TMNT: ShellShock |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » TMNT: ShellShock » II игровой период » [С2] We are and not we are
5 мая 2013 года: Mona Lisa & Donatello
Now don't you be afraid
We can always talk about
No need to medicate
Cause I know you're strong without it
You got me through the days
When I thought I couldn't face it
Let me count the ways
The love we have you can't replace it
Just hold on, I'm not that strong
Донни прекрасно видел, что саламандре было ой как непросто довериться своему "похитителю" и принять его скромное приглашение на танец. Наверно, окажись здесь случайно кто-нибудь из его близких, они бы тоже сразу же заподозрили неладное: до того странно и непривычно гений вел себя в компании Моны Лизы. Никому из его братьев и в голову бы не пришло, что Донателло способен на такие удивительные, в корне противоречащие его скромному и сдержанному характеру поступки. Он и сам не ожидал от себя ничего подобного... Каким-то непонятным образом, Мона умудрялась переворачивать все его мысли вверх дном, создавая такой страшный беспорядок в голове бедного изобретателя, что тот напрочь забывал обо всем на свете и вел себя как типичный влюбленный идиот. Впрочем, почему "как"? Он и был типичным влюбленным идиотом, разве нет? Следовательно, поведение у него было соответствующим. Он просто... просто расслаблялся в присутствии Моны, забывая о том, что ему, на минуточку, уже не десять лет, и что взрослому мутанту не пристало носиться по всему парку наперегонки с едва знакомой саламандрой, шлепая босыми ступнями по мокрым лужам, швыряясь грязными листьями и хохоча при этом во всю глотку. Но, черт подери, кому какое дело? Донателло до того устал строить из себя невесть кого, что ему было совершеннейше наплевать на мнение окружающих. Тем более, что вокруг все равно никого не было, за исключением самой Моны. И та, к слову сказать, тоже вела себя не совсем подобающе студентке биохимического колледжа... и это еще мягко сказано! Глядя на ее раскрасневшуюся, донельзя смущенную и вместе с тем такую милую мордашку, Дон улыбнулся еще шире прежнего и чуть склонил голову набок, ожидая, что же она решит. Умник и не думал убирать ладонь — что-то подсказывало ему, что Мона не сможет устоять против его фирменных щенячьих глаз. Так оно и произошло: посомневавшись для верности еще пару-тройку мгновений, девушка все же неуверенно протянула ему руку в ответ, и Дон, недолго думая, крепко и в то же время бережно сжал ее тонкие когтистые пальчики, потянув на себя, так, чтобы Мона смогла взобраться на перила следом за ним. Теперь оба подростка балансировали на скользкой каменной опоре, примерно в пяти метрах над поверхностью озерца. Пожалуй, они бы могли с легкостью рассмотреть свои отражения в темных водах пруда, но вместо этого взоры мутантов были устремлены друг на друга: встревоженный и чуточку нервозный — Моны, и более спокойный и уверенный — самого Донателло. Чуть покачнувшись, девушка торопливо ухватилась за рукав изобретателя и быстро покосилась вниз, практически сразу же вернув свой неуверенный взгляд обратно на улыбающуюся физиономию Дона.
— Я не хочу туда свалиться, — пропыхтела она, неловко переступая с ноги на ногу, так, чтобы случайно не соскользнуть прямиком в воду. Дон аккуратно перехватил ее талию одной рукой, подстраховывая от возможного падения.
— Не беспокойся, я тебя держу, — успокаивающе шепнул он, в свою очередь, делая небольшой шаг назад и оставляя Моне побольше места на узких перилах. Девушка машинально двинулась следом за ним; гибкий зеленый хвост стремительно промелькнул за спиной мутантки, прочертив живописную кривую в воздухе. С таким балластом, она могла бы удержать равновесие и без помощи гения, но предпочитала все так же цепко держаться за складки его светлого плаща. Дон перехватил ее вторую руку и мягко переложил на собственное плечо, помогая встать в нужную позицию.
— Если честно, — уже совсем тихо пробормотала бывшая студентка, тем не менее, покорно переступая с ноги на ногу в такт плавным движениям партнера, — я танцевать не умею...
— Я тоже, — честно сознался Донателло в ответ, чуть опустив голову и продолжая медленно покачиваться из стороны в сторону. — Майки как-то пытался научить меня кое-каким основным движениям... У него это гораздо лучше получается, — Дон с улыбкой закатил глаза, вспоминая, как энергично его младший братец приплясывал под музыку, гремящую в стареньких, собранных еще в незапамятные времена наушниках. — Но я сильно сомневаюсь, что он умеет танцевать с кем-то в паре. Впрочем, как и мы все. У нас не было возможности... научиться этому, сама понимаешь. Но... — Донателло неожиданно убрал ладонь с талии саламандры, теперь уже просто обеими руками держа ее за худенькие локти. — Пожалуй, я бы мог поделиться с тобой своими скудными познаниями в этой области, — на этих словах юноша перевел взгляд вниз, сосредоточившись на танце. — Шаг вперед... шаг назад... — он аккуратно поддел когтистую ступню Моны своей собственной, так, что та едва ли не встала на нее всей подошвой, и сделал нехитрое па. — ...и крутанись на месте... — Донателло поднял одну руку вверх, утягивая за собой хрупкую кисть партнерши, и, дождавшись, пока девушка сделает полный оборот вокруг своей оси, снова заключил ее в кольцо ненавязчивых объятий. Собственные команды показались ему неожиданно забавными и украдкой перекликающимися с музыкой, фоном звучащей где-то за спинами танцующих на мосту мутантов. Вытянув губы трубочкой, Дон принялся негромко, но задорно насвистывать себе под нос услышанный им простенький мотивчик, в то же время продолжая легко и беззаботно переступать по узкому каменному поребрику. Еще минуту-другую подростки с нарастающим азартом выдумывали все новые и новые движения, довольно-таки бесхитростные, но в то же время очень милые и легко попадающие в ритм неизвестной мелодии. Дон как-то даже сам не заметил, как перестал свистеть и начал просто тихо напевать все, что только могло взбрести ему в голову в процессе этого странного танца.
— Шаг вперед и шаг назад,
И крутанись на месте...
Я знаю, рифма невпопад, — тут Дон лишь каким-то чудом не фыркнул со смеху, перехватив откровенно недоуменный взгляд Моны. — Но мы танцуем вмееесте, — хм, кажется, он только что открыл в себе настоящего поэта... если, конечно, это вообще можно было назвать поэзией. Вконец развеселившись, Дон принялся важно переступать с ноги на ногу, по-гусарки выбрасывая ступни вперед и одновременно поочередно водя локти Моны взад и вперед, в едином ритме со своими собственными движениями.
— Тебе спою я под дождем, — завел он с широченной ухмылкой во всю физиономию, — спою о том, что быыылооо, — он едва уловимо подпрыгнул, ловко сместив опору с одной ноги на другую, после чего ухватил Мону за талию и легко приподнял над мостом, деловито переставив по другую сторону от себя самого и снова крепко взяв за руки. Темно-серые глаза так и лучились теплом. — Быть может, вспомнишь ты меня, и то, что нас связаааалооо, — уже чуть громче и увереннее продолжил он, почти не задумываясь над рифмами. Не то, чтобы юноша обладал потрясающими вокальными данными, или был отъявленным танцором, или отчаянно любил слагать стихи в честь прекрасной дамы, но все, что он делал, делалось с душой и искренним весельем. Ровный, низкий и чуточку бархатистый голос изобретателя звучал достаточно приятно для слуха и порождал слабое эхо, отражавшееся от рябящей поверхности озера и каменных подпорок моста. Время от времени, он издавал тихое посмеивание — все-таки, это было всего лишь невинное дурачество, пускай отчасти и умышленное. Кто знал, быть может, теперь Мона окончательно растает и перестанет относиться к нему с прежним недоверием...?
Отлично - он тоже не умеет танцевать.
Мона продолжала несколько потерянно улыбаться, изо всех сил цепляясь за рукава черепашки, откровенно говоря не желая, в случае какого-нибудь неудачного па, оказаться по пояс в холодной, нет, ледяной воде! С вялой улыбкой выслушав коротенькое признание юноши, с упоминанием его энергичного братца, Мона все пыталась найти под собой более твердую опору, подавляя в себе разумное желание упросить Донателло спуститься на каменные плиты и там уже продолжить их совместный танец... или что это будет, если ни он, ни она, еще ни разу не танцевали нормальный танец. Не что-то там, простые, глупые дергания то в одну сторону, то в другую, как это принято на любой молодежной дискотеке, а настоящий, парный танец. Ящерицу все-еще одолевали некоторые сомнения по поводу того, что подобный финт закончится хорошо, но она уже изначально доверилась изобретателю, и сказать "нет" сейчас, ей казалось было бы просто отвратительно с ее стороны. И в чем-то Донтелло был прав - магия его обаяния неотвратимо притягивала к себе, и ей было сложно сопротивляться, если не взять себя сразу под жесткий контроль. А усмирять свое "хочу", было уже поздно. Как говорилось - Мона взобралась на бордюр, и слезть с него теперь сможет, если только ее по своему желанию снимет парень. Ну, или был еще вариант - они оба навернутся на скользких перилах и эпично ухнут в пруд вниз головой. И вот поэтому, девушка с готовной покорностью вздохнула, подняв глаза на сосредоточенное, мягкое, спокойное лицо гения( подумать только, недавно он так кривлялся - никогда не подумаешь, что этот невозмутимый "лик" на такое способен), положила перепончатые ладони на мускулистые кисти умника, перевязанные потрепанной обмоткой, и позволила ему обхватить свои локти, чтобы вести за собой, - Ну да ладно... вы могли бы и друг с другом "поплясать"... - Чуть усмехнулась девушка, а затем не сдержавшись тоненько хихикнула, просто на минуточку представив себе средневековый вальс грузного Рафаэля вместе с тонким, жилистым, высоким Донателло.
Когда нога юноши "подхватила" ее собственную, впрочем, Моне было уже не особо до смеха - ящерица чуть пошатнулась назад, но в который раз ее спас родной хвост, восстановив не на долго утерянное равновесие. Змеевидная конечность балансировала ее хрупкое, маленькое тело, вторя плавным движениям, и тут же вскинулась вверх, выпрямив саламандру. - "Ух... близко..." - Судорожно сглотнула мутантка, пытаясь быть очень внимательной к своему "учителю". Кто еще мог бы похвастаться столь необычным уроком танцев? Подобное "приключение" раз в жизни дается. Ну... "подобных приключений раз в жизни", в общем-то, у Лизы было в последнее время больше, чем предостаточно. Осторожно переставляя носочки своих ног, ящерице приходилось немножко приподниматься, чтобы хоть в чем-то соответствовать своему "партнеру" - девушка плавно обернулась вокруг своей оси, тихо шурша хвостом по ребру их "танцевального пространства", узкого и неудобного, но тем паче интереснее был их невообразимый танец, конечно. И стоило признать - у них получалось весьма недурно. Мона конечно не могла видеть себя со стороны, но исходя из того, как прилежно она "слушалась" направлений юного мутанта, и как попадают в такт музыке вдали, их движения в унисон, можно было остаться собою довольным. Собранная и сосредоточенная физиономия бывшей студентки постепенно смягчилась, по мере того, как она перестала столь бдительно следить за фигурами, которые выписывало на скользкой линии ее гибкое тело, полностью отдавшись во власть ритма и поддерживающих ладоней зеленого танцора рядом с собой. Что же. Весьма увлекательный урок танцев с тихой, красивой мелодией на далеком фоне... Как-будто музыка стала чуть ближе и громе?
