Может, зря он ее об этом спросил.
Натолкнувшись на долгий, необычайно пристальный взгляд васильково-синих глаз, механик предсказуемо смутился и тотчас отвел взор, не справившись со столь повышенным внимание к собственной бедовой персоне. Ниньяра умела смущать своих собеседников как никто другой, а тут сам Донателло полез к ней с неудобными расспросами, за что в итоге и поплатился ярким пристыженным румянцем — и кто ж его за язык-то тянул? На минуту, между ребятами повисла до крайности неловкая пауза: лисица продолжала невозмутимо рассматривать покрасневшую физиономию гения, в то время как сам Ди принялся поочередно мять и сжимать в кулаки свои огромные трехпалые ручищи, словно бы не зная, куда их теперь девать. Наверное, в глазах старшей воительницы, он выглядел круглым дураком... Да, в принципе, так оно и было, какой смысл отрицать очевидное? Просто глупый, наивный мальчишка, возомнивший, что имеет право лезть в чужую душу и наводить там порядок, тогда как сам вот уже который день кряду не может разобраться в собственных чувствах. Точнее... Донателло уже давно понял, что именно он испытывает по отношению к Моне; кажется, осознание этого простого факта пришло к нему еще в самые первые дни их знакомства, когда вроде бы такая хрупкая и беспомощная мутантка умудрилась одним точным ударом повалить юношу на обе лопатки — а затем с тревожным видом прижимала пузырь со льдом к его подбитому глазу, с заботой справляясь о самочувствии обескураженного гения. Казалось бы, такая мелочь... Но саламандра всегда так искренне о нем тревожилась! И постоянно пыталась укрыть, защитить, уберечь его от великого множества опасностей, будь то нападение огромного взбесившегося ящера или полет с головокружительной высоты в добрый десяток этажей. Она была готова принять на себя любые удары, лишь бы только ее друзья и близкие не пострадали... Даже если бы ей самой пришлось бы расплатиться за это своей собственной жизнью. Или памятью...
Жаль, что он сам так и не сумел ее защитить.
— Извини, — тихо откликнулся изобретатель на откровенно провокационный вопрос Ниньяры, чувствуя, что предательская краска все никак не желает отхлынуть от его лица. — Я вовсе не хотел совать нос в твои дела, — просто Ниньяра, наверное, была единственной среди немногочисленных знакомых Дона, кто смог понять бы его сейчас... С кем он вообще мог бы спокойно поговорить о таких вещах, не испытывая при этом такого уж сильного груза вины. И хорошо, что лисица не стала отказывать ему в подобной беседе. Честно говоря, Донателло не ожидал, что она все-таки поддержит этот странный разговор... Но она сделала это, и теперь настал черед умника молча слушать ее расслабленный, невозмутимый монолог, посвященный ее личной привязанности к Рафаэлю. В который уже раз, Донни молча подивился тому, как же эта гордая, донельзя самоуверенная и вроде бы совершенно ни от кого не зависящая барышня умудрилась полюбить такого угрюмого, вечно всем недовольного типа, как его старший брат-саеносец. И ладно бы проблема была только в его недружелюбном характере — но Рафаэль всякий раз настойчиво отталкивал льнувшую к нему мутанималку, вновь и вновь демонстрируя ей, как сильно ему противны любые знаки внимания с ее стороны. Это ли не истинный мазохизм со стороны красношкурой воительницы? "Уж кто бы говорил," — мысленно усмехнулся Донателло, вспомнив, как он сам, балбес эдакий, из раза в раз пытался добиться взаимности от ни капли не доверяющей ему ящерки. Но ведь они изначально крепко сдружились, чего не скажешь о Рафи и его хвостатой подружке... И если техник просто стремился вернуться к самым истокам своих отношений с Моной Лизой, то чего добивалась Ниньяра?
Был ли это чисто спортивный интерес с ее стороны... или нечто гораздо большее, чем простое и до крайности эгоистичное желание достать луну с неба?
Забыв о смущении, Дон молча повернул голову к собеседнице, перехватив ее цепкий, донельзя тревожный взгляд — и теперь уже не стал отворачиваться. Наоборот... Ди внимательно выслушал ее речь до самого конца, и лишь едва заметно вздрогнул, когда тонкая когтистая лапка Ниньяры потянулась к приоткрывшемуся отвороту старого, драного плаща. И пускай лисица не стала прикасаться к чужим шрамам, лишь совсем недавно полностью зажившим, Донателло все равно невольно закрыл от нее эти памятные отметины: ему вообще не очень нравилось их кому-то демонстрировать. И дело тут было отнюдь не в стыде или скромности, просто... Он заработал эту травму, пытаясь защитить Мону, а в итоге сам же заставил ее лезть в пекло, силясь вырвать его бедовый панцирь из когтей Лизарда. И она действительно его спасла! А что же сам Донни? Был ли в итоге от его "помощи" хоть какой-то толк? Выходит, что нет, раз уж это именно он сейчас с умным лицом сидит на скамейке в парке и рассуждает о высоких материях, в то время как бедная девушка плутает в тумане забвения, растерянная, испуганная и откровенно сбитая с толку, абсолютно не знающая, что ждет ее впереди и кому теперь можно верить... Отличная работа, Донателло, ну просто восхитительно!
