[AVA]http://sg.uploads.ru/2fD5B.png[/AVA]

Ну надо же, как сильно она встревожилась. Дон не без удивления уставился на заметно побледневшее лицо своей возлюбленной, на котором сейчас застыло такое выражение, будто ее питомец не просто срыгнул излишек пищи, а как минимум приказал себе долго жить прямо на руках у напуганной саламандры. Механик украдкой покачал головой, в который уже раз столкнувшись с этой ее донельзя совестливой, а скорее даже откровенно нервозной чертой характера: было бы из-за чего так сильно беспокоиться, ну правда...

— С ним все будет в порядке, — терпеливо повторил Донателло, обойдя замершую посреди чердака подругу и со скрипом усевшись обратно на их старый продавленный диван. — Его просто слегка укачало, ничего страшного. Иди ко мне, — не без труда отвлекшись от мрачного созерцания птичьей клетки, на дне которой все еще недовольно икал Архимед, Мона все же опустилась на сидение рядом с изобретателем, который уже вовсю тасовал и раскладывал карты. — Пока еще нет, — честно признался Ди, заслышав ироничную реплику подруги. — Но думаю, что соображу что-нибудь по ходу игры, — и черепашка лучезарно улыбнулся ей в ответ, не постеснявшись в очередной раз нахально продемонстрировать девушке свою озорную полоску-щербину. Однако, на сей раз эта ухмылка подействовала на нее куда хуже, чем в предыдущие разы. Мона все еще выглядела такой... отрешенной, и чуточку нахмуренной, что гений практически сразу убрал самоуверенный оскал с морды лица, поневоле задумавшись над тем, как бы поскорее ее отвлечь. Они ведь так хорошо повеселились, распевая эту глупую, но забавную песню, а тут на тебе, вся конфетно-праздничная и романтическая атмосфера вмиг куда-то подевалась. Естественно, мутанту это сильно не понравилось. Он-то предпочитал видеть свою подругу спокойной и улыбающейся, а не такой... такой...

"Вечно ты переживаешь и не можешь как следует расслабиться," — отчасти даже ворчливо подытожил техник, мысленно обратившись к рассевшейся напротив ящерке. Может, следовало дать ей возможность хотя бы разок выиграть карточную партию, чтобы у нее снова поднялось настроение? А что, это ведь хорошая идея. Взбодрившись, Донни почти сразу начал претворять свой план в жизнь, в кои-то веки не особо продумывая свои ходы — что было ох как непросто, учитывая его тягу к постоянному анализу всего и вся. Пару раз Донателло поймал себя на том, что, забывшись, тянется к более хорошей карте, и в последний момент выбирал какую-нибудь другую, не совсем подходящую кону, чтобы дать Моне возможность отбиться. Видимо, его намеренная расхлябанность стала видна невооруженным глазом, так как уже спустя пару-тройку ходов Мона с досадой потребовала у гения повысить планку сложности. Неужто заподозрила подвох? Гений молча затряс головой, как-то даже испуганно, но предельно честно и открыто взглянув ей в глаза. Нет, мэм, никак нет, мэм! Никаких игр в поддавки, ни в коем случае! Ну, разве что совсем чуть-чуть...

"Надо бы по-аккуратнее," — немного поменяв позу на более прямую и сосредоточенную, Донни с нарочитым прищуром уставился себе в карты, делая вид, что он полностью сосредоточен на игре, а вовсе не бросает козыри на ветер из желания сделать девушке приятное. Моне, как и ему самому, не нравились чересчур легкие победы... Так что, гению пришлось призвать на помощь всю свою артистичность, дабы не пробуждать более всяких нехороших подозрений в душе саламандры. И, как ни странно, ему это удалось — причем не только благодаря его собственным укромным стараниям. Нащупав явное послабление в ходах противника, Мона Лиза немедленно взяла игровую ситуацию под свой личный контроль, и в скором времени техник с удивлением обнаружил, что проигрывает ей вовсе не потому, что так сильно сам этого хочет, а потому что ящерка действительно начала уверенно брать реванш! Спохватившись, Ди невольно принялся отбиваться от ее решительных атак: не то, чтобы он так уж стремился к победе, просто не хотел, чтобы его проигрыш оказался в разы позорнее, чем он планировал это изначально!

"Что... эй! Откуда... Вот засранка," — беззлобно выругался механик, после того как в очередной раз оказался побит невесть откуда взявшимся у Моны тяжелым козырем. В его руках уже фактически не осталось крупных карт, и, в принципе, Дон мог хоть в любой момент бросить их на диван, признав, что все его дальнейшие усилия бессмысленно, ноо... Это было бы слишком легким поражением с его стороны. Да и ящерка уже так сильно увлеклась их карточной битвой, напрочь забыв о былых волнениях, что изобретателю поневоле хотелось  сделать ей больше приятного. Вот и отбивался, чем только мог, из-за всех сил растягивая кон, покуда в распоряжении гения не остался один-единственный валет, причем даже не козырной. И как прикажете таким "сражаться"?! Дон не без легкого раздражения перевел взгляд на разложенные перед ним карты... и вдруг с изумлением понял, что руки его противницы пусты. Она только что избавилась от последней карты, и теперь с настороженным видом глядела на своего приятеля, кажется, еще толком не осознав собственной победы в коне. Донни немо похлопал глазами в ответ, а затем с тяжелым вздохом бросил последнего оставшегося у него вальта поверх остальной кипы карт.

— ...ладно. Твоя взяла. Я в проигрыше, — нехотя признал он, и тут же зажмурился, опасливо втянув голову в мускулистые плечи: подброшенные Моной карты впечатляющим салютом разлетелись по воздуху, отчасти пролившись на гладкую макушку техника. Одна из них даже больно щелкнула юношу по сморщенной переносице, в то время как сама девушка уже радостным вихрем носилась по темному чердаку, празднуя долгожданную победу. Приоткрыв один глаз, Дон осторожно снял карту с носа и коротко взглянул на глянцевое изображение — хах, надо же, червовый туз... вот это ирония. "Дуракам везет в любви," — едва заметно усмехнувшись, Дон все также молча развернулся лицом к своей торжествующей подруге, что увлеченно придумывала для мутанта его грядущее "наказание". Улыбка на губах черепашки невольно стала шире, при виде такого-то ярого энтузиазма. Да... пожалуй, не зря он дал ей шанс обыграть самого умного мутанта в городе. Мона была на седьмом небе от счастья, и гений украдкой залюбовался ее самодовольной мордашкой, снисходительно подумав о том, что с его стороны было бы неплохо почаще вот так ей поддаваться.

— Уже весь трепещу от страха, — по-доброму хмыкнул Донателло в ответ на многообещающую реплику ящерки, после чего расслабленно уперся ладонями в диванное сидение, терпеливо дожидаясь, пока в голову Моны взбредет какая-нибудь очередная коварная затея. Долго ждать не пришлось — заметив, до чего прытко девушка схватилась за его любимый посох бо, Дон машинально наклонился вперед, с ноткой тревоги наблюдая за смелыми манипуляциями Моны. Как бы случайно не нажала на одну из скрытых в металлическом древке кнопок и не причинила себе вреда... Однако, бывшая студентка и не думала отпускать его оружие, с наглой улыбкой закинув то на собственные хрупкие женские плечи. Не то, чтобы шест был таким уж тяжелым, но все-таки Мона смотрелась немного странно с такой громоздкой палкой наперевес, это ведь не швабра какая-нибудь, или там простенький деревянный посох, верно? — Что ты задумала? — мягко осведомился техник, проследив взглядом за неторопливым приближение ящерки к дивану. Он уже успел хорошенько запомнить эту коварную ухмылку и нарочито-спокойный, но все же до неприличия хитрый взгляд огромных медовых глаз девушки, а потому ожидаемо напрягся... Однако Мона всего лишь плавно опустилась бедрами на его колени, одновременно с тем несильным толчком опрокинув умника панцирем на старенькие диванные подушки. Теперь их отделял один лишь бо — так себе преграда, скажем честно. Быть может, именно это, или же до крайности неожиданное предложение саламандры, стало причиной легкого смущенного румянца на впалых щеках Донателло, с коим он уставился в нависшее сверху лицо возлюбленной. Ах, вот она значит как с ним... Танцы на шесте ей подавай! Ишь, что удумала! Но отказывать Моне в ее более чем странном желании гений все же не посмел. Она ведь честно выполнила все его требования, несмотря на всю их бессмысленность и некоторую сложность в исполнении — теперь пришел черед механика развлекать свою маленькую, но такую требовательную ящерку.

