем по хлебушку".

+1

29

Кто бы мог подумать, что однажды Алопекс застрянет задницей в окне. Да еще и в такой неподходящий момент!

"Ну же... втяни булки, сестрица!" — в растущей панике торопила себя бывшая наемница, из-за всех сил упираясь локтями в стену и крутя пышным хвостом на манер безумного пропеллера — с такой скоростью, что, кажется, еще пара секунд, и она просто Карлсоном залетит в пресловутую форточку, к чертям вырвав оконную раму из гнезда. Неужели она так сильно растолстела?! Все, решено, если они с Майком каким-то образом переживут сегодняшнюю ночь, то она обязательно сядет на диету и больше не станет жрать выпечку в галактических масштабах, переключившись на фруктовые пюре и легкие салатики! — "Да на черта... делать... такие узкие... проемы?!!" — уже едва ли не рыча от досады, Ло спешно подобрала задние лапы и, как следует напрягшись, вдруг с характерным звуком выдернутой из слива затычки вывалилась из многострадального окошка. — ИК!! — сдавленно пискнула она, с размаху бухнувшись мордой в пол, чуть было не свернув себе шею при падении. Ааай... — "Пожалуй, с мучным точно пора завязывать," — мрачно подумала Ло, кое-как поднимаясь на ноги и внимательно озирая темное помещение ломбарда. Хорошо, что ее зрение было куда острее человеческого: понадобилось всего пара-тройка секунд, чтобы Алопекс начала различать смутные очертания предметов вокруг. Она никогда прежде не бывала в таких местах, но догадывалась, что где-то здесь должны были храниться ювелирные украшения. Только вот где конкретно?

Ух ты, — тихонько пробормотала Ло себе под нос, всей мордашкой прильнув к одной из толстых стеклянных витрин и с круглыми от восхищения глазами рассматривая внушительную коллекцию наручных часов — видел бы это Микеланджело! Может, взять себе несколько? Да нет же, она ведь не какой-то там дрянной воришка... С другой стороны, она и так планирует стащить отсюда целую гору дорогущего серебра, так почему бы не прихватить с собой еще парочку блестящих сувениров? Алопекс чуть было не забыла об основной цели своего прихода, с вываленным до пола языком пожирая взглядом обнаруженные ею сокровища, но затем откуда-то извне вдруг раздался оглушительный звон и скрежет металла, в миг заставивший лисицу "отклеиться" от витрины и навострить оба треугольных уха: ей показалось, или кто-то пытался проникнуть в ломбард через основной вход? Несколько долгих мгновений, Ло молчаливо вслушивалась в этот донельзя подозрительный шум, но затем смекнула, что, возможно, это просто оборотни увлеченно крушат безлюдную городскую улицу — мало ли, снесли почтовый ящик, или парочку мусорных контейнеров... Едва вспомнив о дожидавшемся ее на крыше Микеланджело, Ло решительно повернулась кругом и на цыпочках двинулась мимо длиннющего ряда прозрачных тумб и шкафов, внимательно изучая взглядом их внутреннее содержимое. Честно говоря, здесь было столько всякой всячины, что у бедной мутантки очень скоро зарябило в глазах от эдакого рыночного разнообразия. Она была так глубоко поглощена своими поисками, что едва не выскочила из собственной шкуры от испуга, когда в опасной близости от ее настороженного уха вдруг со слабо различимым свистом промелькнуло что-то... Что-то не очень крупное, наподобие брошенного кем-то сюрикена, или легкого взмаха чьей-нибудь руки — тем не менее, это заставило ее снежным вихрем обернуться на месте, диковато зыркнув глазами по сторонам, в поисках невидимого противника.

Вот теперь-то ей окончательно стало ясно, что она здесь не одна.

"...Мона," — определила девушка, украдкой потянув носом спертый воздух давно не проветриваемого помещения. Ну, конечно же, кто это еще мог быть, как не она? Запах саламандры довольно сильно изменился после обращения, но в нем все равно безошибочно угадывались его старые, привычные нотки. Титаническим усилием воли удержав себя от того, чтобы не сыграть в злобного Росомаху, с характерным лязгом выпустив когти из лап, Ло молча скользнула взглядом вверх по темной, облупленной стене... и тут же спешно опустила его обратно, не желая демонстрировать новоявленной вампирше свое осведомление о ее потайном присутствии. Хотя, конечно, Алопекс не на шутку испугало ее появление. Зачем она сюда пришла? Может, не сумела отыскать Дона, и теперь решила заняться их общей подругой? — "Ладно... ладно, пожалуй, теперь мне и впрямь стоит поторопиться," — отбросив прочь все лишние догадки и умозаключения, наемница с удвоенным рвением принялась за поиски украшений, не забывая, однако, усиленно прислушиваться к своему мрачному окружению. Как ни крути, а ей не хотелось бы внезапно обнаружить себя в цепких вампирских объятиях и ощутить на своей шее леденящее дыхание голодной Моны Лизы. — "О! Кажется, нашла!" —  едва заметив нужную ей витрину, Ло с обрадованным видом подскочила к ней и без лишних церемоний распахнула тяжелую стеклянную дверцу, одним размашистым движением сгребя в кучу все хранившиеся за ней украшения — некоторые из них при этом со звоном полетели ей под ноги, на манер сыплющихся из пиратского сундука монет откатившись в разные стороны, но Алопекс и не подумала их ловить. Плюхнувшись на колени, лисица торопливо вывалила все свои драгоценные трофеи на пол, и принялась лихорадочно в них копаться, с видом дорвавшегося до сокровищ "Долговязого" Джона Сильвера перебирая и рассматривая каждое кольцо и цепочку, попадавшиеся ей в руки. То, что хотя бы отдаленно казалось ей похожим на серебро, мгновенно откладывалась в сторонку, где постепенно начинала вырастать более-менее внушительная кучка; туда же отправлялись и найденные куноичи кресты, даже если они были сделаны из золота и других металлов просто на всякий пожарный. Алопекс так серьезно увлеклась этим нехитрым отбором украшений, что на время даже позабыла о возможной слежке... А от того вновь пугливо дернулась всем телом при звуке чужого голоса, тотчас, впрочем, воинственно обернувшись к разлегшейся на шкафу Моне. Вот та, наконец, и выдала ей свое присутствие... Даже странно, разве она не собиралась ее атаковать?