Не без изумления взглянув на лихо, без особого труда насвистывающего легкий мотив песни, звучащей из колонок со стороны кафе, увлеченного безумной пляской на перилах гения, ящерица не сдержавшись, ехидно, широко улыбнулась, поведя острыми плечами. Вполне оправдывает свою "щербозубую" смешную улыбку. Она же говорила, что из него прекрасный свистун - никакой электроники не нужно, с таким то высокотехничным чувством ритма и безупречным слухом! Это все было до того странным и необычным, что на подобное "представление" - двух танцующих на мосту мутантов, слетелись поглазеть те, кто уж точно не боятся зеленых человекоподобных существ в темноте - городские голуби и воробьи. Целая стайка примостилась на соседнем бортике, с любопытством переглядываясь между собой, и похоже совсем не пугаясь сидеть рядом с Моной и Донателло - просто прекрасные зрители и "судьи". А между тем, весело прыгающая на каменном ребре парочка, совсем уж расшалилась, похоже выдумывая фигуры не по "уставу" парного танца, ведь начали они с чего-то близкого к вальсу, а теперь придумывали движения просто так, от балды, превращая четкую механику движений, в чудные подпрыгивания, а затем, и вовсе во что-то невообразимое! Это опять превращалось в игру - и они даже почти начали шутливо толкаться, словно это местечко оказалось очень тесным для них двоих, и кто-то один страстно желал занять место "царя горы", но при этом и Мона, и Дон, умудрялись каким-то образом сохранять общую картину танца... Конечно для Лизы она выглядела слишком комичной, особенно это забавно получалось под звонкий посвист черепашки... но ровно до тех пор, пока юноша не раскрыл рот... и не запел! В который раз мутантка чуть не упала в воду, от неожиданности! Девушка взмахнула руками, будто собиралась взлететь к небу, на пару секунд, вот уже в который раз, потеряв равновесие, но тут же была подхвачена в теплые объятия гения - парень хоть и пел, но не дремал же, мигом исправив неловкое положение, вновь закрутив озадаченную саламандру, перехватив ее за пояс и "перебросив" подругу на другую сторону от себя. Пожалуй к подобному обращению, она постепенно начинала привыкать - с этим молодым че... мутантом, она достаточно часто оказывалась где-то в воздухе, бестолково молотя ногами в пустоте и сердито размахивая хвостом. В их смешанном вальсе-фокстроте-чечетке, девушка даже затруднялась определить стиль движений, похоже они первооткрыватели нового танца, в общем, наверное в их замысловатых па, полет с места на место был важной частью? Хотя то, что на долю секунды она оказалась прямо над водой... чуть-чуть, да укололо Мону.
Глядя в раскосые, серебристые глаза изобретателя, прямо-таки излучающее тепло и затаенную надежду, девушка сильно смутилась, глядя на него снизу вверх, и не зная, что следует ответить на эти слова... эм... песню. Пальцы гения крепко, но не больно сжимали ее ладони, согревая их, но не смотря на теплоту его рук, саму ящерицу пробрал легкий озноб. Он смотрел на нее с такой надеждой... Черт, она опять начинает сомневаться в искренности его действий. - Н-не знаю что тебе сказать, - С легкой запинкой тихо ответила ему и смущенная и растерянная саламандра, не отнимая у него своих ладошек, не вырываясь, но в ее взгляде и чуть дрожащем голосе, читалась явная, нескрываемая растерянность и легкий испуг, - Ты знаешь - я не помню! - Неожиданно сердито вспыхнули два золотых огонька, в чаще закрученных, тугих прядей, спадающих ей на глаза. Ящерица выпустила одну ладонь черепашки и гибко "обошла" юношу, скользнув за его спиной на долю секунды прижавшись спиной к его панцирю, оказавшись с другой стороны и утягивая Донателло за руку, следом за собой, вынуждая парня развернуться. - Я тоже очень хочу знать, но скрыто все за болью! - Она взяла у гения эстафету, переделывая звучащую в отдалении песню на свой лад, перекрывая ее слова своим голосом - в отличии от бархатного тембра Дона, Мона пропела свою арию звонко, резко, можно сказать даже дерзко, словно бы ломая трагедию, и вроде бы шутя, а может и не совсем, страдальчески закатила глаза, картинно приложив тыльную сторону ладони ко лбу, и отклонилась назад, не побоявшись на этот раз шлепнуться спиной прямиком в прудик, цепко хватаясь за кисть мутанта. Театральный "обморочный" жест, дался разбуянившейся Моне на "ура" - на ее личике отразилась чуть ли не вся скорбь мира, пока мутант покорно выпрямлял кривляющуюся партнершу в положение вертикально земле.
Было ли это безумием? Ну разумеется, было. С самого начала, как только эта парочка впервые взглянула друг другу в глаза, там, у дверей склада космической компании, и по какому-то необъяснимому, внутреннему наитию решила действовать вместе. Сейчас все произошедшее с ними казалось Дону не более чем дурным сном. Создавалось впечатление, что они с Моной знакомы уже как минимум несколько лет, а иначе как еще можно было объяснить их поразительную взаимосвязь? Даже будучи неспособной вспомнить Дона и все то, что они пережили вместе, саламандра все равно откликалась на его невинные дурачества, пускай с сомнением, пускай немного неуклюже, но... откликалась же! Донателло был готов плясать и петь ей хоть всю ночь напролет, лишь бы с лица девушки не сходила эта смущенная, но искренняя улыбка. В эти драгоценные мгновения он был готов поверить в то, что Мона вот-вот его вспомнит. Глаза изобретателя светились неподдельной радостью и счастьем, тогда как сам он осторожно придерживал мутантку рукой за ее тонкую гибкую талию, кружа и подстраховывая одновременно. Их танец становился все более зажигательным, и теперь ребятам было очень непросто удержать равновесие на узких и скользких перилах мостах. Но едва ли их это так уж сильно волновало. Все внимание подростков сейчас было сосредоточенно на лицах друг друга. А уж когда Мона тоже начала петь... Дон аж дыхание затаил, с жадностью ловя каждое ее слово. Его ни капельки не смутило то, что саламандра вновь начала рассуждать о своей амнезии, не то оправдываясь, не то просто пытаясь оградиться от нежелательного разговора. Куда там! Донателло не собирался сдаваться так быстро, тем более, когда саламандра подхватила его шутливые танец и песню. Ладонь изобретателя сжалась чуть крепче, когда Мона неожиданно храбро откинулась назад, изображая обморок. Похоже, она окончательно доверилась своему спутнику, раз ожидала, что он удержит ее над краем каменного поребрика... и он в самом деле удержал девушку, правда, для этого ему самому пришлось сильно прогнуться в позвоночнике, насколько позволял его тяжелый, жесткий панцирь. Из груди Дона вырвался короткий, низкий смех — ах вот ты как!... Ну, держись! Юноша легко соскочил с перил, увлекая Мону за собой обратно на мостик и коварно ухмыляясь. Теперь он поочередно уводил девушку то вправо, то влево, так, что мутанты на мгновение отстранялись, а потом снова касались друг друга плечами.
— Я знаю, сложно, как тут быть?
Тебя не упрекаааю...
Пообещай со мною быть —
Ты вспомнишь все, я знааааю! — взволнованно пропел он, после чего неожиданно сорвался с места, подхватив Мону за локоть и принявшись кружиться с ней против часовой стрелке, лихо перемахивая через лужи и не сводя глаз с ее раскрасневшегося личика. И без того глупый, развеселый танец окончательно превратился в какой-то лютый шабаш: воздуха отчаянно не хватало, но мутанты продолжали без устали водить свой эксцентричный хоровод, крепко взявшись за руки; грязные полы плаща шумно хлопали за спиной изобретателя, а пышные волосы Моны водопадом осыпались на ее подпрыгивающие плечи, время от времени полностью застилая обзор... Честно говоря, они пели так громко и танцевали так шумно, что на мосту уже давным-давно должна была собраться целая толпа ошарашенных зевак. Голуби в ужасе разлетелись в разные стороны, спасаясь от разбушевавшихся мутантов, а может, их просто спугнул накрапывающий дождь — кто знает? В настоящий момент, Донателло предпочитал ни о чем не задумываться. Пропустив мимо ушей ответ Моны, он продолжил еще громче и увереннее прежнего:
— Шаг вперед и шаг назад,
И мне совсем не страшно,
Ты со мной, и я так рад —
Одно лишь это важно! — их голоса сливались в единое целое, по мере того, как ребята продолжали соревноваться друг с другом в стихосложении. Голова уже потихоньку начинала кружиться, но Донателло было не так-то просто утихомирить: подхватив Мону, он в очередной раз легко поднял ее у себя над головой, добившись того, чтобы саламандра, забывшись, издала звонкий смех — а затем опустил ее прямо перед собой, тяжело дыша и с широченной улыбкой заглядывая в ее раскрасневшееся личико. Интересно, что она сейчас о нем думала? Наверно, Донни в ее глазах казался настоящим психом. Расскажешь о таком братьям — и те дружно покрутят пальцем у виска, нисколечки не поверив в услышанное. Дон бы и сам не поверил на их месте. Чтобы он, тихий, стеснительный, интеллигентный, вел себя подобным образом, да еще и в присутствии понравившейся девушки? Это было слишком странно, слишком неправильно, слишком непохоже на него самого... и в то же время так просто и естественно. В конце концов, у него никогда не было возможности продемонстрировать эту грань своего характера... Кто мог знать, на что еще он был способен, будучи окрыленным своей любовью? Тяжело дыша, Дон с нескрываемым внутренним волнением заглядывал в широко распахнутые глазищи Моны, ожидая, что же она ему скажет и как вообще отреагирует на его больное поведение. Хотя, такое уж ли оно больное? Он ведь всего лишь подросток. Всего лишь... человек, такой же, как и все другие на этой планете. Разве нет? У него тоже были душа и сердце, и он тоже хотел, чтобы его кто-то полюбил. Разве это так плохо? Что-то неуловимо изменилось во взгляде мутанта: теперь он смотрел на Мону как-то иначе, так, как мог бы смотреть смотреть на нее лишь тот, кто был по-настоящему искренен в своих чувствах. Если бы она только вспомнила... Они ведь уже оказывались в похожей ситуации, когда стояли на мосту под проливным дождем и крепко держались за руки, боясь отпускать друг друга. Разве этого было недостаточно? Донни неожиданно поймал себя на мысли, что он мог бы снова поцеловать саламандру, совсем как той ночью, когда отчаянно пытался отговорить ее от ухода. Быть может... быть может, это помогло бы ей все вспомнить? Взгляд черепашки опустился чуть ниже, задержавшись на приоткрытых губах Моны, и, еще не успев толком обдумать свои действия, он едва уловимо подался ближе к запунцовевшей мордашке, отчаянно желая, но все еще боясь даже просто ее коснуться.