— Ты мне мстишь, признай это честно, — пробормотал он, впрочем, не скрывая теплых и отчасти ироничных ноток в собственном голосе. Ему было до ужаса смешно даже просто на секунду представить себя на месте опытного стриптизера, уверенно вращающегося вокруг здоровенного металлического столба, но... Почему бы и да, черт возьми. — Ну, хорошо, — воспользовавшись своим на редкость удобным положением, Дон быстро чмокнул девушку в кончик широкого веснушчатого носа, а затем аккуратно пересадил ее на диван рядом с собой, давая себе возможность встать. — Но только учти, я не такой уж и мастер в этом деле. Если не дай бог упаду — пол может не выдержать... И тогда сама будешь оправдываться перед соседями за свалившегося им на головы мутанта-черепаху, — и гений шутливо погрозил Моне указательным пальцем, после чего протянул ей свою распахнутую ладонь. — Вы позволите мне, юная госпожа? — дождавшись, пока надменно фыркающая Лиза вернет ему шест, Дон отступил на пару шагов назад и быстро огляделся, решая, куда бы ему лучше приткнуться. В конце концов, юноша решил не отходить слишком далеко от "зрительного зала" в лице заинтриговано притихшей Моны, и замер точно перед ней, повернув бо в вертикальную позицию. Короткий, почти беззвучный щелчок — и его посох неожиданно удлиняется чуть ли не в полтора раза от былых размеров, одним концом крепко-накрепко упершись в ковер, а другим — одну из толстых деревянных балок, поддерживающих наклонный свод крыши. Донни на всякий случай с силой подергал шест на себя, желая убедиться, что тот не рухнет под весом мутанта, после чего отвесил ящерке глубокий поклон: ну точь-в-точь артист погорелого театра. Даже Архимед, и тот прекратил икать, изумленно высунув нос из клетки.

— Маэстро... музыку! — торжественным тоном объявил изобретатель, и с дивана тотчас полились звуки до боли знакомой мелодии... из "Лебединого озера". — Очень смешно, — хмыкнул Ди, и не думая поддаваться на явную провокацию ящерки. — Давай лучше что-нибудь другое — из меня так себе балерина, — дождавшись, пока его весело фыркающая подружка запустить нужную композицию, Донателло отвернулся к шесту... да так и замер, слегка растерявшись и не зная, с чего ему начать. Ну... наверное, с чего-нибудь простого? Само собой, от глаз Моны не укрылось эта коротенькая заминка; не желая вновь становиться объектом для ее насмешек, Дон решительно схватился за посох одной рукой и совершил один пробный оборот вокруг металлического древка, проверив, заодно, его надежность. Убедившись, что все нормально, Донателло крутанулся еще раз, уже быстрее и увереннее, а затем, поразмыслив, плавно отклонился назад, обхватив "столб" обеими ступнями и артистично отведя свободную руку куда-то себе за карапакс... И тут же с гулким "ой" шлепнулся задницей на ковер, сопровождаемый тихим хихиканьем его возлюбленной. Было заметно, что Мона старательно сдерживала одолевавший ее хохот, но все же оказалась вынуждена на мгновение прикрыть рот кулачком, очевидно, чтобы не заржать в полный голос. Дон с легким упреком зыркнул в ее сторону. — Эй, я тут, вообще-то, для тебя же и стараюсь! — нарочито обиженно проворчал он, вновь поднимаясь на ноги и теперь уже раздраженно оглядывая непокорный шест. А ну-ка, что еще за ерунда — чтобы он, Хамато Донателло, не мог справиться с любимым оружием? Хах, не на того напали. — Попробуем еще разок, — утерев ладони от пота, Донни вновь схватился за холодное стальное древко и неожиданно мощно обернулся вокруг, так, что концы его фиолетовой маски стремительно взлетели к потолку. Отпустив одну руку, черепашка уверенно повторил трюк с отклонением назад, и на сей раз все прошло как по маслу: сильное, мускулистое и внешне такое неподъемное тело изобретателя неожиданно ловко прогнулось в пояснице, насколько это вообще было возможно с такой броней, продемонстрировав ящерке удивительную гибкость мутанта, а заодно и выступающие сегменты пластрона, кроющие под собой его небывало мощные и развитые мышцы. Выпрямившись, Донателло несколько раз плавно опустился вниз, крепко держась за шест обеими руками и небрежно поигрывая накаченным прессом. словно бы пуская по нему вертикальную "волну" — ни дать, ни взять восточный танец живота в исполнении скромняги-техника.

Стоило видеть, с какими огромными и круглыми глазами Мона наблюдала за всем происходящим!

Ободренный ее до крайности заинтересованной реакцией, Дон повернулся спиной к возлюбленной и вновь перехватил посох обеими руками, но теперь уже сзади... и одним прыжком вознес себя над слегка сбившимся ковром, одновременно с невообразимой легкостью разворачивая свое вытянутое в тугую струну тело параллельно полу. Мгновение — и одна его нога неожиданно плавно приподнимается на манер острия ножниц, но тут же сгибается в колене, позволяя девушке в подробностях рассмотреть каждый изгиб и бугорок на сильных и стройных конечностях ее приятеля. Повисев немного в таком виде, Дон вновь принял нормальное положение и развернулся лицом к дивану, чтобы вновь повиснуть на руках, но теперь уже задрав обе ноги в противоположные стороны друг от друга, на манер латинской буквы "V". Тот еще  коварный жест, учитывая, что взору Моны открылась его промежность — пускай все еще закрытая костяными пластинами, но все же! Улыбаясь, Дон опустился обратно и, подогреваемый внутренним желанием довести ящерку до крайней степени смущения, нарочно выпятил ей навстречу свою, эээ, филейную часть. Крепкую, упругую и подтянутую, с хорошо читаемым рельефом мышц и крохотным, но подвижным отростком хвоста, едва-едва выглядывающим из-под нижнего края карапакса. Сощурясь, плавно повел задницей из стороны в сторону, после чего совершил ею же несколько заманивающих круговых движений... и стремительно крутанулся обратно под "защиту" посоха, наградив Мону донельзя хитрым и веселым взглядом. Не дожидаясь ее реакции, вновь принялся вращаться вокруг собственной оси, не забывая при этом всячески позировать, демонстрируя красоты собственного тела, и до крайности бесстыдно обтираться карапаксом за слегка запотевшее металлическое древко, как видно, окончательно увлекшись этим эанятием.

Не то, чтобы у него так уж хорошо это получалось... но Моне должно было хватить.

— Ну как тебе, родная? Ты еще не жалеешь о своем решении познакомить меня с профессией стриптизера? — со смехом уточнил он у саламандры. — К слову, о стриптизе... оп-ля! — и Ди небрежным жестом сдернул с себя один из массивных кожаных ремней, бросив его прямиком к ногам Моны. Серебристо-серые глаза мутанта озорно поблескивали в темноте... — Мне продолжать? — осведомился он с донельзя хитрым видом, уже медленно стягивая с плеча второй ремень и не отрывая взгляда от красной как вареная свекла мордашки Лизы.

