- Может, не будешь так делать? Мне не очень приятно, когда мне смотрят в глаза. - сказал волк, постепенно сползая назад. Джон пожал плечами, улыбнулся забавному мутанту и, снова затянувшись дымом, посмотрел в ночное небо. - Хорошо, не буду. Это привычка, ничего личного. Волк еще много чего говорил, он вообще оказался на редкость болтливым, кроме того, он не давал даже маленькой возможности ответить на его вопросы. А их было много, вот только в голове у тюленя крутилось только одно: любопытно, а кто он вообще такой? Похож же на адскую смесь волка и человека, химер херов...
Офицер успел докурить и хлебнуть текилы из бутылки, которая стояла прямо тут, на балконе, на небольшом столике, где была и пепельница. Впрочем, хабарик все равно полетел вниз, на асфальт, пепельнаца явно использовалась только в те моменты, когда офицер сидел на кресле, любуюсь мрачным пейзажем этого района.
Тем не менее офицер улыбнулся на слова о том, что волк и сам не помнит, зачем он когда то выл на Луну, а вот потом мутант задал последний вопрос и замолчал. Хелмет снова прикурил, обдумывая все то, что услышал, вздохнул и начал говорить, стараясь подбирать слова таким образом, что бы мутант понимал, что от него хотят.
- Знаешь, а ведь ты так и не сказал мне свое имя. Меня зовут Джон Хелмет, можно просто Джон. Можно Фаер. Как тебе удобно, мне плевать. Я командир группы специального назначения, нечто вроде разведки на территории противника, разведки и определенных действий. Что до того, что я не испугался тебя и привел домой... Знаешь, а мне нечего боятся, я настолько часто смотрел в глаза Смерти, чуял ее холодное дыхание на своей спине, ощущал ее костлявые руки на плечах, что уже перестал боятся ее. Она всегда рядом со мной, и она всегда вокруг меня - я видел много смертей. Многим из них причиной стал я сам, кого то не смог сберечь, кого то спасал, вытаскивая из огня. Я уже не знаю другой жизни, кроме как военной, мне не уютно в этом городе, тут все... Гнилое. Вон там, внизу, - офицер кивнул на улицу, - бродят наркоманы и бомжи, отбросы нашего общества, как это принято считать. А на самом деле тут почти весь город такой, люди, думающие только о своей выгоде, о карьере и бабках. Они не знают таких слов, как настоящая Дружба, Честь и Слава...
Хелмет замолчал, вздохнув и скидывая окурок на улицу, потом он снова приложился к бутылке, сделав несколько мощных глотков, вернул ее на стол, и, сожрав четверть лимона (да, сей фрукт был порезан именно на четыре почти одинаковых куска), добавил: - Если хочешь, можешь рассказать о своей жизни, о том, как ты стал таким, какой ты сейчас. Если честно, мне даже любопытно. Да, и не бойся моих глаз, они не совсем настоящие.
Любопытно, блин... Любопытно только то, откуда он тут взялся. Чертовы эксперименты ученых, они с этими безумными попытками сделать супер солдат скоро создадут нечто такое, что просто уничтожит этот милый мирок, сожрет его, переварит и сблюет. Возможно, мы даже сможем это нечто убить, а потом, на пепле старого мира возведем новый, где не будет места многим порокам старого мира. Бля, я становлюсь каким то забавным идеалистом.
Моряк слез с перил балкона, уселся в кресло, нагло закинул ноги на стол и скрестил руки на груди, продолжая смотреть на ночное небо. Его глаза чуть-чуть светились, отражая то ли Лунно-звездный свет, то ли лампочки окружающих окон... Вот только свет в них был светло-зеленым, именно так порой светятся глаза у кошек, только ярче намного, что и не странно - природа свечения в них была слишком различна. Глаз кошки создала Мать-природа, а глаз Фаера ученый на столе под микроскопом собирал, матерясь и обливаясь потом.