I have seen them come, I've seen them go,
Times will never change
It is the same old song - the same old song
That's playing again - the same old song
Don not wanna hear it no more
Постепенно не на долго прояснившееся ночное небо, большой, круглой луной и алмазной россыпью звезд, вновь стали заволакивать тяжелые, серые, клубящиеся тучи. Мелкая, едва заметная морось накрапывающая с хмурящихся небес, казалась куда противнее, чем стабильно стеной обрушившийся ливень. Для бешено, зайцами перескакивающих по узкому бордюру мутантов, он был совсем незначительной помехой в их невообразимом, вихревом танце, совсем, почти не ощутимым, если бы перила моста не промокли так быстро, и не превратились в настоящий каток, так что ноги разъезжались в стороны. Какой уж тут танец? Хотя нет... и это не остановило безумную парочку, которая хохоча в унисон, старалась ставить ноги прямо и не сесть тут же на шпагат с которого потом банально не встать, судорожно цепляясь друг за друга и шатко удерживая равновесие на старых перилах, совсем не предназначенных для плясок и песен, а уж тем более, для столь сумасшедших! Юноша ни сколько не испугался дерзкого ответа Моны, продолжая кружить мутантку в своих руках, отгоняя прочь на секунду очнувшуюся глубоко в груди неприятную тревогу. И ящерица была ему благодарна за это, что Дон не стал вновь заострять внимание на больном для них обоих вопросе, опять закружив Лизу вокруг себя, громко смеясь и покачиваясь, рискуя нырнуть панцирем в воду. Девушка облегченно вздохнул, чувствуя себя подбрасываемым порывом ветра легким перышком - немножко свободы. Капельку веселья... Просто немного времени не обремененного тяжестью множества вопросов. Сейчас ей было хорошо и спокойно - и это не смотря на то, что ее в своих широких ладонях держал некто, кого она столь долгое время считала хитрым и коварным, с кем меньше всего могла себя представить вот в таком вот виде - с широченной и задорной улыбкой на губах немного испачканных в мороженом, танцующей на перилах паркового моста. Как же все это... дико. Их безобразное кривляние сильно отличалось от общего понятия, как содержать пленных, и это буквально переворачивало мир кверху тормашками - если бы саламандра не побоялась сейчас задуматься, прервать магию беззаботности и детского веселья, она бы непременно усомнилась в правильности своего поведения с черепашкой чуть раньше. Кто... кто так умеет искусно притворяться? Раньше их разговоры были сдержанными, однотипными, все, как один, и Мона не видела еще ни разу такого, "открытого Дона", малым ребенком прыгающего рядом с нею, крепко держа бывшую студентку за руки и счастливо смеясь. Да что говорить "такого" Донателло не видел до этого момента никто, в том числе и сама Лиза, будучи еще не потерявшей внушительный кусок своих воспоминаний. И если даже раньше девушка была как-никак в курсе его некоторого теплого отношения к ней, она и предположить не могла, что парень способен на такое.
Ох... еще одно замысловатое па, и подростки едва не падают со своего места - тут уже явно пора слезать. Что и сделал Дон, направляя их дурачества дальше, ближе к середине уложенного прямоугольными, тяжелыми плитами мостика - кто сказал, что они закончили? Мало того, изобретатель снова запел, продолжая увлекать бывшую студентку за собой. Почему Мона ощущала сейчас себя принцессой из наивных диснеевских мультиков про любовь, которая распелась с принцем про "житье-бытье"? Ничего на свете прекрасней нет, чем петь дуэт... Как же это было до ужаса мило и вместе с тем, до чего нелепо-забавно. Мутантка внимательно вслушивалась в мягкий, тягучий голос юноши, внутренне опасаясь новых требований и вопросов, которые могли бы выбить ее из колеи. — Я знаю, сложно, как тут быть?
- Что же со мной, что делать мне... - Эхом, тихо откликнулась девушка, плавно переступая по дуге перед своим зеленым кавалером на цыпочках, не прерывая переход из одной танцевальной фигуры в другую. Она больше обращалась к себе, сердясь и досадуя, на свое упрямство. Иногда она просто не могла совладать с собой. Обращение черепашки безусловно смущало саламандру и поражало ее - пускай и песня, пускай и шуточная, но шла она из головы, от самого сердца, это прекрасно можно было расслышать в интонации, с которой столь музыкально обращался к ней гений. Кажется все было куда сложнее, чем он думала.
Тебя не упрекаааю...
С тобой, себя теряю...
Пообещай со мною быть —
Смешно... но мне не по себе...
Ты вспомнишь все, я знааааю! —
Тех слов не понимаю.
Мона серьезно запуталась в своих эмоциях. Они кружились внутри нее в одном темпе, так же, как они раскрутились "каруселькой" с Донателло, взявшись за руки и запрокинув лица к постепенно усиливающемуся дождю - из-под полуприкрытых век, мутантка следила за полным оборотом выглядывающего за пышной тучей куска белой, арфоровой луны, у них над головами, и старательно пыталась привести полнейший сумбур в мыслях в порядок - а это не так то просто, когда дыхание напрочь сбито, да тебя еще и продолжают быстро раскручивать, со свистом, и с прилипающими к лицу влажными прядями волос! - " Да что это со мной", - Лиза уронила голову на грудь, широко распахнув медовые очи и уставившись на, донельзя счастливое, лицо умника напротив. Он умел впечатлить девушку... а еще умел как-следует ее озадачить. И оставлял весьма противоречивые чувства. Еще больше вопросов, на которые было сложно ответить... Как будто ей и без этого подобных не хватало... И...
Может ли нравится враг?
- Хочу я верить - ты мне друг,
И нет обмана, лести,
Пусть я в сомнениях пока,
Но мы танцуем вместеее...
Почти в унисон прозвучали финальные аккорды их местами достаточно кривой, но столь гармоничной и цепляющей за душу песни. Если бы люди только знали, какую трагедию претерпевают эти два, совсем еще юных, ни в чем не повинных существа, они бы перестали жаловаться на свою "никчемную" и скучную жизнь. Мог ли кто-то пожалеть парочку прямоходящих, разумных рептилий? Пожалуй они оба достойны, чтобы их кто-то пожалел, и восхитился стойкостью характера - выдерживая страшную боль от потери самого драгоценного, что они обрели после своего знакомства - воспоминаний о крепкой дружбе, оба перешагнули через нее, и безмятежно веселились вместе. Наставник Моны не зря беспокоился, что его ученица еще не готова к встрече со своим старым, близким другом, к которому уже успела за столь короткое время сильно привязаться, равно как и он к ней... О таком не забывают! Даже если вытряхнуть все мысли, словно книги, разобрать их по полочкам, полностью убрав те тома, которые не вписываются в стройный ряд... непременно клочок бумаги, один тщедушный листик со скудными надписями из промежутка того, забытого прошлого, обязательно затеряется между других страниц. Юный мутант знал - эта страничка ждет его в книжном хранилище памяти Моны, всегда аккуратным и упорядоченным... Только нужно ее отыскать, и восстановить утерянный том заново... Но он старался, и действительно, все сердцем желал это сделать, ни на минуту не опуская руки. Он все время ими крепко держал девушку рядом с собой... Парень опять поднял Мону в воздух, всем бедам наперекор, в том числе и откровенно угрожающим им погодным условиям - теперь вместо лунного диска, который очень старался помогать сложившейся романтичной обстановке, протягивая через рваные дыры в черной завесе, белые рукава своих лучей, похожих на прожекторы, падающие ровнехонько на мост, на фоне прогнутого над прудом строения, злобно вспыхивали молнии, разрывая черное небо на куски, а в отдалении, помимо музыки, слышались раскаты грома - стихия явно указывала, что, мол, проваливайте господа романтики, вечер окончен. Но белый свет, робко пробивающийся сквозь тучи, все еще падал на запыхавшихся, хохочущих подростков, ни в коем случае не позволяя наступающей грозе разрушить уютную атмосферу. Еще не все...
Они замерли друг напротив друга, и изобретатель все еще крепко сжимал ладошку Моны в своей, осторожно прижимая руку мутантки к собственному грудному пластрону, словно желал, чтобы ящерица прочувствовала, как под толстыми, исцарапанными, костяными пластинами быстро колотиться его сердце. После безудержного веселья, с хохотом и песнями, такая тишина на мосту, казалась идеально прозрачной, звенящей... Громкое дыхание затанцевавшейся пары, гулкий грохот над ними, шелестящий шум капель, ударяющихся о камень и об одежду - все слилось в один мерный шум, не вслушиваясь в который, пространство вокруг подростков словно помещенным в вакуум. Нужно бы то-то сказать, по глазам Донателло, ящерица видела, что он ждет от нее каких-то слов, действий... Хоть что-нибудь... Но он смотрел на нее слишком нежно, слишком с большой верой и надеждой, почти умоляюще, до такой степени живо, без тени фальши, что в душе мутантки все сжималось в комочек и переворачивалось с ног на голову, под взглядом этих пристальных, серебристых глаз. - " Не нужно..." - застывшая, аки морозная статуя Мона, словно в трансе молча следила, как черепашка осторожно склоняется к ней ниже, заслонив собой последние лунные лучи. Свободная ладонь юноши, едва ощутимо прикасается к ее влажной щеке, чуть скользнув пальцами к ее виску, поправляя змейку прилипших к скуле мокрых волос. Кто же знал, что ее невинная шутка с шарфом и очками, доведет ее сюда, и что... - " Стоп... стой..." - глаза саламандры округлились, став похожими на два теннисных мячика, когда юный мутант, согнувшись в три погибели оказался к ней ближе, примерно так же, как когда ящерица в шутку выдохнула ему на стекла защитных очков... и сейчас она чувствовала его тяжелое, теплое дыхание, оглаживающее легким дуновением ее скулы. - " Остановись!" - В ней проснулось то невообразимо жуткое чувство, когда когтистая лапа страха накрыла собой все положительные эмоции разом, притупив даже отдаленно откликающееся желание позволить мутанту ее поцеловать. Едва только шершавая кожа губ Донателло только-только прикоснулась к онемевшему рту саламандры, не способному всего секунду назад проронить ни звука, Лиза дерганным жестом откинула голову и резко накрыла лицо бедного влюбленного юноши ладонью. Ручка то у Моны маленькая, так что "обхватить" всю его физиономию не удалось, но зато перепончатая ладошка закрыла ему нос и рот, настойчиво отодвинув кавалера на шаг назад, - Ну уж нет... - Она выразительно покачала кудрями, сердито сдвинув брови на переносице. - Нет...
Убрав кисть от лица гения, бывшая студентка сжала руки в кулаки и поглубже запихнула их в карманы потрепанной, промокшей куртки, молча развернувшись к черепашке спиной и подняв взгляд к окончательно утонувшему в грозовой завесе небу.
Что это только что было? Он совсем сошел с ума... Они только что оба все испортили.
