Верно разгадав настроение своей возлюбленной, гений послушно замолк на какое-то время, позволив ей расслабленно прижаться щекой к его мерно вздымающимся грудным пластинам. Ему и самому не шибко-то хотелось обсуждать случившееся, да и вообще вести какие-либо серьезные разговоры. Иногда этим мутантам было вполне достаточно просто находиться в обществе друг друга, сохраняя многозначительное, уютное молчание... Донни чуть опустил голову, украдкой любуясь тем донельзя умиротворенным выражением, что замерло сейчас на веснушчатой мордашке Лизы, и рассеянно думая о том, что с удовольствием провел бы так весь остаток их романтического вечера. Нет, ну правда. Что еще им требовалось для полного счастья? Слабо улыбаясь, техник по примеру ящерки закрыл глаза и откинулся затылком на спинку потертого, пыльного сидения, размеренно вдыхая в себя прохладный ночной воздух, в котором нет-нет да проскальзывал легкий, пряный аромат чужих волос.

Как бы не заснуть вот так, поддавшись усыпляющему воздействию выпитого алкоголя и общему примирительному настроению! Честно говоря, Дону было настолько хорошо в тот момент, что он совершенно не обращал внимания на пронзительный скрип заржавевшего механизма колеса — уж он-то был привычен ко всем этим неприятным звукам, издавна сопровождавшим любое его занятие, будь то сборка огромного железного бронефургона или раскурочивание очередного необычного устройства, найденного им на тайной военной свалке, куда он время от времени наведывался в момент острого упадка вдохновения. Так что, гений с вполне довольным видом улегся щекой на взъерошенную макушку Моны, и оставался в таком положении вплоть до того момента, как из кармана саламандры неожиданно раздался сигнал входящего сообщения. Донни лениво приподнял отяжелевшие веки, среагировав на суетливые движения девушки — эй, да плюнь ты на эту дурацкую смску! Если бы случилось что-нибудь серьезное, ребята бы в первую очередь написали ему, а не Моне... Ну, или обоим подросткам одновременно. Но сейчас черепахофон Донателло хранил подозрительное молчание, а значит, кто бы не решил написать Моне посреди ночи, он вполне мог бы подождать пару часов, пока влюбленные голубки не нагуляются вволю и не решат вернуться домой. Однако ящерица, по всей видимости, считала иначе, и в итоге Дону все же пришлось отстраниться и послушно приподнять тяжелый металлический поручень, так, чтобы Лиза смогла подняться на ноги и спокойно выудить свой аппарат из кармана. Гений со вздохом подпер голову рукой, наблюдая за тем, как его подруга с удивленным лицом вчитывается в присланный ей текст.

Ну, и что там? Что-то важное? Стоило ради этого выныривать из теплых объятий, м?

— КХМ, — юноша поневоле среагировал на этот весьма громкий и выразительный звук, изданный саламандрой, и, отняв ладонь от лица, адресовал ей еще один вопросительный взгляд. Все в порядке? — И что у него случилось? — ..."у него"? У кого еще "у него"? Доселе спокойный и даже отчасти расслабленный, изобретатель тут же сбросил ленивое оцепенение, кажется, уже смутно догадываясь о том, кто именно мог написать его девушке в столь поздний час. Невольно нахмурившись, Дон поднялся с сидения и настороженно замер над душой у мутантки, уставясь в тускло светящийся экранчик черепахофона. Хватило одного-единственного взгляда на имя входящего контакта, чтобы настроение изобретателя вмиг переменилось: даже удивительно, как быстро сменилось выражение его лица, от самого обычного неприятного подозрения в смеси с легкой тревогой, до откровенно угрюмой, даже сердитой мины.

Квантер... Опять этот чертов Квантер, туды его в качели через вакуумный резистор! Какого Эйнштейна она вообще дала ему свой номер?!

Недолго думая, Донни протянул руку к несчастному устройству — на чистом автомате, желая прочесть сообщение вместе с Моной... Естественно, этот жест не мог остаться незамеченным. Словно спиной почувствовав исходящие от черепашки волны незримого раздражения, девушка тут же повернулась к нему лицом, пытливо уставившись в слегка потемневшие стальные глаза — эй, ну ты чего? Дон и сам не понимал, что за муха его вдруг укусила, заставив столь недовольно хмурить морду в приступе необъяснимой злости. Он знал только, что Мона вновь повела себя до крайности беспечно, решив сохранить контакты с этим странным не то мутантом, не то киборгом... Почему? На что она надеялась? Что найдет в лице этого незнакомца еще одного верного друга? Господи, ну нельзя же быть настолько легкомысленной!

— Дай мне посмотреть, — сдержанно попросил гений, еще раз потянувшись к зажатому в чужих ладошках черепахофону, всего-навсего желая взглянуть, что же такого ей вдруг написали, что требовало сиюминутного прочтения и, возможно, немедленного звонка отправителю. Однако Мона не позволила ему этого сделать, и это простое движение, увы, лишь еще больше разожгло недовольный огонек в груди мутанта, заставив его напрячься сильнее прежнего. Заметив, что девушка отодвинулась от него на противоположную сторону кабинки, Дон тут же сделал шаг следом... Это стало ошибкой. Порывистое движение техника немедленно повлекло за собой небольшой, но все же весьма ощутимый крен, и подростки дружно пошатнулись, неловко взмахнув руками, в слепой попытке удержать равновесие... что, разумеется, удалось им лишь отчасти — уж больно много они выпили. Шлепнувшись обратно на поеденное молью сидение, Донателло ошалело уставился вслед вылетевшему в окно черепахофону, а затем с растерянным видом повернул голову к растекшейся по стенке возлюбленной, буквально напоровшись на ее горящий возмущением взгляд. Ну... упс?

— Ну вот, прекрасно! — мрачно пророкотала Мона, даже не пытаясь скрыть охватившей ее злости и обиды. Вместо ответа, гений молча опустил глаза к собственным массивным ступням, ощутив, что те стали чересчур мокрыми и липкими — ох, отлично, еще и пиво разлилось! Несколько мгновений умник рассерженно взирал на позвякивающую стеклянную бутылку, словно это она была виновата во всем случившемся, а затем вновь тяжело поднялся на ноги.

