Это было сумасшествие.
Если бы Мона в здравом уме взглянула на себя сейчас со стороны, она бы очень удивилась своему столь не характерному для нее, безобразному поведению - распластавшись под тяжелым, закованным в толстые, костяные пластины телом юного мутанта, саламандра бесстыдно выгибалась, хрипло вскрикивала, вжималась спиной и бедрами в мускулистый, сотрясающийся от тяжелого дыхания торс умника, поддаваясь назад на коленях и взмахивая кончиком едва ли не сложенного вдвое хвоста, повторяющего волнообразные изгибы ее позвоночника и все лишь ради одной цели: получить как можно больше удовольствия от Донателло. Больше движения, резче, сильнее... И глубже! Она почти кусала губы, в блаженстве прикрыв глаза, сосредоточившись на тягучем, сладостном ощущении инородного тела внутри себя, стремясь уловить то пиковое ощущение от нового толчка, достигающего самого чувствительного участка напряженного и открытого для новых проникновений хода: громкий томный вздох перекликался с протяжным стоном наслаждения...
Девушка еще никогда не была такой требовательной к своему партнеру. Ящерица была конечно не из робкого десятка, и зачастую как-то незаметно сама склоняла своего любимого к откровенным ласкам и действиям, но до такой степени жаркой и всепоглощающей, даже животной страсти, дело еще не доходило. Пожалуй... пожалуй именно сейчас ей было просто жизненно необходимо почувствовать его так близко, так тесно, как только можно: просто прижаться и не отпускать до самого конца потому, что он ей очень нужен. Потому, что она его очень любит.
Она нуждалась в его объятиях и стремилась всем своим существом доказать это - может и нескромно, но кому до этого какое дело? Этому мутанту принадлежали не только ее сердце, или душа, но и ее тело, целиком и полностью. Гибкое и податливое, слушающееся каждого нажима широкой, шершавой ладони, ждущее только его ласк и послушное только его желаниям. Странно, что она никогда не размышляла в подобном ключе, что ее хрупкая жизнь может кому либо принадлежать. Свободолюбивая, гордая, Мона Лиза часто показывала себя крайне самостоятельной и ни в чем не нуждающейся. Но не в этот раз... Донателло доказал ей, как и много раз до сегодняшнего дня, что она сильно ошибалась в своих силах и была чересчур самоуверенной.
Кто я без тебя?
И ведь действительно... кто?
Одинокая, заплутавшая ящерица, которая даже не знает, как пережить еще один длинный день, не имеющая ни цели ни основания жить дальше, как есть. Мой единственный... Едва слышный вздох полный невысказанной нежности срывается с губ мутантки и сразу обрывается неприлично громким, по интонации даже жалобным стоном: тема нежности и любовного дурмана вновь уступила место похотливому желанию, от которого ящерица резче изогнулась под вплотную прижавшемуся к ней пластроном изобретателем. Честно говоря, когда она просила от Дона чтобы он перестал сдерживать накопившуюся в нем страсть, она  и представить себе не могла, насколько, вернее даже сказать, как сильно изменят ее приятеля эти слова.
Ледяной воздух неотапливаемого помещения коварно и беспощадно скользнул по взмокшей спине, вынудив Мону вздрогнуть, и на долю секунды зябко прихватить собственные плечи руками, пришлось при этом выпустить пурпурную, мятую ленту из рук - куда это ты? Разомлевшая и совершенно неудовлетворенная внезапным исчезновением желанного тепла тела любимого прямо над собой, Мона хотела было повернуть голову... но парень обрушился на подругу мощной лавиной, всей своей массой вдавив ее в мятые диванные подушки, резким рывком протолкнувшись вглубь саламандры до такой степени, что девушка, не смотря на животное удовольствие от полного, в буквальном смысле, единения, даже немного испугалась подобного натиска. Мускулистые руки оставив в покое ее порядком "измятую" талию, и с жадностью схватились за ноющие от переизбытка желания груди, а жаркое дыхание мутанта скользнуло по ее плечам, коварно перебираясь на шею одним долгим, упоительным, влажным поцелуем, скользя языком по и без того мокрой от пота чешуе. Волны пышной челки разметались по влажному лбу, приклеившись змеевидными прядями, неприятно касаясь кончиками уголков глаз, но в данный момент это было последнее, что заботило мутантку. Широко распахнув глаза, уставившись в потолок, Мона самозабвенно оглашала каморку короткими постанываниями, больше напоминающими крики, высокие, отчаянные: от ее голоса рядом, на столике со звоном дрожали стаканы, каким-то чудом еще не свалившись обезумевшим мутантам на головы.