"И чего ей от меня понадобилось, черт возьми?" — нахмурившись, Ло пристально уставилась в ярко поблескивающие глаза старой подруги, точно угольки тлеющие в глубоком сумраке помещения, вот уже в который раз поразившись тому, как сильно она изменилась. Некогда такая серьезная и скромная... Тихая, собранная, вечно чем-то не на шутку озабоченная, и лишь изредка позволяющая себе расслабиться в компании близких друзей, которым она полностью могла довериться... Сейчас она меньше всего походила на себя саму, точно кто-то другой, куда более наглый и ехидный, вдруг без спроса влез в ее шкуру, выпихнув наружу подлинного владельца. Что-то подобное случилось как раз на прошлый Хэллоуин, но тогда ребятами и впрямь управляли незваные гости в обличье древних кровожадных призраков — а что сейчас? Сейчас здесь не было кого-то третьего: перед Алопекс по-прежнему находилась все та же самая ящерка, с которой она некогда была так близка, но вот только от прежней Моны в ней оставались лишь жалкие, едва различимые крупицы. А значит, если им придется сражаться друг с другом... Если Мона набросится на нее... Ло окажется вынуждена дать ей самый серьезный отпор, а следовательно, сознательно причинить ей боль. Надо ли уточнять, что Алопекс совершенно не хотелось этого делать? 

Где Донни? Что ты с ним сделала? — с явственно различимым напряжением в голосе осведомилась она у саламандры, впрочем, не особо нуждаясь в ее ответе — и так понятно было, что изобретатель не сумел избежать встречи со своей оголодавшей возлюбленной. Это простое, но жуткое осознание болезненно кольнуло Алопекс изнутри: бедный Ди... Это она виновата, она оставила его одного! А ведь знала же прекрасно, что умник слишком легко поддается вампирскому гипнозу Моны, да и просто не сможет дать ей отпор в одиночку... Ло невольно стиснула ладони в кулаки, до боли впившись остриями когтей в собственную кожу, мысленно вопрошая себя, куда же мог, в таком случае, подеваться ее гениальный (и до ужаса невезучий) приятель. Возможно, он сейчас лежит где-то в глухом беспамятстве, медленно приходя в себя и постепенно осознавая свою новую, кровожадную натуру... А может, и нет.

"Майки!" — лисица во все глаза уставилась на свою противницу, почти уже даже не вслушиваясь в ее хвастливые разглагольствования на тему спаривания вампиров. В любое другое время, Алопекс наверняка бы смутилась подобным... откровениям, все-таки, она не привыкла вникать в такие подробности чужих отношений! Но сейчас все ее мысли занимало лишь одно: искреннее беспокойство за оставленного на крыше Микеланджело, слишком слабого, растерянного и беспомощного, чтобы оказаться в состоянии дать полноценный отпор вампиру. Конечно, его физическая сила значительно возросла после обращения в вервольфа, но он же понятия не имеет, насколько силен и опасен его брат-упырь! — "Ну уж нет... Я не дам вам  так просто до него добраться, что бы вы оба против него не задумали!" — усилием воли подавив душную волну стремительно нарастающей внутри нее паники, Ло наградила ящерицу на редкость тяжелым, угрюмым взглядом, в котором на сей раз отчетливо прослеживалась скрытая угроза. На паучий манер сползшую по стенке шкафа Мону это, впрочем, не произвело ни малейшего впечатления: шипя и скалясь, точно дикий зверь, она очевидно готовилась атаковать, уже вовсю ощупывая взглядом обнаженную шею песца, примериваясь для быстрого, точного укуса. Признаться, от такого зрелища у любого бы волосы на затылке дыбом встали — и Ло, увы, не стала исключением. Ее и вправду пугало все происходящее... Но кто сказал, что она собиралась сдаваться без боя? Слегка оскалившись в ответ, продемонстрировав Моне свои не менее длинные и острые верхние клыки, как бы показывая ей, что она тоже умеет кусаться, притом весьма больно, Ло неожиданно резко схватила с пола целую пригоршню отобранных ею украшений, практически не глядя сунув ту под нос озлобленной ящерице, мысленно понадеявшись на то, что это сработает. На счастье бездумно рискнувшей всем девушке, вампиры и впрямь оказались донельзя чувствительны к серебру... Вдобавок, в крепком кулачке Алопекс, по удачном стечению обстоятельств, оказался зажат один из найденных под витриной дешевых нательных крестиков — совсем маленький и на первый взгляд фальшивый, но его оказалось более чем достаточно, чтобы Мона с пронзительным шипением отскочила на несколько метров в сторону, предупреждающе рассекая воздух своим длиннющим, как хлыст, хвостом. Ничего себе! Честно говоря, наемница не ожидала от нее такой бурной реакции. Бледно-желтые глаза на миг распахнулись в искреннем изумлении, но после немедленно сузились в две сияющие неприкрытым весельем щелочки — что, страшно? То-то же!