Сама напросилась!

[AVA]http://s1.uploads.ru/rAPgw.png[/AVA]

You won’t get much closer
Until you sacrifice it all
You won’t get to taste it
With your face against the wall

Стоило видеть, как высоко подпрыгнул бедолага Ди, в тот момент, когда перепончатая ладошка его возлюбленной вдруг со всего маху опустилась на его крепкую зеленую ягодицу! Не то, чтобы этот удар был так уж силен; скорее, ящерка просто застигла умника врасплох, предварительно с донельзя озорной ухмылкой запихнув ему новенькую хрустящую купюру за отворот слегка сбившейся маски. Юноша невольно вспыхнул костерком от подобной наглости и накрыл рукой слегка покрасневший участок на бедре, одновременно с тем смущенно косясь вслед "уплывшей" саламандре. Ах, вот ты значит как! Решила строить из себя эдакую бывалую, прожженную опытом даму... Разумеется, все это было в шутку, но Дону не шибко понравилось лишаться с таким трудом обретенного им контроля над ситуацией!

"Выпендрежница," — беззлобно побухтел черепашка, аккуратно подцепив купюру за мятый уголок и вытащив ее из-под своей банданы. Пять долларов? То есть, всего-то пять долларов, серьезно? "Как дешево ты меня оцениваешь," — бросив еще один нарочито упрекающий взгляд на свою подружку, что к тому моменту уже вновь вальяжно расселась на диване, Дон, однако, тут же улыбнулся ей в ответ самым краешком губ, на мгновение сузив глаза в две тонкие и очень хитрые щелочки... А затем вновь как ни в чем не бывало развернулся лицом к своему посоху.

— Как прикажете, мадам, — произнес он покладисто, закрывая глаза и неторопливо распуская туго затянутый узелок ткани на затылке. Слегка потрепанная бледно-фиолетовая полоса с шорохом скользнула по накаченным плечам мутанта, повинуясь движениям его рук, чтобы затем плавно свернуться в тугую спираль. — Возможно, госпожа требует чего-то... погорячее? — угрюмо задремавший на своем деревянном насесте Архимед с возмущенным клекотом слетел обратно на дно клетки, испугавшись резкого, даже неприлично громкого треска: то изобретатель вдруг решительно дернул маску в разные стороны, до отказа натянув ту промеж своих крепко сжатых кулаков и лишь каким-то чудом не порвав ее на два равных лоскутка. Вдоволь полюбовавшись произведенным на Мону впечатлением, Донни все также неспешно повязал ленту на собственную шею, соорудив нечто отдаленно похожее на галстук-бабочку — или что там обычно носили на себе  профессиональные танцоры стриптиза... Неважно. Пряча усмешку, Дон вновь ухватился обеими руками за свой импровизированный шест, в очередной раз упруго крутанувшись вокруг, притом слегка приподняв одно колено, так, что подрагивающий под многокилограммовым весом изобретателя посох оказался точно у него промеж ног.

Удивлять так удивлять!

Stand up and deliver
Your wildest fantasy
Do what the fuck you want to
There’s no one to appease

Музыка на черепахофоне на мгновение затихла, но лишь для того, чтобы смениться новой композицией — куда более оживленной по своему ритму. Дон пару раз задумчиво качнул головой ей в такт, приноравливаясь к ее звучанию... А затем с удвоенной энергией принялся за свое "черное" дело, уже почти ничего больше не смущаясь. В конце концов, их же никто не видел! Вдобавок, это была своего рода игра, невинная (ну ладно, уже не совсем невинная) забава, и умник был готов из панциря выпрыгнуть ради того, чтобы веселая улыбка ни на секунду не покидала румяного лица его возлюбленной. Пускай у него вскоре начнут отваливаться руки от усталости, а взмокшая кожа потребует срочного принятия душа — он не остановится до тех самых пор, пока сама Мона его об этом не попросит. Легко оттолкнувшись от скрипучего дощатого пола, техник едва ли не головой вниз перевернулся, в который уже по счету раз демонстрируя возлюбленной свою изумительную акробатическую подготовку: не зря же они с братьями столько лет этому обучались! Правда, будь здесь сэнсэй, тот наверняка обратил бы внимание на то, что он тренировал их вовсе для подобных "взрослых" шалостей... Но кому какое дело!

— Ты смотришь, милая? — задорно осведомился умника, вновь принимая адекватное положение тела в пространстве, в движении весело подмигивая ей со своего танцпола. Выпустив шест, Дон вдруг разбежался и с ногами запрыгнул на спинку кресла, на мгновение застыв на его вершине, точно опытный канатоходец, идеально держа равновесие и даже умудрившись вихрем обернуться вокруг собственной оси... чтобы затем плавно и аккуратно опрокинуть сидение на пол — к вящему изумлению Моны, этот рискованный "спуск" обошелся без лишнего шума; можно сказать, что Дон уверенно проконтролировал падение сего громоздкого элемента мебели, так, что тот лишь тихонько стукнулся о ковер, ничуть не потревожив соседей. Сам изобретатель эффектно съехал коленями на пол, прямиком к ногам своей подруги, но почти сразу же вскочил, чтобы затем длинноногой газелью перемахнуть на скрипучее диванное сидение и уверенно приблизиться к голове обомлевшей ящерки, заставив ее машинально запрокинуть лицо кверху — так, чтобы воочию насладиться непривычным ракурсом "снизу вверх" на закованный в броню пластрон изобретателя. Подхватив один из своих же брошенных на подушки ремней, Донателло решительно хлестнул им по воздуху на манер кнута, и несчастная студентка вновь подпрыгнула на своем месте, едва не уронив миску с конфетами.

— "Вставай и утоляй же свой дикий аппетит!" — дразняще и хрипло передразнил он тягучий голос вокалиста, одновременно с тем наклоняясь к Моне и незаметно перехватывая рукой ее тонкое запястье. — "Твори все что захочешь — никто не запретит...!!" — спрыгнув обратно на пол, Дон с широченной улыбкой потянул девушку за собой, вынуждая ту присоединиться к этому разнузданному, давно вышедшему за рамки приличий веселью. Развернув Мону спиной к себе, Донателло решительно накрыл ладонями ее манящие и округлые бедра, имитируя какой-то страстный латиноамериканский танец — быть может, самбу или ламбаду, черт его знает! Суть была в том, что они оба, тесно прижавшись друг к другу, совершили несколько неприличных выпадов из стороны в сторону, чтобы затем с хохотом рвануть в разные стороны, однако, все еще крепко держась за концы ремня техника. Теперь их безумная пляска больше напоминала эдакое джазовое буги-вуги; смеясь, они вновь дружно запрыгнули обратно на упавшее кресло и своим общим весом накренили так, что то самостоятельно вернулось в прежнее вертикальное положение — а Донателло с Моной уже двумя задорными лошадками поскакали дальше, наворачивая бодрые круги вокруг стального шеста изобретателя и окончательно ставя на уши весь дом.

Ooh 1, 2, 3, 4 fire's in your eyes,
And this chaos it defies imagination
5, 6, 7, 8 minus 9 lives
And I know that you will fight for the duration!

