Баннеры

TMNT: ShellShock

Объявление


Добро пожаловать на приватную форумную ролевую игру по "Черепашкам-Ниндзя".

Приветствуем на нашем закрытом проекте, посвященном всем знакомым с детства любимым зеленым героям в панцирях. Платформа данной frpg – кроссовер в рамках фендома, но также присутствует своя сюжетная линия. В данный момент, на форуме играют всего трое пользователей — троица близких друзей, которым вполне комфортно наедине друг с другом. Мы в одиночку отыгрываем всех необходимых нашему сюжету персонажей. К сожалению, мы не принимаем новых пользователей в игру. Вообще. Никак. Но вся наша игра открыта для прочтения и вы всегда можете оставить отзыв в нашей гостевой.


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » TMNT: ShellShock » Заброшенные игровые эпизоды » [А] In the End (Immortals) [18+]


[А] In the End (Immortals) [18+]

Сообщений 1 страница 10 из 14

1

In the End as you fade into the night
Who will tell the story of your life?
And who will remember your last goodbye...
Cause its the end
And Im not afraid
I'm not afraid to die.

Дата и место: отдаленное альтернативное будущее; полночь, пустынные крыши жилых домов на окраине Манхэттена
Участники (в порядке отписи): Микеланджело, Мона Лиза, Ангел, Донателло, Эйприл О'Нил, Рафаэль, Алопекс, Ниньяра, Леонардо, Сплинтер, Шреддер, Караи

Краткий анонс:

Далеко не у каждой истории обязательно должна быть счастливая концовка. Иногда жизнь играет с нами по-настоящему жестокие шутки, вместо долгожданного избавления даруя бесконечный ужас, страдания и боль. И лишь смерть остается пугающе честна с нами — ведь на то она и смерть, чтобы подводить свой печальный итог всему, что есть на этой земле. И будь ты хоть десять раз бесстрашным мутантом и героем в панцирем, будь уверен, рано или поздно придет конец и тебе.

+2

2

— Теперь отдохни.
— Не до отдыха, нельзя останавливаться!
— Милый. Мой милый… Ты остановился уже очень давно…(с)

Закат…
Он видел его каждый день. Когда мог, когда была такая возможность, и ничто не мешало выйти на поверхность чуть раньше, чем глубокой поздней ночью. Он любил провожать взглядом исчезающее за горизонтом солнце.

Небо, окрашенное в розовые, золотые и багровые тона словно окутывало собой огромный, кроваво-красный глаз, постепенно  растворяющийся в сумраке и уступающий место соседке - белой луне. Тепло заходящего светила, касающееся веснушчатой зеленой кожи, было каким-то печальным, уже отдающим ночной прохладой, и Микеланджело, обыкновенная черепашка мутант так любящая встречать закаты и рассветы, всем своим существом тянулся ухватить это ускользающее тепло в свою ладонь. Может все-таки солнце, и луна - это одно и то же?
Перешагнув через все убеждения и открытия, настоящий мечтатель сможет отыскать в обыденности нечто до крайности чарующее, и даже пугающее. Достаточно подключить собственное воображение. Весельчак помнил все рассказы, сказки сенсея, касающиеся истории о возникновении небесных просторов, солнца, луны, звезд и по этому поводу у него была своя собственная теория. О ней знали немногие. Вернее, о ней вообще никто не знал. Хотя парнишка был всегда на редкость общительным и с радостью делился своими соображениями с семьей и друзьями, есть некоторые вещи, о которых вряд ли можно кому-то поведать, или показать. Ведь это настолько глубокое, и очень… личное что ли.
Он провожал солнце, когда мог, потому что оно умирало. Оно умирало, и после того, как в огненном шаре истекающем сияющей кровью разливающейся по небу заканчивалась жизнь, оно восходило снова, уже холодной, мертвой, бледной луной одетой в бесцветный погребальный саван. Как холоден и печален всегда ее свет. Как тускло, и уныло несут ее на себе облака, рисующие среди звезд, так похожих на блеск миллионов слезинок застывших на темной ткани ночного покрывала, свои неповторимые, затейливые серебристые узоры. Они ее хоронят, наверное, да? Эта долгая процессия, этот плач по мертвому светилу заканчивается, когда луна исчезает во тьме, и наступает утро, когда появляется новое солнце. И Майки очень надеялся, что новое солнце было той самой луной, воскресшей, как проснувшейся от долгого, безжизненного печального сна и засиявшей краше и чище предыдущей себя. Если это так – значит можно ничего не бояться в жизни. Как солнце умирающее каждый день и воскресающее, мы все вернемся в этот мир когда-нибудь.

Просто живем мы на земле чуточку дольше, чем наше великое светило.

Эти мысли посещали его каждый раз, когда он грелся под последними лучами, молча уставившись вверх, широко распахнув глаза, чтобы не пропустить того момента, когда наступит ночь. От этого становилось чуточку грустно. Но парень слабо улыбался этим мыслям, намеренно разгоняя тоскливые нотки и думая больше о завтрашнем дне с новым рождением любимого солнышка – и это были хорошие мысли, между прочим. А ведь им предстояла нелегкая ночь впереди, и пока, он как мог, наслаждался теми спокойными мгновениями, секундами, минутами и часами, что были у него в запасе, прежде чем он спуститься вниз, в канализацию, к братьям, отцу и друзьям, чтобы начать подготовку к последнему, решающему бою. Ну и пафосно это звучит Майки.
Разве этих «решающих боев» не было на их счету великое множество? Пожалуй… пожалуй он не волновался о проигрыше, хотя и победить было бы неплохо, да?
Улыбка становится чуть шире, и черепашка расслабленно прикрывает глаза, вдыхая полной грудью прохладный, тяжелый, свежий воздух, в котором чувствуется приближение грозы. Шреддер не сможет их одолеть, Майки был в этом уверен. Ведь они братья, и не только в кровном смысле, они все, и остальные ребята тоже, одна большая семья. Даже Караи, стала частью их семьи, а что может быть крепче этого? – «Шреддер, ты можешь быть отличным бойцом, но тебе не победить огонь в наших сердцах.» - Не одолеть всесокрушающую силу любви, связывающую их крепче любых возможных пут и защищающую Хамато и тех, кто был рядом с ним. Саки навсегда лишен такого счастья. И этой черепашке было его… жаль.
Но жалость к несчастному воину с несчастливой судьбой не отменяла того, что Микеланджело и его братья собирались сделать  сегодня ночью, встретившись с ним лицом к лицу. Убийство это жестоко, и, как всегда учил их сенсей, не выход… но может солнце Ороку Саки взойдет куда более светлым и чистым, чем оно есть сейчас. Это был единственный выход – в противном случае однажды он убьет их.

Ни за что. Этого не будет!

Микеланджело резко сел на своем месте, сурово нахмурившись и уставившись в пустоту прямо перед собой. И все-таки ему тревожно. В голове мутанта, как на небе, медленно сгущались тучи, по мере того, как близилось то самое время, когда всем будет уже не до размышлений… Подросток замечает знакомый пушистый хвост, мелькнувший прямо за соседней колонной, рядом с забравшимся на архитектурное строение, напоминающее театр, Микеланджело. Но весельчак не в состоянии беззаботно улыбнуться своей подруге, решившей составить одинокой черепашке компанию, равно как и убрать со лба глубокую, хмурую морщинку, прочно засевшую промеж бровных дуг черепашки.
Она просто молча садится рядом и ни о чем не спрашивает. Понимающая...
Белая, пушистая, и такая хрупкая. Похожая на невесомое голубиное перышко. Алопекс аккуратно обхватывает мускулистую руку подростка и утыкается в нее своей ушастой мордочкой, все так же безмолвно, нежно прижимаясь к юному ниндзя, согревая теплом своего тела и, плотным, белоснежным мехом редко вздрагивающего от порывов ледяного ветра юношу, гибко обхватив его своим пышным хвостом. Ее шерсть слабо колышется под усиливающимся ветродуем, щекоча чешуйчатую, голубовато-изумрудную кожу черепашки. А потрепанные концы ярко-оранжевой ленты, в свою очередь развеваются на ветру, нервно дергаясь и извиваясь плоскими, серпантинными змеями, исчезая на столь же ярком фоне закатного неба.

- Будет дождь. – Тихо выдыхает черепашка, обхватывая в ответ на ненавязчивые объятия лисицу за плечи и придвигая ту ближе к своему мерно вздымающемуся пластрону. Его дыхание касается кисточки взлохмаченного заостренного уха мутантки и она смешно, по-кошачьи им дергает в сторону. Так и хочется схватить пальцами за самый их кончик и шутливо потрепать. – Не замерзла?
Пора идти.
Он медленно поднимается на ноги, все еще крепко держа маленькую когтистую ладошку девушки в своих несколько замерзших руках, осторожно переставляя на узком карнизе широкие, кажущиеся неуклюжими огромные ступни. Скользко… - Осторожно Ло, не упади, - Он рассеяно смотрит вниз, туда, где виднеется мокрый асфальт отбрасывающий блики от красноватого свечения за их спинами, а так же суетливо перебегающие по просторным улицам ни о чем не подозревающие люди. Забавно. Отсюда они словно крошечные муравьи. Неожиданно подросток широко улыбается и, низко наклонившись, просто берет этот невесомый комок белоснежного меха на руки, - Но если вдруг будешь падать… Я тебя подхвачу. – Тихо посмеиваясь, произнес он, неожиданно  резко прижавшись веснушчатой физиономией к лохматой макушке песца, задорно дунув ей в виднеющийся черной пуговкой кончик носа, после чего ловко, не забыв бахвалисто выпрямить свою по природе своей и без того сгорбленную спину,  спрыгнул на уровень ниже, подобно гигантскому кузнечику.
Все будет хорошо.

***

- Отец?
Микеланджело осторожно, крадучись проникает в доджо, как-то виновато заглядывая в лицо медитирующего Йоши, неподвижно восседающего в тени японского, почерневшего древа и бесшумно опускается рядом с ним на колени, неловко сложив руки перед собой. За спиной он слышит напряженные голоса братьев: Лео говорит о стратегии, советуясь с Доном, а Рафаэль с лязгом точит острия саи, в мрачной тишине обдумывая свои дальнейшие действия, вместе со столь же молчаливым Кейси напротив, поглаживающим любимую биту и проверяющим набор своего оружия. Эта гнетущая, боевая обстановка дома порождала в весельчаке какую-то… неуверенность. И конечно первый, к кому подошел весельчак, миновав громко обсуждающих планы ребят, был сенсей.
Здесь тихо.
Дерево в их убежище мерно шелестело листвой у них над головами, даруя успокоение звучанием перешептывающихся в вышине листьев. Молодых, зеленых, свежих. И как оно пережило все то, что пришлось на его судьбу. Пожары, нападения, разруху в родном гнезде, когда, казалось, все пропало. Оно не сломалось, и не засохло, возродилось со временем, залечив свои раны. Как и Мастер Сплинтер, вопреки всему, что с ними было.

- Да, сын мой? – Подросток некоторое время молчит, склонив голову на грудь и приподняв плечи, усыпанные черными точками веснушек, напоминающих  маковые зерна. – Ты хочешь помедитировать со мной, сынок? – Хриплый голос учителя звучит до того ласково, и нежно, что у юноши сердце дрогнуло, а на глазах предательски заблестела влага. Как редко он разговаривал с черепашками в таком нежном тоне, что сейчас весельчак внезапно ощутил себя маленьким, шестилетним черепашонком, подошедшим к кровати отца в самый поздний час и настойчиво дергающим одеяло на ложе родителя, требующий к себе его внимания.
- Нет, папа. – Микеланджело не совсем понимал смысла медитации, тем более-теперь, когда невозможно  успокоить натянутые звонкой тетивой нервы, пронизывающие тебя от макушки до пят. Может у Мастера это и получалось, но не у Майка, нет.  Он использовал другие методы, не менее действенные чем медитирование в тишине. Паренек порывисто обхватывает пожилого мутанта обеими руками, заключая его в кольцо объятий, уткнувшись в жесткую, щетинистую шерсть, на груди замершей от неожиданности крысы…
А затем морщинистая, бледная, покрытая шрамами тонкая ладонь аккуратно опускается на голову притихшего весельчака, поглаживая его по гладкой макушке. – Я хочу обнять тебя…

Спустя пару минут, обладатель оранжевой банданы покидает умиротворенное и тихое доджо, направляясь широким шагом прямо к негромко спорящим старшим братьям с таким видом, будто решительно обязан сказать им нечто очень, очень важное. И бессовестно ворвавшись прямо между ними, прервав их оживленную беседу парень обхватывает руками братьев за шеи, на мгновение, повиснув в воздухе между ними и тут-же вынудив их склониться вперед, отчего три одинаковых, безволосых макушки с тихим стуком сталкиваются вместе, на секунду породив легкую боль в ушибах на месте неуклюжего столкновения.  Черепашка с черными веснушками жмуриться, с силой прижимаясь лбом к таким же чешуйчатым лбам изобретателя и лидера, едва не задушив их своим крепким захватом. Он чувствует, как ребята, немного повременив, осторожно кладут свои руки поверх его панциря, обнимая весельчака и друг-друга, и слышит едва различимый звук шагов подошедшего к ним вплотную саеносца. Пылкий и угрюмый Рафаэль…. Его большие лапы буквально охватывают всю троицу разом, а совместное теплое дыхание затрагивает свешивающиеся вниз четыре ярких ленты, раскачивающиеся посередине, между кольцом из бронированных тел юных мутантов. Краем глаза Майки замечает  темный, угловатый, нескладный силуэт Джонса, стоящего рядом с обнимающимися черепашками и положившего руку в перчатке на массивный панцирь саеносца.
- « У тебя нет этого, Шреддер» - В очередной раз пронзает его сознание воодушевляющая мысль, и он очень надеется, что остальные думают так же.
- Мы справимся.