Как насчет ключика к твоему сердцу, а, Мона? — ехидно осведомилась куноичи у своей подруги, теперь уже без малейшего проблеска страха подступая все ближе к сердито ощерившейся саламандре, по-прежнему удерживая свой спасительный крестик на весу. — Что такое? Тебе не нравятся украшения? — теперь уже на ее собственной мордашке красовалась ослепительная голливудская улыбка во весь ряд острых жемчужно-белых зубов. — Уверена, что не хочешь примерить? — она дразняще приблизила ворох серебряных цепочек чуть ли не к самому лицу Моны, отчего последняя немедленно шарахнулась прочь, точно напуганная гусыня, не переставая изрыгать проклятия в адрес не в меру расшалившейся мутантки. Это навело Алопекс на еще одну любопытную мысль. Когда одна из когтистых ладоней Моны промелькнула в опасной близости от ее собственного запястья, желая выбить украшения из чужих рук, Ло, конечно же, с легкостью уклонилась от этого лихорадочного замаха... и тут же нарочито забалансировала на одной ноге, делая вид, что готова упасть прямиком на голову несчастной вампирши — разумеется, со всеми своими жуткими побрякушками. — Упс! Какая я неловкая! — весело вскричала наемница, не без некого садистского удовольствия пронаблюдав за тем, как бедная Мона чуть было не поседела всей своей густой кучерявой копной, когда упомянутый крестик почти коснулся ее сморщенной в испуге физиономии. Вновь порывисто шарахнувшись куда-то во тьму, подальше от охамевшей Ло с ее дурацким крестиком, Мона вдруг с размаху врезалась спиной в какой-то огроменный антикварный шкаф, такой большой и тяжелый, что мог бы с легкостью придавить собою целого Рене — что уж говорить о маленькой, хрупкой саламандре? Мигом прекратив ухмыляться, Ло с вытянувшейся мордой пронаблюдала за эпическим падением этого старинного деревянного "монстра", даже не успев толком ничего понять... а затем спешно отскочила назад, зажмурившись и прикрыв голову сгибом локтя. В следующий миг, Мона целиком скрылась из виду под грудой развалившихся досок, а опасливо замершую поодаль Алопекс обдало целым облаком старой вонючей пыли, щедро припорошившей ее густой, и без того сильно запачканный мех. Грохот поднялся такой, будто на них с Моной целый этаж рухнул, никак не меньше! Медленно, настороженно опустив руку с все еще крепко зажатыми в них цепочками, Ло с напрочь ошалевшим выражением лица уставилась на серой громадой выросший у стены "курган", под которым нынче покоилась ее бедная приятельница.

И впрямь... как-то совсем уж неловко получилось.

Эм... Мона? — лисица сухо закашлялась от угодившей ей в горло пыли, одновременно на автомате разгоняя ладонью клубившийся вокруг ней туман. — Мона, ты там живая вообще?... — она сунулась было чуть ближе к упавшему шкафу, а вернее сказать, к тому, что от него осталось, на время аж позабыв о том, что ее подруга обратилась в злющего и донельзя мстительного вампира, вполне способного одним ударом проломить всю эту кучу трухлявых досок и выцарапать глаза своей обидчице... А затем спешно отскочила подальше от нагромождения, с искренним испугом прижав обе лапы к груди, аж слегка откинувшись корпусом назад и предупреждающе распушив свой огромный белый хвост — так громко заорала ящерица в ответ, в полнейшем неадеквате забив конечностями и хвостом, в слепых попытках сбросить с себя целую груду тяжелых крестов и распятий, вприправку с коллекционными образцами Библии на нескольких языках, включая древнюю витиеватую латынь. Наверное, ей было ужасно больно... Но Алопекс могло стать еще больнее, если бы она все-таки попыталась вытащить Мону из-под всей этой кучи освященного хлама!

Что ж... По крайней мере, теперь она еще нескоро отсюда выберется.