— Я не знаю, — в конце концов, честно выдохнул изобретатель, на мгновение накрыв глаза ладонью под гнетом собственных тяжких мыслей. — Впервые в жизни, я понятия не имею, что мне теперь делать! Ты не представляешь, как много раз я задавал себе этот вопрос — правильно ли я тогда поступил... Может, если бы я не полез следом за Моной, она бы не попалась на глаза местной охране и спокойно выполнила свою миссию, без моей дурацкой "помощи", а после... не знаю, может, поехала бы куда-нибудь, и... пряталась бы от людей, как и все мы, до самого конца своих дней, но зато была бы цела и невредима, — парень негромко хмыкнул, понимая, насколько по-идиотски все это звучит. — Да и Рене остался бы человеком и вряд ли бы сумел причинить кому-то вред. Но, ты знаешь... — Донателло примолк на мгновение, с донельзя задумчивым, отчасти даже отрешенным видом сместив ладонь на гладкую зеленую макушку. — С точно такой же процентной вероятностью, она бы сейчас была мертва. А мне... мне в самом деле было бы гораздо, гораздо проще. Только вот, случившегося уже не исправить. А значит, нужно двигаться дальше, и пытаться не напортачить сильнее, чем это уже было сделано, — он слабо улыбнулся, вновь переведя взгляд на свою ушастую собеседницу. — Сэнсэй говорит, перемены неизбежны, и самое лучшее, что ты можешь сделать, столкнувшись с ними — это приноровиться к новым обстоятельствам. Не ошибается тот, кто сидит на месте и ничего не делает. Я так не могу. Думаю, в этом мы с тобой похожи... Вдобавок, — тут гений, как и Ниньяра несколькими минутами раньше, поднял голову к темным, бездонным иссиня-черным небесам, — если бы ничего этого не произошло... Если бы я не встретил Мону, а ты — Рафа... что-то в этом мире так и осталось бы для нас пустым. Так что, я совсем ни о чем не жалею... Мне просто горько осознавать, что я не могу точно также заполнить собой чей-то другой мир. Особенно, когда я, кажется уже почти это сделал, — добавил он уже едва слышно, бросив еще один, теперь уже слегка виноватый взгляд на лисицу. Наверное, ей было ужасно скучно выслушивать эту длиннющую и, в целом, совершенно бессмысленную для нее лекцию о причинах и следствиях. Все-таки, Ниньяра родилась раньше него, и за свою жизнь повидала куда больше, чем Донателло и все его трое братьев вместе взятые. Ждала ли она какого-то другого ответа от умника, или просто из чистой вежливости поддержала заведомо пустой разговор? Донателло вновь смущенно завозился на своем месте, обдумывая, что еще можно сказать напоследок, а затем, решившись, все-таки осторожно произнес: — ...не сдавайся. Я знаю Рафа дольше, чем ты — и да, даже мне он временами кажется совершенно невыносимым, грубым, эгоистичным засранцем в зачерствевшей скорлупе. Только вот, внутри он совсем не такой. И раскрывается не сразу, а только тогда, когда ты больше всего в этом нуждаешься... Хотя даже тогда его хочется стукнуть чем-нибудь потяжелее, — он снова тепло улыбнулся и неожиданно подмигнул иронично кривящей губы лисице, видя, с каким скепсисом та вслушивается в его слова. Видимо, не ожидала, что умник вдруг решит ей что-то советовать... Хотя, это и советами-то можно было назвать с большой натяжкой. Так, не более чем крохотной подсказкой — и не факт еще, что она сработает, учитывая, с каким невообразимым упрямцем они оба имели дело.
Но попробовать все же стоило, не правда ли?
— Он терпеть не может когда его критикуют или прилюдно ставят в неловкое положение. Не любит сарказма в свой адрес и в целом довольно чувствителен к насмешкам, несмотря на то, что ведет себя так, будто его ничего не трогает. Если он злится... точнее, когда он снова злится на что-нибудь, Майк обычно готовит ему какое-нибудь угощение или просто заказывает пиццу, и тогда он чуточку добреет, — гений примолк на мгновение, вспоминая. — Он души не чает в своем байке, и он обожает слушать комплименты в его адрес. Он даже сам его покрасил — думаю, если похвалить его расцветку, Рафи точно не останется равнодушным. Ну, а еще ему нравится драться с кем-нибудь. Вы не пробовали тренироваться вместе? Думаю, ему понравится.
