Ты смеешься над мной чертов меховой комок? Я вижу как дрогают твои усы, и поверь хотя я и не являюсь примером идеального наблюдателя, как тот же Лео, но и мне хватило ума запомнить все твои мимолетные повадки и улыбки. Разве ты не вырезал себе этот участок мозга и не заменил его на какую-нибудь схему? Разве ты не разучился хоть что-нибудь чувствовать? Я поставлю свой панцирь, что ты нашел в себе те пресловутые 21 грамма души и вытащил их клещами, чтобы запаять в пробирку и поставить на полку как ценный трофей.
Моя лапа словно мраморный столб, она не сдвинется с места, как бы меня не распирало от ярости. Интересно ты собирал на нас досье? Ты знаешь мои слабые стороны Манкс? Потому как твои я точно не знаю, мне просто не интересно было это выяснять. Но зато я знаю все твои болевые точки, которые ты безуспешно пытаешься спрятать за железяками и приборными панелями. Твой левый глаз горит неживым огнем, но я буду целить в тот, которые слезиться от ядовитых испарений поднимающихся от воды. Мне порядком надоел твой изучающий взгляд, кот, мне порядком надоело быть твоей подопытной крысой…

Последующий после смерти отца день прошел для Рафаэля как в тумане, он четко выполнял все указания которые поступали из вне, и которые подбрасывал еще не совсем атрофировавшийся мозг. В конце концов они все ждали этот момент, хотя и не были готовы к нему. Невозможно было отпустить отца так рано, и даже слабое утешение, что мутация и медицинские препараты итак продлили жизнь сенсею, не приносили утешения. И вот Рафаэль поднял глаза наверх и увидел пронзительное голубое небо над собой – туман в голове начал рассеиваться, и он наконец целиком увидел панораму происходящего действия. Все они стояли на крыше небоскреба, самого высокого в городе, который возвышался над облаками и с него практически не было видно затопленных улиц. На ровной площадке был сооружен погребальный костер в лучших восточных традициях, а вокруг стояли люди, инопланетяне. Все они хотели проститься со старым мастером. Рафаэль плечом к плечу с братьями стоял в авангарде, ближе всего к кострищу, сегодня все черепахи были в одинаковых черных повязках и без оружия. В руках Майка дрожал факел, и его за локоть поддерживал Дон. Последним что вернулось к Рафу наряду с ощущением реальности, это был звук – голос Лео, сильный полный уверенности говорил речь, отдавая последнюю дань памяти усопшего. Саеносец не помнил, говорил ли он сам что-нибудь, скорей всего нет, он вообще последние сутки лишь молчал.
Зажженный факел коснулся красного покрывала которым была укрыта фигура Сплинтера, и огонь в секунду разнесся по всему костру, охватывая все строение одним мощным всепожирающим вихрем. На его фоне одиноко выделялась фигура лидера, рядом всхлипнул Майк, и нервы Рафаэля не выдержали – резко отвернувшись от пламени, он закрыл ладонью исказившуюся в отчаянье морду, пытаясь удержать рвущийся наружу крик. Черная повязка тут же стала мокрой от слез, но саеносец глубоко вздохнул раз, другой и вновь принял каменное выражение на морде. Отняв руку, и подняв взгляд он наткнулся на стоящего совсем рядом Манкса, конечно тот пришел поддержать друга – Раф кивнул коту, и отвернулся. Сейчас у него не было никакого желания о чем либо думать, все что хотел мутант, это оказаться на пару месяцев в будущем как можно скорее, чтобы притупить боль утраты.

Пару дней спустя.

-Манкс? – Рафаэль удивленно посмотрел на кота, и опустил ящик с барахлом на стол Дона. Вот уж кого он не ожидал увидеть в лаборатории брата, хотя тот скорее просто забыл предупредить саеносца. Трое мутантов улетели в Японию, чтобы развеять прах отца над могилами его учителей, а Рафаэль остался присматривать за больницей, школой, лабораторией и своим рестораном, в сложившейся ситуации опасно было оставлять важные строения без надзора. И вот теперь он метался между четырьмя учреждениями, и это даже ему нравилось, по крайней мере, отвлекало от навязчивых мыслей и дум. И сейчас он притащил какие-то материалы Дону, которые почему ты были доставлены почтой к нему в ресторан.
Рафаэль некоторое время созерцал морду кота, но потому решил, что это собственно не его дело, если уж Дон доверял пушистому гению, то что уж саеносцу лезть во все эти дела. Мутант потер виски и направился к заветному шкафу, доставая оттуда початую бутылку рома и две стопки. Он хмуро глянул на свое отражение в черной, траурной, маске, и разлил жидкость по стаканам и поставил один пред котом, - ты решил здесь поселиться?
Он приподнял стопку в немом заупокойном тосте и опрокинул алкоголь в себя, в пару к той бутылке, что была выпита в течение дня, и грузно опустился на ближайший стул, мутным взглядом рассматривая помещение лаборатории.
- Эй, Манкс, тебе когда-нибудь хотелось послать все к чертям, сесть на мотоцикл и уехать в закат? – как же ему хотелось это сделать прямо сейчас, проблема была лишь в том, что по воде мотоцикл поедет только вниз на дно, да и бросить все он не имел никакого права.