— Извини, — буркнул он, для пущей надежности схватившись рукой за край широкого окошка, — я дам тебе новый, когда мы вернемся... Так ты успела прочесть то сообщение? Что он тебе написал? — отчего-то, этот вопрос мучил его все больше, буквально не давая покоя воспаленному недовольством и ревностью рассудку изобретателя. И куда только подевалась с таким трудом восстановленная ими атмосфера спокойного романтического вечера? Похоже, провидение твердо вознамерилось в очередной раз столкнуть их с Моной лбами, заставив как следует выговориться друг другу — только вот Дону совсем не хотелось новых эмоциональных ссор и разборок. В отличие от ящерки, которая, кажется, с большим удовольствием взялась читать ему лекцию об адекватном поведении. Ну, просто класс, именно этого ему сейчас и не хватало! Спасибо, родная.

Или... она просто пыталась таким образом отвлечь гения от опасного разговора о Квантере и присланной им смс?

— Это не безобразие, — хмуро огрызнулся Донателло, как и Мона, пытаясь принять более-менее устойчивую позицию в раскачивающейся из стороны в сторону кабинке. — Я просто хочу знать, о чем он тебе пишет... — переступив с ноги на ногу, гений вновь неосторожно пошатнулся, усилив и без того ощутимую тряску. В ответ, ящерка не преминула адресовав умнику очередную требовательную жалобу, что еще больше напрягло и без того раздраженного изобретателя. Эй, ну он же не специально, черт возьми!... — Что-то? Шатать кабинку? — не выдержав, мстительным тоном откликнулся Ди, еще разок покачнув несчастный "вагончик", отчего Мона тут же боязливо схватилась рукой за стенку.

— Ай! — возопила она рассерженно, — серьезно, перестань так делать! Что за ребячество! — в ее голосе, помимо явного недовольства действиями умника, отчетливо слышался страх, но Дона было уже не остановить. Желая хоть как-то "отплатить" девушке за попытку уйти от неприятного ей разговора, шестоносец еще пару раз вредно пошатнул их железную кабинку, даже не пытаясь скрыть мрачной ухмылки.

— Хм? "Делать так"? — уточнил он с каким-то необычным внутренним злорадством. — Пожалуйста! Так хорошо? — еще один сильный толчок, и Мона со сдавленным писком ухватилась за потолочные поручни, грозя в любой момент неловко шлепнуться задницей на скамью.

— Да хватит же! Донни, я серьезно, мне страшно! — воскликнула она уже с отчетливой мольбой, и Донателло нехотя прекратил свое хулиганство, замерев в противоположном углу и уже без тени улыбки взирая на растрепанную ящерицу, дожидаясь, пока кабинка, наконец, прекратит бешено раскачиваться из стороны в сторону, дав им возможность продолжить разговор. Точнее... дав Моне возможность продолжить разговор! Или, если еще конкретнее, по чужой воле прерванный монолог на тему ревности и здравомыслия, столь неприятный гению и вообще, по его мнению, довольно-таки слабо относившийся ко всему происходящему с ним. Не выдержав, Донни вновь попытался вклиниться в речь саламандры, тщетно силясь вставить хоть слово себе в защиту:

— Да какая в панцирь ревность, Мона! Я всего лишь хочу, чтобы ты... — чтобы ты что? Прекратила общаться с Квантером? Не разбрасывалась номерами телефона? Не обращалась за помощью к незнакомым хакерам? Не пыталась игнорировать советы и просьбы своего возлюбленного? Донателло смолк, попросту не находя подходящих слов и тщетно силясь уложить все свое недовольство в одну лаконичную, предельно емкую и понятную реплику. Ну как, как же ей все это объяснить? Тем более, если она сама не желала его слушать, предпочитая говорить самой, покуда хватало воздуха в легких! — Да послушай же! Ты совсем его не знаешь! Он может быть опа... — ох, приехали. Ироничная реплика на тему любви к панцирям стало своего рода контрольным выстрелом в голову изобретателя, вынудив его на время заткнуться, и, увы, отнюдь не из-за охватившего гения безграничного умиления. "Ну причем тут, скажи на милость, твоя любовь и фетиши?!" — в безмолвном отчаянии взвыл умник, чувствуя, что его мозг вот-вот взорвется от пресыщения именитой женской логикой. Он даже выразительно схватился руками за собственную зеленую макушку и чуть отвернулся, с округленными от ужаса глазами обведя взглядом ночные небеса. Нет, ну это уже слишком... Он ей про Фому, она ему про Ерёму! Гений устало сместил ладони на собственное разгоряченное лицо, усилием воли призывая себе успокоиться и мыслить трезво... Ну, насколько это вообще было возможно при пьяных разборках с Моной. Однако прежде, чем Ди успел взять себя в руки, девушка, видимо, решила окончательно добить своего бедного возлюбленного внезапным упоминанием о Ниньяре и ее, пардон, запоминающихся прелестях.

Ну лиса-то здесь причем, господи!