Небо еще сохранило те угасающие яркие краски.
Микеланджело крепко сжимал в кулаке древко с серповидным лезвием, отражающее последние лучи на глянцевой поверхности, а внушительная, толстая цепь свободно спущена до самой земли. Радом с ним Алопекс агрессивно скалиться в сторону сгруппировавшихся темных силуэтов, выстроившихся в ряд напротив команды вдоль всей поверхности крыши, мигая красными огнями визоров.
Но взгляды ребят и учителя устремлены вовсе не на них, а на колоссальную фигуру, облаченную в роскошную броню, с рогатым шлемом на голове и перчатками, украшенными бритвенно-острыми, неимоверно длинными лезвиями от одного вида которых бросало в холодный пот. И еще большую дрожь в коленях вызывал владелец этого жуткого снаряжения, нагло, насмешливо взирающий на группу подростков и крысу. С таким видом смотрят на термитов, на паразитов под ногами. И, тем не менее, Ороку Саки понимал, что его противники пускай и молоды, но крайне назойливы. Они много испили его крови и должен был когда-нибудь наступить этот час расплаты, к тому же они переманили на свою сторону его чадо… главный трофей всей его жизни! И может быть Майк понимал его злость, но, так же весельчак понимал, что никто не даст Шреддеру и дальше измываться над ними, над их друзьями, над Караи.

С этим действительно надо покончить, и в этом было соглашение с обеих сторон. Здесь и сейчас.

Его свободная рука осторожно обхватывает предплечье лисицы, и он ненавязчиво пытается задвинуть ее назад, быстро бросив на нее успокаивающий взгляд и делая шаг вперед, в одну линию с братьями. Их оружие в боевой готовности, и на сей раз они и  не думали щадить противников: обнаженные ниндзя-то, нагината, острия отточенных саи и загнутый серп кусаригамы были красноречивее слов, как и решительные, тяжелые взгляды исподлобья. Девушки были оттеснены парнями за крепкую защиту их панцирей, и так же не обделены достойным оружием – они все прекрасно обучены, натренированны и сумеют не только постоять за себя, но и прикрыть тылы юных ниндзя, в этом каждый из них был уверен. Этот строй был согласован заранее и пока никто не решался нарушить его и броситься первым с боевым кличем вперед. Мастер и Кейси по обе стороны от четверки мутантов, сумрачно разглядывая своих противников.
Все ждали какого-то… сигнала?   
Никто и понятия не имел, когда они закончат эту бессмысленную игру в гляделки.
Клан Хамато никогда бы не развязал войну и не ступал навстречу к так обожаемому Саки насилию. Это не они ее начали, но если так уж случилось – их позиция это защита, а не нападение. Защита с одной только целью – выжить.
Первые ледяные капли падают на открытые плечи юного мутанта и сбегают вниз по напряженным, вздутым мускулам, вплоть до побелевших костяшек пальцев, стискивающих в кулаке шершавое древко с вытертой обмоткой. Громовой раскат, вместе с молнией разрезавший давно хмурящееся небо надвое и был сигналом к началу боя.
Голос Шреддера звучавший как из-под земли, почти потонул в невообразимом грохоте – УБЕЙТЕ ИХ! – В то же мгновение потонул в шуме лязга металла, скрипе железных частей и громких криках солдат, прыгнувших вперед, замахиваясь для смертельной атаки. Пора дать достойный отпор. На зеленых физиономиях подростков украшенных рваными лентами масок возникает характерный яростный оскал, раскосые, злобно прищуренные глаза братьев заволакивает знакомая, белая пелена, возникающая в моменты решимости, и низко склонив головы, ребята бросаются вперед, на ходу вскидывая собственное оружие чтобы отразить первый бросок.

Микеланджело тяжело воспринимает чужую кровь на своих руках, но чувствует… так надо. Парень слышит подбадривающие слова Сплинтера почти над самым ухом, исполненные горечи, но такие твердые и уверенные – крепись, мужайся парень, ты ниндзя, для тебя смерть не должна быть чем-то сверхъестественным и отталкивающим, хотя и последним, что их отец хотел бы показать своим чадам. Подросток закрывает глаза и стискивает зубы до скрипа, захлестнув цепь на горле одного из рядовых солдат, прижимая того к своему пластрону. Тот барахтается, цепляется руками за толстые железные звенья, захлестнувшиеся у него на шее, и не позволяющие дышать… Майки ненавидит себя за это. Ненавидит, за то, что отнимает чью-то жизнь. Он знает, что так надо, ведь этот ниндзя с легкостью бы воткнул клинок ему в грудину и не дрогнул бы – но хладный труп, мешком упавший к его ногам заставляет его на несколько секунд впасть в ступор от немого отчаяния. Черт… Зачем? Почему он это сделал?
Шершавая ладонь одного из братьев тихонько касается его нервозно вздернутых плеч, парень даже не понял, кто конкретно до него дотронулся, но весельчак послушно вздрагивает, оживая, прекращая изображать из себя плачущую Санта Марию, и суетливо подтягивает к себе позвякивающую цепь, раскручивая кусаригаму над головой, перепрыгивая через замахивающегося на него ниндзя, метя серпом на конце древка прямиком в спину скрипучего футбота. Словно заправский гарпунер, подросток со свистом выбрасывает оружие на расстоянии вперед, слыша, как серп цепляет металлические части, и одним рывком опрокидывает опасное механическое создание Саки.
Роботы не люди, они ничего не чувствуют. Юноша не испытывал ничего, кроме злости, смачным пинком снося механические головы и вырывая «внутренности» из их тел в виде спутанных проводов и микросхем.
Подросток в ярости кричит, грузным снарядом снеся, как кегли, выстроившихся в рядок людей в черных костюмах, прорываясь к братьям, и с размаху едва не врезается головой в чью-то спину, к счастью, крепкие руки Рафаэля вовремя уперлись обезумевшему от гнева весельчаку в пластрон, так что подросток просто не успел получить сотрясение мозга от столкновения с чужим панцирем. Майкстер беспомощно замер, растерянно глядя на брата, испачканного в крови… и его саи, от вида которых Микеланджело почувствовал, как поперек горла встал тошнотворный комок. На них были куски чьей-то плоти…
- «Держись Майки».
- Я в порядке бро, - Коротко кивает владелец нунчак, стыдливо отводя глаза в сторону и не пытаясь вырваться из чужой хватки. Соберись Майк, сосредоточься. Это же не сложно.

Он рыщет взглядом среди мелькающих мечей и глаз, те глаза, которые заставляют почувствовать себя героем. Маленькое, белое пятно, юркое и ловкое, его не сложно разглядеть среди черно-красного месива, окружающего его со всех сторон. А вот и она, грациозная воительница с пушистым хвостом. С ней все в порядке, слава богу. Рядом с нею дерется Дон, его нагината свистит в воздухе, разрезая врагов как нож масло. Рядом с ним Ло будет в безопасности. А что насчет остальных? Кажется, Лео прикрывает Караи, Мона Лиза за спиной Мастера Сплинтера, а Эйприл и Ангел защищают Ниньяра и Рафаэль – они, то сближаются друг с другом, то, словно бушующие под громовые раскаты бури волны, сходятся вместе, чтобы сражаться плечом к плечу. Но где Джонс?
- КЕЙСИ! КЕЙСИ, ГДЕ ТЫ? – Подросток отчаянно вертит головой по сторонам, выискивая в толпе знакомую маску с намалеванным жутким черепом, пугающим не меньше, чем грозные стеклянные «взгляды» визоров ниндзя Фут. – Ребята, - Он сунул два пальца в рот, привлекая внимание ближайших к нему друзей. То есть Алопекс, и Дона, отвлекшихся от своего «увлекательного» занятия, разнося новую волну противников. – Я не вижу Кейси, прикройте меня! – Он махнул рукой, с захваченными в кулак нунчаками, и рванул вперед, ближе к тому месту, где кажется, видел их пылкого приятеля с клюшками. Пестрая маска снова показалась где-то рядом…
Почему плотное скопление ниндзя как то редеет, освободив немного места и «обнажив» главную фигуру действа, освещенную яркими всполохами молний. Шреддер что… отступал?! Зачем? И почему он остался без защиты, одиноко красуясь перед всеми на пустом поле, кажущийся таким уязвимым? Здесь что-то не так.
И пока Микеланджело медленно соображал, в чем состоит коварный план Саки и его приспешников, долговязая тень в хоккейной защите плавно отделилась от толпы, и с парочкой тяжеленных бит наперевес помчалась прямиком на застывшего памятником всему злу существующему на свете белом Шреддеру.

- КЕЙСИ!
Панический голос перепугавшегося и выронившего кусаригаму из рук подростка взвился до высот, и, как и некогда глухой бас Ороку Саки, сразу же потонул в громе и шуме усиливающегося дождя, нещадно хлеставшего юношу по панцирю и по побледневшим щекам.
Все, что мог сделать на тот момент подросток, все, что он хотел сделать тогда – это спасти своего друга от неминуемой гибели, едва заметил блеск небольших, но чрезвычайно опасных бомб, не понаслышке знакомых ребятам,  в руках главы клана Фут, подманивающего разозленных ребят к себе, показывая свою некую обманчивую покорность и доступность. Майк не знал, что хотел сделать Кейси, наверняка вторая горячая голова в их компании намеревался изрядно достать и вымотать гиганта Шреддера, обрушив на него град ударов своими клюшками и битами, показав все приемы, что у него были в запасе, храбрый, глупый, отчаянный, и, может у него бы что-то и получилось…
- СТОЙ! ТАМ … - Парень без лишних слов бросился  наперерез юному хоккеисту, разведя руки в стороны, будто бежал для того, чтобы устроить Джонсу нежные, безобидные обнимашки. Хотя на веснушчатом лице с широко раскрытыми в половину физиономии глазами отражался подлинный ужас, страх за жизнь ничего не подозревающего Кейси. Весельчак быстро прикинул, что может успеть подрезать друга и схватив в охапку, укатиться куда-нибудь подальше… Он допускал покореженный панцирь и многочисленные раны, которые он получит в последствии, но хотя бы все останутся живы!

Сначала Майку показалось…
Что он ослеп и потерял слух. Он не успел закрыть глаза от ослепляющей, желто-белой, с багровыми всполохами пламени внутри вспышки, образовавшейся прямо перед ним. Грохот взрыва стоял в ушах, в итоге сменившись абсолютной тишиной, а перед ним все полыхало… Свет, словно заполнил собой каждый уголок вокруг него, и подросток бестолково заморгал, пытаясь различить хоть что-то сквозь эту непонятную пелену, смаргивая слезы и... что-то еще. Все такое белое, ватное, мягкое… Он что-то должен был сделать вроде бы. Почему ему стало так тяжело думать? Что он должен был сделать?
- К… - Подросток пытается выговорить имя друга, хмурясь и морщась… и это вызывает ужасную боль. На губах, на груди, на руках, на ногах – везде стала распространяться невыносимая, жгучая боль, от которой хотелось кричать. Но, почему то, он не мог произнести ни слова, все так же немо таращась в пустоту, постепенно начиная различать слабые  очертания, сквозь этот туман. А еще он видел огонь. Костер, сжигающий до пепла что-то… или кого-то.
И… Кажется у него что-то на лице. Что-то липкое и в то же время тяжелое, черт, мешает видеть.
Надо бы убрать, наверное, да?

По лишенной банданы, соскользнувшей с лица пошатывающегося Микеланджело ставшей подобной мелу по цвету физиономии, густо стекала вязкая, липкая жидкость, пробегая обильным ручейком по переносице вниз, скапливаясь мелким озерцом на изгибе, и убегала к подбородку. Обломок металлической трубы, одной из тех, что так часто мы видим на крышах домов, не привлекающей обычно ровным счетом никакого внимания, крепко засел в черепе черепашки, прямо между в удивлении и испуге приподнятых бровных дуг. Острый металл ровно и аккуратно  разрезал окрасившуюся багровым яркую, оранжевую, сейчас уже несколько потемневшую из-за сильного ливня ленту, и та медленно скользнула рваной тряпкой по карапаксу черепашки вниз, пока не шлепнулась невзрачным обрывком ткани, в капающую под дрожащие ноги подростка алую лужу, в итоге полностью в ней утонув…
Многочисленные ожоги, оставшиеся после взрыва на теле подростка, равно как и помятый пластрон, в который прилетела кирпичная крошка, оставившая несколько мелких ран и на лице шутника, были просто смешными, по сравнению с этим ужасающим «украшением», торчащим посреди лба подростка, из которого хлюпающими брызгами хлестал фонтанчик крови.
- «Панцирь…» - Это все, что мог выжать поврежденный мозг черепашки. И то, с огромным трудом, прежде чем он, закатив полуслепые глаза, на радужке которых плясали размытые багровые разводы, и рухнул лицом вниз в холодный, бетонный пол площадки.
Правда, его тут же перевернули, начали перекладывать. Слов он не слышал, да и лица склонившегося к нему брата и Алопекс, едва различал. Кажется кто-то взял его за руку, которой он даже  не чувствовал, лишь ощутил слабый отголосок боли в том районе, где, по его соображениям у него была ладонь… или нет? Как тяжело думать. Мысли ворочались как камни, да и на какие-то неправильные, не целые. Перед глазами плывут образы совершенно далекие от того места, где он сейчас находился, как бы он не пытался сфокусироваться на происходящем. Это приносило лишь боль. А там, когда он… отвлекался, он видел что-то светлое, теплое… в вышине, где то за пределами ровных полос струй, бьющих прямо в лицо, за хмурыми тучами, еще выше, еще дальше. Где-то там сейчас было мертвое солнце. Он не чувствовал как коченеет его уже давно онемевшее тело.