Кажется, под конец звучания композиции они уже оба дружно подпевали бесшабашным словам песни, ничуть не беспокоясь, что кто-нибудь услышит их громкие, захлебывающиеся смехом голоса. В конце концов, не таким уж и поздним был этот час! Вполне возможно, что местные жильцы еще даже не успели лечь спать, так что ребята вполне могли от души повеселиться перед тем, как окончательно вырубить музыку и спокойно усесться обратно на диван. Хотя, судя по затеянной ими сумасшедшей вечеринке... финал "праздника" казался еще очень и очень не скорым! Еще немного покружившись с Моной по чердаку, умник вдруг неожиданно выпустил ее из своих цепких объятий, и саламандра с тоненьким визгом улетела на свою разворошенную постель, высоко подпрыгнув на мягком пружинистом матрасе. Но кому какое дело до рассыпавшихся по полу конфет, когда прямо перед глазами с соблазнительным усердием работает бедрами и всеми своими литыми бицепсами, трицепсами и восхитительсами высокий, атлетично сложенный черепашка-мутант?... Отведя мускулистые руки за голову, Дон еще немного погипнотизировал девушку зрелищем своего нагого и сильного тела, после чего вдруг решительно раздвинул коленом напряженно сведенные вместе ноги саламандры, чтобы затем с вопиющей наглостью проникнуть корпусом промеж них и буквально уронить вконец обалдевшую студентку на спину, коршуном нависнув сверху.

Его серебристо-серые глаза озорно поблескивали в сумраке помещения...

— Вот ты и попалась, — весело фыркнул он в самую мордашку оторопевшей ящерки, и, не дожидаясь ее реакции, уверенно накрыть поцелуем распахнутые в удивлении губы возлюбленной. Мона едва ли успела осознать это, как техник уже нахально вторгся языком в ее ротик, без тени скромности лаская тот изнутри, полностью лишая девушку всех ее сбивчивых мыслей и подозрений на тему "это ж все неспростааа". Буквально целиком накрыв Лизу своим мощным, тяжелым телом, чуть ли не до боли вдавливая ее собой в старенький матрас, юноша украдкой потянул оба ее запястья наверх, незаметно стягивая их между собой своим же ремнем... И лишь когда его подруга оказалась крепко-накрепко привязана к изголовью кровати — с ухмылкой отстранился прочь, пристально разглядывая ее до ужаса красную физиономию.

И впрямь... попалась же.

Ooh 1, 2, 3, 4 fire's in your eyes
And you know I'm not resisting your temptations
5, 6, 7, 8 minus 9 lives
You've arrived at panic station

Все-таки ему безумно нравилось ее смущать. Хотя бы потому, что это было до ужаса непросто! Даже обнаружив себя крепко привязанной за руки к изголовью кровати, вдобавок, самым неприличнейшим образом распростертой под мощным, костистым телом пленившего ее изобретателя, Мона и не подумала заливаться краской... Хотя, возможно, это было бы уже лишним: ее щеки и без того пылали ярким, нестерпимым огнем, в следствие головокружительной пляски по чердаку в компании не в меру разбуянившегося мутанта. Грудь ящерки тяжело вздымалась в такт ее участившемуся дыханию, то и дело горячо вжимаясь в грудные пластины техника, чем еще больше его распаляла. Да, он уже давно чувствовал себя в достаточной мере возбужденным, чтобы сейчас с коварным и отчасти даже хищным видом смотреть на свою возлюбленную сверху вниз, наслаждаясь ее реакцией на все происходящее... И вполне возможно, что он бы обязательно нагло пошутил в ответ на ее подчеркнуто недовольную реплику — вон уже и рот приоткрыл для этого, да только Моне вдруг приспичило оглушительно чихнуть прямо ему в лицо. Да так, что оба незадачливых любовника аж подпрыгнули на вздрогнувшем от эдакого богатырского чиха матрасе, притом саламандра от всей души впечаталась лбом в жесткий пластрон не ожидавшего ничего подобного механика.

Само собой, добрую половину романтичного настроя гения тут же как ветром сдуло! Уж простите за невольный каламбур... Вылупив глаза до размеров двух чайных блюдец, Дон в искренней тревоге уставился на сморщенное личико своей возлюбленной — эй, ну чего ты, осторожнее...! К счастью, удар оказался не столь силен, как он беспокоился: быстро очухавшись, Мона тут же голодно вцепилась зубами в свисающую к ее носу ленту фиолетовой банданы умника, что и послужила виной ее неожиданному приступу "аллергии". Донателло невольно выдохнул с облегчением... и тут же покладисто развязал оставшийся на его шее узел.

— Осторожнее... и будь здорова, — мягко обратился мутант к своей девушке, после чего склонился ниже, накрывая место удара на слегка потемневшем лбу саламандры ласковым, утешающим поцелуем. Повезло, что у нее такая быстрая регенерация: внушительных размеров синяк даже не успел толком расплыться по бледно-салатовой чешуе Моны, почти сразу же исчезнув из виду. Однако, Донателло все равно продолжил с тихим смехом нацеловывать смешно гримасничающую мордашку своей подруги, несмотря на все оказанное ею шутливое сопротивление. — К слову, о сладостях. Не слишком ли много ты сегодня съела? У тебя шоколад даже на носу, — и техник с нарочитым голодным урчанием приложился губами к характерному темному пятнышку на изогнутой переносице ящерки, — и вот тут тоже осталось немного, — он дразняще слизнул пару темных шоколадных крошек с уголка ее рта, заставив Мону приглушенно взвизгнуть в притворном отвращении: эй, ну слюнявить-то зачем! — И даже вот здесь! — еще один жадный поцелуй уже куда-то в шею хихикающей саламандры — и техник вдруг плавно приподнимается над ее проказливо изгибающимся телом, расправляя скомканную маску обеими руками, аккуратно складывая ее в два слоя, так, чтобы прорези глаз оказались полностью скрыты из виду. Заметив, как напряглась его возлюбленная, Донни тут же успокаивающе улыбнулся ей в ответ.

— Эй... ты же знаешь, я не сделаю ничего плохого. Не бойся... и доверься мне, ладно? — он вновь склонился к Моне, невесомо поцеловав ее дрогнувшие от легкой щекотки, темные и такие чувствительные к прикосновениям веки, от чего девушка тут же покладисто закрыла глаза. Воспользовавшись этим, Донателло тут же накрыл их самодельной повязкой и, приподняв голову мутантки над подушками, крепко завязал края ленты на ее всклокоченном затылке — так, чтобы ткань не сползла при чересчур резком движении. — Вот так... Видишь что-нибудь? — Мона молча покачала головой из стороны в сторону. — Отлично. А теперь постарайся расслабиться, хорошо? Я тебе помогу, — чуть-чуть скользнув вниз по толстому ватному одеялу, устраиваясь таким образом по-удобнее промеж широко разведенных ножек своей подруги, Дон  мягко накрыл лапами ее впалый живот, отчего бедная студентка аж слегка заерзала на своем месте. — Шшш... все в порядке, — пускай она больше не могла увидеть его нежной, утешающей улыбки, но привычный голос техника, все такой же тихий, вкрадчивый и спокойный, так или иначе позволял ей избавиться от легкого чувства тревоги.

Ей нечего было опасаться.