— Чего? — Дон, не выдержав, резко отнял лапы от лица, прервав свой неконтролируемый фэйспалм, и с донельзя ошалелым видом уставился на скептичное лицо ящерки, от охватившего его изумления даже на секунду позабыв о собственной злости. — Ходят деву... Что ты несешь, Мона! На каких девушек я вообще могу смотреть! Да, Ниньяра очень даже симпатичная, — в этот момент на щеках техника проступил яркий румянец. Он вовсе не хотел принижать достоинства лисицы, сравнивая ее со своей девушкой, но саламандра должна была знать, что он вовсе не считает пассию Рафа более красивой и сексуально привлекательной. — То есть, да, у нее хорошая фигура, и грудь... — он обозленно всплеснул руками, не зная, как ему правильно оформить эту чертову мысль. Боже, ну что за идиотская ситуация... и тема для обсуждения! — Она у нее, конечно, очень пышная, но зато твоя более аккуратная и... и... Черт, не заставляй меня это описывать, мы ведь совсем не о том говорили! Просто запомни, что твоя грудь мне нравится намного больше! Поверь мне, я сравнивал... — еще не успев договорить эту фразу до конца, Донни уже понял, что ляпнул что-то не то. Точнее, даже не просто "что-то не то", а что-то совершенно не то, не в то время, не в том месте и не тому человеку. ОСОБЕННО — не тому человеку! Замерев с выпученными глазами, осознав наконец, что именно он только сказал, Дон с возрастающим ужасом уставился в стремительно багровеющее лицо Моны, которая, в свою очередь, напрочь потеряла дар речи от всего услышанного и только могла, что немо разевать и закрывать рот, точно выброшенная на сушу рыбина. — С-стой... я совсем не это имел в ви...!! — поздно. Вырвавшийся из груди саламандры вопль был столь громок и пронзителен, что бедный гений едва не вылетел сквозь окно кабинки, снесенный многокилометровой звуковой волной, исполненной неприкрытой обиды и невыразимого бешенства. Никогда раньше Мона не позволяла так на него орать, и уж тем более Донни не подозревал о том, сколь богат и неисчерпаем запас ее ругательств, многие из которых он слышал впервые в жизни. А ведь он, на минуточку, рос бок о бок с Рафаэлем! Но, как выяснилось вскоре, то были лишь начало... Донателло пришлось резко втянуть голову в панцирь, спасая ту от неминуемого столкновения с летящей в него бутылкой из-под пива — на краткое мгновение, у юноши возникло опасение, что Мона сейчас выломает защитный поручень из креплений и бросит его вслед за пустой стеклотарой... К счастью, ящик с оставшимися бутылками находился вне пределов досягаемости разгневанной саламандры, а точнее — за спиной ее насмерть перепуганного приятеля, так что Ди не пришлось уворачиваться от прочих тяжелых снарядов. Вместо этого, он, на свой страх и риск, вновь высунул голову из недр карапакса и предпринял слабую попытку перекричать до хрипоты разоравшуюся девчонку... разумеется, заведомо неудачную.

— Я... я вовсе не... я не... — только и мог, что вяло бормотать он в кратких перерывах между громогласными воплями, но едва ли его голос вообще был услышан. Напоследок еще раз хорошенько обматерив горе-любовника, драматично взмахнув хвостом и неловко поскользнувшись ногой в луже разлитого пива, Мона стремительно развернулась лицом к выходу из кабинки, кажется, всерьез намереваясь выскочить наружу. Этого ну никак нельзя было допустить: видимо, в пылу гнева девушка забыла, что они с Донателло находились на самой вершине аттракциона... а может, ей просто было на это наплевать. А вот юноше было совсем не все равно! Поэтому, едва саламандра метнулась прочь, гений тут же рванулся следом, успев-таки схватить ее за руку. Ну, куда же ты, дуреха! Убиться захотела?...

Ответная реакция последовала незамедлительно. Едва ощутив знакомую давящую хватку на собственном запястье, препятствующую ее решительному побегу, Мона тут же развернулась и безо всяких церемоний пихнула изобретателя в обшарпанный пластрон, вложив в этот толчок всю свою злость, всю обиду, раскаленным гейзером клокотавшую в ее тяжело вздымавшейся груди. Дон поневоле отшатнулся на пару шагов назад, едва в очередной раз не громыхнувшись панцирем на сидение, и кабинка немедленно покачнулась в его сторону, кажется, грозя в любой момент с грохотом отвалиться от этого чертового (уж простите за невольный каламбур) колеса... Саламандру это больше не заботило: напоследок наградив изобретателя еще одним гневным взглядом и гаркнув что-то в духе "Ну и катись к своей Ниньяре, изменник коварный!", она вновь с решительным видом вцепилась в края узкого прохода, намереваясь одним сумасшедшим прыжком выбраться наружу и повиснуть в десятке метрах над землей, врезавшись в какую-нибудь хлипкую перекрестную балку... Да твою-то мать, Людмила!

— Ну уж нет, — буквально прорычал гений ей вслед, теперь уже совершенно не заботясь о том, как сильно его тон напугает эту своенравную, непослушную девчонку. Она хотела войны? Да пожалуйста, милости просим, будет вам война! Ядерная, угу. Со всеми прилагающимися спецэффектами. Вновь ухватившись лапами за спинки сидений, Донни резко покачнулся назад, собственным весом наклоняя кабинку так, что та едва не встала на бок. Вовремя — не успевшая выскочить наружу Мона испуганно охнула, потеряв опору, и невольно разжала руки, полетев спиной назад, точно в гостеприимно распахнутые объятия механика.

Акцио, Мона!