Внутри зияла страшная пустота, постепенно заполняющаяся необъяснимым холодом. Она опять что-то сделала не так. Почему ей все время кажется, что она абсолютно все делает не так? - "Нет Мона, нет... ты не можешь себе этого позволить." - Ящерица напряженно прошла к бордюру, закинув на него локти и удрученно обхватив начинающую знакомо гудеть голову обеими руками, - " Ты не можешь влюбиться в того, кого совсем не знаешь... Кто может быть твоим врагом и желать тебе зла... а вдруг это не так?" - О, это будет величайшей глупостью, которую когда либо в своей жизни она совершала. Отлично, она в любом случае окажется круглой дурой - если пойдет на поводу и довериться, коли все слова окажутся правдой - она будет жалеть о том, что причинила слишком много боли ему, и его семье. А если это все ложь, то тогда, больно будет ей... больнее, гораздо больнее, чем если претерпевать ежедневные приступы мигрени. - Зачем... ?
Все рухнуло в один момент. Донателло и сам понимал, что переступил какую-то незримую, запретную черту, когда все-таки осмелился наклониться к лицу Моны и едва-едва ощутимо коснуться губами ее влажной кожи. Реакция девушки была вполне предсказуема: резко отстранившись, она быстро накрыла лицо изобретателя своей тонкой, перепончатой ладошкой, как если бы желала отпихнуть его как можно дальше от себя. Наверное, так оно и было... Юноша тотчас распахнул глаза и молча уставился на саламандру с высоты своего роста. Мона по-прежнему крепко зажимала его рот, глядя сердито и в то же время как-то... испуганно?
— Ну уж нет, — тихо, но отчетливо произнесла она, и только после этого соизволила убрать руки в карманы. На ее лице было написано подлинное возмущение — да как он вообще осмелился на такое?! — Нет, — повторила она уже тверже, делая крохотный шажок назад и отворачиваясь. Ее худенькие, острые плечи напряженно вздернулись вверх, как если бы девушку передернуло от холода... или отвращения? Дон молча смотрел ей в спину, не решаясь сказать ни единого слова в свое оправдание. Несколько долгих минут они просто тихо стояли на небольшом расстоянии друг от друга: Мона угрюмо смотрела куда-то в темное пространство за мостом, опершись ладонями о мокрые поручни, на которых они еще совсем недавно столь лихо отплясывали рука об руку. В какой-то момент, девушка устало обхватила свою растрепанную голову, и Донателло немедленно ощутил острый укол совести. Как же так — совсем позабыл об ее мигрени... Еще какое-то время на мосту царило неловкое, напряженное молчание, прерываемое лишь тихим накрапыванием дождя да отдаленным шумом мегаполиса.
— Зачем..? — Донни едва ощутимо вздрогнул, опустив взгляд к собственным ногам. Было не очень приятно стоять по щиколотку в холодной воде, подставляя плечи и головы под струи постепенно усиливавшегося ливня, но юноша даже не обращал на это внимания: все еще мысли и ощущения были сосредоточены совсем на другом. В душе ворочался тугой ком, он же намертво застрял у него в горле, не давая выхода словам — да и что он мог сказать в такой ситуации? Дон устало накрыл лицо ладонью, с силой протерев глаза и лоб. Воистину, идиотская ситуация.
— ...прости, — наконец, вполголоса извинился умник, сам не до конца понимая, за что именно он просит прощения. Вновь опустив руку, он выдавил из себя короткую, вымученную улыбку. — Давай... давай просто уйдем отсюда, пока мы оба не промокли до нитки, — Донателло изо всех сил старался, чтобы его голос звучал спокойно и обыденно. Разумеется, это была фальшь: он совсем не чувствовал себя спокойным и уж тем более не мог так просто смириться со своей неудачей. Это было горько, горько и в какой-то степени даже унизительно, но вовсе не перед Моной, а перед тем, кто осмелился одним легким движением руки разрушить их драгоценную дружбу... или, вернее сказать, коротким взмахом жуткой когтистой лапищи — той самой, что оставила эти уродливые шрамы на его пластроне. Но эти раны не шли ни в какое сравнение с той болью, что испытывала его утомленная, тоскующая душа. Теперь-то Донни мог в полной мере осознать весь смысл выражения "сердце на части рвется". Это на самом деле было так — в груди как будто бы что-то резко обрывалось, всякий раз, когда Мона отворачивалась от изобретателя, или смотрела на него с опаской и недоверием, или даже просто старалась не обращать на него внимания... "Это слишком больно," — Дон и сам не заметил, как отвернулся, пряча от Моны свой унылый, лишенный надежды взгляд. С губ мутанта сорвалось крохотное облачко пара, которое сразу же растаяло в дождливом мареве. Спустившись к подножью моста, Донателло вновь остановился посреди дороги, дожидаясь, пока саламандра окажется рядом с ним. Что ж... хотя бы внешне создавалось впечатление, что она старается держаться поблизости.
Быть может... так даже лучше?
Дон встряхнул головой, упрямо отгоняя непрошеные мысли. Нет... он не сдастся так просто! Пускай это выворачивало его душу наизнанку, но он должен был выдержать это испытание — а иначе чего стоили все его предыдущие старания? В конце концов, он делал это не ради себя самого... но ради Моны, искренне желая ей счастья. Просто потому, что она не заслуживала... такого. Донателло скрипнул зубами и покосился на молчаливо шагающую рядом саламандру: та сосредоточенно смотрела себе под ноги, по всей видимости, размышляя над произошедшим и делая какие-то важные выводы. Намокшие, спутанные пряди волос тяжелыми комьями свисали вниз, закрывая хмурую мордашку ящерицы, и с них обильно капала дождевая вода. Ничего не объясняя, Дон просто без лишних слов стянул основательно подмокший плащ и расправил его у себя над головой, закрыв не только собственную лысину, но и мокрую шевелюру Моны. Не зонт, конечно, но хоть какая-никакая защита от ливня.
— Сюда, — позвал он, как следует оглядевшись по сторонам и приметив, наконец, небольшой сухой пятачок в стороне от главной аллеи. Недолго думая, мутанты спешно нырнули в импровизированное укрытие и поневоле придвинулись поближе друг к другу, желая хоть немного согреться. Плащ Донателло по-прежнему держал в расправленном состоянии, спасая себя и Мону от неприятных ледяных струек, то и дело норовящих пролиться на их закоченевшие плечи. Несколько минут мутанты просто молча наблюдали за разыгравшейся стихией, после чего Дон коротко вздохнул: — Подождем немного. Быть может, дождь закончится, и мы сможем спокойно вернуться в канализацию. Не продрогла? — и он заботливо покосился на Мону сверху вниз, рассеянно отметив у себя в мыслях, что ему не следовало этого делать — уж больно, кхм, откровенный ракурс ему открывался. Чуть покраснев, Дон хотел было отвести взгляд и сосредоточиться на чем-нибудь другом, но прежде, чем он успел это сделать, вниманию юноши привлек полупрозрачный пакетик, выглядывающий одним уголком из внутреннего кармана куртки Моны. Удивленно моргнув, Дон пригляделся чуть получше и неожиданно для себя самого осознал, что это напоминало ему упаковку от таблеток... Но, постойте-ка, разве он давал саламандре какие-то другие лекарства, кроме аспирина? Мутант нахмурился, продолжив разглядывать подозрительный объект. Должно быть, выражение лица у него при этом было довольно-таки странное. Ну, еще бы — стоит огромная человекообразная черепаха и знай себе пялится на грудь приличной мутантки! Впрочем, едва ли Мона успела возмутиться столь пристальному вниманию к своей персоне: выпустив край мокрого плаща, Донателло с неожиданным проворством отогнул ворот чужой куртки и быстрым движением выхватил пакетик из кармашка, поднеся ближе к собственным глазам. Те немедленно расширились от потрясения, а сам Дон спешно поднял руку повыше, не позволяя Моне вернуть украденное. Взгляд изобретателя был прикован к горсти белых таблеток, виднеющихся сквозь тонкий полупрозрачный материал.
— ...откуда у тебя это? — наконец, тихо и зло спросил он, опуская взор обратно на негодующую мордашку Моны. Сказать, что юношу переполняло возмущение — значит, намеренно смягчить повествование, добавив ему капельку художественного драматизма. На самом деле, Донателло чуть ли не дым из ушей пускал, и его сузившиеся глаза сравнялись оттенком с темным грозовым небом, сверкая с не меньшим ожесточением, чем яркие вспышки молний высоко над головами подростков.
Это действительно тяжело - подобная ситуация действовала на нервы невообразимо, и если Дон чувствовал печаль, от действий своей подруги, от того, как она резко перестала быть веселой, перестала идти ему навстречу.... то саламандра ощущала не много, не мало - лютую злость, причем не понятно на кого. Нет, на самом деле, было одно существо, целиком и полностью повинное в этом разладе - и этим существом был вовсе не Донателло. Этот образ страшного врага, ее настоящего врага, мутным призраком мелькал в подсознании, и мутантка никак не могла ухватить эту тень, и как следует рассмотреть ее... Если бы она знала... Если бы она в самом деле наконец до конца поверила рассказам юных мутантов о том, какой ее наставник на самом деле подлая скотина, и это еще мягко сказано, Мона бы просто была бы на грани сумасшествия от вполне объяснимого пламени гнева - Ящер сделал столько зла тем, кого саламандра действительно полюбила, что за его деяния, по мнению не утерявшей бы памяти девушки, он был бы достоин самой страшной казни. Но не меньше обидно, невероятно жестоко, что действовал он, ее собственными руками! И что методично продолжал разрывать сердце бедного гения через ни в чем не повинную, просто упрямую, просто запутавшуюся, просто очень перепуганную и растерянную молодую студентку. Наверняка, будь Рене рядом и узрев бы плоды трудов своих, то остался очень доволен - он хотел видеть неприкрытую боль, которую нельзя вылечить мазями, нельзя заглушить лекарствами - раны на сердце невозможно зашить. Но как бы он не перестраивал Мону Лизу под себя, одно он точно не учитывал - отношение может измениться, а вот характер - никогда. И Лиза, пускай сдерживалась, пускай останавливала и подавляла себя, убеждая, что это все ее неправильное суждение и непростительная мягкость - но она не могла не пожалеть юношу, жалко съежившегося под проливным дождем. Знай об этом Донни, ему наверняка бы было намного легче сносить удары судьбы - девушка не относилась к нему с равнодушием и ненавистью. Она просто боялась верить и поступить не правильно. Конечно ее поведение и так было... неправильным... но все-таки.