Широкие, трехпалые ладони черепашки неторопливо заскользили по ее пока что еще скрытой под слоем одежды пояснице, успокаивая нервы и распространяя волны приятного тепла по животу девушки. Эти ласковые поглаживания больше всего напоминали легкий, расслабляющий массаж, в то время как шероховатые губы изобретателя уже вновь отыскали манящие уста его партнерши, одарив Мону очередным поцелуем — но на сей раз очень нежным, без намека на былую животную страсть, хотя девушке наверняка хотелось поскорее ощутить долгожданное продолжение. Донни решил слегка утолить ее желание: их языки повторно соприкоснулись друг с другом, игриво лаская друг друга, пока лапы мутанта все ощутимее сминали и задирали нижний подол домашнего наряда саламандры, постепенно проникая ей под рубашку. Теперь его загрубевшая, горячая кожа напрямую касалась ее нежной и чувствительной чешуи, позволяя девушке сполна ощутить каждую шероховатость, каждый микроскопический шрам на сильных ладонях своего партнера, с детства привыкшего к возне с разными железками и электрическими проводами — неудивительно, что на его руках было столько мелких, давно заживших царапин и ожогов. Сейчас они ощущались особенно остро: полностью лишенная зрения, Мона могла сполна прочувствовать каждое скользящее прикосновение техника к ее собственной коже... Который, к слову, уже полностью обнажили живот ящерки, смело его оглаживая. Отпустив губы и язычок возлюбленной, Донателло плавно скользнул поцелуями на ее шею и приоткрытую часть груди, одновременно с тем неторопливо расстегивая пуговицы на ее рубашке. Дыхание мутанта казалось ужасно горячим, почти обжигающим, но дразнящие, легкие прикосновения его губ оставляли куда более яркие отпечатки на тонкой бледно-желтой чешуе девушки, вынуждая ее нетерпеливо выгибаться ему навстречу — возможно, ей хотелось, чтобы он поскорее перешел к более откровенным и вызывающим действиям?

— Ты такая красивая, — хрипло прошептал изобретатель на ухо подруге, на краткое мгновение отстранившись от ее тяжело поднимающейся груди. Одна из жарких ладоней Донателло тем временем уже уверенно скользнула выше по ее телу, неуловимо стиснув одну из аппетитных, пока что еще скрытых от глаз округлостей под бюстгальтером бывшей студентки. Вторая его рука уже деловито шарила под напряженно изогнувшейся спинкой саламандры, воюя с маленькой, но до ужаса вредной застежкой. В конце концов, ему это надоело; и тогда несчастный элемент нижнего белья оказался грубовато приподнят выше обнажившейся груди ящерки, полностью открыв ту жадному взору техника. Потратив несколько мгновений на любование нежными, соблазнительными изгибами своей любимой, Донни, наконец-то, вновь припал к нему жаркими и теперь уже откровенно нетерпеливыми поцелуями, спеша приласкать каждый сантиметр, каждую невидимую глазами клеточку ее прекрасного юного тела. Поочередно прихватив губами каждый напрягшийся от возбуждения сосок мутантки, не забыв как следует поласкать языком оба чувствительных навершия, Дон принялся неспешно спускаться дальше, теперь уже целуя и щекоча ртом вздрагивающий животик Моны, одновременно с тем деловито стягивая ремень с ее широких, пышных бедер. Вот тут уже последняя, кажется, начала догадываться об истинной цели изобретателя: с ее губ невольно сорвалось имя техника, и в этом коротком восклицании угадывалось не только изумление, но и очевидное смущение всему происходящему.

Донателло, впрочем, не стал ей отвечать.

Вместо этого он выпрямился, решительно избавляя девушку от ее коротких джинсовых шорт, а заодно прихватывая и узкую полоску куда более тонкой и нежной ткани под ними. Небрежно отшвырнув прочь всю лишнюю, по его мнению, одежду саламандры, Донни вновь нахально протиснулся плечами промеж ее панически сведенных друг с другом коленок, одновременно с тем широко разводя чужие бедра и знакомым, деловитым движением подтаскивая Мону чуть ближе к себе, тем самым до предела натягивая пленивший ее запястья ремень. Улегшись пластроном на скрипучий матрас, но так и сумев уместиться на нем полностью, Дон еще немного сполз ниже, упершись обоими коленями в пол; с грехом пополам приняв удобную для него позу, гений вновь с интересом пробежался взглядом по открывшемуся его бесстыдному взору сокровенному участку тела полуобнаженной ящерки, большую часть времени надежно скрытому от чужих глаз. Мона могла смущаться (и возмущаться) сколько ее душе угодно, но ее партнер все равно не мог отказать себе в удовольствии вдоволь ею полюбоваться, пока у него еще была такая возможность. Но, само собой, он не стал тратить на это слишком много времени — его собственный низ живота уже распирало знакомой болезненной тяжестью, и Дон предпочел поскорее приступить к делу, пока еще мог худо-бедно контролировать собственные природные позывы. Видел бог, ему и без того было ужасно сложно себя сдерживать.

— Не бойся, — повторил он как-то чересчур сипло, невольно овеяв кожу девушки своим до предела распаленным, жарким дыханием. Его ладони еще сильнее сжали разведенные бедра саламандры, вынудив ту еще больше открыться его грядущим ласкам, а сам гений, наклонившись, на удивление смело провел языком по пышущей первобытным жаром, уже давно мокрой щелке, ощутимо на нее надавливая и собирая прозрачную скопившуюся влагу. По телу его любимой немедленно пробежала характерная, неконтролируемая судорога; не дожидаясь, пока девушка вновь попытается свести колени вместе, Дон прильнул голодным и жадным поцелуем к ее припухлым интимным губам, нахально их раздвигая и лаская, как при обычном поцелуе. Он уже один раз делал это прежде, еще на сеновале в Норхемптоне, таким образом подготавливая (ну, или пытаясь подготовить) Мону к их первому любовному акту... Но тогда все было иначе: в тот раз Донателло почти ничего не знал ни о теле своей подруги, ни о ее потаенных фантазиях и желаниях, ни вообще о том, как нужно правильно действовать, чтобы доставить разомлевшей от эдакой фантастической нежности партнерше как можно больше удовольствия напополам с изумительными впечатлениями от всего происходящего. Теперь же у него было время заранее подготовиться и досконально изучить сей вопрос в специализированных источниках... Жаль только, потренироваться ему было не на чем, так что тут уж изобретателю приходилось рассчитывать исключительно на собственную память. Которая, к слову, еще ни разу в жизни его не подводила. Тем более, что парнем он был на редкость умным, легко и быстро схватывающим новую информацию, а также умеющим, так сказать, на ходу приспособиться к ситуации, какой бы сложной она ему не казалась. Вот и теперь, Дон с нарастающим азартом ласкал ртом промежность своей подруги, чутко прислушиваясь к каждому ее стону, к каждому вздоху и неуловимому движению бедер, поначалу то и дело украдкой поглядывая на ее лицо, чтобы убедиться, что ей и вправду нравятся бесстыдные действия юноши. Однако затем, его собственное желание стало до того сильно, что умник поневоле закрыл глаза и теперь уже целиком и полностью отдался этому, безусловно, захватывающему процессу, от которого уже потихоньку начинало срывать башню. "Поцелуй" мутанта незаметно углубился, став более отчаянным и дерзким; его язык, какое-то время легко порхавший вокруг набухшей от мощного прилива желания горошины клитора, то и дело дразняще его касавшийся, вдруг уверенно скользнул дальше, проталкиваясь вглубь истекающего соками девичьего хода. Заслышав очередной заливистый тон девушки, по-своему отозвавшейся на такое вот бесстыдное проникновение, Донателло с увлеченным рвением принялся таранить языком преддверие содрогающегося влагалища мутантки, имитируя таким образом движения полового члена и с усиливающимся нажимом массируя вздрагивающие от напряжения стенки лона. Он уже и сам с огромным трудом выдерживал происходящее, с каждой секундой осознавая, до чего сильно ему, на самом деле, хочется продолжить эту ласку уже при помощи своего собственного налившегося кровью фаллоса...