Внутренний ход знойно горел, с охотой принимая совсем уж огрубевшие движения упругого члена черепашки, и каждый рывок, каждый удар мускулистых бедер, опасно сотрясал хрупкое тело саламандры, которое сам же Дон и крепко удерживал на месте, едва ли не вцепившись возлюбленной в шею зубами и так крепко сжимая в ладонях грудь, что было даже реально больно... Хотя... Равно как и парень, совершенно потерявший над собой всякий контроль, так и Лиза, полностью сосредоточенная на быстрых и хаотичных рывках подростка, распространяющих по нутру волны удовольствия, абсолютно не замечала боли, которую, помимо сладостного массажа девичьего лона, причинял ей гений, а если и замечала, то та лишь больше разогревала желание и добавляла остроты их совместным ощущениям. Одна когтистая ладошка непроизвольно сжала широкую кисть Донателло, прижатую к ее ребрам, то ли пытаясь помешать жестким, грубоватым ласкам, сдавливающим ее грудь, то ли наоборот, направляя руку мутанта, чтобы действия умника доставили ей еще чуть больше удовольствия. - Д-донни... - Она хрипло позвала его, в очередной раз прогнувшись дугой и шире расставив ноги в стороны, неловко подстраиваясь под неистовые движения партнера и старательно сохраняя устойчивое положение, чтобы смешно и нелепо не рухнуть от его напора лицом в подушки.
Конечно Дон не ответил...
Зато юноша рывком поднялся на колени и требовательно буквально вдавил дернувшуюся в смутном порыве следом возлюбленную ладонями в матрас. Мона была не в том настроении, чтобы вовремя огрызнуться на подобные бесцеремонные действия со стороны изобретателя, и даже наоборот, поощрительно промычала, прижавшись лбом к ободранной когтями обивке, находясь в предвкушении скорого феерического оргазма, зародыш которого уже некоторое время постепенно назревал в разгоряченном животе, ворочаясь и покалывая вздрагивающее женское естество.
Она покорно замерла, приподняв блестящие в лунном свете от влаги округлые бедра навстречу, невысоко, настолько, насколько вообще ей это позволили.
Сейчас подросток вел себя как необузданный, дикий зверь, жестко облапив подругу за пояс, да едва ли не оторвав в панике взметнувшийся дугой хвост саламандры в своем стремлении убрать со своего пути все, что мешало ему в полной мере ощутить призывно стенающую под ним мутантку и воссоединиться с ней. Проникновенные толчки стали еще более резкими, и странно, что стоя на коленях да в таком бешеном ритме овладевая подвывающей, изо всех сил вцепившейся когтями в вспоротое во многих местах ею же сиденье бывшего дивана саламандрой, как они еще на бок не завалились во время своих безумных игрищ.
- "Тише... тише..." - Пот катился градом, капая с кончика носа и собираясь в крупные капли на ложбинке ключиц, убегая промеж грудей по вздрагивающему от ударов мощного тела черепашки животу.

На грани финишной черты, когда разум и тело накрыла приятная, горячая волна оргазма, стерев на какое-то время любые лишние мысли, оставив лишь пламя и тягучее, вязкое удовольствие сопровождаемое неистовыми, полными наслаждения воплями, Дон опять резко навалился на нее, дернувшись вперед и захватив в кулак взлохмаченные кудри - к счастью дергать подругу за волосы забывшись в экстазе он не стал. Моне и без того ощущений хватало! Прошло то время, когда черепашка чего-то стеснялся перед своей ненаглядной... Какое там. Теперь мутант безо всякого смущения закончил половой акт, наполнив внутренний ход своей девушки собственной спермой, как бы грубо и дико пошло это не было, породив тем самым лихорадочное сокращение всех мышц и без того напряженного пресса глухо вскрикнувшей саламандры. Обмякшие стенки лона почти сразу же после того, как семяизвержение прекратилось, снова плотно обхватили все еще горячий, пульсирующий и влажный фаллос, но уже без былого стремления возобновить эротический массаж в глубину, и продолжить "согреваться доисторическими методами".
