Пускай Донателло не имел никакой возможности увидеть лицо Эйприл после того, как он столь решительно отвернулся обратно к своим картам, он буквально панцирем чувствовал на себе напряженный, встревоженный взгляд ярко-голубых глаз. Это... смущало его и заставляло чувствовать себя виноватым перед рыжеволосой девушкой. А что, разве не из-за него Эйприл вынуждена ночевать где-то далеко вне стен родного дома, да еще и в холодной, промозглой, сырой канализации, в компании четырех странных черепах-мутантов? Дон, конечно, не просил ее оставаться в убежище — она сама решила, что ей следует быть рядом с друзьями, помогая им отыскивать Мону, вместо того, чтобы спокойно нежиться под пуховым одеялом в своей уютной кроватке. Но все же... Гений слегка напрягся, услышав ее тихие, приближающиеся шаги, и с еще большим рвением принялся расправлять на столе очередную карту. Он намеренно избегал смотреть на подругу, но все-таки не смог удержаться от того, чтобы не скосить взгляд на осторожно поставленную на край стола чашку со свежезаваренным травяным напитком. Эйприл встала посреди ночи ради того, чтобы угостить своего друга вкусным чаем?... Дон аж замер, на пару мгновений позабыв о своих бумагах, неотрывно глядя на исходящую густым паром кружку. Стоило ли говорить, что поступок девушки, а точнее, проявленная ею сестринская забота тронула изобретателя до самых глубин души?
— Верно, все, — голос школьницы, звучащий одновременно устало, но решительно, поневоле выдернул черепашку из состояния удивленного оцепенения — так же как и теплая, нежная ладошка, легшая на мускулистое плечо юного мутанта. Моргнув, Дон вновь отвел взгляд, чувствуя себе еще более смущенным и растерянным, чем раньше. — Все, кроме тебя... Донни, — вторая рука Эйприл настойчиво сжала запястье умника, не давая ему притронуться к картам, — остановись... Передохни немного! Ты же так в привидение превратишься. И у тебя шишка к слову, — хватка девушки стала чуть крепче, а голос — еще более просящим. Дону показалось даже, что в нем проскальзывают отчаянные, умоляющие нотки. Так... вот только этого ему не хватало. Не нужно, Эйприл, не нужно так сильно о нем беспокоиться. Пускай его кажущаяся на фоне остальных черепашек слабость и скромное количество ярко выраженной мышечной массы не вводят тебя в заблуждение. Он крепкий, выносливый парень; он привык долго и усердно корпеть над чем-либо, до самого утра засиживаясь в своей лаборатории, а потому способен бодрствовать гораздо дольше своих братьев... "Но не несколько суток кряду," — тихонечко шепнул ему внутренний голос, и Донателло не смог с ним не согласиться. Он был изможден, вымотан до предела... и в то же время безумно боялся закрыть глаза дольше, чем на четверть часа. Кто мог знать, чего стоила каждая минута промедления? Быть может, пока он мирно спал в своей теплой, мягкой постели, Мона валялась где-то на холодном асфальте, тяжело раненная, избитая, сломанная как кукла... совершенно беспомощная и медленно умирающая от кровопотери. Эта страшная картинка, на долю мгновения вставшая у него перед глазами, до того сильно подействовала на и без того взвинченного изобретателя, что он порывисто вырвал руку из чужой хватки... и тут же сделал вид, что ему срочно понадобилось ввести какие-то данные в свой компьютер: на ярко мерцающих мониторах тоже были открыты многочисленные карты и снимки, запечатлевшие город с высоты птичьего полета.
— Все в порядке, Эйприл, — ему стоило определенных усилий придать своему голосу нарочито-спокойные, примирительные интонации. — Я совсем не чувствую себя таким уж уставшим... А синяк заживет быстро, это сущая ерунда, — мда, врать всегда было непросто, тем более — так нагло и бессовестно, да еще и осознавая при этом, насколько фальшиво звучат твои слова. Хотя, про синяк он как раз-таки не лгал: тот и вправду не сильно его беспокоил. Это мелочь, сущая мелочь, в особенности, по сравнению с тем, что ему довелось пережить несколькими днями ранее. Что довелось пережить им с Моной... Мозолистые, грубые пальцы усиленно забарабанили по клавиатуре, выводя новые схемы на экран. Гарлем... он хотел еще раз проверить юго-восток Гарлема.