Прости, сестрица, — словно бы оправдываясь перед воющей на всякий животный манер демонессой, Ло с опаской сделала пару шагов вперед и рывком извлекла из общей свалки внушительного вида серебряный крест, такой большой, что она с трудом могла удержать его на весу. — Но мне, кажется, не поднять такую тяжесть в одиночку! — кое-как взвалив свою находку на плечо, лисица шутливо отсалютовала визжащей Моне свободной ладонью, хоть та все равно не могла этого увидеть. — Я скажу Дону, если встречу его по дороге! Ну, бывай! — развернувшись на пятках, вновь заметно повеселевшая Алопекс едва ли не вприпрыжку двинулась обратно к оставленным позади нее сокровищам. Спешно набросав себе на шею столько серебряных цепочек и крестов, сколько их вообще здесь нашлось, беспрестанно гремя, звеня и бряцая драгоценным металлом, Ло деловито поправила украденное ею распятие и вновь полезла в окно, надеясь, что на сей раз она не застрянет в нем намертво. Мона за ее спиной продолжала громко выть и стенать, и, честно говоря, наемнице было откровенно совестно бросать ее здесь в таком плачевном состоянии... Но Майки нуждался в ее помощи куда сильнее любого доморощенного вампира, а она и без того потеряла кучу времени на разборки с Моной — вдруг с ним приключилась какая-нибудь беда? Вдруг Донателло уже нашел своего младшего братишку, и теперь пытался каким-нибудь образом причинить ему вред? Или еще хуже — переманить его на темную сторону!

"Держись, пухлик, я уже иду к тебе!..." — не без труда протиснувшись сквозь узкое отверстие, Ло уже без особой осторожности спрыгнула вниз на крышку мусорного бока, издав при этом такой громкий звон, что наверняка перебудила всех людей в районе (хотя, скорее всего, те уже очень давно не спали, потревоженные громким волчьим воем и грызней, то и дело доносившимися откуда-то с пустынных улиц, и теперь в ужасе заперлись у себя в квартирах, притворяясь, что их здесь нет), Алопекс решительно помчалась обратно к ожидавшему ее на крыше мутанту, пока что еще даже не представляя, что за дивное зрелище предстанет ее глазам там, наверху.

Донателло, признаться, тоже не ожидал ничего подобного.

Он отвлекся всего лишь на секунду, ну, может, две — не больше! Просто слегка отвернул голову в сторонку, пристально всматриваясь куда-то во тьму и молчаливо прислушиваясь к внутренним ощущениям: будучи тесно связанным с укусившей его саламандрой, Дон очень хорошо чувствовал ее страх, а вместе с ним и боль, которую он сейчас испытывала... Ох, ну и страдала же она! Изобретатель и сам невольно сморщился, как если бы у него вдруг разом заныли все зубы, и чуть сильнее стиснул и без того онемевшее запястье шутника, все еще напряженно силясь понять, что именно пошло не так. Пожалуй, ему все-таки придется отложить разговор с Майком до лучших времен... Это также подтвердил и неожиданно прогремевший в его сознании голос саламандры, в самой грубой форме потребовавшей, чтобы он немедленно пришел ей на помощь; вздрогнув, Донателло с шипением накрыл ладонью собственную раскалывающуюся от боли макушку, с каждой секундой все больше убеждаясь, что ему нужно поскорее броситься на выручку свой возлюбленной и хозяйке... Но ему не дали этого сделать. Порывисто обернувшись, вампир с резко сузившимися в крохотные точки зрачками уставился в скалящуюся морду стремительно обрастающего мехом вервольфа, уже вовсю принимавшего свою истинную форму в ярком сиянии выглянувшей из-за облаков луны. Не дожидаясь, пока "пленивший" его мутант сполна осознает, в какую чудовищных размеров задницу он только что угодил, Микеланджело с размаху засадил технику когтями по лицу, каким-то чудом не зацепив его округлившихся в немом изумлении глаз, отчего на физиономии Дона моментально вспыхнули три глубоких алых пореза, а затем рявкнул на обомлевшего брата во всю мощь своей звериной глотки. Отморозившись, гений запоздало дернулся прочь, рванув на себя вспоротое, окровавленное запястье — эх, если бы только в этом был хоть какой-то смысл! Как говорится, поздно пить боржоми: теперь только сам Майки мог выпустить его на волю... И Ди очень сильно сомневался, что он в самом деле этого захочет. Громко зашипев в ответ, подросток предпринял попытку ударить оборотня второй рукой, но не успел. Огромная волосатая лапень младшего черепашки с противным для ушей лязгом шваркнула Дона по груди, с такой силой, что на его жестком костяном пластроне мгновенно образовался впечатляющих размеров отпечаток, вдобавок, украшенный поверх несколькими уродливыми бороздами от когтей... А затем Донателло с грохотом проломил панцирем ни в чем не повинную металлическую будку, фактически, снеся ее собственным телом. Этого хватило, чтобы бывший механик на пару минут выпал из окружающей реальности, впрочем, не потеряв сознания: он просто с донельзя глупым видом развалился в груде покореженных обломков, немо пяля глаза куда-то в затянутые облаками небеса и ловя редкие дождевые капли на свое израненное лицо. Впрочем, жуткие кровоточащие порезы уже плавно затягивались, повинуясь усиленной вампирской регенерации... Исчезала и уродливая вмятина на пластроне, словно кто-то надавливал на нее рукой изнутри. Кое-как прочухавшись, Донни вяло зашевелился в своем уютном "гнездышке", инстинктивно стремясь подняться на ноги и скорее задать стрекача, вполне отчетливо сознавая, что в таком плачевном состоянии ему нечего даже и думать о сражении с братишкой-оборотнем.