- Д… - К нему кто-то склоняется ниже, пытаясь вслушаться в едва слышный, хриплый шепот, слетающий с пенящихся кровавыми пузырями потрескавшихся губ того, кто был когда то братом, другом, сыном и любимым, а теперь превращался в пустоту… Он хотел сказать «дождь и луна», единственные его спутники, которых, почему-то мог различить в постепенно надвигающейся темноте. Он тянулся к свету, к этим последним лучикам.
Он не хотел умирать.
- Донни… Л… Ло… - Он надеялся, что они вернут его обратно, что он сможет их снова увидеть, но, он лишь чувствовал их рядом – жалкий, слепой и беспомощный. Как же больно. И как мешает эта дурацкая, жутко тяжелая штука во лбу… Вытащите ее… - Выта… - Он давится судорожным кашлем от собственной крови, хватая последние крупицы воздуха, но лишь больше захлебывается… слабо дернувшись напоследок в руках брата, подросток издает хриплый, булькающий вздох, и замирает в этих объятиях, разглядывая застывшими черными точками зрачков затянутое тучами небо, в ожидании того дня, когда он снова сможет возродиться, как это делает солнце.
Просто ему нужно немного больше времени.
Все будет хорошо.

+4

3

http://s7.uploads.ru/CocDH.png
И когда ты утешишься (в конце концов, всегда утешаешься), ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнёшь окно, и тебе будет приятно... И твои друзья станут удивляться, что ты смеёшься, глядя на небо. А ты им скажешь: "Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звёзды!" И они подумают, что ты сошёл с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю...

Чтобы выйти на поле брани – нужно уметь драться.
Чтобы уметь драться – нужно много, долго и упорно тренироваться.
Чтобы нормально тренироваться – нужно хорошо владеть оружием.
Увы, Мона Лиза не могла похвастать своими профессиональными навыками ниндзюцу , которым ее обучали с младенчества, а, как ей казалось того времени, что ей было отпущено, совершенно недостаточно, чтобы разглядеть в себе куноичи. Эйприл со своим боевым веером и то обращалась увереннее, чем саламандра с копьем, которое некогда выбрала себе для защиты. Прямое, крепкое, удобно укладывающееся в перепончатую ладонь девушки, с утяжеленным, цельным наконечником с зубчатым лезвием, с свободно позвякивающим кольцом, к которому привязана грязно-розовая лента с характерным знаком Клана Хамато. Черный силуэт цветка словно бы прожег рваную ткань,  развевающуюся боевым знамением, когда саламандра поднимала дохоко наконечником вверх. Выглядело весьма пафосно и красиво, а при умелом обращении, еще и невообразимо эпично.
Но только не в этом случае. Кроме гордой позы со своим суровым оружием, мутантка предпочитала не полагаться на него вовсе, предпочитая увороты и сильные удары ногами нападению с пикой наперевес. Но  и не отказывалась от оружия совсем, всегда придерживая дохоко за своей спиной.
Неуверенность, с которой ящерица обращалась с оружием, была замечена Мастером Сплинтером, а затем и Ниньярой, которая буквально «выцыганила» у пожилого мутанта разрешение лично натренировать саламандру. Начались долгие и утомительные недели тренировок, и нельзя сказать, что  практика с лисицей не приносила никаких плодов – Лиза научилась у рыжей плутовки множеству полезных и коварных приемов, но то, ради чего это все и затеивалось, так и не произошло – мутантка все еще предпочитала собственное тело, чем клинок.

В конце-концов Ниньяре просто надоели эти бесплотные попытки приучить упрямицу уверено держать древко копья в руках. Убеждения не помогали,  тренировки со всеми членами команды по очереди – тоже… - Хватит  так делать ногами, - Раздраженно рявкнула куноичи, делая шаг назад и без особого труда блокируя очередной удар подруги, скрестив кисти перед собой, и хватая ящерку за ступню, чтобы оттолкнуть запыхавшуюся Мону от себя подальше.
Из лисицы был строгий учитель, требовательный, хладнокровный, и временами даже жестокий, гораздо суровее и жестче чем старик Йоши. Но в пылкой и неугомонной девушке и не хватало некоторой дисциплины, которую сурово прививала ей грозная воительница востока. – Выпрями колени. Почему ты опять не защищаешься? – Куноичи выпрямилась, закинув на плечо тренировочный деревянный меч, с которым управлялась не хуже, чем с любым другим оружием – одинаково ловко, грациозно, и, черт возьми, больно. Ее холодные, пронзительно-голубые глаза осуждающе взирали на потирающую синяки мутантку сверху вниз, и Моне становилось откровенно говоря не по себе от этого взгляда.
- Я защищаюсь, - Огрызнулась ящерица, угрюмо зыркая желтыми угольками глаз из-под волнистых, падающих на покрасневшую салатовую мордашку прядей.
- Не так, как надо. – Отчеканила лисица, перекладывая древко на другое плечо и яростно, нервно  размахивая пышным, полосатым хвостом, - Я говорила тебе не один раз – иметь гибкое тело и хорошую реакцию это одно. Но не всегда складывается все так удачно, что можно «упрыгать» от противника. Порой нас спасает только наше оружие, - Она показательно, со свистом раскрутила перед собой бутафорский клинок, едва не ткнув его кончиком сумрачно внимающей саламандре прямо в нос, - Которое ты отказываешься использовать по назначению.
- Я не…
- Тихо. – Мрачно пресекла поток оправданий Ниньяра, замолчав и задумчиво покрутив головой, словно искала что-то… Или кого-то. В зале было пусто, и кроме нее и ее зеленой ученицы ни души, не считая мирно дремавшего у свечей, подставив свое рыжее пузо под их тепло Кланка. – Стой здесь. – В приказном тоне скомандовала притихшей мутантке она, и удалилась прочь из доджо, предусмотрительно оставив вместе с ящерицей и свой деревянный меч, прислонив его к стенке. Лиза даже присесть и ворча осмотреть свои растворяющиеся на бледной коже гематомы не успела, как рыжая куноичи уже вернулась обратно, решительно волоча за руку следом за собой… нет, не Рафаэля.

Донателло подозрительно озирался по сторонам, очевидно, не совсем понимая, почему его отвлекли от работы, а главное зачем. На нем был привычный всем просторный медицинский халат, очки… В общем «костюм» совершенно не соответствующий окружению и двум боевым девицам, одна из которых с любопытством, а другая,  просто недоумевая смотрели на него. – Я… могу чем-то помочь? – Опасливо пробормотал черепашка, судя по всему предчувствуя, что настойчиво вытолкнувшая его из родной лаборатории пушистая, темноволосая «опасная женщина»  притащила его сюда далеко неспроста, причем предварительно тактично промолчав, видимо, чтобы не спугнуть ненароком доверчивого подростка.
- Да. – Как же Моне не нравится эта самодовольная ухмылка, порой возникающая на ехидной, остроносой лисьей морде, так притягивающая к себе мужчин. Отчасти такому вульгарному шарму, где-то в глубине души мутантка немного завидовала, но больше, разумеется, это ее раздражало. – Раздевайся.
Стоило видеть, как вытянулись в изумлении лица юного изобретателя и его хвостатой, желтоглазой подруги. Но прежде, чем ребята хором успели поинтересоваться, зачем это надо, куноичи громко, беззаботно рассмеялась. -  Наивные. Для тренировки конечно. Где твой посох, Донни? – Ее грациозная, кажущаяся хрупкой и одновременно очень сильной ладонь, незаметно перехватывает искусственный «клинок», чуть подбросив его и крепко стиснув свои пальцы на шершавом струганном дереве в основании рукояти.
  - А… это… - С явным облегчением выдыхает шестоносец, устало улыбаясь, и неловко потирая затылок, при этом, уже начав свободной рукой стягивать с себя мятый халат, - Я сейчас схожу за ним. - Спокойно отзывается парень, сняв с себя верхнюю одежду и перекинув оную через локоть, намереваясь, как и говорил, быстро сходить за своим оружием и с удовольствием помочь девушкам в тренировке, да не успевает даже шага сделать в сторону дверей, как Ниньяра, с коротким, одобрительным хмыком, делает ему неожиданную, подлую подсечку, из-за чего юноша с широко распахнутыми глазами неловко, гулко шлепается панцирем о бетонный пол доджо… За что, Ниньяра?!
Он обиженно смотрит  поверх собственного плеча на отступившую в сторону куноичи, и начинает медленно подниматься с колен, не совсем понимая, что это вообще только что сейчас было.
Лиза, онемевшая от возмущения, наполовину скрытая пышным лисьим хвостом, потрясенно смотрит в стройную спину обучающей ее воительницы. Ты что творишь?!

Донателло почти поднялся, когда на него обрушился новый удар коленом в обнаженный пластрон, а затем еще, теперь уже закругленным концом рукоятки бутафорского меча прямо по неприкрытому затылку, причем с достаточной силой так, что умник глухо вскрикнул от боли, накрыв ладонью ушиб и снова оказался на холодном полу, громко чиркнув краем панциря о бетонную поверхность.
- Ниньяра…
- Ниньяра, ты что, спятила? – Громко зарычала саламандра, перебив тихий и озадаченный голос изобретателя. 

Мутантка в два счета оказалась рядом с молчаливой лисой, зло, до боли  стискивая в кулаке древко  дохоко, лишь каким-то чудом сдержавшись, чтобы не огреть наглую лисицу по голове, лишь бы она оставила в покое притихшего гения, так и не сообразившего что происходит и почему ему не дали взять оружие а столь подло просто опрокинули на землю. Какой бесчестный, какой низкий поступок! Разве это тренировка?! К черту такие тренировки! Но наглая лисья морда даже ухом не повела, холодно и равнодушно взирая на умника, все еще держащегося одной рукой за голову, и занесла «клинок» над подростком, словно некий жуткий злодей, собирающийся одним ударом покончить со своей жертвой, что даже с ненастоящим тренировочным оружием, и то выглядело довольно-таки страшно, в исполнении собранной и грозной куноичи! – Хватит!!! – Насупленная физиономия Моны Лизы в мгновение ока заслонила собой спешно поднимающегося на ноги черепашку, уже уяснившего, какой ему сейчас звездец устроит сошедшая с ума лиса, и древко меча со стуком обрушивается на параллельно земле поднятое вверх копье в руках саламандры. Ящерица с агрессивным, не предвещающим ничего хорошего оскалом взирает на склонившуюся к ней, на удивление безмятежную и спокойную Ниньяру сквозь скрещенные деревяшки, подрагивающие от напряжения – лиса ударила довольно сильно, вынудив мутантку сделать шаг назад.
Куноичи тоже отступает, подняв боккен на уровень груди, и наносит, не дав Моне обдумать свой следующий ход против нее, новый удар, метя бывшей студентке в гладкий, чешуйчатый бок. Взгляд ледяных, пронзительных раскосых глаз гасит гневный огонь, пляшущий в расширившихся черных зрачках саламандры, и девушки, словно бы совершенно увлекшись, кружат по залу в боевом танце, позабыв о присутствии мрачного, бессовестно «отлупленного» черепашки, бесшумно опустившегося на низенькую скамью у стеночки, рядом с равнодушным к шуму стоящему в доджо, мирно посапывающим рыжим котом.

Ящерка не задумывается о том, что она делает.
Заостренная пика свистит опасно близко к взлохмаченной рыжевато-бурой шерсти, задевая ту одним своим концом, и мутантка  делает очередной колющий выпад, еще и еще, яростно размахивая длинным, хлестким хвостом для поддержания равновесия. С каждой последующей от взбешенной Лизы атакой, бесстрастное выражение  на остроносой мордочке лисы растворяется, плавно сменяясь немой сосредоточенностью, а затем так и вовсе напряженной миной, сведя брови на переносице и приподняв верхнюю губу, обнажив маленькие, острые, белоснежные клыки. – Мона… - Наконец прорезается ее тревожный, запыхавшийся голос, когда ее противница одним прыжком настигает уже не нападающую, а сдерживающую оборону куноичи, оттолкнув от себя рассвирепевшую девицу, и поднимает вверх распростертую ладонь, - Довольно. Остановись.
- Мона, милая… - Со своего места тихо позвал тяжело вздыхающую, замершую саламандру Донателло, и сам замечая, как обозлилась его подруга. Хотя, наверное, парень и сам был не очень то добродушно настроен к организатору этой непонятной тренировки, в которой ему посадили несколько коварных шишек исподтишка.
- Хорошо. – С довольным тоном пробормотала Ниньяра, опустив бутафорский меч вниз, и приводя собственное дыхание в порядок – они обе запыхались во время этого странного, не похожего на обычный спарринг противостояния. Куноичи наблюдает за тем, как Мона тревожно оглядывается на успокаивающе улыбнувшегося ей изобретателя, и вновь поворачивается к ней, бездумно прокрутив дохоко в руке и заведя то за спину, опуская концом к земле, что предзнаменовало окончание боя. – Просто отлично… Прости Донни, что  пришлось использовать тебя как грушу…
- Да ничего, я понимаю, - Не очень то «понимающе» отозвался юноша, весьма хмуро  взглянув на девушку исподлобья.
- … но надо было как-то научить твою девочку драться. С оружием… И было лучше, чтобы все это выглядело натурально. – Она беззаботно пожимает плечами, и ее улыбка в одну секунду исчезает так же, как и появилась. Ниньяра смотрит на свою злопыхающую ученицу без тени насмешки. Теперь уже Мона удивленно хлопает ресницами, не понимая, чего от нее хочет по деловому подобравшаяся воительница. По правде говоря, этот план казался Лизе донельзя глупым, вот уж что точно, так в это дело впутывать Дона она точно не хотела. Тем более, чтобы его калечили!