Столкновение с жесткой нагрудной броней мутанта нельзя было назвать приятным. Предвидя это, Дон, несмотря на внушительное количество алкоголя в крови, все же успел сгруппироваться, проследив за тем, чтобы голова Моны не впечаталась затылком в твердую кость, а всего лишь откинулась на его мускулистое, крепкое, но все-таки куда более мягкое и податливое плечо. Волна растрепанных волос пушистым облаком накрыла лицо изобретателя, что, впрочем, не помешало ему тут же проворно обхватить девушку рукой за талию, препятствуя ее дальнейшему побегу. Пока Мона в бешенстве (или паническом страхе?) размахивала конечностями, силясь обрести столь ценную в тот момент свободу, гений тяжело сместился задницей на одно из сидений, терпеливо дожидаясь, пока кабинка прекратит свое неконтролируемое вращение и вновь примет более-менее устойчивое положение. Хватило пары-тройки секунд, чтобы эта качка отчасти улеглась, а вот Мона и не подумала успокаиваться, кажется, находясь на грани тяжелейшей из своих истерик. Еще бы ей не напугаться до полусмерти! Сердце бедной студентки колотилось как ненормальное, грозя в любой момент выпрыгнуть из груди и птицей взмыть в ночные небеса, унося с собой ее буйную вспыльчивую душонку — но даже несмотря на это, Лиза еще продолжала трепыхаться в объятиях юноши, норовя заехать ему кулаком по носу. Или еще куда-нибудь, смотря до чего рука достанет! Не дожидаясь, пока ящерка успокоится сама, Дон одним движением развернул ее боком к себе, одновременно с тем буквально опрокидывая девушку спиной на собственные колени. Раскрасневшееся, искаженное в яростном оскале личико лишь на миг промелькнуло в поле его зрения, скрытое под целым морем взбившихся кудрей, но гению этого вполне хватило. Не дожидаясь, пока Мона прицелится для нового крепкого удара, Дон еще больше наклонился вперед и просто молча приник к ее протестующе распахнутому рту, хладнокровно и как-то даже зло накрыв тот собственными обветренными губами. Конечно, существовал весьма серьезный риск, что доведенная до края саламандра просто-напросто откусит ему язык... Но Донателло, честно говоря, было уже наплевать на всякую осторожность. Не выпуская Мону из тесного, слегка даже болезненного захвата, юноша продолжил свой поцелуй, непривычно настойчивый и грубоватый, всерьез вознамерившись прервать им череду бессмысленных, оскорбительных воплей, коими столь щедро забросала его возлюбленная. Он чувствовал, что девушка пытается сопротивляться происходящему, но не мог позволить ей в очередной раз оттолкнуть себя прочь — хватит, сколько можно, черт возьми! Крепче прижав Мону к себе, для верности еще и накрыв лапой ее взъерошенный затылок, чтобы она не попыталась куда-либо от него отстраниться, Дон намеренно углубил и без того пылкий поцелуй, не без злого удовольствия лаская напряженные, жаркие губы, успокаивающе посасывая их. Слабый, негодующий укус в нижнюю губу ничуть его не смутил: умник лишь перехватил девушку по-удобнее, слегка повернув голову на другой бок и возобновляя свою бесхитростную, но, безусловно, весьма действенную ласку. Ну уж нет, родная, черта с два ты теперь от него отделаешься! Рука мутанта решительно скользнула куда-то вниз по напряженно изогнутому телу саламандры, бесстыдно огладив ее проступающие под толстым слоем ткани груди, с неожиданной силой сжав одну из них собственной трехпалой ладонью, и лишь дождавшись короткого, сдавленного стона — чуть отстранился от раскрасневшегося лица любимой, дав ей шанс сделать столь необходимый глоток кислорода.

— Я не изменял тебе, глупая, — выдохнул гений, и не думая ослаблять свою хватку. Губы подростков находились так близко друг от друга, что то и дело соприкасались, порождая новые возбуждающие ощущения, — я даже не задумывался об этом. Ты никогда меня не слушаешь! — воскликнул он уже с горькой злостью, пристально глядя в широко распахнутые глазищи бывшей студентки. — Когда ты была похищена Лизардом, мы с Ниньярой вместе отправились на поверхность и столкнулись с очередным психом, атаковавшим ни в чем не повинных прохожих. Мы начали драться с ним... и у Ниньяры порвалась одежда, прямо на груди, так что я увидел все ее "прелести", сам того не желая. Естественно, мы больше никогда не упоминали об этом случае, — скороговоркой доведя свою сбивчивую и в то же время необыкновенно серьезную, даже сердитую речь до конца, мутант вновь наклонился к пылающей мордашке Лизы, наградив ту коротким поцелуем в лоб. — Если бы ты только не начала орать как ненормальная, я смог бы сразу спокойно все тебе объяснить. Но ты всегда поступаешь по своему и совсем не прислушиваешься к моим словам! Неужели ты правда думала, что я могу заинтересоваться кем-то еще кроме тебя? Как я вообще могу полюбить кого-то другого? — с болью в голосе добавил изобретатель, закрыв глаза и уткнувшись носом в сбившуюся набок кучерявую челку. — Дурында лохматая... я ведь просто боюсь тебя потерять. Скажешь, это паранойя? Но я всего лишь хочу, чтобы ты вела себя осторожнее, только и всего, родная. Почему же ты все делаешь наоборот?...

До чего же сильно она расстроилась.

Знал бы Донни, во что в итоге выльется их "мирная" совместная прогулка в заброшенный парк аттракционов... Такое ощущение, что им с Моной вообще было строго противопоказано куда-либо выбираться вдвоем — что ни свидание, то новое приключение, по итогам которого они либо вдрызг ссорятся, либо столь же пылко мирятся, а то и все сразу, в один вечер. Почему нельзя было хоть разок просто спокойно побыть наедине друг с другом? Не крича, не споря, не влипая в неприятности и не создавая неловких ситуаций... Должно быть, Мона задавала себе тот же вопрос, судя по тому, с каким жалобным и потерянным видом она смотрела на своего приятеля снизу вверх, уже не предпринимая никаких попыток подняться с его коленей, словно в один миг лишилась всех своих сил. А ведь всего минуту-другую назад она полыхала с мощью новорожденного квазара, распространяя вокруг себя жгучие волны ярости и негодования... Куда все это подевалось? Да, гений хотел успокоить свою возлюбленную, но не до такой же степени! Неужто перестарался?

"Да что ж с тобой такое, милая..." — гений с хорошо различимой тревогой пронаблюдал за тем, как саламандра молчаливо опускает взгляд на его грудные пластины, явно устыдившись собственной гневной вспышки. Нечасто, ох, как нечасто она признавала свои ошибки и первой извинялась за проявленные ею резкость и неправоту — но на сей раз она все-таки сделала это, причем настолько быстро, что Донни аж на секунду замешкался с ответом, попросту не ожидав такой реакции.