К несчастью, Майки снова его опередил.

Ты не в себе, болван! — агрессивно зашипел на него Донателло, едва только снова ощутил на своей груди смертоносную тяжесть накаченных волчьих лап. Ударом отшвырнув от себя один из погнутых железных листов, гений предпринял новую попытку врезать когтями по скалящейся морде вервольфа, и вновь промазал, не дотянувшись жалкого сантиметра до чужого носа. — Я могу вернуть тебе твой рассудок... твою память! Контроль над... — он глухо зарычал, прервавшись на середине фразы — все было зря, Майк и не пытался его услышать, зато делал все возможное для того, чтобы поскорее умертвить своего не в меру говорливого братца. Едва придя в себя от очередного сокрушительного удара, Дон с перекошенной от страха и злобы физиономией уставился на сурово поднятый над ним остов будки, уже заранее предчувствуя, до чего глубоко треснет его панцирь. — ТЫ НЕ ПОСМЕ...!!!! — взвыл он не хуже, а может, даже громче самого Микеланджело, но его голос моментально потонул в невообразимом грохоте разломившейся напополам постройки, всей своей массой рухнувшей ему на голову. Пожалуй, ТАКОГО мощного удара не смог бы выдержать даже сам граф Дракула, что уж говорить о бедном, только что обращенном в вампира изобретателе... Нет, Майки не убил мутанта, но определенно точно отправил его в глубокий и беспросветный нокаут. И неизвестно, что бы ожидало техника в дальнейшем, кабы не забравшаяся на крышу Алопекс — вся взлохмаченная, страшно запыхавшаяся и, вдобавок, с головы до ног увешанная крестами и цепочками похлеще рождественской елки. Кое-как перекатившись через край площадки под гнетом всех этих бесчисленных украшений, а также здоровенного серебряного распятия, она с лучезарной — и безумно самодовольной! — улыбкой повернулась лицом к своему возлюбленному... да так и зависла, с выпученными глазами-фонарями и отпавшей нижней челюстью наблюдая за жестокой разборкой двух озлобленных монстров. Едва только Донателло исчез под кучей погнутого металлолома, точь-в-точь, как его возлюбленная несколькими минутами ранее скрылась из виду под обрушившимся на нее шкафом (дежа вю), Ло стало очевидно: пора срочно что-то предпринимать, иначе их долговязый вампирский собрат обречен на вымирание.

Упырь или не упырь, но он все еще был для них другом, да и Майки едва ли понравится, что он только что по незнанию прикончил родного брата, верно?

"Черт... чертчертчерт," — отвлекшись от молчаливых наблюдений за происходящим, Алопекс принялась суетливо перебирать свисающие с ее шеи побрякушки, отыскивая самую длинную и, желательно, крепкую цепь из всех. Кое-как стянув ее через голову, в процессе едва ли окончательно не запутавшись во всем этом сверкающем великолепии, лисица шумно втянула ноздрями влажный ночной воздух, набираясь храбрости перед грядущим акробатическим номером... и белесой молнией устремилась к повернувшемуся к ней спиной Майку, несколькими большими скачками преодолев разделяющее их расстояние и полоумной белкой вскарабкавшись вверх по густо обросшему, растрескавшемуся во многих местах панцирю шутника, из-за всех сил цепляясь когтями за края толстых костяных пластин. Микеланджело далеко не сразу понял, что ему на спину кто-то там взобрался: и неудивительно, по сравнению с ним, Алопекс почти ничего не весила, и вдобавок двигалась достаточно быстро и проворно, чтобы в одно мгновение очутиться на загривке приятеля и быстрым, решительным движением набросить на него свою цепочку.

Лишь бы это только сработало...

"А если нет?" — эта запоздалая мысль невольно заставила ее похолодеть, тут же испуганно втянув голову в плечи и покрепче обхватив руками мощную шею оборотня — тот с рычанием отмахнулся от нового "противника", вслепую закинув  лапу за плечо, и Алопекс едва успела отдернуть свой хвост.

Майки, не надо! — завопила она в неподдельной панике, тревожась, что вконец обезумевший мутант во-вот схватит ее за шкирку и грамотно поставленным броском отправит считать кратеры на луне. — Все хорошо, малыш, успокойся! Это всего лишь я!... — Алопекс зажмурилась, тесно прильнув щекой к чужой макушке и успокаивающе поводя ладонями по косматым щекам приятеля, искренне надеясь, что хотя бы это поможет ему чуть быстрее прийти в себя.