- Не у всех есть такое понятие, как «честь», и осознание того, что враг не станет ждать, когда ты возьмешь с земли свой клинок. Он воспользуется тем, что ты отвернулся и вонзит нож в спину. Он не станет сражаться с честью и достоинством, как самурай – это все выдумки и мы все это видели уже не единожды. Нельзя просчитать все наперед, поэтому… всегда крепко держи свое оружие малышка. – Натренированные руки куноичи перехватывают противоположный конец опущенного копья, и лисица довольно жестко утыкает его острый, заточенный конец в свои ребра, придерживая его одной ладонью и пристально глядя все еще громко вздыхающей, но притихшей саламандре в лицо. – И никогда не выпускай. Запомни – бей в горло, голову, или в ребра, прямо сюда – не думай о том, чтобы покалечить врага и он от тебя отстанет. Бей так, чтобы он не мог встать и ударить тебя в ответ. Если сомневаешься в себе – вспомни о тех, кого любишь.
И снова бей…
От одного удара бывает, зависит исход всего боя, и кто знает – может это будет взмах твоего дохоко.

***

Мона помнит эти тренировки и заветы, даже спустя два года переживает их, как и сейчас, потуже затягивая на металлическом кольце потрепанное, рваное во многих местах выцветшее «знамя». Не смотря на суровое обучение от пушистой куноичи, Лиза благодарна ей во многом, иначе бы сейчас она не была так в себе уверена. И в том, что скоро должно произойти, когда они покинут свое подземное пристанище.

Собранная, деловая, даже какая-то беззаботная – мутантка старательно заглушает в себе любые тревожные сигналы, мешающие трезво мыслить. Это, опять же, ей привила Ниньяра, пытаясь привести в порядок то, что творилось у мутантки в голове (хаос и беспредел, вперемешку с эмоциями) и научить ее терпению и сдержанности. Да, это было нелегко, учитывая темпераментную натуру бывшей студентки, с той стороны, из-за которой то выл и рвал себе несуществующие волосы гений, но вне всяких сомнений, Мона стала куда более покладистой и внимательной.
А еще теперь она была куда взрослее и умнее.
Как и все они…

Крадущимся шагом саламандра огибает гостиную, где братья громко беседуют, о предстоящей им вылазке, и тенью выскальзывает на темную, пустую кухню. Свет мутантка не включает – она и с закрытыми глазами, пожалуй, смогла бы здесь сориентироваться, наизусть зная, где и что лежит. Пока на плите стоит чайник, исходя горячим паром, девушка привстав на носочки вытащила из шкафчика пару здоровенных кружек и банку растворимого кофе. Заранее извинившись перед своим кофе-гурманом за столь непривлекательный, дешевый напиток, который Донателло пил только в том случае, если не было ну совсем никакой возможности сварить нормальный, зерновой пахучий напиток. Хотя с другой стороны, разве сейчас не «то самое время»?
Взяв в обе руки по кружке, ящерки так же бесшумно, как и пришла, покинула «камбуз», точно зная, куда ей нужно идти дальше, судя по тому, как в гостиной комнате все стихло.
Двери в лабораторию приоткрыты и там явно кто-то есть – полумрак разрезает белая полоса света, выбивающаяся оттуда, а по ту сторону отчетливо слышится шорох бумаги, лязг метала и тихое бормотание в такт поскрипывающему стулу, на котором, очевидно, расселся главный мозг команды. Вроде бы все как обычно – мерное гудение компьютеров, мигающая лампа на столе и сгорбленная зеленая фигура с массивным панцирем, украшенного многоугольной сеточкой рисунка.  Девушка аккуратно ставит чашки по обе стороны от мозолистых локтей черепашки, и осторожно проводит перепончатой ладонью по гладкой, прохладной костяной броне шестоносца, и наклоняется вперед, ненавязчиво сжав мускулистые, напряженные плечи умника.

Серьезный, сосредоточенный и встревоженный. Слабый отблеск лезвия нагинаты, лежащий поперек стола, напоминает о том, что время сейчас далеко не мирное. Ее щека осторожно прислоняется к виску подростка и мутантка опускает веки. Вокруг них словно дым ароматических благовоний клубиться пар от горячего и не менее благоухающего напитка, но это не может расслабить, или успокоить в той же мере, как простое, теплое прикосновение родной руки. Немного выждав, Мона просто обхватывает черепашку за шею, ласково и ненавязчиво,  тесно прижимаясь и словно пытаясь «услышать» чужие мысли. Им всем было немножко страшно… - Не волнуйся, - негромко шепчет саламандра, склонившись ниже и разглядывая вместе с молчавшим умником отсвечивающую белым полосу отполированного металла, - … если что-то пойдет не так – я тебя защищу. – Губы дрогнули в слабой, шутливой улыбке, пытаясь скрасить эту напряженную атмосферу, в которой было так… неуютно. Взгляд темных, серых глаз становится еще более настороженным при словах «не так». – Расслабься Донни. Ты же умница. Мы справимся…Ты справишься.
И сколько раз ты вытягивал всех и не из таких передряг, м?

http://s2.uploads.ru/YZh2q.png
Быть может, это и красиво - умереть, чтобы завоевать новые земли, но современная война разрушает все то, ради чего она будто бы ведется.

В этот раз все казалось было абсолютно иначе. В влажном разреженном воздухе стоял тяжелый запах железа… крови… И чего-то еще, чего-то такого, столь неприятного и страшного, отчего сердце сжималось в непонятном страхе. Их еще не было столько ни разу, но времени на сомнения не оставалось. Они приняли этот бой, и все, что могли черепашки и их друзья – это драться до победного конца. Или до своей смерти. Но, разумеется, первый вариант был куда предпочтительнее. Мона просто не верила, что кто-то из них может сегодня погибнуть!         
  Да черт возьми. Они через столько прошли, столько преодолели опасностей, сражений, не менее сложных, чем это массовое  нападение воинов Клана Шреддера. Ну… подумаешь их на пару десятков больше, и они чуточку сильнее, чем они предполагали? Что с того. Предположения… планы… стратегия.  Смысл в этих словах исчезал сразу, как только команда поднимает оружие.

Строй разбился, и без слаженных, поставленных действий они просто бросились врассыпную, сдерживая натиск врага. А как иначе? Чтож не впервой, время для находчивости  и импровизации – план а) победить и план б) выжить! Для начала сойдет!
Древко в руке нагревается от трения, в нем застряло множество мелких обломков металлических частей роботов, сокрушенных одним точным ударом тяжелого копья насквозь, но  саламандра держит его так, словно ее ладонь прочно приклеилась к рукояти – даже оказавшись на земле, опрокинутая одним из коварнейших ударов, пришедшихся в бедро, Мона не выпустила шест, помня старый завет и вцепившись в него, как утопающий в старые доски, с глухим, грудным рычанием подняла себя рывком, и раскрутив дохоко над головой, с остервенением проткнула насквозь метнувшегося к ней солдата. Исцарапанная ступня саламандры безжалостно уперлась в дергающегося, насаженного, словно жук на булавку воина, беспорядочно размахивающего руками, отталкивая его от себя подальше. Ниньяра научила ее так же тому, что приходится с пугающим спокойствием смотреть на смерть врагов от твоих собственных рук. Если, конечно, ты хочешь жить – терпи. И смирись. И тем не менее ей не нравилось быть такой… Хотя, покажите пальцем здесь в того, кто с удовольствием бы убивал? Кроме представителей Фут, у союзников Хамато  убийство было крайностью, о которой, позже, не смотря на облегчение о том, что с этим покончено, они будут сожалеть. Сейчас же было совершенно не до сожалений…
Убив одного, саламандра сталкивается еще с одной «проблемой» в черном комбинезоне, хитро подкравшейся со спины и ухватившей злобно зашипевшую девушку за спутанные каштановые волосы, запрокинув ее голову вверх, очевидно для того, чтобы пройтись лезвием  длинной катаны по тонкой, обнаженной шее. Разворот смертельно-острой пики, послушно глядя в затянутое тучами, как кровавое, темно-багровое плачущее небо, и ее острие с хрустом вонзается в чужое колено, ломая сустав и вынуждая нападающего выпустить зеленую куноичи, с глухим вскриком припав на одну ногу, исступленно зажимая руками кровоточащую рану… Где-то в его пальцах остался небольшой сувенир – резинка для волос, широкая и крепкая, такая, чтобы длинные кудри не выбивались из высокого конского хвоста и не мешали бы их обладательнице в бою. Теперь пышные, взлохмаченные, пропитавшиеся влагой пряди нещадно трепет поднявшийся ветер, застилая хмурое, молчаливое лицо склонившей голову вниз ящерицы, пока она молча разглядывает подвывающего, сидящего в луже бедолагу, до конца дней своих ставшего калекой.  Один точный удар хвостом, и раненый валится ничком, с протяжным, несчастным вздохом – отдыхай родимый.

Оглянувшись по сторонам, нервным жестом убрав прилипшие к переносице волосы, мутантка пятиться к виднеющейся неподалеку широкой спине Йоши, размахивающего хлестким, длинным хвостом. Такая позиция была куда выгоднее – каждый работал с кем-то в команде, прикрывая тылы и расчищая ближние ряды, ища более удобные варианты, чтобы подобраться ближе к надежно защищенному Шреддеру. И так куда спокойнее, когда кто-то рядом. Совсем близко в воздухе прошелестел развернутый тесен Эйприл, бумерангом пройдясь сразу по трем, плотно стоящим друг к другу роботам, окружающим саламандру, пытаясь отделить ее от «напарника». Благодарно махнув ладонью мелькнувшей поблизости рыжеволосой макушке, рядом с которой маячило яркое,  пурпурное пятно растрепанных хвостиков принадлежащих Ангел, девушка снова заняла защитную позицию, зорко оглядываясь по сторонам и по боевому размахивая своей змеиной конечностью. Она высматривает  всем печально известную «рогатую» голову лидера этих черных собак, пытающихся адской стаей растерзать юных воинов. Зараза… Хорошо защищен, так что и не пробиться. А значит пока что единственным вариантом достижения целей, оставалось расчистить пути главным бойцам команды прямиком до Шреддера. В прочем в этом и заключалась главная задача союзников черепашек. И задача Моны тоже…
Огненно-рыжий вихрь проносится мимо саламандры, и замирает рядом с ней, умудрившись одновременно разом освободить перед мутанткой пустой квадрат усеянный телами и искрящими обломками. Ниньяра, в отличие от своей подруги выглядит в своей стихии – ни тебе тяжелого, сбитого дыхания, ни дрожащих локтей и усталости во взгляде пронзительно-васильковых глаз. Куноичи скалиться в темноту, морща гладкий, длинный нос, не глядя вытирая длинный и тонкий клинок о грязную обмотку вокруг кисти. – Держишься? – Лаконично осведомилась лисица, даже не глядя вниз, на собранную, не сменившую позы девушку.
- Как видишь. – Размахнувшись пикой, мутантка делает незатейливую подсечку очередному футу, имевшему несчастье, близко сунутся к этой парочке.
- Видишь Шреддера?
- Нет. – Мона выпрямилась, опустив оружие и подняв взгляд поверх голов с красными точками визоров, заслоняющие весь обзор. Как бесконечное, глубокое море с багровыми огоньками таинственных морских обитателей. Блестящие,  от усиливающегося ливня. – Он не дает подойти к себе. У парней не будет возможности атаковать его, если мы не оттесним эту волну. – Дождь не думает проходить, нагнетая обстановку, и Мона слегка поморщившись переступает на месте, стараясь не стоять по щиколотку в воде.
- Караи и Леонардо где-то близко. – Лезвие кодати свистит над ухом послушно пригнувшейся саламандры, - Мы прорвемся к ним и попытаемся отбить ниндзя самых ближайших к самому Саки. Они пойдут на вас. Ты готова?
- Хороший план. – Усмехается ящерица, благосклонно кивнув на слова лисицы, прежде чем прикрыться от новой атаки. – Давай и… удачи…
- РАФАЭЛЬ! – Командный голос лисы звонко замирает в воздухе прямо над Лизой, мгновение, и куноичи уже и след простыл – только и видели ее полосатый, пышный хвост в толпе. Раф рядом с ней? Ну, похоже на то, судя по тому, какой впереди творится хаос и грохот – так громко мог сокрушать врагов только саеносец. А где же Донни?