Не отвлекаясь от основного занятия, Дон незаметно и по большей части машинально опустил одну руку вниз, обхватив ею стремительно каменеющий ствол и характерными движениями ладони принявшись ласкать самого себя, стремясь, таким образом, хотя бы отчасти утолить свое желание. Тем не менее, львиная часть его внимания была по-прежнему сосредоточенно на истекающей влагой промежности; он чувствовал, как сильно напряглась его возлюбленная, и тут же с удвоенной силой заработал языком внутри ее тела, одновременно с тем крепко сжимая ее ягодицу свободной лапой, так, что его пальцы едва ли не впивались в чужую плоть, оставляя на той внушительные следы от собственных ногтей. Таким образом, изобретатель стремился как можно плотнее прильнуть ртом к пульсировавшему центру удовольствия своей подруги, а заодно не дать ей вырваться из его цепкой любовной хватки — едва ли Мона сейчас вообще понимала, что она делает и как сильно дергается в своих импровизированных наручниках. Длиннющий хвост ящерки, до того хаотично метавшийся из стороны с сторону и, тем самым, немного мешавший отчаянным действиям механика, теперь так и вовсе тугими объятиями сжался вокруг его напряженного бицепса, точно удав вокруг жертвы, отчего бедная конечность Дона едва ли не отнималась... и все же он продолжал ее держать, чувствуя, до чего близко Мона сейчас была подведена к краю.

Он не отпустил бы ее сейчас, даже если бы она умоляла его это сделать.

За считанные секунды до того, как ярчайшая вспышка экстаза полностью затопила собой и без того помутившийся рассудок юной мутантки, Донателло рывком отнял ладонь от собственного эрегированного члена, плюнув на то, что лишает самого себя не менее запоминающегося оргазма, и накрыл ею вторую ягодицу ящерки, из-за всех сил прижавшись распахнутым ртом к ее жаркому, пульсирующему женскому естеству, в несколько глубоких и бесстыдных проникновений доведя свою партнершу до сладостного пика — окончательно забывшись, Мона с криком выгнулась над смятой постелью и едва ли не до боли стиснула коленями шею и плечи изобретателя, кажется, даже в кровь расцарапав себе чешую о выступающие края громоздкого черепашьего панциря. Впрочем, никто из них двоих уже давно не обращал внимания на подобные "мелочи": оба подростка были с головой погружены в свое бесстыдной занятие, и не намеревались останавливаться до тех пор, пока тело дугой приподнявшейся над кроватью саламандры не содрогнется в последней волне испепеляющей любовной дрожи. Гения не смутила ни ее требовательная, неконтролируемая ругань, ни мертвецкая хватка длиннющего желто-зеленого хвоста, ни даже брызги прозрачной и чуть солоноватой на вкус влаги, столь щедро заляпавшие его губы, ключицы и верхнюю часть пластрона. В этом не было совершенно ничего безобразного или откровенно смущающего... Хотя Дон, конечно же, не был морально готов к подобному, ээ, бурному выплеску, он все же с охотой принял эту необычную особенность женского организма, только и успев, что мысленно выстроить пару-тройку шальных гипотез на эту тему. Дождавшись, пока Мона, наконец, успокоится и бессильно раскинется поверх скомканного одеяла, умник плавно отстранился от ее пышущей жаром промежности, напоследок еще пару раз с наслаждением проведя языком по набухшим интимным губам и примыкающей к ним чувствительной "территории" лобка и внутренней стороны бедер, с приглушенным урчанием слизывая остатки женских выделений с намокшей чешуи саламандры. Тише... тише.

— Ты маньяк, — тяжко вздыхая, будто только что на едином порыве одолела марафонскую дистанцию, пробормотала Мона, с донельзя усталым видом потираясь лицом о свое перетянутое ремнем запястье. Вместо ответа, Донателло молча выпрямил спину, бесстыдно пробежавшись взглядом по ее вздрагивающему нагому телу; его внимание особенно задержалось на тяжелых, хаотично вздымающихся, заострившихся в сосках грудях ящерки, а затем плавно сместилось на ее раскрасневшуюся мордашку. Со скрипом взобравшись обратно на кровать, Дон изогнулся над вконец обессилевшей мутанткой, осторожно приподняв краешек сбившейся пурпурной маски и с умилением наблюдая за тем, как Мона часто-часто моргает, заново привыкая к сдержанному чердачному освещению. По ее щекам вперемешку градом катились невольно скопившиеся в уголках глаз слезы и крохотные капельки проступившего на лице пота... Донателло с хитрой усмешкой вгляделся в ее расширенные, влажно поблескивающие зрачки: еще скажи тебе не понравилось!

— Не исключено, — в конце концов, сдержанно откликнулся он, неторопливыми движениями ладони утирая собственные губы и подбородок и не забыв при этом с аппетитом облизнуть кончики пальцев — он делал это нарочно, желая еще больше смутить и поддразнить свою возлюбленную. Интересно, с каких это пор куннилингус считался проявлением сугубо маньячной натуры? Окончательно стянув ленту с головы Моны, умник с нежностью коснулся губами ее вспотевшего лба, словно бы желая таким образом успокоить ее до предела взвинченные нервы. — Но вообще-то, я еще только начал, — скромно признался техник, вновь отстраняясь и легким, неуловимым движением руки перевернув саламандру на живот. Он и не подумал избавлять бедняжку от стягивавших ее тонкие запястья ремней, тем более, что те все равно не причиняли ей ни малейшего вреда. Ну... разве что чересчур долго лежать в подобной скованной позе, пожалуй, было отчасти неудобно, потому-то Дон и решил это исправить. По-своему, разумеется, а вовсе не так, как этого могла ожидать сама Мона.

Кто сказал, что он собирался так быстро ее отпускать?

— Прости, — в охрипшем от желания голосе механика удивительным голосом сочетались искренне смущенные, извиняющиеся нотки и шальные искорки сатанинского веселья. — Но я все еще тебя хочу, — словно бы в подтверждение этих слов, Донни выразительно потерся своим закаменевшим мужским органом о бесстыдно выпяченные ягодицы подруги, предоставив Моне несколько секунд на то, чтобы осознать и переварить сказанное. После этого, мутант деловито отклонил в сторонку основание ее хвоста, очевидно, всерьез намереваясь продолжить их нескромные любовные утехи. Так оно и было... В самом деле, чего еще она от него ожидала? Что подросток мирно уляжется рядом с нею, предоставив Моне собственное плечо взамен подушки? Едва ли он вообще смог бы спокойно заснуть рядом с ней в таком до крайности взбудораженном состоянии. Конечно, Донателло понимал, что ящерке требовалось какое-то время на отдых, но он честно больше не мог терпеть. Вся эта ситуация... Весь ее изнеможенный и беззащитный вид действовал на мутанта не хуже красной тряпки на быка, вынуждая его плюнуть на привычную застенчивость — честно говоря, прямо сейчас Дон был откровенно близок к тому, чтобы самым натуральным образом изнасиловать свою подругу, невзирая на ее яростное сопротивление. Само собой, он ни за что не стал бы этого делать, если бы только Мона громко и четко сказала ему "нет"... Но она этого не делала. Да, он слышал ее возмущенное, нарочито сердитое бормотание, видел, с каким напряжением она дергает руками эти злополучные ремни, но в целом Мона казалась ему скорее просто недовольной, нежели всерьез обозленной или напуганной. Она даже попыталась прикрыть задницу свернувшимся в тугую спираль хвостом, ворча что-то на тему "раньше нужно было думать!" — но все это выглядело каким-то чересчур сомнительным, если даже не откровенно напускным. Напряженно пронаблюдав за саламандрой еще с пару-тройку мгновений и, кажется, даже саркастично подернув массивной бровной дугой (ой да что ты говоришь, может, тебе еще сценарий предварительных ласк заранее составлять и присылать на емэйл?), Дон, наконец, просто решительно навалился на ее спину, не до боли, но вполне ощутимо вжав разбурчавшуюся девицу грудью в матрас.