+1

30

- "Я тебе припомню, сучка," - с ненавистью плевалась в пыльную фанерку саламандра, заткнувшись и со слезящимися глазами терпя пребольнейшие испытания клеймением металлами. А если точнее крестами оставляющими на ее нежной, мраморного оттенка кожи характерные отпечатки в виде уродливых ожогов. Бросила ее тут. Одну. Хотя это ведь логично - она же хотела сожрать свою старую подругу, а не пришла с любовью и просьбой о помощи в этот затхлый уголок древностей. Внутреннее зеркало покореженной створки утыкалось прямо в оскаленную морду ящерки и волей неволей Мона любовалась на свое отсутствующее отражение, мысленно проклиная себя, это место, и вампирскую чувствительность к треклятым крестам, которые расположились у нее на спине подобно тем круглым камешкам что используют во время тайского массажа. - "Донни!" - рычала своему возлюбленная бьющаяся в конвульсиях мутантка, болезненно упираясь в кривой, плашмя лежащий на ней остов, чувствуя что еще чуть-чуть - и распятья прожгут ее насквозь. Просто, растопят ее зеленую шкурку как горячая ложка кусок масла, в итоге "пробуравив" ее тело насквозь и выпадя через светлое брюхо на пол. Ей надо выбраться отсюда, любой ценой. она не умрет здесь, но хуже смерти только такие нескончаемые страдания под кучей распятий, строго пригвождающих корчащуюся вампирессу к полу. - "Скотина... ты меня слышишь?!" - когтистая перепончатая ладонь находящаяся за пределами рухнувшего стеллажа, до этого беспорядочно цепляющаяся то за доски грубо сколоченного старинного шкафа, то за половицы, выгрызая когтищами глубокую выемку и раскидав в стороны щепы, сжалась в кулак и требовательно жахнула по полу, да так, что аж все витрины вокруг зазвенели, - "Мне плевать что ты там делаешь, немедленно бросай все и тащи свою тощую задницу сюда!!!! Аргх," - лишнее движение причиняло боль. Мысли - причиняли боль.

Надо же, в какую глупую ловушку ее заманила Алопекс, подумать только!

Разумеется саму себя за неуклюжесть, Мона нисколечки не винила, кто же знал, что сзади нее настолько неустойчивая конструкция с опаснейшим орудием для упыря! Это все Ло, это все она виновата. - "Если бы не она, я бы обратила Донни еще в логове и нам бы не пришлось проходить через все эти... эти... через все это! Меня не должно быть здесь!" - она представляла себе все совсем по другому. Дон ею пренебрегал, она оказалась в тюрьме собственного эго не сразу обратив внимания на возникшую опасность... Мона снова раздраженно ударилась плечом о перекладины древнего хранилища драгоценного антиквариата, доведя стенки до характерного скрипа и хруста ломаемой древесины, сопровождая это низким, гортанным воем, ощущая, как по ее лопаткам скользят  святые символы, оставляя после себя грозно надувающиеся пузыри обожженной кожи, которые лопались с характерным звуком испуская серный дым и пар, змейками просачивающийся сквозь щели к потолку и наполняя небольшую лавочку удушливым, едким туманом, весьма неохотно покидающим помещение через поломанную вентиляцию. Где этого зеленого черта носит! - "Я ему клыки обломаю," - шипела проклятья саламандра, буйно шарахаясь о стенки и неистово царапая дерево... Спасать ее, кажется, никто не собирался, а пробыть здесь в одиночестве скалясь в пустое зеркало, похороненной с крестами на затылке мутантке ой как не хотелось. Нужно выбираться самой.

И в принципе это оказалось возможным, не смотря на то, что она буквально оставила там свою чешую и несколько прядей угольно-черных волос с обугленого черепа, но тем не менее выбралась вполне себе живой, словно мышь "выгрызя" себе проход наружу.

Она выломала доски, изувечила старинный стеллаж, исцарапала стены и пол, залила все кровью, расплавленной чешуей и собственными слезами, но выбралась. Уселас посреди раскуроченных витрин на пол, приложив ладонь к горящей щеке и молча дожидаясь, пока боль облезшей шкуры утихнет, а ее пропитанный запахом жженного мяса наряд хоть немного выветриться, чтобы не тревожить чувствительный нюх вампирши. Потирая образовавшуюся залысину на виске, ящерица нежно подхватывала медленно появляющиеся, восполняющие ее запыленную черную гриву "свежие", каштановые завитки, поначалу мягкие и сильно закрученные, но быстро густеющие, удлиняющиеся и волной ускользающие по заживающей шее - локоны восстанавливались аналогично всему телу, сохраняя прическу мутантки в первоначальном виде, но, понятное дело, в естественном своем цвете. Поправив неравномерно прокрашенные волосы, Мона морщась коснулась собственной щеки, самыми кончиками пальцев огладив неровный крестообразный шрам из еще незатянувшихся рубцов. Следы от этого пройдут еще не скоро.