Почему всего минуту назад было так весело... А теперь так холодно, грустно, и одиноко, хотя они остались рядом друг с другом? А ведь действительно холодно - дождь давно грозился прекратить сдержанно накрапывать на мостовую, и наконец перейти в стадию "слепого" ливня, что скоро и случилось. Теперь притихшие мутанты не могли избежать широких луж на своем пути, и приходилось шлепать вброд, по щиколотку в раскидистых "озерах" занимающих почти всю площадь мощеной каменными плитами тропинки, до самых ворот. На поверхности подрагивающей от тяжелых капель водной глади, спокойно себе плавали листья - старые, черные, гнилые листья, те самые, с неубранного вороха под раскидистым дубом, которыми так весело и беззаботно бросались друг в друга Мона и Дон. Теперь это было словно... из другой жизни... Смех, дурачество, растаявшее мороженое на руках... Желтые глаза ящерицы молчаливо следили за одиноким плаваньем крошечных, темных корабликов у них под ногами - она совсем не замечала ледяных струй, коварно просачивающихся за шиворот, пробегающих между лопатками вдоль хребта, не замечала отяжелевших от влаги волос, то и дело спадающих ей на нос и на глаза, - Мона на автоматизме заправляла их обратно, и снова убирала руки в карманы, сжав ладони в чуть дрожащие, напряженные кулаки. Он мирилась с бушующей стихией и научилась не обращать на нее внимания - собственные мысли заглушали дождь, а жгучий холод, да нет, лютый мороз внутри, перекрывал собой неприятную сырость. Но черепашке было далеко не так все-равно на состояние своей подруги, замерзающей под грозой, да и на свое тоже - Лиза вздрогнула и резко подняла взгляд, когда ее накрыла широкая тень плащевки. Тряхнув спутанными, мокрыми локонами, которые хоть выжимай, саламандра не задумываясь, сделала маленький шаг ближе к изобретателю, оказавшись фактически у него "под крылышком", чуть касаясь волосами обнажившегося мускулистого плеча мутанта. Парочка без лишних пререканий быстро перебралась туда, где посуше, а если быть конкретнее, то к одному из деревьев, укрывшись под его размашистой кроной почти как под зонтом, хотя это конечно не сильно спасало будь голова ваша не прикрыта, но в их "плащ-платке" уже было как-то легче находиться - не было ощущения, что накопившаяся по центру вода просто прорвет ткань и щедро ухнет им прямо на макушки. Кинув быстрый взгляд на юношу, о которого ей пришлось почти облокотиться боком, ящерица чуть склонилась вниз, перебирая пальцами спутавшиеся кудри, и с силой выжимая бурые от грязи и сырости, закрученные колечками концы прядей. Схватить простуду с мокрой головой в такую погоду - как нечего делать. В отличие от парня, саламандра еще не произнесла ни слова, вся ушедшая в себя, с отрешенным взглядом и дерганными, неловкими движениями... как она сейчас пыталась разъединить две переплетенные пряди, а в итоге чуть ли не завязала их узлом - смешно смотреть. Она все еще жутко нервничала...
- Я в порядке, - Тихо выдохнула Мона наконец, чуть пригнувшись и аккуратно убирая копну слегка подсушенных волос обратно за плечи. Откинув голову назад и поправив покоившийся воротник, девушка кажется невольно вынудила Дона повнимательнее взглянуть на свои "прекрасные", ни чем не неприкрытые кроме распахнутой ветровки, пышные формы. Ну конечно, у нее и в мыслях не было, что после всего случившегося, юный гений осмелиться еще и похабно ее разглядывать, однако... Вновь кинув взгляд на улицу, залитую проливным дождем, бывшая студентка лишь закусила губу, и приподняла мордашку к своему сопровождающему, приоткрыв рот, чтобы спросить его... о чем-то... но так и замерла, встретив его внимательный, не в тему строгий взгляд, устремленный на нее... ммм... чуть ниже лица. Теперь пришел черед девушки краснеть, едва она поняла направление глаз Донателло. Правда кроме ее плавных изгибов груди, черепашка заметил еще и кое-что другое, что было куда важнее! Уж лучше бы он над ее фигурой зависал, честное слово!
Ящерица чуть не поседела от страха, когда ловкая рука парня одним движением извлекла на свет упаковку с таблетками! Черт... черт... черт...
Мону не пугал злой взгляд почерневших очей юноши, и его свистящий полушепот, на удивление спокойный и сдержанный, но такой, что, как говориться, лучше бы он орал... больше этого всего, она боялась того, что ее теперь лишат единственного спасения от проклятой боли - очень наивно предполагать, что состроив такую зверскую физиономию, черепашка вдруг смилостивиться и вернет лекарство, которое Мона принесла с собой из Клана Фут. Вытаращив глаза, девушка само собой ринулась отнимать заветный пакетик из рук Дона, но конечно, куда ей против него? - Отдай! - Она крепко вцепилась когтистой ладонью в высоко задранную над нею зеленую кисть. Вот уж что, а в расширившихся зрачках саламандры плескалось просто море ужаса. - Не твое дело! Немедленно верни... - Но куда там. Парень сжимал лекарство в крепкий кулак, и возвращать "пропажу" никак не собирался. Моне пришлось повиснуть на его руке, чтобы умудриться вцепиться в виднеющийся край полиэтилена и потянуть его на себя, - Ты наивно полагаешь, что я бы могла одним аспирином обойтись?! Верни мне мое лекарство, сейчас же!!! Ай... - Неловко извернувшись, вися на живой перекладине жил и мускулов, Лиза, сосредоточившаяся на том, что смогла зацепить когтями прозрачный полиэтилен, не удержалась и шлепнулась спиной в грязь, разорвав тонкую упаковку... к ужасу мутантки, большая часть белых капсул благополучно упала вместе с нею на землю, утонув во влажной земле... Вот только вместе с дождем таблеток, рядом с Моной свалилось еще кое что, упавшее с пояса мутанта, когда ящерица случайно задела его хвостом при падении. Молча посмотрев на плюющийся искрами шокер, который при падении каким-то образом умудрился включиться, девушка спешно одернула руку в сторону - слишком близко тот оказался от нее, едва не "обласкав" зеленую чешую локтя.
- О, и после этого я должна тебе верить? - Агрессивно оскалилась обманутая саламандра, принимая сидячее положение, кое-как вставая на запачканной траве и поднимая потрескивающий прибор, - Ты сказал, что не возьмешь с собой оружия... Значит... хорошо же ты все умеешь подстраивать, Донателло. - Было искушение всадить заряд в этого наглого враля, благо оружие под рукой, и тогда она точно, спокойно сбежит в свой родной угол в башне Шреддера. Ярость и обида мигом накрыли волной было успокоившуюся, и даже поверившую в благожелательные намерения черепашки Мону Лизу, - Наглый лжец! - Но почему-то она этого не сделала - развернувшись, саламандра со всей возможной злостью швырнула заряженный шокер прямо в фонарный столб, устроив восхитительный салют из белых всполохов и мелких металлических деталей. - Я была слишком наивна, что доверилась тебе! - вернув пылающие от неконтролируемой ярости глаза, сузившиеся в две золотые щели, девушка крепко сжала кулак, подойдя на шаг ближе к мутанту. Грязная, злая и в то же время отчаявшаяся и насмерть перепуганная. В одну секунду он раскрыл себя, оказавшись жестоким обманщиком, - Я... Доверилась... Тебе! - Четко выговаривая каждое слово, прорычала бывшая студентка.. и от души врезала Донателло в грудь... - Черт... - сдавленно всхлипнула мутантка, согнувшись в три погибели и отняв страшно ноющую кисть, обхватив ее свободной ладонью. Угу, некоторым очень везет, что все их тело покрывают толстые костяные наросты, о которые можно руку сломать. Подернувшийся тонкой пленкой слез взгляд, выловил белые крапинки размякших капсул, которые он уже не сможет, даже если очень захочет, использовать.
Был ли он зол? О, да, безусловно. Настолько, насколько вообще можно было быть злым в подобной ситуации. Подумать только! Он потратил несколько дней, напряженно ломая голову над тем, почему саламандра до сих пор не может его вспомнить, учитывая, что за это время действие наркотика уже давно должно был выветриться, хотя бы отчасти... И вот, теперь он понимает, что Мона без малейшего проблеска стыда водила его за нос, скрывая столь важную деталь, как таблетки неизвестного происхождения, которые сама девушка наивно принимала за "лекарство". А вот Дон ни секунды не сомневался, что в этих проклятых пилюлях содержалось то самое блокирующее память вещество, изобретенное коварным доктором Рене. Что ни говори, а Лизард подстраховался на славу... Но, спрашивается, где все это время была голова Моны Лизы? Вроде бы совсем не глупая, начитанная, талантливая студентка-биохимик, чей высокий интеллект мало в чем уступал гениальному уму Донателло... Неужели так сложно проанализировать чужие слова и поступки, чтобы сделать вполне логичные выводы и хотя бы из банального интереса провести небольшой эксперимент, временно ограничившись приемом обычного аспирина? Просто чтобы посмотреть, не станет ли ей лучше без вышеупомянутого "лекарства". Тем более, если приступы мигрени никак не проходят, даже несмотря на усиленную терапию и безропотное употребление таблеток, вроде как направленных на то, чтобы полностью избавить девушку от последствий амнезии? В глазах раздосадованного и обозленного Дона, поведение Моны Лизы выглядело откровенно идиотским, хотя в глубине души мутант и понимал, что страшные головные боли было невозможно сбить иначе, кроме как приемом дополнительной дозы наркотика. Но сейчас умник был слишком взбешен неожиданно открывшейся ему правдой и при всем желании не мог посочувствовать бедной саламандре. Тем более, что ее реакция лишь еще больше его разозлила: подумать только, она даже сейчас не пыталась задуматься над своим проступком... Сверх того — она пыталась вернуть отобранный пакетик, да еще с таким отчаянием, будто от этого зависела ее жизнь! Это было уже слишком. Естественно, Дон поднял руку еще выше прежнего, не позволяя Моне дотянуться до таблеток и сурово взирая на девушку сверху вниз. К черту пышную грудь, к дьяволу песни и романтику! Как она могла быть настолько... настолько...
— Ты хоть понимаешь, как сильно эта гадость может тебе навредить?! — прошипел изобретатель, напрочь игнорируя любые попытки саламандры отобрать заветную упаковку. Та казалась напуганной и возмущенной одновременно, но ее страх не шел ни в какое сравнение с тем липким, леденящим ужасом, что ощущал Дон при одной только мысли, что это "лекарство" могло сделать с ее чудом уцелевшими воспоминаниями о прежней жизни... да и со здоровьем девушки в целом. Его рука взметнулась на совсем уж недостижимую высоту, но подпрыгнувшая Мона каким-то немыслимым образом вцепилась коготками в самый уголок пакетика и резко потянула на себя, грозя вырвать таблетки из чужой хватки. Донателло инстинктивно сжал пальцы и уперся свободной ладонью в плечо ящерки, не то отталкивая, не то просто удерживая безопасную дистанцию. Из груди мутанта вырвался громкий, нервозный и откровенно ядовитый фырк. — "Лекарство"? Ага, как же... Готов поспорить, Рене специально всучил тебе эти таблетки, чтобы ты не вспомнила все сразу же, как окажешься за пределами его лаборатории! Как ты можешь быть такой наивной?! Как... эй! — прежде, чем оба подростка успели среагировать, туго натянутый пакетик вполне ожидаемо лопнул, осыпав горе-детектива и его жертву праздничным конфетти из маленьких белых капсул. Мона при этом неловко отшатнулась назад и с размаху шлепнулась в грязь, подскользнувшись на размытой дождем почве. Донателло даже не успел схватить ее за руку: ситуация просто вышла из-под контроля, но самое страшное заключалось в том, что прямиком в лужу рядом с упавшей на землю саламандрой шлепнулся искрящий электрошокер! У Дона на секунду сердце в пятки ушло: торопливо взмахнув рукой, юноша попытался поймать сорвавшееся с его пояса устройство, но было поздно. Лишь каким-то чудом Мона избежала высоковольтного разряда током — прибор шлепнулся в считанных сантиметрах от ее руки, опасно потрескивая. Несколько мгновений ребята просто немо взирали на результаты своей короткой, но жаркой схватки, а затем вновь перевели взгляды друг на друга.