— Все в порядке, — в конце концов, негромко, успокаивающе откликнулся мутант, чуть крепче прижав обмякшую ящерку к собственному пластрону. — Я сам дурак, — со вздохом признал он, также отводя взгляд от родного лица и обдумывая все случившееся. И впрямь — дурак дураком. Теперь-то юноша понимал, что сам повел себя далеко не лучшим образом, начав отнимать у Лизы ее черепахофон. Еще и кабинку раскачал... А все из-за чего? Из-за какой-то глупой смс-ки! Да, ему по-прежнему не нравился тот факт, что девушка дала Квантеру свой номер, но... Мона ведь никогда не была идиоткой. Да, временами ей были присущи неразумные и спонтанные поступки, но в целом она действовала так не по своей дурости, а лишь потому, что привыкла быть самостоятельной и во всем полагаться на себя. Не раз и не два она открыто намекала своему парню, что он возится с ней, точно с малым ребенком, хотя она, в общем-то, и сама прекрасно может за себя постоять. Наверное, он и вправду слегка перегибал палку со своей заботой? Ох, да что уж там, он действительно ее перегибал, и довольно-таки сильно, хоть и пытался убедить себя в обратном. Может, в этом и крылась истинная причина, по которой она решила отказаться от помощи изобретателя в починке Металлхеда? Неужели боялась, что черепашка еще больше усилит контроль над ее жизнью? Эта неожиданная мысль заставила его едва уловимо вздрогнуть и слегка изумленно посмотреть на лежавшую в его объятиях Мону... И внезапно обнаружить на себе столь же пристальный, отчасти даже вопросительный взгляд изумленно распахнутых ярко-желтых глаз.

— И... и что, моя грудь правда аккуратная? — ...что? Признаться, за всеми этими напряженными размышлениями, Дон как-то подзабыл о тех многочисленных глупостях, что он наболтал Моне ранее, так что ее реплика буквально поставила его в тупик. Впрочем, ненадолго: уже в следующее мгновение, лицо техника осветила слабая, но добрая усмешка. Господи... ну что за дурашка.

— Она просто чудесная, — совершенно искренне откликнулся Донни, чувствуя, что просто не сможет удержаться и не поцеловать Мону во второй раз. Вопрос девушки так сильно его умилил и позабавил, что гений тут же наклонился к ее лицу, желая коснуться слегка припухших от нервозных укусов губ... но прежде, чем он успел это сделал, саламандра быстро отвернула голову, уткнувшись носом куда-то в жесткий костяной пресс черепашки. Донателло поневоле замер, удивленно воззрившись на подставленную ему волну растрепанных кудрей, полностью закрывших от него лицо Моны... а затем медленно выпрямился, с трудом подавив тяжелый вздох. Его ладонь мягко коснулась рыжевато-каштановой гривы бывшей студентки, едва ощутимо проведя по взлохмаченным волосам — словами не передать, как сильно ему хотелось развернуть ее обратно и все-таки наградить утешающим поцелуем, но раз она сама этого не хотела... Пожалуй, он уже и так показал себя чересчур настойчивым. Тем не менее, выпускать девушку из объятий Донни не торопился, предпочтя плотнее обхватить руками ее напряженно вздернутые плечи, чуть плотнее прижав Мону к собственному пластрону и на время замерев в такой позе, терпеливо дожидаясь, пока колесо обозрения довершит свой неспешный оборот. Благо, пока они ссорились, кабинка уже успела преодолеть наивысшую точку, и теперь медленно опускалась обратно к земле. А ведь они так хотели полюбоваться панорамой ночного Нью-Йорка... Что ж, видимо, не судьба. Слегка откинув голову назад, Донателло с долей усталости вслушивался в мерное поскрипывание старого механизма, время от времени перемежавшегося иными звуками, вроде периодического скрежета металла о металл, или едва слышного звона стеклянных бутылок в ящике напротив. И лишь когда кабинка снизилась на достаточное расстояние, изобретатель вновь зашевелился, осторожно выпрямляясь на продавленном сидении и вынуждая основательно притихшую Мону отстраниться от его жесткой брони. Ну, извини, родная, почти приехали... пора выходить. Не дожидаясь, пока девушка сама примет вертикальное положение, Дон быстрым и неуловимым движением просунул одну руку под ее чуть согнутые колени, поднимая ящерку на руки — ему не хотелось, чтобы она случайно наступила на голые осколки, щедро разбросанные по залитому пивом полу.

— Осторожно... давай лучше я, — попросил он негромко, словно бы извиняясь за очередное проявление неконтролируемой "отеческой" заботы. Ну, правда, тут же везде битое стекло... Как бы самому не поранить ногу при выходе. По-удобнее перехватив возлюбленную, Дон осторожно перешагнул через образованную по их вине лужу и, дождавшись, пока кабинка сравняется с деревянными подмостками, легко спрыгнул вниз. Выпрямившись, умник молча оглядел залитый разноцветными огнями парк, сознавая, что им уже не удастся прокатиться на оставшихся аттракционах. Все-таки, было уже очень поздно, а они оба страшно устали... хватит на сегодня ярких впечатлений. Переведя взгляд на уютно устроившуюся на его руках саламандру, юноша еще несколько мгновений просто молча смотрел на ее бледное, усталое лицо... а затем осторожно наклонил голову, едва ощутимо прислонившись лбом к ее изогнутой переносице.

— ...пойдем домой?

---

К тому моменту, когда ребята, наконец-то, добрались до укромного жилища Моны, последняя едва не заснула прямо на спине изобретателя, закрыв глаза и расслабленно прильнув щекой к одной из узорчатых пластин на его круглом карапаксе. Несколько раз гений с тревогой оглядывался на девушку поверх собственного плеча, проверяя, как она там, одновременно по-удобнее перехватывая руками свой посох, который он специально поддерживал Мону на собственном панцире, чтобы та, чего доброго, не соскользнула во время "поездки" — а затем вновь сосредотачивался на выборе более-менее спокойного и ровного маршрута, по максимуму избавляясь от лишней тряски, способной потревожить мирно задремавшую ящерку. Правда, ему все-таки пришлось снова взять ее на руки, перед тем, как ловким прыжком сместиться с крыши нужного им здания на край круглого чердачного окна, служащего основным входом в убежище саламандры, но даже тогда Мона не проявила большой активности, лишь утомленно обхватив руками жилистую шею своего приятеля и негромко вздохнув куда-то ему в пластрон. Надо же, как сильно она устала... Ну, оно и неудивительно, после такой-то эмоциональной встряски, да и выпили мутанты порядочно. Честно говоря, Донателло уже и сам буквально с ног валился от усталости. Толкнув скрипучую оконную створку, гений мягко спустился на пол с Моной наперевес и только тогда едва ощутимо покачнулся куда-то вбок, на долю мгновения потеряв ориентацию в пространстве. Мда, зря они все-таки выдули столько пива... Заметив, что ящерица потревожено зашевелилась в его руках, Донни тут же успокаивающе сжал объятия, показывая, что прекрасно держится на ногах и не собирается никуда ее ронять.