Времена героев прошли безвозвратно, меня больше не прельщает эта стезя. Теперь есть только одна цель, та которая была исконно первой, и которую мы пронесли через десятилетия – выживание. Может быть во времена, когда Нью-Йорк еще не был плавучим островом, мне и нравилось изображать из себя благородного воина, но все меняется. Ах да, тут ключевое слово – изображать. Роль паршивой овцы в семействе всегда удавалась мне лучше всех, и даже сейчас я единственный кто посмел поднять оружие и направить его на тебя, остальные еще слишком традиционны и ждут…шутники…что ты добровольно сдашься. Некоторые привычки не искореняются, но я твердо усвоил одно правило – клин вышибается клином. Большим пальцем я возвожу курок, чтобы сделать это не нужно много усилий, чтобы спустить курок тоже. Гораздо больше усилий я потрачу чтобы угомонить истерику Лео, но дело того стоит.

Раф созерцает мониторы компьютеров, и графики на них скачут в разные стороны, сливаясь то в бесконечную радугу, то в мутное, грязное пятно. Ему абсолютно неинтересно, что изобретает Манкс сейчас, будь это хоть машина времени…постойте, разве Дон уже не изобрел что-то подобное? Саеносец отводит взгляд от техники – в глазах все плывет – и морщиться. Настолько пофигистического отношения к бытию у него не было уже давно, в последний раз депрессия случилась когда она осталась на Аляске. Такой знакомый до боли образ мелькнул перед глазами, и тут же растворился в пьяной дымке.
Она давно умерла.
Из дурмана вырисовывается другой силуэт, но с теми же острыми ушами – Манкс наливает новую порцию алкоголя, Рафаэль хочет возразить, понимая, что в пьяном состоянии может наворотить дел, которые явно не обрадуют братьев по приезду. Но сопротивляться нет сил, и он лишь пытается себя контролировать, или хотя бы не двигаться с места.
- Я уже разбивался насмерть, - и пусть каждый из них вкладывает в эту фразу разное понятие и смысл. Для Рафаэля всегда было страшнее ощущать боль душевную, нежели телесную. Сплинтер учил их терпеть, ставить разум превыше тела – вправить вывихнутую руку дело недолгое, отрешиться от гнетущих мыслей – дело невозможное, - Смотря, чего ты на самом деле боишься Манкс. Умереть можно быстро – вспышка боли, и тебя больше нет – все твои проблемы рушатся на других. – Он опрокинул стопку, и знаком показал, что можно обновить. Он уже боялся, что не справиться бутылкой – руки тряслись словно через них пропускали заряды тока, - Другое дело… - язык стал ощутимо заплетаться, и Раф на секунду потерял суть разговора, - …другое дело, когда ты разрываешься от боли внутри тебя. От желания что-то изменить, и собственного бессилия. И тогда уже – ты – это проблема других.
Он не хотел быть проблемой, но всегда становился ей, в силу характера, в силу своих собственных правил, которые были понятны только саеносцу. Все это заканчивалось непониманием со стороны братьев, но как-то улаживалось, и спустя время он, что называется перебесился. В некоторой степени, все же характер нельзя подобно пластилину смять в комок, и потом сотворить новую фигуру. Черепаха мутными глазами смотрит на своего собеседника, и совершенно не понимает, что тот хочет от него. В чем смысл этого вопроса, он же ученый, а значит априори атеист. Уж это правило Рафаэль усвоил четко.
- Не верю. Даже если бы он был, в раю нет место для такого как я.
Он знает, что говорит, мутант поднимался выше облаков в глубины космоса, пересекал вселенные и общался с пришельцами. И нигде не увидел пресловутого царства небесного.
- Зато, Манкс, я точно знаю, что есть ад. Я был в нем.
Она давно умерла…

Полгода спустя.

- Дон, это не твоя пропажа? – он поднимается из позиции броска, и щурит глаза, разглядывая на противоположной крыше остроухую фигуру в черном, длинном плаще. Брат рядом лишь открывает и закрывает рот, словно рыба выброшенная на берег. Кот исчез так внезапно, оставив все совместные с мутантом наработки, но забрав все свои личные бумаги. Рафаэль почему то не сомневался, что Манкс жив-здоров, и просто поддался наконец аскетичному образу жизни. Но он совершенно не ожидал увидеть его в подобном виде, ведь если его не обманывали глаза, значительная часть черепа кота превратилась в маску робота.
- Манкс? – рядом приземлились Лео и Майк, и младшей даже с улыбкой сделал шаг вперед, навстречу тому, кто был другом Дону. Но Рафаэль резко пресек его движение, удерживая за воротник панциря. Они не знали был ли это тот самый Манкс, которого они когда-то знали и принимали в своих домах, практика подсказывала, что если ученый как-то трансформировал свое тело, то можно было заранее заказывать панихиду по его здравомыслию и уравновешенности.