— О, — только и смогла вымолвить Мона, и голос ее звучал пугающе тихо — совсем как у Донателло минуту-другую назад, столь же вкрадчиво и угрожающе. — И после этого... — девушка уселась посреди грязной лужи, взирая на Дона с такой ненавистью, как если бы это именно он был причиной всех ее нынешних бед, — я должна тебе верить? — она все также медленно поднялась обратно на ноги. Эти слова так или иначе вывели Дона из состояния онемевшего, растерянного ступора.
— Что?! — взвился он, уставясь на Мону с донельзя уязвленным видом. У мутанта аж дыхание перехватило от возмущения. — Я бы не стал применять его против тебя! Я что, так похож на маньяка?!
— Наглый лжец! — вскричала Мона Лиза в ответ, кажется, даже не пытаясь выслушать его оскорбленные оправдания. Подхватив шокер с земли, девушка решительно двинулась на обидчика, с таким лицом, будто собиралась хорошенько его поджарить. Дон живо попятился прочь, но его опасения оказались напрасны: стремительно развернувшись на месте, Мона с силой запустила несчастный прибор в ближайший фонарный столб. Юноша машинально вскинул руку, спасая лицо от целого фонтана обжигающих искр. Воистину, саламандра была страшна в гневе... Донателло сделал еще один крохотный шаг назад, во все глаза наблюдая за приближающейся студентка. Казалось, еще мгновение, и Мона просто взорвется. Лимонно-желтые глаза-щелочки пылали неудержимой яростью, а запунцовевшую салатовую мордашку исказила гримаса ненависть.
— Я была слишком наивна, что доверилась тебе! Я... Доверилась... Тебе! — один из крохотных кулачков девушки стремительно выдвинулся вперед, со всего маху врезаясь в грудной пластрон гения. Дон негромко охнул, чуть согнувшись и накрыв ладонями место удара: разумеется, атаку Моны нельзя было назвать серьезной, но, кажется, мутант только что заработал себе очередную гематому под толстыми костяными пластинами... Потерев ушибленное место, Донателло теперь уже без капли ярости уставился на скорчившуюся от боли саламандру — не рассчитав сил, девушка разбила костяшки пальцев о жесткую защиту гения и теперь тихонечко скулила, обхватив пострадавшую конечность. На ее зажмуренных глазах крохотными капельками проступили слезы.
— Черт... — выдохнула она неразборчиво, намертво стиснув зубы и тяжело дыша. Плечи девушки сиротливо поникли, а густые, насквозь промокшие волосы почти полностью закрыли ее лицо — печальное зрелище... Донни молчаливо замер в паре шагов от своей противницы, не решаясь сказать ни слова в ответ. Одна его ладонь по-прежнему лежала на пластроне, а вторая незаметно опустилась к бедру, бессильно сжав в кулаке несколько чудом уцелевших капсул. Ну вот, опять... опять это проклятое ощущение, когда ты вроде бы ни в чем не виноват, а все равно чувствуешь себя полнейшей мразью. Сколько можно, черт подери! Почему всё всегда заканчивается вот так? Глупо, бестолково, абсурдно... Ты хочешь помочь, сделать как лучше, а в итоге стоишь как идиот под проливным дождем, заляпанный грязью и с невидимым ушатом дерьма на голове, глядя на ту, кого бы ты желал спасти от всего на свете... А она стоит напротив, страдальчески сгорбившись над рассыпанной в лужу отравой, и считает тебя распоследней сволочью и предателем.
Да чем он заслужил такое наказание?!... Чем они оба его заслужили...
— Мы возвращаемся, — Дон даже не пытался придать мягкости своему тону. Слишком много негатива, слишком много боли и усталости скопилось в нем за прошедший вечер. Теперь Донни уже жалел о том, что решил вытащить Мону на поверхность. Он только окончательно все испортил — а ведь, казалось бы, куда уж хуже? С досадой пнув какой-то камешек, Дон подобрал упавший на землю плащ и вышел обратно под ливень, даже не потрудившись прикрыть панцирь. Дождевые капли больно били его по голове и плечам, и Дон с каким-то внутренним остервенением принимал этот леденящий холод, отчаянно желая отвлечься от полыхающего в его груди жара. Он все еще был страшно зол, причем большей частью на самого себя. В какой-то момент он подумал даже, что, наверно, он уже не стал бы догонять и ловить Мону, если бы та все-таки решила от него удрать... Глупая и отчаявшаяся мысль. Остановившись, юноша бросил короткий и какой-то пустой взгляд на замершую под деревом саламандру. Та не спешила сходить с места, должно быть, чувствуя себя ничуть не лучше, чем сам изобретатель... а может, даже хуже. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем она все-таки вышла из горестного оцепенения и медленным, плетущимся шагом двинулась следом за черепашкой, не поднимая головы и вообще не произнося ни единого слова. Дон заставил себя дождаться, пока Мона приблизится к нему вплотную, и даже пропустил мутантку вперед себя, теперь уже окончательно почувствовав себя тюремщиком. Прекрасно, Донни, просто восхитительно. Это было ваше первое свидание — и, по видимости, оно же станет последним... Теперь ты снова враг номер один, а Рене, само собой разумеется, ласковая и трепетная душка. Донателло ощутимо затрясло от бешенства, и он вновь обогнал девушку, без лишних разговоров склонившись к залитому водой асфальту: кто-то ведь должен был открыть люк. Пропустив Мону вперед себя, Дон все с тем же зловещим молчанием нырнул следом за ней в канализационный колодец и, в последний раз окинув взглядом округу, с тихим шорохом опустил крышку на место.
Как будто бы ничего и не было...
Обратный путь не занял много времени. Мутанты, как можно было ожидать, преодолели его в гнетущей тишине, старательно игнорируя присутствие друг друга. К тому моменту, когда они, наконец-то, оказались в убежище, их кожа и одежда уже успели частично высохнуть, но подростки по-прежнему дрожали от промозглого холода. Оставив Мону в одиночестве стоять посреди гостиной, Донателло молча прошествовал в соседнее помещение и вернулся оттуда спустя минуту-другую, неся сухое махровое полотенце. Не став подходить к саламандре, он просто перекинул его через спинку дивана, сохраняя все то же усталое и хмурое выражение лица.
— Держи, — буркнул он. — Я поставил чайник... постарайся не простудиться, хорошо? Я оставлю аспирин здесь, у телевизора, — и черепашка выложил парочку нераспакованных упаковок лекарства на журнальный столик, после чего двинулся к лестнице, ведущей на верхний ярус подземелья. — Доброй ночи, — только и сказал он на прощание, даже не обернувшись и вообще стараясь как можно скорее покинуть помещение. Уже оказавшись в своей комнате, в полной и абсолютной темноте, Дон устало прислонился панцирем к двери и накрыл лицо ладонью, неподвижно замерев в этой позе на несколько долгих минут. Он даже не стал обтирать кожу полотенцем, предпочтя просто ничком рухнуть на постель и сразу же с головой накрыться одеялом. Просто стараясь забыться и ни в коем случае не думать о случившемся... равно как и о том, что он намеренно не стал запирать дверь убежища этой ночью.
Он просто очень сильно устал.
Станет ей лучше...
Да черта с два! Теперь она лишилась единственного своего спасения от страшной головной боли, и просто с ужасом ждала нового приступа, осознавая, что в этот раз ей уже ничто не поможет. Пока, кроме той сжигающей вспышки злобы, которая постепенно растворялась внутри нее, оставляя после себя след тоски и отчаяния, она не ощущала никакой другой боли. И слава богу, иначе только подумать, каково было бы Донателло тащить на своем горбу стонущую и ревущую ящерицу вплоть до самого убежища... А пока, мутантка яростно сверлила склоненный зеленый затылок черепашки, прямо перед собой, и если бы у нее была возможность убивать взглядом, бедный Дон давно бы обратился в прах от этих пылающих, золотых глаз. Мона не думала о побеге - ее мысли целиком и полностью были заняты только тем, что, во-первых, она все-таки малодушно повелась, как последняя идиотка, на красивые речи, столь долго охаживающего ее мутанта, и чуть не получила возможный электрический заряд в спину, может, это было мерой предосторожности в случае ее бегства, мало ли, а если он правда не хотел бы причинить зла, уж не следовало бы подумать об этом заранее?! И во-вторых... даже если эти капсулы правда вредили ее здоровью, боли были такие сильные, что без этих таблеток, мутантка давно бы сложила руки, и вряд ли бы у Донателло была возможность вывести на прогулку полутруп, у которого непрекращающееся ощущение тяжелой кувалды, где-то на лбу и пробивающую насквозь, которая работала на манер молоточка в часах с кукушкой. Неужели... неужели он не мог этого понять, если правда, такой "добренький"? Может быть, Лиза в итоге бы сдалась, ведь она почти поверила ему, шагнула на встречу... Рассказала бы о "лекарстве", или чем этот препарат являлся, ведь у нее не было возможности исследовать его самой, хотя признаться, ящерица допускала его некоторые наркотические свойства, но для столь сильного болеутоляющего это вполне допустимо - она же не принимала его настолько слишком часто, чтобы превратиться в наркомана. Только во время вынужденной необходимости. Хотя конечно слабое оправдание, но все-же...
Вся дорога прошла у ребят в подобных размышлениях - оба подростка уже позабыли, как им было весело в парке вместе - на всем остался уродливый, грязный, смазанный отпечаток обмана. И каждый был по-своему прав. В этом не было ни чей вины - все подстроено умелыми руками старого негодяя Рене, но так, или иначе, они продолжали обвинять друг-друга в глупости и нечестности, хотя и понимали - при этих сложившихся обстоятельствах, никто из них двоих не смог быть друг перед другом до конца откровенен. Хотя... хотя в чем-то был прогресс, ведь так? Саламандра больше не скрывалась от Донателло в своем темном закутке, не делала равнодушное выражение лица, пряча мордашку за очередным томиком стихов, нет... она просто открыто желала набить юноше морду, за все хорошее, ничем не скрывая своих чувств. Ну... засунув руки глубоко в карманы своей куртки, настолько глубоко, что казалось она вот-вот порвет коготками подкладку и царапнет собственное бедро... Девушка хотела подпрыгнуть и хлопнуть гения по макушке, хотела.... но лишь молча, угрюмо снова смотрела в землю, скрипя зубами и в сотый раз упрекала саму себя в невнимательности, в простодушии... жаль не вернешь то, что было, тогда может быть она повела себя по другому - намного сдержаннее и прохладнее. Сама виновата... Сама допустила такое...
