Хан, конечно, с большим почтением относился к Мастеру и его методам ведения дел, и в принципе, понимал причины большинства даже самых странных его решений. Но вот что он решительно отказывался понимать, так это новое увлечение генной инженерией, разработкой так называемого, мифического мутагена, в которую теперь неудержимо  вливались огромные капиталы (между прочим, львиная доля которых шла из выручки Пурпурных Драконов), и все без видимого толка. Пара вшивых уродов с шерстью на заднице лично Хана не впечатлили, да и, кажется, быстро передохли, и блондину все чаще хотелось спросить Мастера – ну захрена? Не такими словами и без тонны сарказма в голосе, разумеется, но, тем не менее, вопрос был весьма животрепещущим для его простой натуры. Хан был обескуражен, Хан был возмущен, Хан был даже смущен – он хорошо знал, что у Ороку Саки отличное чутье на выгодное дельце и блестящие перспективы. Он знал это всегда, с тех самых пор, как совсем пацаном пришел в додзе обучаться боевому искусству, а в итоге вырос в далеко не последнего человека этого города. Саки разглядел его потенциал, поддержал амбиции и вот он здесь. Главарь сильнейшей криминальной группировки, настоящий отец мафии Нью-Йорка, Правая рука самого Шреддера, главы процветающего преступного синдиката «клана Фут»…. Вот откуда Хан знал о потрясающей интуиции Саки - личный опыт и постоянное наблюдение за работой Мастера не давали подвода его приспешнику усомниться в почти легендарном  чутье.

Но все же, вот с этими мутантами было что-то не так. Эти генные разработки... Какая-то тут осечка у Саки выходит, но в то же время, Хан опасается, что ему просто не хватает прозорливости Мастера, чтобы видеть то, что тот видит. И это смущает Хана, сдерживает его возмущение и сожаление об утекающих без отдачи финансов. Его ребята глотки резали ради этих длинных цифр на счетах организации, а в итоге толку как не было так и нет. Да еще эти уроды инопланетные, или откуда они там вылезли. Хану это не нравилось, и он подозревал, что все же дело тут не столько в перспективах, которые Шреддер якобы увидел за генной инженерией, а в чем-то гораздо менее уважительном. Например, простом желании уничтожить врага их же оружием. Клин клином вышибает, якобы. Что же до Хана, то он по-прежнему держался классики – военные разработки механического оружия. Ему не нужны были пушистые дегенераты, чтобы отправлять их в бой – черт их знает, что придет в башку этим созданиям, искаженным произволом чужого гения. Да как вообще можно доверять свою жизнь и миссию этим созданиям, которых, к тому же, еще и надо вооружить? Чем плохи простые честные ребята, прошедшие основательную подготовку? Нет, Хан не понимал новую приблуду Мастера. И это его огорчало. 

С чего вообще всегда такой рациональный, восхитительно циничный человек, как Ороку Саку, вдруг ударился в сущее детство (а ничем иным это Хан и не считал) и принялся тратить огромные средства на спонсирование всяких хитрожопых ученых, умело спекулировавших на этой слабости Мастера? Почему Ороку Саки так верит в то, что будущее будет за биотехнологиями? Даже не за ними. А за разнообразными уродцами, выращенными в пробирках и неясно как вообще поддающихся контролю. Может ли человек доверять нечеловеку? Простая душа Хана хоть и является весьма политкорректной (а что, полезность человека в их ремесле редко зависит от его расы, да и вообще, это Америка, детки), но вот делить право на  разумность с какими-то зверюшками искусственными, ей (душе, то бишь) гибкости не хватало, как и, в общем-то, желания адаптироваться под этот новый каприз Мастера. Хан и не пытался, из уважения к нему он лишь помалкивал о своих откровенно агрессивных сомнениях на людях, но честно выказывал их Ороку Саки наедине. В рамках приличий, разумеется. И эти его потуги оценили, по крайней мере, именно так Мастер начал свою речь, в ходе которой Хан с неудовольствием узнал о своей новой миссии. Крайне, верите ли, важной.
И вот он направляется на место встречи с их новым «союзником», которого ему следует узнать получше и оценить потенциал, и единственное, что как-то смиряло бешенство Хана по этому поводу, так это то, что в одном мастер был прав. Если этот уродец сможет произвести впечатление даже на скептично настроенного Хантера, значит, он действительно будет полезен клану. И если это действительно будет так, что ж, тогда он не будет чинить лишних препятствий. Ну, если, конечно, они сойдутся характерами…