Вполне ожидаемо, что мысли Моны почти мгновенно переключились на тревожные поиски среди знакомых и незнакомых лиц яркой, фиолетовой ленты принадлежащей шестоносцу. Ну и где же ты, куда пропал? И чем дольше она об этом думала – тем тревожнее было на сердце. И тем, понятное дело, рассеянней и небрежнее становилась ее защита.
Оглянувшись через плечо, мутантка молча окинула быстрым взглядом прямую, широкоплечую спину пожилого сенсея. Она отойдет, не далеко, совсем не на долго, и сразу же вернется обратно в строй, ей нужно было увидеть своего парня, убедится, что с ним все в порядке и что ему не нужна ее помощь – это ведь ерунда, не должно занять много времени.
Бойтесь исполнения своих желаний…
Моне даже не пришлось отходить в сторону – она, как и многие в их команде, с немым изумлением наблюдала за тем, как ниндзя, внезапно оставили своих противников, перегруппируясь и отступая, освобождая чуть больше места и открывая ребят друг другу. Мона совершенно неожиданно увидела со своего места считай всех, кто пришел на эту бойню. Растерянно моргая и опустив наконечник копья к земле, девушка застыла каменным изваянием, напряженно впившись пальцами во влажное древко. Донателло она увидела, равно как и он ее, и теперь обоих терзала новая тревожная мысль – что, черт возьми, происходит?
Поистине демонический силуэт  Ороку Саки теперь прекрасно различим на фоне сверкающих за пределами крыши молний. Но никто не спешит с грозными воплями кидаться на него, очевидно, чувствуя исходящую от жуткой неподвижной фигуры невидимую ауру опасности – так просто Шреддер бы не сдался, не открыл себя – если только у него не было какого-то запасного плана. И никто не знает, как себя вести в этом случае, но и упускать такой шанс?

В направлении к их главному врагу с сорвались сразу двое – ярко-оранжевая бандана весельчака едва угадывалась сквозь завесу дождя, но достаточно, чтобы понять, что черепашка рванул навстречу к выбежавшему со стороны Кейси – его черная фигура поглощала собой весь сгустившийся сумрак, и лишь белая хоккейная маска, размытая дождем, жутковато парила в пустоте. – « Назад, не надо!» - Женская интуиция вещь скверная. В отличие от Майка, Мона не видела, ЧТО припрятал в своих широких ладонях Саки, но уже ожидала самого худшего исхода этой авантюры…
Огонь, вспыхнувший столбом на месте взрыва, опалил холодную кожу даже тех, кто оказался в задних рядах, далеко от места развернувшейся катастрофы.

Грохот разорвавшихся гранат эхом стоял в небесах и тонул в оглушительном громе, словно был по меньшей мере его продолжением… А затем последовала минута гулкой, протяжной тишины, в которой отчетливо слышался шорох дождя, барабанившего по бледно-розовым, огромным лужам под ногами роботов, людей и мутантов.  Мона всем телом ощущала на себе, как ударяли по ней тяжелые, крупные капли, широко распахнув глаза и молча, с нарастающим отчаянием глядя на пошатывающегося бедного подростка, стоящего к друзьям спиной.  Микеланджело ошарашено  замер  посреди всего этого безумия, словно вокруг больше никого и не было, наедине с пылающими искрами, разлетевшимися во все стороны, клубами едкого дыма, уходящего в плачущие небеса и с этим тошнотворным, просто омерзительным запахом… не гари, нет.
Человеческой плоти. Обгоревшей человеческой плоти.
Кейси…

Осознание того, что только что у них на глазах погиб их друг было подобно тому же удару молнии – невыносимо больно и вместе с тем из глубин поднималась ни с чем не сравнимая ярость. Древко в руках тихо скрипит по мере того, как ящерица все с тем же растерянным выражением на перепуганной салатовой физиономии все сильнее сжимает ладонь. Но когда на колени рухнул и черепашка – из глаз сами собой брызнули злые слезы. – Майки! Кейси! – Ее жалобный крик был ничем не хуже хоровых воплей пораженных ужасной картиной ребят. – Ты заплатишь за это! – Ее сдавленное шипение не расслышал никто, кроме вновь подступивших солдат, выждавших достаточно времени, чтобы клан Хамато смог сполна ощутить всю боль потери. Единственная надежда, что Микеланджело лишь задело, он мог получить ожоги, но выжить! Насколько все было плохо? Кейси погиб, мутантка успела заметить съежившееся тело с оплавленной маской, бесформенной массой расплывшейся по каменным плитам прежде, чем его обуяло разгорающееся вопреки ливню пламя. А Майки… 
Все, что успела уловить краем глаза мутантка, это то, что Донни и Алопекс метнулись к падающему весельчаку. И снова эти ненавистные лица в черных масках, вылупившиеся на нее красными «мушиными» сетчатыми глазищами – она не глядя с остервенением всаживает такой омерзительной мине в лоб острие копья, надавливая рычагом и буквально вырывая все механические мозги, со звоном осыпавшиеся под ноги – микросхемы, гайки, шурупы и провода разъяренная фурия превратила просто в кашу, в технический мусор, а после так и вовсе вонзив острые когти в покореженный металл, срывая с него маску и обнажая механическую, уродливую рожу нелюдя. Холодная расчетливость, собранность, уверенность и сосредоточенность…
Все это в долю секунду исчезло в том самом взрыве, сгорело без остатка уступив место неконтролируемому гневу, отблесками того самого пламени, пляшущего в расширившихся зрачках. – «Чертовы ублюдки!» - Ей нужно остановится. Укротить в себе ярость, собрать себя в кучку, прекратить свирепо кидаться на ближайших к ней врагов, совершенно позабыв о тактическом расположении рядом со Сплинтером.

Заставив себя остановиться, мутантка тяжело дыша, заозиралась по сторонам диким зверем, запустив в волосы ледяную, испачканную мокрую ладонь и мелко дрожа, сдерживая новый порыв гнева.
Успокойся Мона, так. Возьми себя в руки.
Утерев кулаком змеящуюся по носу каштановую прядь, девушка сдавленно шмыгнула и попыталась глубоко, размеренно вдохнуть, пропустив ледяной воздух сквозь саднящие легкие. Успокойся и подумай!
Ей нужно прорваться к гению и его раненному брату. Возможно, они вдвоем с Доном смогут помочь Майку. Там она будет сейчас более к месту. Главное не терять головы!

Еще один размеренный вдох, и мутантка, пригнувшись вниз и прокрутив дохоко, перехватив тяжелое оружие поудобнее, ловко лавирует между теней сражающихся, не забывая оставлять по пути рваные раны попадающимся под руку, прорываясь к тому месту, где упал весельчак.
Оставалось метров десять – всего ничего. Один рывок, и она рядом!
Отбросив от себя одного и наступив на бездыханное тело поверженного, используя его импровизированным холмиком посреди крыши для осмотра площадки, мутантка вскидывает голову и … замирает, чувствуя как когтистая лапа страха еще больше стискивает и без того почти остановившееся в груди сердце. 
- Донни…
Изобретатель на коленях крепко удерживает неподвижное тело младшего черепашки… мог бы, наверное, он поднял и побаюкал его – девушка видит лишь ссутулившиеся плечи и опущенную вниз голову с свисающей бурой лентой банданы, мерно раскачивающейся на ветру… Алопекс где-то рядом, злая и обезумевшая, но взгляд саламандры прикован вовсе не к опасно скалящейся лисице, не к виднеющейся бледно-салатовой макушке с крапинками веснушек разукрашенной багровыми узорами поверх, и не к сжимающему погибшего подростка его старшему брату.
Гибкая, черная тень бесшумно подходит к умнику, пребывающему в глубоком, ужасающем по своей причине шоке, и заносит прямо над ним две сияющие ослепительно-белым в свете пожара скрещенные катаны, намереваясь, похоже, одним точным движением снести умнику то, что ему обычно дороже всего – его склоненную в скорби голову.
- ДОННИ! ОБЕРНИСЬ! – Ее хриплый голос срывается на панический крик, в надежде достучаться до юноши и вернуть его на землю. Она без долгих раздумий, вскинула свое копье, выпрямившись и сместив вес на одну ногу, взмахнув хвостом, и выбросила руку вперед.

«Никогда…»

Дохоко с хрустом проломило чужой позвоночник и вышло острием через грудину – чуть выше затылка Донателло. Ниндзя Фут слабо пошатнулся, словно бы нехотя опуская руки вниз и выронив обе катаны, тихо звякнувшие о заасфальтированную площадку, наверняка более-менее этот препротивный звук отрезвил отсутствующего Донателло, потому что парень резко вздрогнул на месте...

« Не выпускай…»

Отступив назад, мутантка нервозно сжала руки в кулаки, лихорадочно бегая взглядом по земле, в поисках брошенной нагинаты  - куда он ее дел?! Ей нужно что-то взять в руки, более привычное и удобное, нежели кинжал, или меч… Ладно, ладно, не будем привередничать, в конце-концов ее обучали управляться с разными… типами, хватай что есть Мона.

«Свое оружие…»

Рука тянется к ближайшему клинку, чей кончик едва показывается из озерца подкрашенной дождевой воды, но Судьба сегодня была не просто стервой. Она была жуткой и безжалостной злодейкой, растаптывающей надежду и рвущей  все то ценное, что они хранили в себе долгие годы, на мелкие клочья. Ее опрокинули…
Чья-то  нога довольно грубо пинает склонившуюся вниз мутантку  ниже ребер, отчего в глазах на пару мгновений темнеет, а дыхание разом сбивается, отчего несчастная саламандра издает странный, кашляющий звук, перед тем как покорно  шлепнуться спиной в ту самую лужу, в которой утонуло чужое оружие. – «Вставай!» - Она сама себе дает жесткую команду, преодолевая слабость. Но прежде чем она успевает даже просто приподняться на локтях, ее противник, такой же безликий и одинаковый, как и его товарищи, делает то же, что минутой ранее хотел сделать другой ниндзя Фут с головой изобретателя… только на этот раз целью парных катан была не голова, а гладкий, блестящий светлой чешуей обнаженный живот девушки.

Если бы воин приложил чуть больше усилий, оглушив несчастную мутантку, наверное он бы разом закончил все ее мучения банально выпотрошив беззащитную ящерицу. А так… боль резко ударила в виски, с притоком адреналина, когда лезвие аккуратно, плавно надавливает на бледную, тонкую кожу,  выпустив свежую кровь, и Лиза глотает невольно вырвавшийся глухой вскрик, сделав вялый взмах хвостом, просто чтобы хотя бы дать себе шанс и прожить чуть дольше – это ведь так отвратительно, умирая видеть свои внутренние органы разбросанными вокруг тебя по земле! На ее счастье, она не осталась одна в этот жуткий предсмертный миг.
Стремительная, гигантская комета с пурпурным размытым хвостом буквально сметает разрезающего саламандру напополам воина, и мутантка, не дожидаясь нового нападения, спешно елозит на своем неуютном сыром лежбище, пытаясь подняться на ноги, еще не до конца понимая, насколько сильный ущерб ей был причинен – ей нужно встать… ей просто обязательно нужно встать!

А когда поднялась, с паническим ужасом обхватила себя обеими руками, зажимая открытую рану, на дрожащих, подгибающихся коленях – алая жидкость, до этого стекающая медленными струйками, собирающаяся по углам надреза, устремилась из разрезанной брюшной полости водопадом, мигом окрасив джинсовые шорты, ноги побелевшей ящерицы в насыщенный красный цвет. Так страшно при виде своих собственных ранений, ей еще никогда не было!
Все происходящее мигом отодвинулось на задний план – она истекала кровью.
Клинки, не смотря на вмешательство Донателло, прошли настолько глубоко, что даже при всем своем желании, при всех своих невероятных регенеративных способностях Мона бы не смогла восстановиться – прежде чем такая рана затянется,  Мона Лиза умрет от кровопотери.
Осознание собственной беспомощности становиться до того противным, что ей кажется, что ее сейчас стошнит. На самом деле некие рвотные позывы, тошнота к горлу подкатывала от обилия крови: от ее запаха, вкуса на корне языка… от ее вида – надо же, сколько в ней жидкости, пока не увидишь, не поверишь.
Ноги не держат… больше нет. Надо сесть.

Мутантка делает несколько дрожащих шажков к бордюру, напоминая новорожденного олененка своим неловким шагом, переставляя подкашивающиеся ступни, горбясь, зажимая живот обеими руками так сильно, как только могла, и в итоге не выдержав, мутантка неловко падает на колени, где уже почти ползком добирается до укромного угла утопающего в тени, прислонившись к кирпичной кладке затылком и сиротливо съежившись от боли и нежелания терять еще больше драгоценной влаги, чем уже оставила по пути сюда.
Ей страшно… ей действительно очень и очень страшно. Даже открыть глаза и посмотреть перед собой, было страшно. Она знала что увидит – озера крови и отпечатки своих собственных окровавленных ступней, ведущих к этой стенке на залитом светом затухающего огня поле брани. И это пугало до чертиков. Впрочем, даже если бы она хотела – она не могла разлепить веки. Не хотела.
Как хочется спать. Как внезапно кажется убаюкивающим шум битвы - лязг металла перемежающийся с приглушенными злобными воплями и удаляющимся эхом серии мелких взрывов. И снова отчетливо ощущается на коже холодный дождь. Хочется подставить под струи руки согретые теплом струящейся по ее животу крови и смыть с них все это. Грязь, кровь… свои собственные слезы, свободно убегающие вниз по щекам и смешивающиеся с прозрачными каплями с небес,  оседающими на стремительно белеющих впалых щеках.  Она устала. Внезапно, ясно она понимает, что очень, сильно, просто невозможно устала и больше не может идти дальше, не может сражаться со своими страхами и не может никого защищать. Пора опустить руки. Все же пора выпустить оружие Мона и освободиться. Смирение с неминуемым приходит постепенно.
Как холодно, даже не смотря на то, что ее подогревает своя собственная изливающаяся кровь – а внутри все больше расползается леденящая пустота. Кто-то уверенно касается ее ссутулившихся плеч и зовет ее.