Войдя в убежище, ящерица застыла у стенки, привалившись к ней плечом, дожидаясь, когда парень закроет за ними дверь. Там целая охранная система, предназначенная спецом для, имеющей дурную привычку вечно пытаться удрать Моны. Разве что не хватало ловушек на подобие возникающих из щелей каменной кладки крутящихся дисков с острыми лезвиями, стрел и усыпляющих дротиков... Чего стоил только один мощный замок, запирающийся изнутри, болтающийся на толстой цепи, которую никакой катаной просто так не разрубишь. И это снова напоминало бывшей студентке, что она была здесь не гостьей, а настоящей пленницей! Молча повернув голову в сторону возившегося с воротами юноши, Мона скептически поджав губы, пронаблюдала за тем, как широкая ладонь парня перехватывает стальные звенья цепи. Дальше она смотреть не стала, не проронив ни слова отвернувшись, и снова неуютным жестом приподняв худые плечи.
Всего лишь пленница... Она и не подумала обратить внимание на, оказывается, не запертую дверь...
Грохот замков за ее спиной прекратился, и тихие, мягкие, удаляющиеся шаги оповестили ее о том, что Дон ушел в глубь помещения, оставив мутантку одну. Наконец то... Агрессивно вздернутые плечики тут-же опустились вниз и девушка горестно сутулилась, все еще привалившись к холодной стене, прижавшись к шершавой поверхности камня щекой. Не глядя она стянула с себя успевшую высохнуть, покрытую потрескавшейся коркой земли куртку, и поплелась к дивану, небрежно закинув свою верхнюю одежду на диванные подушки. Рухнув на сиденье, ящерица в измождении откинулась на спинку, бездумно уставившись в мигающую лапочку над потолком. Ну и денек... — Держи, — Мона вздрогнула, и чуть посторонилась, зажавшись в самый угол, когда рядом с ней шлепнулась белая, чистая ткань... Равнодушно взглянув на полотенце, саламандра перевела взгляд на своего "благодетеля", уложив ладонь на подлокотник. Ох... мда... у нее все еще ноют костяшки пальцев правой руки. Стоит быть чуток аккуратнее... — Я поставил чайник... постарайся не простудиться, хорошо? - Пухлые губы покривились в язвительной усмешке. Сказать " а не шел бы ты?", или же не стоит? Нет, не стоит, - Я оставлю аспирин здесь, у телевизора. Доброй ночи, — Снабдив перед сном очередной упаковкой обезболивающего, которое теперь для мутантки было как слону дробинка, гений благополучно покинул гостиную, тяжелыми шагами поднимаясь наверх. С раздражением смяв в кулаке потертую ткань обшивки, саламандра зло дернула ноющую руку на себя, едва не оставив в сидении внушительную рваную дырку. К чему эта показательная "вежливость"? Интелегент чертов! О, ну да, как же, весь такой правильный, умница-разумница... Да, Моне было бы гораздо легче, если бы юноша убрал с лица эту сдержанную маску, кричал, может даже ударил бы ее... А такое отношение лишь злило ее еще больше, хотя казалось, точка кипения давно достигла своего предела. Схватив со стола одну из пачек с обезболивающим, девушка с глухим рычанием швырнула ее прямиком к подножию изогнутой лестницы, уходящей вверх. Да подавись своими таблетками!
И тут же ощутила острый укол в висок, словно наказание за то, что она так бессовестно обращается с единственным оставшимся у нее лекарством! - " Нет!" - Внутри все в одно мгновение похолодело и ящерица с ужасом застыла, боясь пошевелиться и тем самым растревожить начинающуюся мигрень, - "Нет, нет, нет... подожди... спокойно..." - Сверло в висках тихо перекралось к лобной доле и теперь коварно "постукивало" по черепной коробке, словно прощупывало местечко, что "помягче", и где будет "побольнее".
- "Мне нужно успокоиться... " - Поднявшись с дивана, девушка слегка пошатываясь направилась не куда-то, а прямиком в душ - что еще может так успокоить, как горячая вода, особенно, после холодного ливня напару с промозглым ветром? Стоя под бьющими в лицо, приятно оглаживающими замерзшее тело, тонкими, теплыми струями, Лиза не на долго смогла поймать некоторое умиротворение и немного расслабиться. Густые кудри снова намокли, прилипли к груди и собравшись змейками, застыли на лопатках, но это уже не доставляло такого дискомфорта, как на улице, в парке. Теперь можно было вымыть весь тот сор, застрявший в прядях во время их безбашенных игрищ с Доном... Стоя прислонившись спиной к белой плитке в душевой, подставив тонкую шею под ласкающий поток, девушка с искренней горечью во взгляде озадаченно вертела между пальцами потрепанный дубовый листик, только-только выуженный из ее собственных, спутанных волос. Это не должно было так закончиться... Не правильно все это... И словно в насмешку и без того ужасно чувствовавшей себя ящерице, в голове внезапно так...мощно зашумело... что Мона, выронив "уличный подарок" от черепашки из рук, отшатнулась в сторону, эпично треснувшись лбом об уголок. Чтож тебе так не везет то, глупая...
- " Аспирин... где же этот треклятый аспирин?" - Выскочив из душа и наспех проведя по телу полотенцем, старательно игнорируя нарастающую, тупую боль, Мона панически кинулась собирать весь "медарсенал", что выложил ей перед своим уходом Донателло. И уже лежа спустя десять минут с опустевшей упаковкой из-под обезболивающего и пустым стаканом, стоявшим на полу, саламандра со смирением осознала, что глотала горькое лекарство в пустую. Если раньше, вместе с капсулами из родной лаборатории они имели хоть какое-то притупляющее болезненные ощущения действия, то теперь, для колоколов в ее голове это было лишь пустым звуком. Мона села... Мона встала... Мона побродила по кругу, то и дело наталкиваясь впотьмах то на телевизор, то на столик, пошатываясь и сталкиваясь с мебелью, словно пьяная, и снова села на старенький диван, подтянув колени к лицу и обхватив голову двумя руками, царапая коготками влажную кожу. Взглянув на свое отражение в пустом экране напротив, искаженное болью и мукой, девушка определила, что к утру ее мозги скорее всего, уже вытекут через рот. Ее страшно мутило вместе с нарастающей головной болью - она выпила слишком много таблеток.
- " Боже..." - Прошел еще час, а она так и не сомкнула глаз...
Еще раз постояв под теплым душем, и убедившись, что это бесполезно, саламандра тупо застыла у нижней ступени лестницы на второй этаж убежища... Закусив губу до крови, она решительно схватилась ладонью за перила, и буквально вытянула свое содрогающееся от боли тело вверх, через силу убеждая себя, что этот поступок самый правильный. У него должны остаться таблетки... на землю просыпалось не все, Лиза хорошо это помнила... Господи боже, пусть он не выкинет капсулы, ну пожалуйста? Только бы он их не выбросил! Остановившись на верхней площадке, устало навалившись на перила, ящерица прищурившись уставилась на ряд дверей прямо перед собой... Это был совсем нелегкая задачка - проникнуть в комнату Донателло. Он ее или выгонит, или свяжет и посадит в отведенный Моне угол, чтобы она так больше не чудила и не шлялась призраком по всему помещению... Но попытка-не пытка, и бывшая студентка решительно двинулась вперед, наугад толкнув дверь напротив... и надо же - угадала! Она поняла это, едва переступила порог и небрежно сброшенный тут-же, на пол, грязный плащ, который сильно контрастировал аккуратной, в общем и целом комнатой, которую, впрочем, у мутантки не было особой возможности рассмотреть, да и не очень хотелось - ее взгляд был прикован к фигуре, завернувшейся в одеяло, на массивной кровати. Как могла увидеть измученная саламандра, оттуда виднелась только одна мускулистая рука, уложенная поверх мятого покрывала и сжатая в крепкий кулак.. Поражаясь смелости, вернее, наглости своих действий, она на цыпочках приблизилась к мирно спящему мутанту, и тихонько присела на краешек. Очередной укол в висок, и девушка крепко сжала зубы - что бы парень не подумал, это уже не имеет никакого значения.
Перекинув ноги прямо на матрац, ящерица плавно опустилась рядом, прижимаясь боком к ребристому панцирю умника... Конечно он даже не заметил ее присутствия рядом с собой, не удивительно. Тихо выдохнув, Мона прикрыла глаза, и опустила влажную, горячую ладошку на напряженную кисть юноши, - Хэй... - дрогнувшим голосом позвала она его, заранее представляя возможную реакцию - сейчас он спихнет ее с постели. Если сам не вскочит.
Отредактировано Mona Lisa (2014-06-22 22:14:59)
Неподвижно лежа на правом боку, спиной к двери, Донателло довольно долго смотрел куда-то в темное пространство под одеялом, ничего не видя и не слыша, ни о чем не желая думать. Время шло, часы на прикроватном столике тихонько подмигивали электронными цифрами, отсчитывая минуту за минутой, а Дон все также не менял позы, напряженно скомкав подушку локтем и, кажется, даже не дыша. Его глаза оставались открытыми, но взгляд был затянут отрешенной пеленой. Один бог ведал, насколько ему сейчас было тяжело. Душевная боль, злость, досада, разочарование — все это жарко тлело в глубинах его закованной в костяную броню груди, не находя выхода и медленно уничтожая гения изнутри. А самое отвратительное заключалось в том, что он ничего не мог с этим поделать. Это нужно было просто перетерпеть... Постепенно усталость возьмет свое, и мутант погрузится в дрёму, дав отдых собственным нервам. Так оно и случилось: пускай не сразу, но Донни начал сдаваться сну. Его дыхание выровнялось, а сам он закрыл глаза, прижавшись щекой к прохладной, скомканной наволочке — пусть...
Осторожное, теплое прикосновение к плотно сжатой в кулак ладони и тихий, надтреснутый голос заставили его резко дернуться, молниеносно просыпаясь. Приподняв голову, мутант немо уставился на темный силуэт ящерицы: ему требовалось время, чтобы осмыслить ситуацию и понять, что вообще происходит... буквально несколько секунд. Пару раз сонно моргнув, Дон уселся в кровати; край одеяла скользнул по его пластрону, падая на колени — теперь Мона могла увидеть, что он даже не снял с себя маску, прежде, чем лечь в кровать. Последняя, к слову, немного сбилась, и Донателло пришлось спешно поправить ее рукой, что вышло не очень удачно: попробуй-ка, сориентируйся в полной темноте, да еще и после такого резкого пробуждения...
— Что... в чем дело? — чуть хрипловатым голосом осведомился он, окончательно стягивая повязку на шею, чтобы та не мешала ему смотреть на Мону. Протерев глаза, мутант снова вопросительно уставился саламандру, столь на сиротливо примостившуюся на краешке матраца. Не то, чтобы ему удалось рассмотреть что-нибудь — в комнате по-прежнему царил непроглядный сумрак. Опершись на локоть, Дон перегнулся через колени и хвост Моны; щелкнула кнопка переключателя, и помещение залил мягкий, приглушенный свет ночника. Вернувшись в прежнюю позицию, Донателло хмуро перевел взгляд обратно на бывшую студентку. Теперь он, наконец, смог увидеть ее мордашку: бледную, искаженную болью, совершенно потерянную и беспомощную. Нетрудно было догадаться, зачем она сюда пришла... Юноша вновь накрыл лицо ладонью, устало потирая веки.