— Мы пришли, — прошептал он, неуловимо коснувшись поцелуем встрепанной макушки, — давай-ка слегка ополоснемся после прогулки... и ляжем спать, — говоря это, Донателло уже двинулся в направлении уборной, слегка нетвердой походкой преодолевая темное, тесно заставленное мебелью помещение. Повернувшись боком, юноша осторожно толкнул дверь мускулистым плечом, да так и "просочился" внутрь крохотной комнатушки, где, наконец-то, освободил руки, усадив Мону на краешек старенькой стиральной машины. Заботливо придерживая отчаянно клюющую носом девушку одной рукой за плечо, чтобы та, чего доброго, не навернулась прямо в душевую кабинку, гений нащупал выключатель и тут же неприятно поморщился от чересчур яркого освещения. Все же, голова слегка побаливала, и не только у него одного... и не только от спиртного. — Так... давай-ка я помогу тебе раздеться. Держись за меня, вот так, — повернувшись обратно к Моне, умник принялся аккуратно стягивать с нее порядочно измявшееся и местами запачканное пальто, — и штаны тоже придется снять, давай, приподнимись немного, — повесив элемент верхней одежды на один из крючков для банных полотенец, Дон занялся тем, что расслабил ремень на чужих джинсах, а затем решительно потянул их вниз, обнажая округлые девичьи бедра и буквально оставляя Мону в одной майке и трусах. Уже не глядя, техник запихал всю эту одежду прямо в машинку под ней, а затем снова выпрямился, устало взявшись за душевую лейку... и заодно подхватив опасно покачнувшуюся ему навстречу Мону. — Эй, я тоже хочу спать! — пусть с доброй улыбкой, но все-таки не без толики смущения прислонив сонную и основательно подвыпившую девушку обратно к стенке, Дон аккуратно подвинул ее таким образом, чтобы длинные стройные ноги саламандры свесились точно в душевую кабину, где он смог бы спокойно их ополоснуть, — хорошо, так и быть, только руки-ноги, и ничего больше... и умоемся слегка, ладно? Давай, потерпи немного, родная, — пустив теплую струю воды, гений наклонился, быстрыми массирующими движениями намывая слегка запыленные и липкие от пива ступни и щиколотки подруги, а затем столь же деловито взялся за ее вялые кисти, не забыв предусмотрительно как следует их намылить. — Вот так... не горячо? Ну, хватит, я думаю. Умоешься сама? Только не наклоняйся слишком сильно, а то упадешь, — перехватив отчасти сердитый взгляд саламандры, Дон, не удержавшись, кротко улыбнулся ей в ответ — ну, не злись уже, в самом деле. Ты же правда едва держишь равновесие! Тем не менее, он позволил ей самостоятельно набрать полную пригорошню воды, и пока девушка утомленно терла ладонями лицо, сам техник опустился на одно колено перед ней, вооружившись чистым полотенцем и принявшись энергично (ну, насколько ему это позволяло его состояние) обтирать им чужие ножки, тщательно промокая нежную салатовую чешую и разминая уставшие после долгой ходьбы мышцы.

Несколько минут, в тесной комнатке царило сосредоточенное молчание. Донателло казался целиком и полностью занятым своим бесхитростным делом: низко склонившись и вроде бы совершенно ни о чем не думая, кроме как о совершаемом им процессе подготовки ящерки ко сну, он, на самом деле, продолжал хмуро размышлять об их минувшем разговоре, вновь и вновь проматывая в голове слова Моны по поводу его ревности и недоверия к Квантору. Да, было бы наивно ожидать, что он вот так просто выбросит случившееся из головы, мысленно отвлекшись на что-то другое... Не мог он забыть и того выражения, с каким Мона смотрела на него после того отчаянного поцелуя, и как она резко отвернулась, словно испугавшись чего-то... или почувствовав себя до крайности пристыженной. Черт возьми... он вовсе не хотел, чтобы она снова взвалила на себя всю ответственность. Он сам был виноват в том, что они так сильно поругались. Если бы он только попытался ее выслушать, прежде, чем кидаться обвинениями... И не был столь строг и придирчив к ее решениям... И в принципе не вел бы себя как самая настоящая курица-наседка, лихорадочно отслеживающая каждое движение бедной студентки... Быть может, тогда бы она не стала обращаться за помощью к едва знакомому ей хакеру? Черт, как же все это было сложно. Донни чувствовал, что должен как-то загладить свою вину, ну, или хотя бы дать Моне знак, что он вовсе не считает ее слабой, глупой и беспомощной — но понятия не имел, как ему это сделать. Говорить об этом открыто не хотелось, по крайней мере, прямо сейчас, равно как и переносить этот нелегкий разговор на следующее утро. И будет ли прок от очередного детального разбора полетов? Не поссорятся ли они вновь, пытаясь доказать друг другу собственную правоту?...

Не выдержав, Дон закрыл глаза и просто молча наклонился, осторожно коснувшись поцелуем чужой коленки... а затем устало прислонился к ней лбом, пряча от глаз девушки глубокую морщинку промеж тяжелых бровных дуг.

Follow through
Make your dreams come true
Don't give up the fight
You will be alright
Cause there's no one like you in the universe

Вообще-то, Донни совершенно не планировал закатывать очередной сбивчивый монолог на тему того, какой он на самом деле редкостный придурок и эгоист. Да, его поведение сегодняшним вечером было отвратительным, без преувеличений, и он действительно стыдился этого, но... Они оба страшно устали, а еще выдули целый ящик пива, и гений всерьез опасался наговорить лишнего — да и вряд ли Мона стала бы его слушать, в таком-то состоянии. Любые разговоры сейчас казались совершенно бессмысленными, так что Дон предпочел оставить их на другое, более подходящее время. Например, на следующее утро. И все-таки, на сердце было тяжело, и как бы черепашка ни старался, а все-таки он не мог скрыть от Моны своего огорчения. Огорчения по поводу всего случившегося, в особенности, из-за очередной ссоры, закончившейся совсем не так, как обычно. Они так и не разобрались в собственных чувствах... Вот почему гений, не удержавшись, дал слабину и позволил себе ненадолго прижаться лбом к ровному сгибу чужой коленки, просто затихнув так на минуту-другую, в тщетных попытках успокоить беспорядочный круговорот мыслей в собственном мозгу.