— Я хочу тебя прямо сейчас, — терпеливо и в то же время до ужаса капризно фыркнул Донни на ухо подруге, одновременно с тем еще раз отталкивая рукой мешавшийся ему хвост. — И нет, я не стану тебя развязывать. Ты меня всего исцарапала уже! Не дергайся, а то перетянешь себе что-нибудь... Ну же, дай мне хоть раз побыть горячим мачо! — шутливо заныл он, перемежая все эти настойчивые уговоры с теплыми, успокаивающими и влажными поцелуями обнаженных плеч студентки. Решительное ерзание Моны под массивным карапаксом умника, увы, никак не облегчало его положения... как, впрочем, и ее собственного, так как при каждом порывистом движении ящерки, колом стоящий член ее партнера так или иначе дразняще прижимался к внутренней стороне ее бедер и все еще ужасно чувствительной промежности. В конце концов, Дон сообразил воспользоваться этими ее протестующими и в то же время откровенно заигрывающими движениями: на мгновение отстранившись, черепашка неожиданно плавным и быстрым движением проник в ее призывно изгибающееся тело, причем Мона, по большей части, сама позволила этому свершится, неосторожно вскинув задницу над кроватью. Тем не менее, даже ощутив наглое проникновение техника, она все еще пыталась сопротивляться — к слову говоря, теперь уже куда менее охотно, чем раньше. Видимо, поняла, что все бестолку... А может, ей просто украдкой нравилось происходящее? Стоило только юноше на миг призадуматься об этом, как Мона, не то случайно, не то желая отомстить умнику за все его вконец обнаглевшие манипуляции, порывисто вскинула голову над подушками, буквально накрыв лицо бедолаги целым облаком мятых, изломанных кудряшек. На, получай фашист гранату! "Ах ты так...!" — выплюнув забившиеся в рот каштановые локоны, Дон с растущим любовным азартом поднажал бедрами, за что тут же поплатился ощутимым ударом по мягкой точке: это хвост Моны, расправившись, на манер хлыста врезался в обнаженную ягодицу мутанта, отчего последний аж пискнул от неожиданности.

Ну, все!...

Отбросив всякое стеснение, Дон решительно захватил лапой всклокоченную копну чужих волос, вынуждая Мону со сдавленным охом запрокинуть голову назад. Само собой, черепашка не стремился рывком снять с нее скальп и вообще причинить девушке боль — проворно намотав кудри Моны на запястье, умник всего-навсего открыл ее шейку для долгого, засасывающего поцелуя, которым он тут же ее и наградил, ощутимо прикусив зубами до невозможности чувствительный участок тонкой салатовой чешуи. Его вторая ладонь тем временем уже деловито скользнула под грудь саламандры, стиснув ту в жаркой, удушающей хватке. Движения его мускулистых, подтянутых бедер заметно ускорились, с ходу взяв уверенный и быстрый темп: каждое новое его проникновение вынуждало Мону пружинисто подскакивать на скрипучем ложе, чувствуя, как упругий мужской орган вновь и вновь настойчиво ударяет вглубь ее распаленного тела, огрубевшими толчками растягивая чувствительные стенки узкого девичьего влагалища, только лишь недавно перенесшие всплеск острого, сокрушительного оргазма. Насквозь пропитавшаяся потом рубашка окончательно сбилась, почти целиком обнажив изумрудно-зеленую спину ящерки, перечерченную застарелыми шрамами от когтей Рене, а вместе с ней сползли и перекрутились бретельки злополучного сиреневого бюстгалтера, от эдакой африканской страсти очутившегося где-то под ребрами бедной студентки. Далеко не сразу Мона осознала, что одна ее рука благополучно выскользнула из плена кожаного ремня изобретателя — тугой узел довольно скоро ослаб и развязался, даровав саламандре долгожданную свободу... Которой та, увы, едва ли могла воспользоваться, будучи тесно прижатой к матрасу сильным, напряженным, закованным в броню мужским телом, беспрестанно овладевающим ее пылающим от наслаждения лоном. Дон даже не обратил на этого внимания, продолжая энергично насаживать глухо вскрикивающую мутантку на свой содрогающийся член, целиком поглощенный сим увлекательным занятием.

Ничто другое его сейчас попросту не интересовало.

Честно говоря, Донни даже не сразу обратил внимание на вцепившиеся ему в... тыл коготки ящерки — к слову, весьма и весьма острые, бесцеремонно вонзающиеся глубоко под кожу и оставляющие после себя длиннющие, ярко выделяющиеся на бледно-зеленой коже царапины, над которыми впоследствии так любили подшучивать братья изобретателя. Лишь когда хватка Моны Лизы стала совсем уж крепкой, а потому откровенно болезненной, юноша на ощупь перехватил ее запястье и, не прерывая своего основного занятия, молча подтянул кисть возлюбленной к собственному лицу, с нежностью и неудержимой страстью прижавшись к ней губами. Голова механика уже вовсю кружилась от переполнявших ее эмоций в купе с острым удовольствием, лишь возрастающим с каждым новым хаотичным рывком исцарапанных бедер; будь его воля, он бы уже давно позволил себе с гулким стоном разрядиться в тело своей партнерши, но ведь он делал это не только ради удовлетворения собственных капризов, верно? Девушка не ошибалась, Донателло и впрямь стремился доставить ей как можно больше яркого, чувственного наслаждения, и это желание было куда сильнее охватившей его животной похоти. Пожалуй, теперь, когда саламандра наконец прекратила сопротивляться его действиям и в полной мере откликалась на каждый встречный толчок гения, вдобавок, с жаром ловя ртом его хаотичные поцелуи, Дон мог слегка притормозить свои лихорадочные порывы... Что он и сделал, слегка замедлившись и приподнявшись на локте над смятой постелью, но лишь затем, чтобы помочь ящерке окончательно высвободиться из заметно ослабших пут в изголовье расшатанной кровати. Слепо дернув за край разболтавшегося кожаного ремня, техник, в конце концов, выпустил Мону их этих импровизированных "тюремных" оков — но лишь затем, чтобы вновь горячо обхватить девушку руками и неожиданно перекатиться на спину с ней обнимку, сминая подушки своим здоровенный круглым панцирем. Теперь мутантка в кои-то веки могла вздохнуть полной грудью... Наверное, это было ужасно тяжело, так долго быть прижатой к ложу массивной черепашьей тушей, чей вес вдвое превосходил ее собственный. Даже несмотря на то, что Дон старался не наваливаться на нее слишком сильно... Правда, теперь Моне приходилось лежать на довольно-таки жестком, шершавом пластроне своего любимого, вдобавок, при каждом вдохе вздымавшегося под ней на манер громадных кузнецких мехов.

Еще один непредсказуемый эксперимент авторства Хамато Донателло.

Правда, на сей раз куда более скромный и невинный (уж по сравнению-то с сеансом орального ублажения!) — позволив девушке откинуться затылком на рассеченное застарелыми шрамами плечо, ненавязчиво добиваясь того, чтобы она эдакой расслабленной медузкой распластается поверх его широкой груди, Дон успокаивающе коснулся губами ее вспотевшего виска, а затем, по-удобнее упершись ступнями в матрас, возобновил свои глубокие проникновения, ставшие теперь куда более ритмичными и плавными. Он будто нарочно растягивал их с Моной общее удовольствие, вместе с тем незаметно избавляя ее от немногочисленной, но все еще отчасти мешавшей им одежды, а конкретно — от сбившихся рубашки и бюстгальтера, полностью обнажая тело своей подруги. Жаль, что с такого ракурса он не мог в полной мере насладиться зрелищем ее нежного, привлекательного тела... Но, с другой стороны, теперь он мог беспрепятственно скользить по нему обеими своими ладонями, мягко оглаживая и сжимая каждый его соблазнительный изгиб, откровенно восторгаясь соприкосновением тонкой девичьей чешуи, чувствительной к его осмелевшим прикосновениям, особенно в районе приоткрытых, влажных бедер и налившихся желанием грудей. А еще Дону ничто не мешало зарываться носом в столь горячо обожаемую ему копну рыжевато-каштановых кудрей саламандры, всеми легкими вбирая в себя аромат ее роскошных волос, ничуть не смущаясь той легкой щекотке, что он был вынужден сносить при каждом таком "нырке" — наоборот, хотелось ощущать ее снова и снова, равно как и вслушиваться в звучание охрипшего, слегка жалобного голоска саламандры, то и дело звучавшего прямо у него над ухом. Пожалуй, ради одних лишь этих стонов, Донателло был готов все также неторопливо и чувственно брать свою возлюбленную хоть до самого утра, окончательно лишая ее (да и себя тоже) хоть каких-либо проблесков холодного рассудка. 