С титаническим трудом ящерица открывает мутный, подернутый пеленой слез глаз, невидяще уставившись на склонившегося к ней Донателло. Засыпающий, ослабевший разум реагирует на присутствие черепашки далеко не сразу, и мутантка некоторое время бездумно смотрит в его глаза. Широко распахнутые в немом ужасе, бездонно-серые, с чуть покрасневшими белками. И красивые, и такие безгранично печальные…  На нижних веках юноши дрожат крупные соленые горошины, то и дело срывающиеся и убегающие соленой дорожкой по его скулам вниз, не оставаясь под изорванной лиловой маской,  стирая неровные мазки и пятна чужой свежей крови оказавшейся у него на лице. Она просто разглядывает серебристую радужку его глаз, ловя в них отблески языков пламени и всполохов в затянутом тучами небе, - Не надо… - Потрескавшиеся губы мутантки чуть приоткрываются, прежде чем нервно бормочущий изобретатель лихорадочно пытается отнять от ее раны онемевшие, но мягкие руки, зажимавшие кровоточащий разрез. Она не в силах  противостоять чему либо, поэтому умник без особого труда разводит ее перепачканные ладони... – Нет… - Она вновь крепко обхватывает себя, едва почувствовала, как багровая живая жидкость в изобилии беспрепятственно хлынула теперь уже на руки ее спасителя, и качнувшись вперед, упирается холодным, мокрым лбом в его переносицу, частично сбивая его бандану, - Не смотри. Хороший мой, не смотри. – Хрипло просит саламандра, умоляюще и беспомощно прижимаясь к нему изо всех своих последних сил. – Ты же… Умница моя. – Ей тяжело говорить. Вместе со всем телом немеют и губы – ее всегда прохладная чешуя становится сравнима с первым снегом – блестящая, мягкая, кажущаяся хрупкой и ненастоящей и такой же безумно холодной. Ее бьет мелкая дрожь и вряд ли на всей этой грешной земле существует хоть один костер, способный ее согреть. Даже пламя взаимных чувств, горящее в их сердцах и связывающее вместе черепашку-гения и его хвостатую подругу, на этот раз было бессильно. Что могла сделать любовь, перед смертью?

Пышная копна кудрей мокрыми пружинами безвольно болтается в воздухе, щекоча юноше шею, плечи, и кроме того утирает его едва видимые слезы… - Шшш… - Она с невероятным трудом перебивает его обрывистую речь, вяло потершись влажным лбом о его собственный, и все еще крепко сжимая свой истерзанный живот. Кровоизлияние было уже не таким сильным, что предзнаменовало начало… конца? – Отпусти меня Донни. Я так устала. – Она сползает чуть ниже, прихватив его губы своими, в слабом и безвольном, но мягком и утешающем поцелуе. И тут же выпускает их, чувствуя вкус солоновато-горький крови, убегающей с уголка рта к подбородку. Ее какой-то простуженный, захлебывающийся кашель, от которого она вся съеживается еще больше, вжавшись в крепкое мужское плечо, оставила на его гладком, влажном пластроне россыпь ярких, рубиновых крапинок. Лиза даже не может прикрыть рот – пальцы больно стискивают края раны, и нет возможности даже просто руку поднять. Какой потерянной и несчастной она себя чувствовала, вздрагивая и прижимаясь к своему последнему утешению. – Прости… - За все прости. – Донни… - Она поднимает глаза, - Мне очень холодно. – Он понимающе  захлестывает свои большие, сильные руки за ее спиной, прижимая хрупкое, дрожащее тельце девушки к себе,  буквально закрыв ее собой от дождя, шума, от любой возможной опасности, которая бы могла сейчас настигнуть их сзади. Как же она любила, когда он так делал…
Она просто его любила…

Она молча ложится щекой ему на грудь. Как плохо, что Мона совсем не ощущала его тепла.
- Не бойся… - Ее вздох едва слышим – ее дыхание медленное, редкое, все замерло, кроме ее тихо шепчущих ему на ухо испачканных алым губ, - Мы будем… ждать тебя там. Я, Майки… Кейси… Я люблю тебя. - Шепот похож на шелест ветра… Если бы парень был чуть дальше от нее – он бы и не расслышал то, что так вкрадчиво и медленно говорила ему его умирающая девушка.
Она силилась не закрывать глаза. До последнего, пока Дон смотрел на нее. Не засыпать, но боже, как это тяжело…

- Тебе… пора… - речь становится совсем уж невнятной, сиплой, сопровождаемая жуткими лопающимися кровавыми пузырями, пеной образующейся в уголках, а веки… налитые свинцом медленно опускаются вниз, но она все еще в сознании. Хотя ее яркие, золотые глаза давно уже потускнели до серовато-желтых, безжизненных цветов. - «Я не хочу чтобы ты видел, как я умираю» - П..пожалуйста… - Конечно он не сможет бросить ее вот так. Мозг отказывался подавать идеи по отвлечению шестоносца. – Мне кажется… тебя… зовут… - Наверное… это очень подло, так обманывать его. Но Донателло послушно выпускает мутантку из объятий и повинуясь ее словам, оборачивается, не на долго оставляя ее одну.

Ей хватит этих мгновений…

Она с облегченным вздохом вновь прислоняется затылком к каменной кладке и закрывает, наконец, усталые глаза, склонив голову себе на грудь и расслабив замерзшие, уже не чувствовавшие вообще ничего пальцы на своем животе…
Мокрые волосы заслоняют застывшее лицо своей хозяйки, ловя на взлохмаченную макушку все новые и новые прозрачные капли. Промокшая насквозь куртка зацепилась краем за острый, торчащий из бетона штырь и звучно рвется, привлекая к себе внимание изобретателя.

Ты умница, ты справишься Донни.

Она будет ждать тебя, но не смей идти следом за ней слишком быстро.
Наконец наступил долгожданный покой. И звенящая тишина бесконечной пустоты,прерываемая шелестом размеренно ударяющего по обнаженному панцирю мутанта дождя…

+3

4

Чтобы жить в этом мире - нужно верить в чудеса.
В противном случаи - чудеса сами найдут вас, каким бы скептиком вы не были. А если вы не верите, что чудеса найдут вас - в таком случаи они свалятся на голову, хотите вы того или нет. Таков закон.

Ангел... никогда не верила в чудеса, даже в детстве она с самого начала знала, что Санта Клауса не существует и что подарки ей приносит старый бабушкин друг или Кейси в красном костюме и с искусственной бородой, но она всё равно радовалась, ведь это были подарки в красивой упаковке с картинками и большим праздничным бантом. Пусть и не те, что она хотела на самом деле.
Вера в чудеса стала ещё меньше, когда девчонка подросла, когда начались скучные школьные деньки с одними и теми же людьми в одних и тех же кабинетах с одними и теми же противными учителями. Да о каких чудесах вообще может идти речь в подобное время? Скажете - дружба, прогулки с одноклассниками после школы, совместное списывание домашки, улыбки, смех, страх быть обнаруженными? Ерунда. У Ангел никогда не было друзей. Может быть - просто не повезло, а может быть ей не суждено было найти друзей среди таких людей, как её одноклассники.
Без друзей, без родителей, без толковой поддержки со стороны бабушки и единственного близкого знакомого - Кейси Джонса, даже не странно, что Ангел так испортилась в характере и решила примкнуть к Пурпурным Драконам. Там она познакомилась со многими людьми, парнями, девушками, старше и младше её самой. Она считала их своими друзьями, пусть в глубине душе и чувствовала, что они всего-лишь пользуются её желанием "дружить". Но чувство это пряталось глубоко-глубоко в сознании, там же, где тлела надежда на то, что это действительно те люди, которые ей нужны, с которыми ей суждено быть. О чудесах в подобной ситуации и вовсе стоит промолчать, ибо среди подобной своры засранцев - заикаться о чудесах не имеет никакого смысла. Чудо только то, что они до сих пор протирают подошвы на свободе, а не в обезьяннике или ещё в каком подобном заведении строгого режима.

Но ведь на тех, кто не верит в чудеса, они сваливают без разрешения, верно?

Вот и на Ангел однажды свалилось такое чудо. Точнее - вывалилось. Из старого пыльного шкафа в антикварном магазинчике бабушки Эйприл О'Нил. Казалось бы, что хорошего в знакомстве с тем, чего существовать не должно? Монстр из канализации, мутировавшая черепаха, владеющая оружием и искусством ниндзя... что за бред? Это невозможно, невероятно, чертовски странно и уж совершенно никак и никоим образом нельзя назвать чудом!
Но нет. Донни, что свалился на её голову в тот раз, действительно стал самым настоящим чудом. Как и Эйприл, и остальные черепахи и прочие их друзья. Пусть отношения с некоторыми из них были не сахар, пусть случались стычки, ссоры, глупые ситуации - это всего лишь мелочи жизни. Суть в том, что черепахи и их команда стали для Ангел настоящей семьёй, настоящими друзьями, теми, ради которых и жизнь свою отдать не жалко. Жаль только, что эти слова, сказанные однажды вслух - стали настоящим пророчеством.

...

- Бабушка, я пойду до магазина, купить тебе что-нибудь?
- Ох, дорогая, я написала список, возьми его возле холодильника, на кухне, и будь осторожна по пути!
- Конечно, не беспокойся, я скоро вернусь.
Захватив с указанного места короткий список покупок, Ангел вышла в прихожую, шустро натянула на ноги ярко-рыжие кеды, накинула непромокаемую курточку и, захватив с тумбы сумку и ключи от дома - вышла за дверь, исчезая в ровной стене серого дождя, непрерывно идущего уже несколько дней. Подобная погода зачастую навевала тоску и заставляла равномерной лужицей расплыться по дивану, никуда не выходя. Но долгое пролёживание боков всегда вызывало в Ангел какое-то отторжение, поэтому она частенько выбиралась куда-нибудь подышать чистым сырым воздухом и немного развлечь себя. В этот раз развлечением стал поход по магазинам за вкусняшками для себя и продуктами для бабушки.
Конечно, не самое весёлое занятие на свете, но куда лучше, чем втыкать в телевизор или компьютер пол дня. К тому же, в последнее время из-за напряжённой обстановки в жизни всё чаще и чаще хотелось съесть что-нибудь сладенького, вроде большой молочной шоколадки или пачки, а то и двух кукурузных палочек. Иногда этого не оказывалось под рукой и в ход шёл белый хлеб с домашним бабушкиным вареньем и мёдом или сладкий чай с печенюшками, которые становились невероятно вкусными, если перед употреблением их окунуть в напиток. В общем-то, на этом проявление волнения в девушке и заканчивалось. Она не ходила угрюмой, не жаловалась каждому встречному об образовавшихся проблемах, не ныла по поводу и без, просто стойко носила всё в себе, и даже пыталась поддерживать каким-то образом окружающих, чтобы те не придавались унынию или панике. А волноваться было из-за чего, по крайней мере для Ангел происходящие действительно было жутко волнительным. В последний год здоровье её единственного живого родственника заметно ухудшилось, до этого активная старушка теперь едва ли вела себя так же бойко и резво, как раньше. Да что уж греха таить - она практически не выходила из дома и большую часть дня проводила на диване в маленький розовый цветочек, постоянно тепло улыбаясь, словно ничего не происходит и будто она не увядает прямо на глазах, как срезанный цветок, поставленный в холодную водопроводную воду. Даже для Ангел, для такой беззаботной и безбашенной, как она, невыносимо больной каждый день видеть бабушку такой, и понимать, что ещё немного, и она останется совсем одна в большой квартире, обставленной по моде семидесятых годов.

Конечно, есть друзья, знакомые, близкие люди, но даже все вместе они вряд ли смогут возместить потерю родственника, к тому же - единственного и самого близкого. Пусть Ангел никогда раньше толком не понимала этого, пусть доставляла бабушке много проблем, порой огрызалась и вела себя действительно не правильно, но она всё равно всегда любила её и дорожила тем, что она рядом и поддерживает в любое время и в любых обстоятельствах.
А сейчас.. всё это оказалось на грани уничтожения. Да и не только это. Буквально на днях появилась ещё одна большая проблема - предстоящее сражение черепашьего братства со Шреддером и его свитой, решающая битва, на которую будут брошены все силы. От чего-то всё это казалось девушке не лучшей затеей в настоящий момент. Нет, она не сомневалась в силе своих друзей, в их способностях и навыках, просто плохое предчувствие одолевало уже вторые сутки. И чем ближе время подходило к назначенному часу, тем больше становилось волнение. Волнение за то, как всё пройдёт, волнение за последствия и итоги, волнение за каждого близкого для неё друга.. Майки, Кейси, Рафа, Эйприл, Донни, Алопекс, Мону Лизу, диктаторшу Лису, да даже за Лео и Караи, с которыми Ангел до сих пор предпочитала особо не контактировать. Каждый был чем-то важным для неё и потерять хотя бы одного - словно вырвать кусок души.
В любом случаи, можно долго разглагольствовать на эту тему, рассуждать о жизни и смерти, о друзьях, родных и близких, о том, как страшно кого-то потерять. Но это всё равно бесполезно. Если не хочешь кого-то потерять - бери в руки оружие и сражайся за свою жизнь и за жизнь своих друзей, не распускай нюни, а иди вперёд, к намеченной цели. Ангел всегда руководствовалась этим девизом, и в этот раз тоже воспользуется им, чтобы прогнать прочь страх, затаившейся глубоко в сердце, и с высоко поднятой головой встретить врагов лицом к лицу, как это всегда и бывает. Это ведь Ангел. Храбрая, безбашенная девчонка с большой кувалдой наперевес. Ну или с арматурой. Или топором... В общем, лучше не подходить, когда в руках у этой особы есть что-то тяжёлое, способное проломить голову при небольшом усилии.