---

Ну, по крайней мере, его облик не был чем-то новеньким да свеженьким, а то от очередной бурной фантазии ученого-фуррфага Хана бы точно затошнило, не иначе. Хан опустил голову и с высоты своего грандиозного роста мрачно, внимательно уставился на Эрика, разглядывая уродливого союзничка, которого предстоит немножко «потестировать» в реальной обстановке. Чем больше он смотрел, тем гаже себя чувствовал. Он считал себя ни много ни мало, а эстетом, и вид всякого рода мутантов причинял его чувству прекрасного изрядный дискомфорт, доходящий до устойчивой тошноты. Здесь же, слава Богу, смотреть было особо не на что.  В чем-то даже стандартный набор – зеленоватая, словно больного цвета, кожа, нелепый черепаший панцирь, уродливые конечности с гигантскими суставами, гадского вида морда и прочие составляющие суповой набор «черепашки-мутанта-ниндзя», которых, к слову, Хан видел только что не вживую. И о чем, кстати, не жалел совершенно – с него хватило других жертв аборта из лабораторий Шреддера, которых тот порой ему подкидывал, как деньжата своему отпрыску на кино. Даже и шоу прилагались.

Впрочем, эта черепаха явно выглядело старее тех дерзких юнцов, с которыми все никак не могли сладить новые фавориты Мастера среди ученой братии и его смышленая, но донельзя наглая и малоопытная дочь. Вообще, как ни посмотри, а этот старикан крайне подозрителен. Выглядит точь-в точь те уродцы, разве что прикидывается дурачком с другой планеты, не понимающим английский. Может, это их дедок-папаня, пришел помочь сынкам и теперь думает хитрожопо влезть врагам в тыл? Если так, то ты, папаша, уже мертв. Просто не знаешь об этом. От этой славной мысли лицо у Хана аж просветлело и озарилось улыбкой.

− Я слышал, ты не отсюда, - с терпением в голосе, будто говоря с душевнобольным или слабоумным, снисходительно обратился к нему Хан, прервав молчаливое созерцание друг друга, − И не знаешь язык. Это скверно, но то, что тебе надо будет делать, тебе знакомо, - медленно, словно катая на языке шоколадную конфету, говорит Хан, распираемый предвкушением чего-то жестокого. Кто-то из его ребят не сдержал глухого, замаскированного под кашель смешка – далеко не на каждой встрече Хан так показательно лоялен. Он еще не придумал как, но он попробует выяснить, что же это за тварь к ним прибило.

- Дайте ему что-нибудь прикрыть морду, - нетерпеливо велел он в сторону, а потом снова уставился на своего низкорослого собеседника, с ухмылкой наблюдая, как тому широким жестом от стены швыряют тяжелый, из плотной ткани плащ с капюшоном. 

− Лови! – запоздалое восклицание от предприимчивого доходяги и коротким рокотом прокатившийся смех обдает черепаху со всех сторон. На него нахлобучивают одежду, грубо тянут глубокий капюшон так, что теперь мутант словно в шорах, как лошадь, а внушительных размеров ладонь оттягивает ткань – Хан наклоняется, чтобы заглянуть в раструб и ухмыляется прямо в морду своему новому подчиненному:

− Маскировка, - снова этот снисходительный тон и неторопливая плавность в подборе слов, - Не вздумай снимать, пока я не велю. А теперь, - он кладет руку на, предположительно, плечо Эрика, и неуклонно толкает его веред, вынуждая зашагать впереди него. – Сейчас мы с тобой сядем в машину. Ав-то-мо-биль, - по слогам тянет блондин под довольные смешки своих верных прихехешников и выводит мутанта наружу, к черным машинам его банды. Им предстоит получасовая поездка  порт, в выкупленном складе которого ожидается небольшая заварушка.

− Что это у тебя там? – лениво, с небольшой долей интереса спрашивает Хан, аккуратно распаковывая крохотный марципан на своей ладони, − Словарь? Как мило. Угощайся, - он щедро предлагает мутанту угощение и внимательно смотрит, как тот отреагирует на нестандартное поведение. – Это еда. Пища. Смелее.