Почему это не могло продолжаться вечно?...

— Я люблю тебя, — без устали нашептывал мутант своей в конец прибалдевшей партнерше, невольно все крепче сжимая ее изгибающееся тело в объятиях, по мере того, как его бедра все сильнее и крепче ударяли вглубь распахнутого женского лона, с каждым таким рывком вынуждая ящерку содрогаться от пронзающей ее вспышки острого удовольствия. — Я люблю тебя... люблю тебя, люблю, — чувствуя, что ему уже откровенно не хватает пространства для  действий (хотя, казалось бы, куда уж тебе еще-то), Дон неосознанно наклонился на бок, однако, не снимая девушки со своего пластрона — так ему удавалось совершать чуть более размашистые толчки бедрами, притом не ослабляя своей душной хватки на чужой пояснице. Одна из ладоней изобретателя плавно скользнула ниже по вздрагивающему животику Моны, вновь принявшись ласкать и массировать ее влажную, да что уж там, откровенно мокрую промежность, одновременно с тем вновь постепенно ускоряясь и возвращая своим рывкам прежнюю животную грубость. Наклонив голову, Донни вот уже в который раз за этот вечер с упоением прильнул губами к открытой для поцелуев шейке саламандры, окончательно поддаваясь инстинкту — пускай... пускай природа сама решает все за них двоих. Ему чертовски надоело вечно обдумывать и анализировать происходящее, так что в этих сокровенных мгновениях любовного единения с обожаемой им ящеркой была своя особая, ни с чем не сравнимая прелесть... Разумеется, не считая всей той безумной гаммы эмоций, что он испытывал вместе с ней. Когда она была рядом, он забывал о любых горестях и проблемах. Чувствовал себя по-настоящему живым... и готовым жить дальше, вопреки всему.

Если бы у него только хватило слов, чтобы хоть как-то описать ей все это.

И дыхания... Дыхания особенно.

Гений вдруг крепче стиснул девушку руками, лихорадочно вскинув голову и тесно прижавшись щекой к ее взлохмаченному виску. Из груди рвалось сдавленное, сиплое рычание, но вызвано оно было вовсе не злостью или недовольством, отнюдь — напротив, истинная причина крылась в нестерпимом экстазе, вот уже долгое время снежным комом нараставшем в его паху и отчаянно рвущемся наружу, вопреки всем его попыткам сдержаться и максимально продлить их интимный акт. То, как вдруг резко напряглась Мона в его объятиях... и вокруг его пылающего ствола, почти до боли сдавив тот мышцами живота... все это заставило его сорваться, с коротким, даже словно бы растерянным возгласом поддавшись вспышке необычно сильного оргазма. Кажется, умник даже на несколько мгновений полностью выпал из реальности, обессиленно уткнувшись лицом в разметавшуюся гриву чужих волос и на чистом автомате поглаживая руками мелко дрожащую от напряжения фигурку своей подруги, успокаивая и согревая ее этими ласковыми прикосновениями, покуда она тоже не обмякла в его сильных мужских объятиях, спрятав мордашку в складках скомканного ватного одеяла.

Как же сильно они оба устали... Но эта усталость не шла ни в какое сравнение с довольством, охватившим их расслабленные, все еще непривычно жаркие тела — это ощущение ни с чем не перепутаешь. Дон не стал этому сопротивляться: плавным, осторожным движением покинув расслабленный внутренний ход своей девушки, мутант не глядя нащупал краешек наполовину сбитого на пол покрывала, накрыв им и Мону, и самого себя, прежде, чем кто-нибудь из них успел озябнуть, а затем с тихим вздохом устроился позади саламандры, вновь крепко ее обняв. Та невнятно пробормотала что-то сквозь сон, не то ругая своего не в меру озабоченного приятеля, не то, наоборот, ласково желая ему спокойного сна... Дон лениво промычал что-то ей в ответ, будучи не в состоянии бороться с охватившей его чудовищной сонливостью, и почти моментально задремал, пристроив щеку поверх мягкой импровизированной подушки из разлохмаченных кудряшек саламандры. Последнее, что он расслышал перед сном — это приглушенный, но до крайности недовольный клекот Архимеда из неплотно занавешенной тканью клетки...

Спи, дружок, пока тебе дают. Спи.

...странно, что ему удалось проснуться так рано.

Честно говоря, парень с огромным удовольствием проспал бы так до обеда, а то и до самого вечера, но увы — ему следовало вернуться в убежище, пока снаружи окончательно не рассвело. Не так-то просто перемещаться по городу при ярком свете дня, так что, Донателло заставил себя нехотя усесться посреди разворошенной постели, не глядя стянув с шеи ослабший галстук-"бабочку": еще одно свидетельство их с Моной безумных полуночных игрищ. Сладко зевнув в кулак, Дон с умиленной улыбкой покосился на крепко спавшую рядом с ним девушку, всю помятую и взъерошенную, да еще и растянувшуюся поперек кровати на манер сытой домашней кошки — так, что аж хвост на пол свесился. Пусть себе спит... бедняжка. Ухмылка на лице Донни поневоле стала шире и в разы самодовольнее, когда он в мельчайших деталях вспомнил все произошедшее... Еще немного полюбовавшись на разомлевше дрыхнущую подле него мутантку, вволю пожамкав взглядом ее обнаженную грудь, Донателло, в конце концов, аккуратно привстал со скрипучего матраса и на цыпочках покрался в ванную, желая поскорее смыть с себя многочисленные следы вчерашнего разврата, чтобы затем украдкой приготовить девушке вкусный и сытный завтрак — как ни крути, а ему чертовски нравилось о ней заботиться. Тихонько прикрыв за собой дверь, Дон расслабленно потянулся во весь свой недюжинный рост...  а затем замер перед зеркалом в глубочайшей задумчивости, искоса рассматривая отражение собственных литых ягодиц: ну, конечно же, на одном из его мускулистых полупопий обнаружилось сразу несколько живописных царапин, вполне красноречиво намекающих окружающим о том, как именно он провел сегодняшнюю ночь. Мда-а...

"Теперь меня дома точно засмеют," — не без легкой досады заключил техник, в конечном итоге, отворачиваясь от зеркала и с напускным вздохом забираясь в душевую кабинку. К слову, довольно тесную и невысокую. — "Пожалуй, стоит пару дней походить в штанах... А то не видать мне спокойствия, как собственных ушей," — включив горячую воду, Донателло с наслаждением подставил лицо под тугие струи воды, чувствуя, как постепенно исчезает дурацкая сонливость, уступая место привычно бодрому расположению духа. Негромко замычав себе под нос какую-то смутно знакомую мелодию (кажется, это было пресловутое "Лебединое озеро" Чайковского), умник выдавил себе на ладонь порцию одного из припасенных специально для него душевых гелей и принялся деловито намыливать свои бицепсы, время от времени затихая и прислушиваясь к своему окружению — просто чтобы убедиться, что его любимая по-прежнему спит глубоким сном, не потревоженная его утренней возней.