Рассерженно рыкнув в пустоту, поднявшись на ноги и раздосадованно пнув по стеклянному боксу с украшениями, тем самым разнеся его на осколки, Лиза рассыпалась пеплом в этой ненавистной берлоге старьевщика, зависнув посередине теперь уже сердито пищащей мышью, неистово лупя крыльями по воздуху. Все еще находясь в приступе ярчайшего бешенства, пьяно раскачиваясь из стороны в сторону, Мона порывисто метнулась к подвесным полкам, вцепившись в них своими крючковатыми лапками, обрушив их на пол. Рухнула всей своей массой на витрину, отряхиваясь от обломков подобно воробью в луже. Коллекция часов, что так понравилась Алопекс, была так же раскидана по всей лавочке, издевательски подвешена то на люстру, то запихана в пасть пафосного чучела медведя, а вернее висящей над входом головы косолапого хищника. Перед тем как улететь, Мона все перевернула вверх дном, все разбила и все сломала, на что только был обращен ее до ужаса злой взгляд желтых, пылающих угольков.
И лишь убедившись, что она устроила в ломбарде полный кавардак, саламандра, с чувством выполненного достоинства неровным полетом выпорхнула на улицу, врезавшись косматой, теряющей шерсть взъерошенной тушкой в ближайший фонарный столб, и вцепилась в него так, словно он был единственным на всей этой грешной земле.
Молча потаращившись в пустоту перед собой, дергая ушами и роняя с шерстью горсти пепла, Мона встряхнулась, и резко вскинула тупорылую мордочку, широко раздувая вздрагивающие ноздри - ей нужно поспешить к Донни и проверить, как у него обстоят дела. Чем он там вообще занимался, пока его единственная, любимая и неповторимая пластом валялась окруженна крестами?! Сердито скривив и без того непритягательную звериную моську, Лиза сорвалась со своего шаткого насеста, неуклюже нырнув к земле, все еще испытывая дикий отходняк от всего произошедшего, и с силой забила крыльями, упорно поднимая себя вверх, прямо на крышу, откуда до ее чуткого носа достигал аромат шерсти - Микеланджело, Алопекс, а так же утонченный запах холодной крови, явно принадлежащей ее возлюбленному.

И когда увесистый нетопырь вскарабкался по отвесной стене, игриво выглянув ушастой головой из-за бордюра, взгляду Моны предстала впечатляющая картина разгромленной площадки - какой там разнесенный в хлам ломбард, вы посмотрите на этой безобразие! Донателло стоял к ней спиной, красуясь исцарапанным панцирем и раздраженно отряхивал плечи, пока девушка не меняя звериного образа наблюдала за его действиями, сидя на приступке. - Вижу все прошло неплохо, - не скрывая обиженной иронии, наконец, дала о себе знать, расправив полупрозрачные перепонки крыльев, оскалив клыкастую пасть, - Где тебя носило? Эта стерва завалила меня шкафом с крестами. С КРЕСТАМИ! ЗНАЕШЬ, КАК ЭТО БОЛЬНО?! А ты тут шавок ловишь, - рыкнула саламандра, искренне желая что-нибудь швырнуть парню в затылок. Хотя, судя по измятой в гармошку чердачной будке, сохранившей отпечаток не только черепашьего панциря, но и более чем характерного зубастого лица, они с Микеланджело явно не шоколадками друг друга угощали. Кажется его младшему брату не понравилась перспектива ступить на сторону зла, и тот просто-напросто отметелил незадачливого дипломата. В любое другое время ящерка шипя и возмущенно плюясь наверняка бы кинулась сразу вдогонку за обидчиком, конечно, не забыв предварительно как следует пожалеть своего покалеченного мышонка, но сейчас она была так зла на него, что не смогла сдержать некоторого внутреннего злорадства. Правда долго любоваться мятым видом приятеля ей попросту не дали - даже не обратив особого внимания на слезовыжимающие жалобы девушки по поводу ее пострадавшей гордости и внешности из-за глупой лисы, Донателло махнул рукой куда-то вперед, указывая подпрыгивающей на месте Моне, что де вон, эти засранцы куда ускакали. Давай ка их догоним и научим, как не следует обращаться с юными вампирами!

- Ты мне за все ответишш-шшь! - прохрипела мутантка, обращаясь к умчавшейся верхом на оборотне Алопекс, коротко кивнув на предложение бывшего изобретателя, сорвавшись с места первой, не дожидаясь пока ее приятель примет вид крылатой твари и тяжелыми, загребающими взмахами крыльев устремиться следом. Мона все еще обильно линяла и ее слегка шатало и контузило, отчего ящерка едва ли вписывалась в поворот. В итоге настигнувший ее в полете Донателло едва не врезался в истерично забившую своими кожистыми опахалами Мону, столкнувшись с ней грудью на лету. Несколько драгоценных секунд было потрачено на то, что не сумевшие разойтись нетопыри с писком, и визгом забарахтались в воздухе, отпихивая друг друга лапами и острющими когтями на них, и после чего с остервенелым видом зависли на некоторое время друг на против друга. - "Придурок," - Лиза нырнула вниз, предоставляя своему возлюбленному патрулировать улицу с более высокого расстояния, сама же держась ближе к земле и лаская кончиками крыльев понатыканные друг к другу многоэтажки. А вот впереди и замаячило белое пятно, мелькнувшее между двух проржавевших насквозь труб - Майк мчался быстро. Так быстро, как никогда не бегал в образе себя настоящего, вывалив на бок розовый, капающий слюной язык и прижав уши к пышному, развевающемуся плюмажем на ветру воротнику. В который цепко, вжавшись всем телом и размахивая победным флагом белым хвостом восседала виновница всех мониных бед. - Вижу их! - противно, скрипуче взвизгнула мышь, остервенело забив крыльями и накренившись на бок, коварно выныривая промеж толстых плетений труб.