— Как много аспирина ты уже выпила? — уточнил он глухо, не спеша слезать с постели. Сначала надо было подумать, какие еще лекарства оставались у него в запасе... и могли ли они хотя бы отчасти снять эту проклятую мигрень. А главное — не вывернет ли девушку наизнанку от передоза. Отняв руку от своей заспанной физиономии, Дон отбросил край одеяла и спустил босые ступни на холодный пол. Пружины тихо скрипнули под весом его массивного панциря. — Жди здесь. Я сейчас вернусь, — пробормотал он все также безэмоционально, обходя кровать и оставляя Мону в одиночестве сидеть посреди разворошенной постели. Прошло несколько долгих, наполненных пульсирующей болью минут, прежде, чем дверь комнаты снова распахнулась, и на пороге возник высокий силуэт изобретателя. Он приблизился к Моне, держа в руках полный стакан воды и несколько различных капсул — все, что он смог найти в домашней аптечке на замену обычному аспирину. Опустившись на колени перед съежившийся саламандрой, Донни молчаливо подал ей таблетки, одну за другой. Его рука заботливо придерживала стакан под стеклянное донышко, в то время, как девушка судорожно глотала предоставленные ей лекарства, а затем с приглушенным стуком отставила опустевшую емкость на стоявшую рядом тумбу. Взгляд темно-серых глаз гения был прикован к измученному лицу Моны Лизы, не отрываясь ни на мгновение и как будто бы чего-то ожидая.
— Ну, как ты? — шепотом спросил он спустя пару минут, дождавшись, что саламандра выпустит собственные виски и посмотрит на юношу в ответ. Можно сказать, что Донателло был по-настоящему озабочен состоянием своей "пленницы" — в глубине его черных зрачков светилась подлинная тревога, а сам он намеренно принижал голос, осознавая, насколько мучительными могут быть для Моны любые громкие звуки. Ладонь Дона совершенно незаметно для него самого легла поверх тонкой кисти саламандры, слегка сжав ее ледяные, напряженные пальцы. Прикусив губу, юноша опустил взгляд и словно бы крепко над чем-то задумался. Он понимал, что даже самое сильное лекарства не сможет полностью избавить Мону от ее страшной мигрени, но... давать ей оставшиеся капсулы с наркотиком? Да черта с два он пойдет на такое! Донателло инстинктивно стиснул руку мутантки в своей собственной, с такой силой сведя брови на переносице, что между ними немедленно образовалась глубокая, болезненная складка.
— Ты ведь понимаешь, — начал он медленно, тщательно взвешивая каждое слово, — что я не могу дать тебе ту дрянь, которой тебя пичкал Лизард? Я... я знаю, это снимает твои головные боли, но... разве тебе ни разу не приходила мысль, что эти же таблетки могли стать подлинной причиной твоей амнезии? — Дон вновь поднял взгляд на притихшую саламандру, чуть ли не с мольбой посмотрев в ее напряженно сощуренные глаза. Рука мутанта едва ощутимо коснулась холодной, бледной как мел щеки девушки — самыми кончиками пальцев, так, как если бы Донателло боялся причинить ей боль своим осторожным прикосновением. — Пожалуйста... этот препарат может навредить тебе еще больше, чем он уже это сделал. Я не хочу, чтобы ты окончательно все забыла.
Мона нервозно подтянула ноги к себе, свернув хвост калачиком у ступней. Как неловко это получилось, но что поделать... На что только не пойдешь, когда тебя скрутит в бараний рог, к тому же, как бы то не было, саламандра прекрасно понимала, что Дон единственный, кто может ей помочь в этом случае... Даже если не отдаст оставшиеся капсулы... Молча глядя на то, как юный мутант резко просыпается, у страдальчески съежившейся на краю девушки сложилось некоторое впечатление, что он ждал... чего-то подобного, и уже заранее был готов вскочить в любую секунду. А может он просто и вовсе не спал? Парень даже не стал возмущаться, по поводу того, что ящерица нагло просочилась в его личную комнату, скажем, святая святых для каждого уважающего себя человека, и по-хозяйски разлеглась на его постели. Нет, он просто молча, понимающе смотрел на зеленую, хвостатую фигуру рядом с собой. — Что... в чем дело? — Лиза осторожно убрала руку, до этого чуть соприкасающуюся с напряженной ладонью юноши и притянула ее к собственной груди, плашмя уложив на ключицы и скорбно вздохнула, не представляя, как она сейчас будет выклянчивать лекарство. Слабый свет со спины, вынудил ее чуть прищурив широко распахнутые, бездумно уставившиеся в темноту глаза. Черт, как же больно... она пыталась собрать разбежавшиеся от болезненного ощущения под черепом мысли в одну кучу, и внятно, спокойно объяснить черепашке причину ее столь поразительно нахального вторжения в его апартаменты посреди ночи... но тот уже сам похоже прекрасно догадался.
— Как много аспирина ты уже выпила?
И в самом деле... сколько? Сколько их там в одной упаковке? Мона глотала аспирин едва ли не горстью, в безуспешной попытке забить жуткую боль, и, понятное дело ее сейчас сильно тошнило, а вот голове от этого лучше не стало. Любое движение тела, или мысли, причиняло страшные страдания... Ох, подобного ужаса с ней пожалуй еще ни разу не случалось. Вот что можно было полноправно назвать настоящей пыткой, от которой никак не избавиться и не заглушить... если только не принять треклятые таблетки. - Не помню... - Едва слышно откликнулась она, прикрывая глаза и тяжело сглатывая подступивший к горлу комок желчи. Лучше в самом деле об этом не думать, а то чего доброго, кроме непрекращающейся мигрени, ее желудок решит устроить яростный протест против мешка обезболивающего выпитого мутанткой. Оно не поможет... ей все равно ничего не поможет, пойми же ты это наконец и просто верни те несчастные капсулы. Со скрипом сев на кровати, ящерица с глухим шипением запустила пальцы в еще слегка влажные волосы, сжав каштановые спутанные пряди в кулаке. Ну не лежать же пластом? Моне и самой опротивела ее какая-то детская беспомощность. - Подожди, - Распахнула она желтые глазищи с утонувшими в янтарном море радужки точками зрачков, резко дернувшись со места следом за ним, но тут-же с глухим стоном опустилась обратно на скомканное одеяло, сиротливо поджав ноги под себя. Ей не хотелось снова оставаться наедине со своей болью... Подумать только, ведь недавно она без зазрения совести могла послать чересчур усердно опекающего ее гения куда подальше, а теперь, стоило только ее "прижать к стенке", как она мигом увидела в нем не кого-то, а своего спасителя и благодетеля, способного ее излечить и утешить. А может не в этом дело? Может... может ей просто страшно, оставаться одной?
Когда Мона отняла руки от лица, болезненно сухих, впалых щек, ее взгляд наткнулся на протянутый ей стакан наполненный прозрачной жидкостью, и разноцветных "зерен" обезболивающего в широкой ладони - черепашка совсем не заметно уже вернулся обратно, бесшумными шажками пройдя к кровати с застывшей на ней страдалицей и опустился напротив нее на колени. Теперь он предлагал ящерице новую порцию таблеток, при взгляде на которых у саламандры снова встал в горле тугой ком поперек. Но на этот раз, она не стала отодвигать протянутую ей руку, или игнорировать ее, или еще как-то выказывать свое недовольство - она была настолько измучена, что ей было не до того, чтобы выказывать свое знаменитое "фи", да и потом... и потом, ей совершенно не хотелось отказываться от этой помощи... Покорно склонив голову, Мона молчаливо забрала у юноши воду и первую пилюлю... во рту было неприятно сухо, слизистую обжигала невообразимая горечь лекарств, но саламандра послушно глотала препараты, надеясь, что может правда что-то, да поможет, случится такое чудо... Она была бы рада любой альтернативе приевшихся капсул, но... Но похоже стоит смириться с безнадежностью их стараний - ни одно обезболивающее так не могло сработать. — Ну, как ты? — тихий, надтреснутый голос изобретателя вывел ее из транса, в котором Мона молча прислушивалась к своим ощущениям надеясь отыскать улучшение, сморщив нос и накрыв ноющий череп обеими ладонями. Отняв руки от головы, девушка без сил уронила их на собственные колени, с мукой глядя Донателло в глаза. Изобразив жалкое подобие слабой улыбки, Мона чуть кивнула, решившись лучше соврать. Не то что бы она опасалась, что парень начнет в нее запихивать весь свой оставшийся запас лекарств, просто.... ей было не удобно перед ним. - Немного лучше...
В комнате повисла гнетущая тишина... Но как ни странно, ей было уже легче... Легче, хотя бы от одного присутствия рядом с ней кого-то, кто готов разделить с мутанткой эту адскую боль. И ящерица уже не удивилась, когда широкая, трехпалая ладонь накрыла ее пальцы, слегка сжав их в крепком утешающем жесте. Негромкая речь черепашки доходила до Моны, как сквозь плотную вату. Но Лиза уже знала, что юноша хочет ей сказать, и ей не требовалось еще больше мучаясь вслушиваться в его голос... - Послушай... - негромко выдохнула она, склонившись чуть ниже, но гений быстро ее перебил, стремясь побыстрее переубедить упрямую девчонку. Наверное и сам знал, предчувствовал, что на молебные речи саламандры он просто не выдержит, едва она заведет рассказ о том, как же ей на самом деле плохо... Ящерица спокойно смотрела на него почти глаза в глаза - высокий черепашка выпрямившись на коленях оказался фактически на одном уровне с зябко съежившейся длиннохвостой зеленой гостьей. Ее не пугало то, как на этот раз он крепко стискивает ее окоченевшие пальцы в своей руке, согревая и оглаживая тонкую чешую, не пугал и его жест, когда другая ладонь Донателло прикоснулась к ее щеке. Он не пугал ее... совсем... Мало того, Мона Лиза сама осторожным движением накрыла ладошкой его грубую, тяжелую лапищу, едва ощутимо притрагивающуюся к ее собственному лицу, и сильнее прижала ее к себе, ощутив мягкой кожей все шершавые мозоли и царапины, покрывающие ладонь юноши. И это ощущение было теплым и приятным, совсем не ожидаемо нежным... Оно успокаивало разбушевавшийся ураган боли, не хуже любого лекарства...
- Послушай... - Снова начала саламандра, все так же прижимая к себе руку мутанта. - Я... я не знаю, может быть это и так, у меня не было времени изучить их, я не могла... все, что я знаю, они хотя бы помогают мне. У меня нет других вариантов. - Она прикрыла глаза, - Ты просто не представляешь... как это больно... Если эти боли помогают мне вернуть память, то я просто не переживу такое "возвращение". - Ее было разгладившуюся мордашку вновь исказила гримаса боли, и Мона ткнулась носом в распахнутую ладонь мутанта, прижатую к ее лицу. - Ты говорил, что не хочешь сделать мне больно...
Вы здесь » TMNT: ShellShock » II игровой период » [С2] We are and not we are