Громко, тяжело дыша, Мона чуть повернула голову на бок, кося слабо прояснившимися глазами на замершего над нею черепашку, не особо спешившего сразу по окончании наконец слезть со своей подруги. Но Мона его и не торопила, молчаливо наслаждаясь теплом его дыхания, опаляющего спину возлюбленной с бисеринами соленой влаги и ее взлохмаченный в воронье гнездо затылок. В пальцах Дона все еще запутались ее мятые пряди и саламандра осторожно потянула их на себя, освобождая плененные локоны и шумно вздохнув все так же, стараясь не потревожить юношу, плавно повела затекшими плечами покрытыми быстро исчезающими синяками, и мелкими ранками укусов.
Ох как это было... пылко... Так пылко, что все теперь страшно болело после этих страстных объятий.

Тяжелое, мускулистое, закованное в броню тело подростка грузно, устало сместилось на разломанный вдребодан диван, опустившись рядом с успокоившейся саламандрой, которая теперь могла свободно вытянуться, размять затекшие, ноющие конечности и перевернуться на бок, встретившись глазами с до крайности довольным и снова, нежным, ласковым, таким, каким она привыкла его видеть всегда, юным изобретателем. И только теперь мутантка ощутила тот зверский холод, порывом слабого ветра из  щелей ударивший ей прямо в спину... сейчас бы очень пришелся кстати горячий душ, но, даже если бы он и был, Мона слишком устала, чтобы даже подняться с этого подобия постели, что уж говорить о том, чтобы пойти куда то и совершать какие-либо действия. Она лишь вздрогнула, и инстинктивно придвинулась ближе, теснее, ближе к тяжело вздымающемуся, все еще сохранившему тот нестерпимый жар пластрону.
И все же холодно... Охотно подставив под ласковые поцелуи умника собственное плечо, ящерица утомленно обернулась, ища глазами сбившийся в ноги измятый плед. Все таки негоже так лежать, даже обнимая другдруга они будут подмерзать. Ночи пока прохладные, а после такого, с мокрым, вспотевшим телом, шутка ли... Не хватало еще чтобы Дон, кое-как избежав простуды после купания в холодной воде, заболел здесь, на чердаке, всего-то лежа на сквозняке вместе с саламандрой в обнимку.
— Красавица... — Взгляд янтарных глаз волей-неволей вернулся к улыбающемуся подростку. Рука юноши аккуратно скользила вдоль позвоночника ящерки, ненавязчиво поглаживая и успокаивая несколько напряженную девушку. В ответ на робкую улыбку девушки, влюбленный изобретатель лишь улыбнулся еще шире и запустил пальцы в торчащую спутанными пружинами пышную, каштановую шевелюру Моны. Ну хватит уже ее смущать.
Прикрыв веки, она доверчиво потянулась вперед, навстречу к теплому поцелую в лоб, и ни говоря ни слова, по-доброму усмехнулась, открыв глаза и глядя прямо напротив в раскосые, прикрытые немного сбившейся фиолетовой маской, лучистые, прозрачные, серебристые "луны". Слова изобретателя грели не хуже чем все его ласки и объятия...
Сильнее сжав широкую, мозолистую, огрубевшую ладонь подростка в своей, Лиза вплотную прижалась к черепашке, приподняв колени и спрятав лицо у него под подбородком. На мгновение она приподнялась, наградив поцелуем шрамы на ключице Дона, и обняв его за шею, снова опустилась, прижавшись щекой к теплым пластинам на груди. - Главное, не позволяй им забрать себя. А я то никуда от тебя не денусь, Донни. - Кончик хвоста ловко подхватывает потертое одеяло, и мутантка не глядя подтягивает его выше, кутаясь и немного ерзая в руках юноши, а после, ее губы мягко касаются подбородка гения, прежде чем улечься на его плечо и забыться приятным сном...
Без кошмаров и без страха... Вдыхая слабый запах машинного масла и кофе - именно так забавно пахла потрескавшаяся кожа черепашки.

- И я тебя очень сильно люблю...