Воображаемый мост, вспыхнул и тут же потух, оставляя от себя пепел и прах. Ты взмахнул черным плащом и исчез с соседней крыши, а мы еще долго стояли и глядели в пустоту. На нашей памяти происходило многое, враги становились приятелями, друзья предавали, но такого как ты не было никогда. Сложно сказать кому стало тяжело после того как Манкс ушел (ведь теперь у тебя другое имя) – Дону который считал что нашел такого же как и он сам. А может быть вашим общим изобретениям? А может быть мне? Глупости… но иногда когда ресторан закрывается, я сижу в баре и протираю стаканы. Смотрю в одну точку, и затираю какой-нибудь бокал до дыр, включаю тихо музыку, и понимаю, что схожу с ума.
Может ты и прав Манкс, этому миру не хватает рая. Но я не могу себе его представить, в моей жизни все еще продолжается ад. Я бы не хотел больше с тобой встретиться, потому что у меня скверные предчувствия.

Под лапами хлюпает вода, он видит, как волосы Миз прядями опадают на плечи. Прошло всего пара секунд после того как он подхватил пистолет и направил его в морду Верминатору. Но шквал воспоминаний было не остановить, и самое главное он увидел их отражение в живом глазу кота. Тот помнил, а значит, сжигая мост, он где-то допустил ошибку, и все это причиняло ему боль.
- Похоже, твой рай дал течь, - зачем он заговорил? В горле саднит, словно он недавно глотнул ром. Грязную работу тоже должен хоть кто-то выполнять, и, похоже, это право закрепилось за Рафаэлем. Что ж, ему стоит поторопиться, в ресторане еще очень много дел. Он нажимает на курок, и в тот же момент видит, как дергается палец Верминатора.
Выстрел оглушает всех, и мутант не понимает, кому он принадлежит. Его тело само реагирует на потенциальную угрозу, и саеносца отшатывает назад, он уже готов почувствовать жгущую боль в брюшине. Заранее приходит ощущение обиды и горечи поражения, но спустя секунду Верминатор Икс падает мордой в воду. Рафаэль моргает, и подув на дуло, из которого идет легкий дымок, заправляет пистолет за пояс.
- Ты убил его!! – Дон в растерянности подбегает к бывшему другу, и чуть ли не с ненавистью взирает на своего брата. Все-таки все это время он действительно скучал по другу, хоть тот и был по другую сторону баррикад. Рафаэль с прищуром смотрит на гения.
- Он хотел убить нас. Тебя в том числе, - под лапой саеносец ощущает теплый меч Миз, она молчаливо поддерживает его, в ее глазах нет укора. Лиса знает за кого сражался ее мужчина, и примет любое его действие. Они поворачиваются и уходят прочь из разрушенной лаборатории. Раф не видит, как Донателло с помощью братьев забирает тело Манкса, не хочет он и вспоминать об этом, но вечером поддавшись внезапному порыву он напивается до бесчувствия.

На перекрестке времен они встречаются вновь. Два древних камня стоят на межи объятой перекрестками. Рафаэль устало садиться напротив кота, и упирается ладонями в колени. Их жизненные пути давно оборвались, и все то, что происходит сейчас возможно всего лишь чья-то выдумка. Саеносец хмуро рассматривает песочного цвета облака, и ковыль у дороги. Помниться ему снились подобные сны и раньше, когда он был действительно жив. Черепаха проводит лапами по поясу и не обнаруживает там привычных сай, но они и не особо здесь нужны.
Он что-то потерял и теперь ищет, не может найти, заглядывает под каждый камень, спрашивает редких прохожих, и вот теперь наткнулся на Верминатора…нет, Манкса.
- Похоже на рай? – слова срываются с губ и улетают куда-то на запад, смешиваясь с сотнями нечаянно кинутых фраз. Он смотрит на него двумя целыми глазами, хотя цветовая радужка и поблекла, став почти серой – у смерти есть свои правила. Рафаэль честно пытается вспомнить какие у них были отношения раньше, но на ум приходит совершенные глупости, - Казанова, казанова, - рассеянно бормочет мутант, даже не предавая особого значения этим словам. На языке чувствуется ром, а перед глазами встает образ кота в черном плаще, Раф ежится словно от холода и придирчиво рассматривает своего собеседника.
- Это совсем не преисподняя, - он, наконец, вспоминает цель своих странствий и оглядывается. Да, определенно это не обитель дьявола, там как минимум было жарко, а значит это что-то вроде чистилища. Саеносец блуждает тут вечность и уже позабыл, как выглядит те, кого он любил в прошлом, только иногда накатываю образы, и он вновь начинает их искать. Ищет и надеется не найти – им тут место, а для него в самый раз, - Я же говорил, Манкс, меня не пустят в рай.
На перекрестки веков сидят двое напротив друг другу, или возможно там всего один персонаж, и к нему просто являются призраки прошло.
Он не против с ними поговорить.
Ему просто одиноко.