С писклявым, но от того не менее жутким смехом, Мона накрыла голову громко ахнувшей куноичи, пребольно вцепившись Алопекс когтями в косматое ухо... а затем едко улыбаясь потянула замахавшую лапами девчонку вверх, очевидно намереваясь повторить трюк с Доном и взмыть в небеса с новой жертвой. Однако резко затормозивший Микеланджело не дал ей сделать.

Обернувшись через плечо, весельчак громко рявкнул, и размашисто жахнул когтистой, мохнатой ладонью по мышиной тушке вампирессы, прихлопнув ее к стенке, как большого, жирнющего и дико противного комара, оставив мутантку в позе распластавшись по кирпичам, нервно дергая нижним веком. - Ты там цела? - голос у обращенного мутанта был свой, но куда более густой, глубокий, приглушенный и словно простуженный. Майк все еще агрессивно скалил перепачканную волчью морду, но в слегка мутных зрачках вновь зажегся знакомый голубой огонек его старого Я. На самом деле то, что болталось у него на шее, утопая в зеленоватой шерсти, нестерпимо жгло ему грудь. Но эта боль, как ни странно, позволяла ему сосредоточиться и не угодить снова в пучину ярости, что продолжала ураганом клокотать в его сердце. Едва только Ло взобралась ему на спину, едва только сумела натянуть на разверзнутую в финальном укусе морду несчастную цепочку, как парень слепо дернулся прочь, даже не глядя на то, что он сделал с Доном. Задал такого стрекача от самого себя, прыгая огромными, гигантскими прыжками через пролеты между домами, что даже удивится всему этому не успел.
Главное...
Он все осознал.

А еще он осознал, что вампиры очень быстро восстанавливаются, что сейчас ему и доказал налетевший в следующую очередь Донателло, мешком рухнув брату прямо на нос и распахнув свою небольшую, это по меркам Майка, клыкастую пасть и надежно закрыв собой обзор. Коготки летучей мыши довольно цепко впились в сморщенную длинную морду оборотня, Майк аж головой затряс, необъезженным конем подпрыгивая на месте, пытаясь сбросить с себя бьющего его по глазам крыльями упыря. На его счастье на помощь любимому пришла Ло, которая схватила Дона за самые... безопасные места, то бишь за огромные крылья, избегая когтей и зубов, и не глядя, прямо бумерангом швырнула пищащего крылана себе за спину, видимо искренне надеясь, что пару раз кувыркнувшийся в полете Дон если не будет дезориентирован сменой направления и эффектом аттракциона, то влетит в соседнюю дымовую трубу и крепко ее поцелует.

Утерев тыльной стороной ладони исцарапанный нос, Майки вновь опустился на четвереньки, расправив широкие плечи, и безмолвно рванул стрелой в спасительную тень, - Спасибо, малышка, - размашисто облизнув порезанные тонкие, черные губы, Микеланджело грузным кулем спрыгнул по пожарной лестнице, гремя и сотрясая все железки в проулок, на мгновение застыв в позе охотничьей собаки, подергивая черной, глянцевой мочкой. - Сейчас я в образе... нас не должны тронуть. Нам лучше пройти по улице, среди... среди них... - Майк невольно собрал переносицу гармошкой и аккуратно попятился назад, заслышав характерное подвывание, а затем приметив и чей-то покатый бурый бок из-за угла. Придется рискнуть. Если они пройдут по верху, Дон со своей пассии вновь могут попробовать на них напасть. Побледневшие глаза вервольфа устремились вперед по улице, медленно разглядывая стройную часовню, скромно поблескивающую крестом, прямо в конце этого проулка. Белая, огражденная палисадником с подвявшими к осени цветами и под низкой кованной оградой, той самой, которую ставят только на кладбищах, да вокруг старинных соборов.
- Нам туда. - Сумрачно ткнул когтистым, толстенным пальцем в сторону храма ликантроп, приподнявшись на задних лапах, и вновь тяжело опустившись на все четыре, махнув мокрым хвостом. - Церковь защитит от вампиров... - он обернулся через плечо, встретившись взглядом с напряженными, немигающими, испуганными глазенками песца. Жаль он не мог обнадеживающе ей улыбнуться, - ... но не от оборотней. - Опустив голову вниз, бывший черепашка медленно, опасливо озираясь, побрел вперед по улице, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания со стороны по щенячьи играющих в паре метров от них оборотней из его стаи.
Теперь, когда он был не только большим, волосатым и зубастым, но еще и разумным, все воспринималось... несколько иначе, скажем так.
- Не делай резких движений. И не греми ты так цепочками...

+1


Вы здесь » TMNT: ShellShock » Альт Вселенная » [A] Drink Deep (Алопекс)