Если бы он знал, какую реакцию это вызовет — то, скорее всего, с коротким ругательством надавал себе по щекам и молча унес саламандру обратно в комнату, где уложил бы ее спать, не дав вырваться из сонливого оцепенения и повторно погрузиться в омут терзающего ее отчаяния. Поначалу, робкое и ласковое касание порадовало изобретателя, заставив на мгновение поверить в то, что его девушка уже остыла и не держит зла на своего приятеля. Так оно, в общем-то, и было, но... Пробежавшая по нежной чешуе волна неконтролируемой дрожи заставила умника напрячься против воли, моментально почувствовав неладное. Интуиция его не подвела. Глубоко и прерывисто вздохнув, точно набираясь смелости для предстоящего им серьезного, ответственного разговора, Мона сама же оборвала воцарившееся между непривычно тихими подростками молчание. Голос ее звучал совсем тихо, даже простужено, что совершенно не нравилось замершему на коленях Донателло. Слишком уж много печали было в этих простых извинениях, слишком много затаенной душевной боли, неизвестно сколько времени копившейся в груди бедной саламандры... И все-таки, механик не решался прервать эту тихую речь, предпочтя выслушать Мону до самого конца, со всей присущей ему внимательностью. Он лишь отстранился и поднял слегка растерянный взгляд на лицо своей возлюбленной — а та будто нарочно запрокинула голову, упершись макушкой в холодную кафельную стену и смаргивая постепенно копящиеся в уголках глаз слезы. Чем дольше она говорила, тем больше напряжения и злости звучало в ее монологе, и тем больше изумления проступало на бледной физиономии умника, вовсе не ожидавшего такого яростного потока самобичевания. Юноша был настолько ошарашен услышанным, что даже не сразу понял, что Мона уже закончила говорить, и теперь просто тихо ревет в три ручья, пряча лицо в ладонях, точно маленький ребенок. Сей жест отчасти привел изобретателя в чувство, заставив торопливо подняться на ноги и порывисто ухватиться своими огромными трехпалыми лапищами за тонкие девичьи запястья, совершенно не зная, что ему делать и как вообще реагировать на все происходящее.

Ну, не оставлять же все как есть, черт возьми!...

Do it on your own
It makes no difference to me
What you leave behind
What you choose to be
And whatever they say
Your souls unbreakable

— Эй... — неожиданно для самого себя шепотом обратился гений к плачущей ящерке, аккуратно сжимая ее ладони в своих и неловкими движениями пытаясь отвести их прочь от раскрасневшегося и мокрого лица. — Малышка... ну что ты, хорошая, не надо, — вообще-то, ему и раньше приходилось успокаивать отчаянно рыдающих саламандр, причем далеко не один раз, но сейчас он чувствовал себя порядком выбитым из колеи. Все-таки, одно дело — утешать Мону, когда та совершенно адекватна и трезва, несмотря на все охватившее ее расстройство, и совсем другое — иметь дело с пьяными слезами, которые, насколько было известно не особо искушенному в данных вопросах Донателло, вообще с трудом поддавались "осушению". Проще говоря, у мутанта отсутствовали какие-либо четкие инструкции на подобный случай, так что действовать ему приходилось исключительно по наитию. — Не плачь... слышишь? Иди ко мне, — не выдержав, Дон просто сгреб несчастную девушку в объятия, прижав к своему пластрону и крепко сцепив руки за ее вздрагивающей спиной. — Ты не плохая, и не слабая, ты вообще гораздо лучше, чем ты о себе думаешь. Ты сильная, умная, смелая, и ты никогда меня не разочаруешь, потому что подобных тебе нет на всем белом свете. Я люблю тебя такой, какая ты есть, и тебе совсем не нужно меняться. На самом деле, это мне нужно попросить у тебя прощения за свое поведение. Я не должен был так злиться и кричать... или требовать, чтобы ты вела себя как-то иначе, подстраиваясь под мои капризы. Я вообще не должен был так на тебя давить. Я просто... очень сильно за тебя боюсь, понимаешь? И, возможно, перегибаю палку, пытаясь проконтролировать каждый твой шаг, даже на расстоянии. Я постараюсь исправиться... Только и ты прекрати вечно от меня прятаться и убегать, ладно? Я не выдержу, если ты снова куда-нибудь исчезнешь, — повернув голову, умник на пару мгновений осторожно коснулся губами прохладного виска Лизы, а затем вновь прижался щекой к ее щеке, закрыв глаза и просто слабо покачиваясь из стороны в сторону, привычно убаюкивая ящерку в своих руках, точно малого ребенка. Да уж... заварили они оба каши, нечего сказать. Такое ощущение, что они просто не могли общаться друг с другом иначе, кроме как постоянно сталкиваясь лбами, проверяя, чье упрямство пересилит, заставив треснуть самооценку "противника" — а ведь это совершенно ненормально! Интересно, в чем же на самом деле заключалась их проблема? В разнице темпераментов? Или просто они оба были слишком неопытным в делах сердечных, и со временем должны были сами чему-то научиться? Что ж, вполне возможно... Лишь бы только им хватило терпения вновь и вновь выдерживать эти постоянные скандалы, в последнее время ставшие до того обыденными, что аж подумать страшно. Дон устало вздохнул собственным невеселым мыслям, но в этот раз не стал чересчур долго на них зацикливаться — все же, стоять вот так, согнувшись в три погибели и прижимая к себе глухо всхлипывающую ящерку, сидящую на старенькой стиральной машине, было не шибко-то и удобно. Отстранившись, гений пару раз осторожно провел ладонью по влажной щеке Моны, тщетно сражаясь с непрекращающимся потоком горючих слез, а затем, плюнув на это дело, просто молча подхватил девушку обратно на руки. Пусть себе льются... Ну, то есть — может быть, ей станет чуточку легче, если она как следует поплачется и заснет? Задержавшись, чтобы поудобнее перехватить вяло свисающий хвост саламандры, — в который уже раз за прошедший вечер! — Дон с мрачным видом вышел из тесной душевой, даже не потрудившись выключить за собой свет. Пусть себе горит... Сейчас перед ним стояла задача куда сложнее, а конкретно — как уложить пьяную Мону в постель и помочь ей заснуть, не вырубившись при этом раньше нее. Учитывая, как много он выпил, и как сильно это с непривычки дало ему по мозгам, гений всерьез опасался, что в итоге просто-напросто захрапит на пару с студенткой. Не то, чтобы это было сильно плохо, но Дон желал убедиться, что Мону по итогам всей этой мощной эмоциональной встряски не станут мучить кошмары. А если все-таки станут, то он должен вовремя разбудить девушку, или хотя бы не проспать сей момент, оставив бедняжку наедине с собственными ужасными мыслями и переживаниями.