Дождь усилился... Теперь он превратился в настоящий ливень, благо Ангел успела вовремя забежать в магазин, хотя даже так - всё равно промокла до нитки. Сырая чёлка неприятно прилипала к лицу, сквозь куртку чувствовался холодок, пробирающий по костей, а про джинсы, которые уже можно было выжимать и вовсе стоит промолчать. А всё привычка ходить без зонта даже в такую погоду. Не зря, наверное, Мондо упрекает её за такую беспечность, но от любой привычки сложно избавиться, сколько не упрекай и не заставляй "бросить".
В кармане завибрировал телефон и темноволосая тут же достала его, разглядев знакомое имя на экранчике. Улыбка невольно полезла на лицо, ибо Мондо как всегда вовремя, стоит только вспомнить про него - как тут же позвонит, словно бы чувствуя, что сейчас это необходимо. Впрочем, в этот раз для звонка была ещё одна причина...
- Ангел, где тебя носит? Мы договаривались встретиться пол часа назад, дома тебя нет, я звонил уже три раза!
- А, прости, пришлось выйти, я скоро буду, подождёшь ещё десять минут?
- Поторопись, иначе я...
Бип-бип-бип...
- Ой, зарядка села, - криво усмехнувшись такому стечению обстоятельств и убрав телефон в карман, девушка обречённо вздохнула и пошла в следующий зал, набирая в корзину необходимые продукты чётко по списку. Обычно она не любила торопиться делая покупки, но в этот раз чувствовала, что лучше будет ускориться, иначе её маленький зелёный друг лопнет от злости, дожидаясь свою подругу. Сказать честно, она совсем забыла про это встречу на фоне всего произошедшего и сейчас меньше всего хотела видеть именно Мондо, ведь он слишком проницательный и слишком приставучий. Скрыть всё, что хотелось бы уж точно не получиться. Но был у Ангел небольшой план как раз на такой случай, главное сделать всё быстро и чётко, и ничего случайно не сболтнуть.

Вскоре всё необходимое было куплено и девушка снова оказалась на улице под проливным дождём, от которого защищал лишь клеёнчатый капюшон куртки. Но ей было не впервой, так что без каких либо сомнений Ангел двинулась в сторону своего дома. Уже за несколько метров от него, у самой двери, она заметила слегка сгорбленный силуэт Мондо, прикрытый большим чёрным зонтом, и уже сейчас почувствовала его недовольство, как минимум тем, что она забыла про встречу и как максимум, что опять вышла по такой погоде в одной тоненькой курточке. Мутант не двигался, хмуро сверля подругу взглядом, а та вскоре подошла вплотную и посмотрела ему в глаза, несколько секунд поддерживая напряжённую тишину. Однако стоило парню чуть больше свести брови, как Ангел тут же ущипнула его за руку, заставляя возмущённо ойкнуть. Сама же она довольно захихикала, сделав пол шага назад и хитро сверкнув ярко-зелёным глазами.
"Он такой забавный, когда злится" - пронеслось в голове, заставляя улыбнуться чуть шире. Однако, стоило ей только об этом подумать, как внезапно подросток схватил Ангел за свободную руку и резко дёрнул к себе, обнимая за талию и прижимая так, чтобы зонтик защищал их обоих. Сопротивляться никто не спешил, так что у парня была возможность высказать всё, что он хотел.
- Ты опоздала на шесть минут, опять вышла без зонта и забыла зарядить телефон. А ещё забыла про нашу встречу, я правильно понял?
- Но я же..
- И не надо оправдываться, я тебя знаю, глууууупая, - усмехнувшись, Мондо потрепал сырые волосы девушки и сложил руку ей на плечо, заглядывая в глаза, - ты выглядишь грустной, что-то произошло?
Что ж, никто и не сомневался, что он заметит, поэтому отнекиваться было бесполезно, но и говорить правду никто не спешил. С тихим вздохом, сердце болезненно сжалось, заставляя слегка помедлить с ответом. Ангел не хотела говорить ему про бой, она не хотела, чтобы он знал и беспокоился, не хотела, чтобы он пришёл, чтобы пострадал из-за своей неуклюжести, поэтому и скрывала. Наверное, больше ради себя, чем ради него, чтобы вернувшись, застать его целым и невредимым, чтобы сохранить его для себя, для маленькой эгоистичной девчонки, такой же глупой врунишке, как и несколькими годами ранее.
- Бабушка... Она чувствует себя совсем плохо сегодня, ты же знаешь, как я волнуюсь. Прости, давай отложим нашу встречу до завтра? К тому же, говорят, что завтра погода уже наладится.
Мутант вздохнул и снова притянул Ангел к себе. Та же в свою очередь уткнулась носом ему в плечо и на секунду прикрыла глаза, прислушиваясь к ровному ритму сердца, такому знакомому, такому... родному.
- Тебе не идёт быть серьёзной. Глупая Ангел.
- Тебе тоже, дурак-Мондо!
Хитро усмехнувшись, темноволосая внезапно укусила мутанта за плечо и тут же резко отстранилась, рванув в сторону дома.
- Завтра увидимся!


"Если увидимся..." - внезапно пронеслось в голове, когда огромное количество солдатов клана Фут окружило черепашье братство чуть ли не со всех сторон. Много, много, их очень много. Столько, сколько не было ни в одном сражении, в котором Ангел довелось принимать участие. Чертовски много! Словно муравьи они пестрили своими чёрно-красными костюмами и тут и там, повылазили всей оравой из нор, будто бы защищая свою королеву. Хах, Шреддер - королева, как вам такое сравнение? Майки бы оценил! Но в такой ситуации было не до шуток, напряжение с каждой секундой нарастало и казалось, что вот-вот всё вокруг взорвётся и никакого боя не будет, но нет... нападение врагов не заставило себя ждать. Верные солдаты клана сорвались с места, разбивая немногочисленную компанию своих противников на несколько ещё меньших групп. Правильно, куда легче уничтожить каждого поодиночке, но черепашки и их друзья не так просты, как кажутся на первый взгляд, и даже в такой, казалось бы, безнадёжной ситуации, каждый выкладывался на полную, защищая себя и свои товарищей. Каждый сражался за друзей, за родных и любимых, за тех, ради кого действительно стоит замарать руки в крови.

Всех разбросало в разные стороны, Ангел удалось скооперироваться с Эйприл и прикрывать её спину, размахивая кувалдой с длинной ручкой, что была очень мило позаимствована у соседа буквально часом ранее. Руки тряслись от напряжения, а дыхание уже начиналось сбиваться. Их было слишком много и они всё не хотели заканчиваться. Один фут-робот, второй фут-робот, третий, пятый, седьмой... Казалось бы, что сложного выводить из строя обычные железяки? Но всё было не так просто, среди них попадались и обычные люди, такие же живые, как и любые другие, из костей, плоти и крови, со своими мыслями в голове, возможно, какими-то желаниями и мечтами. Одним словом - люди. А убить человека - значит совершить преступление, пусть они и враги, но как же жутко осознавать, что ты лишаешь кого-то жизни. И не одного человека, не двух, не трёх, а гораздо и гораздо больше, ломая рёбра, пробивая черепа, превращая лица в кровавое месиво, заставляя суставы неестественно выворачиваться и крики боли раздаваться по всей округе. Много, много, много! И тут и там звучит лязг металла, стоны, взволнованные возгласы, и даже дробь дождя о бетон не заглушает их, наоборот, словно бы усиливая, заставляя звучать в ушах громче и отчётливее.

- Эйприл! Берегись!
Очередной фут подбирается к подруге сзади. Заметив это, Ангел срывается с места и с размаху заряжает тому кувалдой в бок, чувствуя, как под ней с хрустом ломается рука, ощущая, как вслед за ней хрустит несколько рёбер, прекрасно видя, как алая кровь плещет из ран, размываясь непрекращающимся ливнем. Страшно, чертовски страшно, сердце сжимается от боли, а из глаз срывается пара крупных слёз, исчезая вместе с водой, ручьём текущей с волос. Но девушка не опускает руки, лишь крепче сжимает своё странное оружие, напрягая мышцы по всему телу и снова врываясь в бой, в попытке пробиться к кому-нибудь из остальных, чтобы помочь, ведь сражаться вместе куда проще, помогая друг другу, плечом к плечу можно преодолеть многое, можно пережить эту ужасную ночь, всем вместе, не потеряв никого...

Однако судьба решает распорядиться иначе.

Ангел была слишком далеко, чтобы заметить раньше, у неё не было возможности и сил, чтобы подобраться ближе, она ничего не могла сделать, чтобы предотвратить взрыв вражеских бомб, в один миг унёсший жизни двоих её товарищей. Она не видела сама, не знала, что произошло, пока громкие крики очевидцев не дали понять, что без жертв не обошлось. Она стояла, словно статуя, смотря как дождь быстро тушит яркое пламя и не могла поверить в то, что это действительно произошло.

Кейси, Майки... нет, этого не может быть, просто не может быть. Друзья, такие яркие, такие близкие, те, с кем Ангел всегда любила проводить время. Кейси, который украсил её одинокое действо, и Майки, что поддерживал любые безбашенные затеи, любые игры, шутки и приколы. Они исчезли, в один миг, словно никогда и не существовали. Просто умерли и больше никогда не вернуться, не пошутят, не улыбнуться в своей привычной манере. Майки не съест последний кусок пиццы, а Кейси больше не похвастается своими успехами в обращении с клюшкой. Никогда. Не скажут. Ни слова. Ни звука. Ничего.

- Ангел, прийди в себя!
Перед заплывшими слезами глазами мелькнула рыжая копна волос, заставляя девчонку вздрогнуть и вернуться в реальность, несколько футов едва не порубили её на части, но Эйприл вовремя отреагировала, несмотря на боль, что пронизывала сердце, несмотря на то, что товарищи только что отдали свои жизни. Даже так она держалась, в отличии от Ангел, что едва не опустила руки. Нет, это не в её стиле, сдаваться так просто. Они поплатятся.. Поплатятся, за всё, что сделали! За каждую веснушку на лице Микеленжело, за каждый волосок, на голове Кейси! Каждый чёртов фут будет гореть в аду до конца своих дней за то, что они сделали!
Тяжёлое дыхание, грубый хрип, напоминающий чьё-то рычание, покрасневшие, яростно блестящие глаза и один за другим падающие на землю футы. Люди, роботы... уже не важно. Они не бояться лишить кого-то жизни, к чему щадить их и думать об их чувствах? Два, десять.. да хоть пятьдесят, хоть сотня! Каждый пойдёт на металлолом или на корм птицам. Каждый. Грёбаный. Фут.

Внезапный удар молнии заставляет обратить на себя внимание, точнее, обратить внимание на что-то блеснувшее в её свете на соседней крыше. Присмотревшись, Ангел замечает ещё с десяток солдат фут, только не простых, а вооружённых луками и уже готовых осыпать дождём из стрел как раз ту местность, где сейчас отбивается Эйприл. Нет, нельзя позволить умереть кому-нибудь ещё! Ни за что, Ангел просто не может этого допустить!
Рывок, метр, второй, третий. Затем сильный захват руки подруги и очередной рывок, в попытке убежать, найти укрытие, спрятаться от надвигающейся опасности. Но... уже слишком поздно. Ангел только и успевает, что толкнуть Эйприл вперёд себя, а затем черная как смоль стрела прошивает её правое плечо насквозь, заставляя слегка качнуться и выронить своё оружие, с грохотом заваливающееся на землю. Ошарашенный взгляд, который девчонка едва ли может сфокусировать, медленно обращается к окровавленному наконечнику и в эту же секунду ещё две стрелы с характерным хрустом вонзаются в тело, заставляя свалиться на колени и сдавленно прохрипеть от наполняющей тело боли. Она не может кричать, потому как одно лёгкое прошито насквозь, не может ничего толком сказать, да и вообще едва ли понимает, что только что произошло, просто смотрит на собственную кровь, что активно сочиться из раны.

Вот так и умирают, да? В боли, пронзающей всё тело, в холоде, постепенно окутывающем сознание, в криках друзей, что активно зовут на помощь, в сырости и грязи земли, на которую ты упал, будучи поверженным. Так и умирают? В таком юном возрасте, с большими планами на будущее, с пламенным желанием спасти всех и каждого, не дать никому погибнуть. Так и умирают? Закрыв своей спиной друга, лучшего, самого близкого друга, такого, который обязательно должен быть у каждого, друга, которого подарило тебе настоящее чудо. Так и умирают? Солгав близкому, не сказав главное, сгрузив на себя весь груз проблем. Так и умирают? Оставляя остальных жить дальше, жить дальше с мыслью, что они не смогли кого-то уберечь, что потеряли кого-то навсегда. Так и умирают, да?.. Покидая всех, погружаясь в темноту, в полное одиночество, в неизвестность.

Так и умирают?

"Если да, то я не хочу так умирать"

- Эйприл... прости, - скрипучий вдох и кровавый кашель срывается с уст побледневшей Ангел, после чего она с трудом улыбается и продолжает, - ну, за витрину... и за нос. Наверное, было больно... хах.
Тем временем в кармане начинает вибрировать телефон и тихая японская мелодия из фильма, что они смотрели вместе с Эйприл, разноситься по округе. Она всё-таки поставила в режим со звуком, чтобы не пропустить его звонок. Но, наверное, поднять трубку уже не выйдет. Ни сейчас, ни позже... никогда.

"Прости, Мондо, но, кажется, завтра я не смогу прийти, может быть позже?.."

Кажется, что она просто задумалась и засмотрелась в небо, на падающие капли дождя... Но нет, Ангел отдала свою жизнь за тех, кто стал для неё настоящим чудом.

Думаете... чудес не бывает? На самом деле они есть, просто - вы не там ищете. Порой чудеса таятся даже в таких простых чувствах как любовь и дружба. А за эти чувства и жизнь отдать не жалко, правда?