Из комнаты тихо играла музыка, где девушка на русском пела песни под гитару, слова которой как нельзя кстати подходили к этому моменту, а потому человек, понимая, что волк не понимает других языков, кроме английского, тихо начал подпевать, на английском уже, естественно. Может, мужчина обладал и не самым лучшим голосом и слухом, но пел он чисто, тут, как не странно, опять же сказывался его боевой опыт - в действительности, на ФОБе в перерывах между рейдами в горы и подготовкой делать было больше нечего. Получалось только бухать, вспоминать всех тех, кого похоронил, вспоминать как сам миновал объятий Костлявой, рассказывать про свою родню дома, думать о том, как тут, в этих чертовых песках Афганистана гибли русские пацана, которых правительство Союза послало сюда. Уважать этих мужчин и пить за их здравие и упокой, зная то, что после ввода войск Советов талибы на долгое время спрятались в норы, а в стране начали строить дороги, школы да больницы. И понимать, что сам, своей рукой, рушишь все то, что строил тут Союз. И петь. Тупо петь под гитару, когда бухло уже не лезет в горло, а орать от боли в душе хочется так, что лучше просто петь...
Хелмет сам удивлялся тому, что его тянет назад, в эту грязь и нищету, в крохотный мир, спокойствие которого способно взорваться за секунду фугасом на дороге, смотреть на седые горы, способные прочихаться свинцовым дождем при ясном небе, в мир, где каждый шаг сулит смерть, а каждая секунда может стать последней. Многие люди, привыкшие к гражданской жизни не смогли бы этого понять, они не знали ценам орденов на парадной форме Хелмета, они не знали, как дорог ему его наградной пистолет. Они не понимали, да и не хотели понимать чувства, которые живут в мрачной и черной душе человека, который ради их спокойствия и благополучия воюет в чужой, столь далекой стране. Стране, которая иногда, уже совсем редко, словно некоторые растения спорами распространяя свою заразу по миру, взрываясь терактами в тех местах, докуда спора смогла добраться.
Кошка-Сашка и Хельга Патаки, Будь на моей стороне
Час – разобраться в себе, пока еще тихо,
Собачья вахта, холодно, скоро рассвет.
В детстве в лесу рассвет пах земляникой,
Теперь пахнет водкой, и разницы в принципе нет.
Час будто ночь, одиночество старит год за три,
Сколько бы битв не кипело в твоей голове,
Здесь каждый сам за себя, только выживет вряд ли –
Дай мне надежду, будь на моей стороне.
Ты слышишь, будь на моей стороне,
Не надо приказов, я просто прошу,
Знаешь, у меня никого больше нет,
Я знаю вкус лжи, но сейчас я не лгу.
Даже когда на губах твоих кровь,
Даже когда я не прав,
Даже когда я веду безнадежный заведомо бой,
Даже когда ты не видишь ни целей, ни прав,
Даже когда не останется сил
И я упаду в крови и грязи,
Ты слышишь, будь на моей стороне
Всегда, потому что я так просил.
Знаю, что скоро утро взорвется рассветом.
И это будет последний мирный рассвет.
Здравствуй дружок, ты хотел быть поэтом?
Что же, прошу к амбразуре – теперь ты поэт.
Были артерии трас и оазисы станций,
Все, что увидеть успел запиши и пора,
Мирно живут только те, кому не за что драться,
Ты стал слишком взрослым, ты понял что это война.
Ты слышишь, будь на моей стороне,
Не надо приказов, я просто прошу,
Знаешь, у меня никого больше нет,
Я знаю вкус лжи, но сейчас я не лгу.
Даже когда на губах твоих кровь,
Даже когда я не прав,
Даже когда я веду безнадежный заведомо бой,
Даже когда ты не видишь ни целей, ни прав,
Даже когда не останется сил
И я упаду в крови и грязи,
Ты слышишь, будь на моей стороне
Всегда, потому что я так просил.
Ты слышишь, с грохотом падает небо
На плечи мои – мне долго не простоять,
Ты помнишь, ты же верил в поэтов,
Один я не воин, но вместе нас уже рать.
Ты знаешь, мои баррикады всегда пустовали,
Поэтому мне и не снятся лица друзей,
Ты веришь мне? Меня столько раз убивали.
Ни в чем не клянись, просто будь на моей стороне.
Ты слышишь, будь на моей стороне,
Не надо приказов, я просто прошу,
Знаешь, у меня никого больше нет,
Я знаю вкус лжи, но сейчас я не лгу.
Даже когда на губах твоих кровь,
Даже когда я не прав,
Даже когда я веду безнадежный заведомо бой,
Даже когда ты не видишь ни целей, ни прав,
Даже когда не останется сил
И я упаду в крови и грязи,
Ты слышишь, будь на моей стороне
Всегда, потому что я так просил.
Отредактировано Фаер (2014-11-06 13:58:34)