— Дон, тебе надо прерваться, — юноша снова нехотя замер, вслушиваясь в речь Эйприл и в то же время все еще не решаясь посмотреть ей в лицо. — Мы все переживаем за нее. Но если ты будешь так себя изводить, от этого лучше ведь никому не станет. Тебе нужно немного успокоиться, — что ж, возможно, она права... Он и вправду уже начинал туго соображать от усталости. Забывал важные детали... становился медленным и чертовски неуклюжим. Тяжело вздохнув, Донателло медленно выпрямился и рассеянно взял в руки протянутую ему чашку. Легкие наполнил приятный аромат мелиссы... и чего-то еще, до ужаса знакомого. "Жаль, не кофе," — тоскливо подумал черепашка, представляя, как сильно его разморит уже после первого глотка травяного чая. Эйприл явно преподнесла ему этот напиток, чтобы успокоить нервы обеспокоенного изобретателя и настроить его на долгий, оздоровительный сон. Сон, который он попросту не мог себе позволить.
— Донни, ты проделал огромную работу, ты просто молодец! Но... представь, что скажет Мона, когда ты ее найдешь? — кажется, это было сказано в попытке взбодрить гения, или даже заставить его улыбнуться... Дон как-то заторможенно вникал в слова подруги, незаметно для самого себя грея озябшие ладони о горячую кружку. — По что ты так себя заморил, например. Не думаю, что ей понравятся твои огромные синяки под глазами... — произнося это, Эйприл на удивление быстро и аккуратно подобрала рассыпанные по полу осколки — благо, их было не так много. — Ты должен быть сильнее, если она тебе нравиться, и не терять головы. Может... ты хочешь поговорить об этом?
"...что?" — глаза изобретателя чуть расширились, едва до него, наконец, дошел смысл сказанного. В глубине черных зрачков поочередно отразились смятение, изумление и растерянность: он вовсе не ожидал, что Эйприл заговорит с ним о чем-то подобном. Признаться, для него вообще стало полной неожиданностью, что рыжеволосая девушка так сильно осведомлена о его чувствах. Конечно, он не пытался скрыть от окружающих своего особого отношения к Моне; признаться, ему как-то вообще ни разу не пришло в голову, что братья или Эйприл могли заметить его ярко выраженный интерес к саламандре. Ему самому казалось, что он ведет себя как обычно и совсем не пытается флиртовать, или как-либо привлекать внимание к своей персоне, или... Ох, ну, конечно же, он ведь и сам не до конца осознавал, как сильно он успел привязаться к этой желтоглазой упрямице с длинным чешуйчатым хвостом и непокорными каштановыми кудрями. Да, он отдавал себе отчет в том, что ему нравится Мона, и что он не хочет, чтобы она от него уходила, но... все это происходило совершенно естественно, почти на уровне инстинктов. Даже тот поцелуй на мосту — он решился на это, потому что хотел показать саламандре, как сильно он в ней нуждается, причем не только как в объекте любовного интереса. За то время, что они провели рядом друг с другом, между ними успели развиться особые отношения, не просто дружба или милая подростковая влюбленность. Они не раз рисковали своими жизнями друг ради друга; не раз помогали друг другу обрести спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Это во многом напоминало теплые взаимоотношения между Доном и его братьями. Да... за эти дни Мона успела стать неотъемлемой частью его большой семьи. Частью, без которой его жизнь уже никогда не сможет обрести прежнюю целостность. Частью, без которой он уже не мыслил самого себя.
Хотел ли он об этом поговорить?
Взгляд юноши, наконец-то, обратился к веснушчатому лицу Эйприл и задержался на нем на несколько долгих, молчаливых мгновений. Наверно, ему стоило изобразить вымученную улыбку и стандартно поинтересоваться, мол, это что, так сильно заметно? Руки, устало державшие нагретую чашку, чуть дрогнули и опустились: гений и вправду очень старался, старался побороть охватившие его тоску и смущение, чтобы, наконец-то, с уверенностью озвучить свои чувства... Но лишь стоило ему приоткрыть рот, как дверь в лабораторию снова распахнулась, и Донни, вздрогнув, как-то уж чересчур резко повернул голову к вошедшему Микеланджело.