Don't be afraid
What your mind consumes
You should make a stand
Stand up for what you believe

Поднеся саламандру к кровати, Дон все также молча усадил ее на краешек, пытаясь одной рукой убрать верхнее покрывало, а второй по-прежнему успокаивающе прижимая Мону к костяным пластинам на груди — к слову, уже совершенно мокрым от того невообразимого количества слез, что успело на них натечь. Гения это, впрочем, ни капли не беспокоило. Он не хотел оставлять ящерку в таком состоянии, и не хотел уходить от нее сам. Он действительно очень сильно нуждался в ее присутствии рядом, настолько, что при всем желании не смог бы заснуть в одиночестве, даже просто улегшись на диване у дальней стенки. Нет уж... только не сегодня. Этой ночью они будут спать в обнимку, тесно прижавшись друг к другу, чувствуя тепло чужого дыхания на собственной коже — и никак иначе. Кое-как расправив постель (не шибко аккуратно, конечно, но какая в панцирь разница), Донателло ухватился обеими руками за талию подруги и привычным движением подтащил ее выше, уложив спиной на мягкие подушки, прямо в той же самой майке, в которую она была одета на протяжении всего минувшего вечера. Подобные мелочи ничуть его не беспокоили: подумаешь, легли спать в грязной одежде! Велика беда... Выпрямившись, умник небрежно скинул себя длиннющий плащ, отбросив его куда-то на спинку стула; туда же полетела грубая кожаная амуниция, а также ни в чем не повинный посох-бо — естественно, он не удержался и с приглушенным стуком опрокинулся на деревянный пол, закатившись куда-то под кровать Моны. А... ну его к черту. Слегка поморщившись от возрастающей головной боли, Дон осторожно надавил руками на скрипучий матрас, проверяя, способен ли тот выдержать вес огромной черепахи-мутанта, а затем устало повалился на него в полный рост, тут же притянув саламандру обратно к себе на грудь, не позволяя ей отодвинуться к дальнему краю и, простите, лечь к нему тылом, как она, вполне возможно, попыталась бы это сделать.

— Так себе свидание, — проворчал он по-доброму, едва заметно приподняв уголок рта в намеке на усталую улыбку. — Хорошо, что закончилось, — его ухмылка стала чуточку шире и какой-то более... хулиганской, что ли, когда изобретатель украдкой скосил взгляд на лежавшую рядом ящерку. Разумеется, он вовсе не был так уж сильно раздосадован их короткой вылазкой в заброшенной луна-парк, благо, большая часть их прогулки казалась ему невообразимо приятной... просто умнику хотелось окончательно развеять скопившееся между ними безмолвное напряжение. Любыми способами, будь то ироничный комментарий или просто очередная плоская шуточка в духе Микеланджело. Мол, ну все, хватит с нас ссор и переживаний, давай уже ненадолго отвлечемся от всего этого и перестанем спорить, кто из нас больший недотепа... Покрепче обхватив Мону за плечи, Донни устало прикрыл зевок ладонью, а затем, повернувшись набок, уже привычно уткнулся носом в россыпь рыжевато-каштановых кудрей на макушке саламандры, как он всегда это делал при малейшем удобном поводе. — Я люблю тебя, — прошептал он уже куда-то вглубь растрепанной шевелюры, закрывая глаза и едва ощутимо поглаживая подругу по спине, позволяя ей прижаться к себе так сильно, насколько это вообще было возможно в такой позе. "И никогда не вздумай убеждаться в обратном," — уже мысленно подытожил изобретатель собственным словам, настраивая себя на долгий и крепкий сон в объятиях любимой. Хотя, вообще-то, кое-что до сих пор не давало ему покоя... Одна крохотная, но очень важная деталь, о которой он успел благополучно забыть в то время, пока силился успокоить плачущую студентку — а сейчас она, как полагалось, вновь пришла ему на ум, мешая отключить сознание и погрузиться в столь желанную ему дремоту. Что ж... возможно, сейчас был далеко не самый удачный момент для подобных вопросов, но, в конце концов, гений просто не сумел сдержаться, нехотя "вынырнув" из облака чужих волос и едва слышно уточнив:

— ...ты правда ему веришь? — под "ним" техник, разумеется, подразумевал Квантера. Мона, разумеется, прекрасно это поняла, так что даже прекратила шмыгать носом и подняла откровенно утомленный взгляд на теряющееся во мраке лицо приятеля, очевидно, устало размышляя, как бы так повежливее его послать в густой и непроходимый лес с его надоедающей, да что уж там, откровенно действующей на нервы мальчишеской ревностью. Несколько мгновений, ребята молча всматривались в глаза друг друга... а затем Дон неожиданно склонил голову ниже, прижавшись носом к вздернутой переносице саламандры и едва ощутимо о нее потершись, а затем вовсе чмокнул Лизу в самый кончик, едва слышно вздохнув чему-то. Глупышка...

— Если это в самом деле так, то я верю ему тоже.

They will pull us down
But please, please
Lets use this chance
To turn things around

And tonight
We can truly say:
Together we're invincible