— Хей, Донни! — приветственное восклицание черепашки гулким эхом отразилось от унылых каменных стен подземелья. Мускулистые, большие и — как знал Дон — всегда очень теплые руки трепетно сжимали края подноса, на котором высилась целая куча свежеиспеченных кофейных маффином: их вкуснейший аромат буквально затопил собой холодное помещение, заполнил ноздри и легкие, вызывая неконтролируемый слюнопоток. Пустующий желудок Донателло немедленно голодно заурчал, приветствуя неожиданное угощение. Удивленно хлопнув глазами, Дон проследил за тем, как его младший брат с донельзя довольным лицом приближается к его рабочему столу, явно намереваясь поставить поднос прямиком поверх бумаг. Донателло немедленно засуетился и, отставив чай в сторонку, аккуратно отвернул краешек драгоценной карты: оставшееся барахло с присущей ему небрежностью подвинул сам Микеланджело, сопровождая это жизнерадостной болтовней. Только подумать — не поленился же, встал на два часа раньше будильника, и все ради того, чтобы осчастливить брата вкуснейшей выпечкой и стаканом теплого молока... Дон, конечно же, оказался глубоко тронут этим добрым жестом Майка, причем в не меньшей степени, чем заботой, проявленной Эйприл, однако даже сейчас, стоя перед ребятами со смущенным, и одновременно каким-то потерянным видом, юноша отчего-то чувствовал себя еще ужаснее, чем прежде. Почему? Да просто он, наконец-то, понял, как сильно они за него беспокоились все это время. Если бы он только осознавал, что его кислое, осунувшееся лицо с глубоко запавшими, потемневшими от усталости глазами так сильно их тревожит...
"Ох, панцирь..." — Донни едва сумел сдержать очередной тяжкий вздох, отчаянно рвущийся из глубин его закованной в костяной пластрон груди. Что бы сказала сейчас Мона? Правильно, что он идиот и эгоист, совершенно не думающий о своих близких. Они не должны были так сильно о нем волноваться. По-хорошему, он должен был справляться со всем этим в одиночку, никого не беспокоя. Это была совершенно не их забота... Донателло напряженно закусил губу, глядя куда-то в пол под своими ногами и стыдясь заглянуть в тепло улыбающиеся лица брата и их общей подруги.
— Майки... спасибо, — неловко пробормотал он в ответ, принимая стакан с молоком из рук Микеланджело, но отчего-то совершенно не спеша сделать глоток. Почему-то гению казалось, что любой кусок или жидкость просто встанут ему поперек горла. — Это... очень мило с твоей стороны, правда, — черт... Ну почему, почему ему так сложно просто улыбнуться в ответ и сделать вид, что все в полном порядке? Да даже просто... просто нормально поблагодарить ребят за вкусный чай и угощение. Они ведь... так старались... Делали все возможное, чтобы он почувствовал себя лучше и прекратил нагнетать обстановку.
Неблагодарная, слабовольная, эгоистичная скотина.
Чуть ли не до крови прокусив нижнюю губу, Донателло поспешил отвернуться от друзей и как-то уж чересчур резко поставил стакан рядом с уже успевшей немного остыть чашкой чая. Запах маффинов по-прежнему тревожил его обоняние, действуя на нервы... "Так, успокойся," — руки слегка дрожали, и чтобы хоть как-то скрыть это, Дон снова взял в них целую охапку карт. Глубокий вздох... натянутая, искусственная улыбка.
— Спасибо вам... обоим, — голос юного изобретателя прозвучал на удивление ровно и даже спокойно. — Пахнет и вправду восхитительно... Я обязательно попробую твою стряпню, Майки, вот только закончу кое-что — сразу же поем и прилягу, хорошо? — вранье. Он знал, что не сможет заснуть, и даже не собирался предпринять ни одной попытки. Все, что ему сейчас было необходимо — это успокоить друзей, сделав вид, что он обязательно последует совету Эйприл и немного отдохнет. Пускай они отправятся спать, будучи уверенными, что он не станет мучить себя дальше. Он намеревался работать так долго, как только мог выдержать его организм — лишь полностью истощив себя, Дон мог хоть как-то оправдать проявленные им слабость и бездействие. Только это и смогло бы смягчить терзающие его муки совести.
— Идите спать, — тихо, устало, почти просяще. Он снова отвернулся к мониторам, выпустив бумаги и тяжело опершись руками о спинку стула. Нужно было перевести компьютеры в спящий режим... пускай Майки и Эйприл думают, что он и вправду собирается их выключить.