Чудеса творят лишь чувства людей.

+4

5

So long to all of my friends,
Everyone of them met tragic ends

Ничто не может длиться вечно.

Эта простая, незатейливая истина была осознана и принята Донателло еще в самые ранние годы его жизни, когда он, будучи совсем юным черепашонком, только-только начинал понимать самого себя, а также то, какое место он и его братья занимают в этом странном, изменчивом мире. Любая боль рано или поздно проходит, равно как и любой страх, или наслаждение, или злость, или апатия; у всего есть свой предел, всему приходит свой конец. И Донни, будучи на редкость терпеливым и умным созданием, всегда был заранее готов к переменам. Он не боялся их, и не пытался от них бежать, как это порой могли делать остальные, отнюдь. Напротив, этот мутант буквально обожал все новое и неизведанное, таким уж он родился — неутомимым, жадным до знаний исследователем, всюду сующим свой любопытный нос, лишь бы понять, как это работает и из чего это вообще сделано, а главное, можно ли при помощи этого создать что-нибудь еще, не менее интересное. И когда это что-то внезапно ломалось, или приходило в негодность с течением времени, малыш Донни никогда не унывал и не опускал руки. Ведь он много лучше других понимал, что это неминуемо: чем чаще ты пользуешься какой-то вещью, тем быстрее она выходит из строя — и это абсолютно нормально, это не страшно, это бывает даже исправимо... и уж тем более не стоит из-за этого расстраиваться и плакать. В конце концов, разве не его, Донателло, справедливо прозвали мастером на все руки? Существовала ли в целом мире такая вещь, которую он был не в силах собрать заново? "Шутите," — со смехом откликнулся бы любой из его друзей или знакомых, а братья так и вовсе бы красноречиво покрутили пальцами у висков. Чтобы Дон, и не сумел что-то починить... Просто бред какой-то, в самом деле. И всякий раз юноша лишь скромно улыбался в ответ на подобные речи, храня таинственное молчание и вроде бы как безмолвно признавая: да, действительно, ну и ерунда... Отворачивался и неслышно вздыхал, пряча странный, тоскливый блеск в глубине собственных глаз.

Он не боялся перемен. Но с течением времени, мутант все чаще ловил себя на одной до крайности неприятной мысли: он совсем не был готов потерять что-либо из того, что у него сейчас было... или кого-то. В первую очередь, разумеется, его семью: отца, братьев... его любимую и друзей. Эти вещи не подлежали восстановлению. Эти вещи он в жизни не смог бы ни починить, ни заменить, случись им вдруг разбиться или оказаться безвозвратно потерянными... Сам того не желая, Донни с содроганием думал о том, что рано или поздно ему все же придется с ними расстаться. По своей ли, по чужой ли воле, неважно. Ничто не может длиться вечно... Увы, Донателло не был религиозен, и вообще довольно скептично относился ко всему сверхъестественному, даже несмотря на то, что успел многое повидать в своей жизни, в том числе и кое-что откровенно мистическое и нереальное, нечто такое, чего, по его мнению, и существовать-то не должно было в природе — но, тем не менее, оно все-таки было... например, он сам. Увы, гений едва ли мог утешить себя мыслями о последующей встрече с ушедшими из его жизни близкими существами, где-то там, по другую грань мироздания, или в новой жизни, дарованной ему свыше, или бог его знает где еще! Вот и оставалось, что прятать эту ничем не обоснованную тревогу куда-то в самую глубину своей души, весьма умело скрывая ее от чужих глаз и притворяясь, будто все в полном порядке. Глупо, конечно, но... так было намного легче.

В конце концов, что толку думать о подобных вещах, если ты все равно никак не можешь на них повлиять? Да, их жизнь была невыносимо сложна и полна неприятных сюрпризов, ну так мутанты уже давным-давно к этому привыкли. Они научились сполна наслаждаться каждой минутой, каждым драгоценным мгновением, проведенным ими наедине друг с другом: бок о бок, плечом к плечу, рука об руку — и с трепетом хранили эти воспоминания в своих сердцах, как самое ценное, что только существовало в этом мире.

В отличие от Шреддера и всех прочих врагов, у братства Хамато все еще было то, ради чего стоило жить и сражаться.

With every passing day,
I’d be lying if I didn’t say,
That I miss them all tonight…

...да брось, черт возьми! Такого слова-то не существует! — Раф в очередной раз с досадой грохнул кулаком по многострадальному столику, отчего игровое поле с разложенными на нем фишками сдвинулось на пару сантиметров в сторону, а стоявшие по краям граненные стаканы и полупустые бутылки из-под спиртного и содовой едва со звоном не попадали на пол. Приподнявшись со своего места, мутант с растущим негодованием уставился на выложенную умником сложно выговариваемую ересь длиной в восемнадцать гребанных букв, в который уже раз за прошедший вечер ощущая себя полнейшим ослом. Расположившиеся вокруг столика подростки разразились дружным гоготом, а сидевший рядом Кейси размаху врезал кулаком по плечу недовольного Рафаэля, за что немедленно получил грубый пих здоровенной трехпалой лапищей в нос — да отвали ты, дурень!...

Погоди, погоди, я как раз ищу... вот! Вот оно! Чуваки, зацените! — Майки торжествующе потряс в воздухе тяжелым полуразвалившимся от времени книжным томом, отчего несколько отклеившихся пожелтевших страниц с мягким шорохом разлетелись по разным углам помещения. — "Астро-спектро-ско-пия"! Читаю: отдел астрофизики, занимающийся исследованием спектров небесных светил...

Да срать я хотел на ваши астро... спектро... ДАЙ СЮДА, — отобрав мешочек с костяшками у хихикающей Эйприл, парень решительно выгреб себе порцию свежих букв, практически тут же с яростным пыхтением шлепнув одну из них на доску. — ХА! Заглотни, спектроскоп хренов, — он издевательски осклабился в лицо спокойно улыбавшемуся брату, который послушно перевел взгляд на игровое поле, дабы посмотреть, что же он ему такого уготовил. Остальные ребята последовали его примеру, с любопытством уставясь на новое слово.

"Пы-ле-сос", — громко, нарочито выделяя каждый слог, зачитала Ангел, одновременно с тем растягивая проколотую губу в широкой, издевательской ухмылке. Со всех сторон тут же вновь послышались сдержанные смешки.

Браво, Раф, приятель! Вот это я понимаю — достойный ответ астроспектроскопии, — хмыкнул вальяжно развалившийся в кресле Мондо, но тут же замолк — и вовсе не от испепеляющего взгляда саеносца, а потому, что его внимание, равно как и всех присутствовавших в комнате, привлекли неторопливые движения Донателло, занявшегося выкладыванием очередного длиннющего словосочетания. — Да ладно! На поле уже места свободного не осталось! — его недоверчивое восклицание тут же оказалось заглушено хоровым "шшшш!": публике явно не терпелось поскорее узнать, что же еще такого необычного уготовил Рафаэлю коварный изобретатель. Сидевшей рядышком Моне для этого пришлось отчасти перегнуться через широкий панцирь возлюбленного и опереться локтем о его плечо.

Индрико... терий? — прочла она наконец, удивленно распахнув громадные медово-желтые глаза.

"Едрикохерий"? — эхом переспросил недоумевающий Кейси. — А это еще что такое, мать вашу?

Смахивает на какое-то ругательство... это уже по части Ниньяры!

А в глаз ты этим ругательством не хочешь?

Ща-ща-ща, я почти нашел! — восторженно завопил Майки уже откуда-то со спинки дивана, вмиг перекрывая воцарившийся гомон. Страницы справочника с умопомрачительной скоростью шуршали в воздухе, периодически эффектно отрываясь от хлипкой обложки. Наконец, парень прекратил листать и с размаху ткнул пальцем в найденную им строку. — Индрикотерий, доисторический носорог, жил на рубеже олиго... олигофре... олигоцена и миоцена, короче, древнее ископаемое. Офигеть, Ди, как ты вообще его помнишь?! И главное, откуда?...

Читал, — все также скромно откликнулся Донни, с едва заметной усмешкой наблюдая за тем, как его старший брат, сдавленно матерясь и рыча, спешно рыщет взглядом по игровому полю, в безнадежной попытке отыскать свободные от фишек клетки. Едва осознав, что его проигрыш неминуем, Раф отобрал у Эйприл опустевший мешочек и швырнул его в рожу оппонента, после чего сердито откинулся панцирем на продавленное диванное сидение и раздраженно пнул злосчастный стол ногой, одновременно с тем показательно скрестив мускулистые руки на пластроне и отвернув морду в сторону.

Идиотская игра...

Ну, ну, тише, малыш, — узкая, тонкопалая ладошка Ниньяры утешающе прошлась по его темно-зеленой макушке. — Из всех нас именно ты был ближе всех к победе, — кажется, эти слова отчасти приподняли ему настроение, так как Рафаэль все-таки расслабил плечи и, помешкав, все с тем же сердитым видом протянул лапу к на треть опустошенной бутылке и сделал внушительный глоток холодного пива, после чего еще разок толкнул плечом Кейси — тот, впрочем, не остался в долгу и ощутимо пихнул его в ответ. Пока они отчасти агрессивно, отчасти шутливо боролись друг с другом, Леонардо перевел откровенно смеющийся взгляд на младшего брата, который с самый невозмутимым видом складывал фишки в брошенный ему мешочек.

Ну, коли Рафи у нас потерпел сокрушительное фиаско...

Слышь, ты, говню...!

...не желаешь опробовать свои силы с куда более серьезным противником? — как ни в чем не бывало закончил лидер свою реплику, проигнорировав раздраженное ворчание брата. Вся комната немедленно потянула в протяжном, многозначительном "Уууууууууу!". Даже Рафаэль поневоле заинтересовался и не стал швырять в Лео доской из-под игрового поля, хотя он уже обеими руками схватился за ее края. Взгляды присутствующих дружно метнулись к лицу Донателло, но тот лишь молча улыбнулся и кивнул, принимая вызов. — Отлично. Предлагаю сыграть в "башню", — уже откровенно издевательски ухмыляясь, Лео поднял на колени небольшую, но увесистую коробочку с выцветшей надписью "Дженга". — Заодно проверим, так же ли ты ловок и скор на руку, как и умен.

Да брось, он тебя в два счета обыграет, — с иронией откликнулась Караи, наблюдая за тем, как противники вываливают на стол гору маленьких прямоугольных дощечек и аккуратно складывают их друг на друга, по три блока в один "этаж", как положено по правилам. — Он же целыми днями возится у себя в лаборатории с мелкими деталями. Что ему твоя несчастная башенка?

А я предлагаю начать делать ставки! — решительно вскричал Майки, отбрасывая вмиг позабытый им словарь. — Ставлю десять, эээ... двадцать баксов на Ди! Сорри, бро, — он виновато покосился в сторону Лео, но тот лишь отмахнулся.

И я поставлю тридцатку на умника, — поддакнул Кейси, щедрым жестом швыряя на стол мятые зеленые банкноты и пару мелких монет, со звоном укатившихся куда-то под ноги Ниньяре. Та, впрочем, не стала обижаться, лишь с донельзя задумчивым видом запустив пальцы в собственное глубокое декольте... и извлекла на свет божий толстую пачку сложенных в пополам купюр, перетянутых темной резинкой и отчетливо хрустящих при малейшем нажатии. На глазах у напрочь ошалевшей, вылупившей глазищи публики, лиса аккуратно положила эти деньги рядом с мелочевкой Кейси и как ни в чем не бывало откинулась на спинку сидения, расслабленно прислонившись к ребристому боку Рафаэля и элегантно обернувшись пушистым хвостом.

Двести долларов на Леонардо... Что? — невинно уточнила она, перехватив изумленные взгляды ребят... а затем воцарившуюся тишину прервал негромкий смех Эйприл.

Я ведь могу поставить на обоих сразу? — весело уточнила рыжеволосая школьница, в свою очередь, выуживая несколько более-менее крупных банкнот из кармана собственных джинсов и осторожно кидая их в общую кучу. Тут уж и все остальные ребята "отморозились" и дружно начали делать свои ставки, в результате чего и без того внушительная горка денег едва ли не превысила размерами саму игровую башню. Правда, ни Лео, ни Донни, кажется, даже не замечали стремительно возрастающего энтузиазма: внимание двух главных стратегов команды было сосредоточенно исключительно на игре. Предельно собранные, с напряженными, полными глубочайшего усердия минами, братья поочередно вытаскивали крохотные "кирпичики" из-под основания хлипкого игрушечного сооружения — учитывая тот факт, что их здоровенные лапищи чуть ли не в два-три раза превосходили обычные человеческие руки, это было ой как не просто... Но пока что братья худо-бедно справлялись, постепенно подкладывая все новые и новые блоки на вершину причудливой деревянной конструкции, с каждым ходом становящейся все более "воздушной" и от того откровенно шаткой на вид. В конечном итоге, вся компания окончательно затихла, отбросив споры и тесным, донельзя заинтригованным кольцом окружив противников, с затаенным дыханием следя за каждым их движением. Никому не хотелось остаться в проигрыше... Лишь периодически в воздухе повисал общий, отчасти восхищенный, отчасти испуганный вздох, когда сооружаемая мутантами башенка, казалось, вот-вот пошатнется и рухнет, определив, таким образом, победителя, да временами особо рьяно болеющий зритель начинал лихорадочно нашептывать одному из игроков, что-нибудь вроде: "Правую давай, правую, ну...", или "Посередине не трогай, рухнет же!", а то и "Эй, эй, по-аккуратнее с моим будущим выигрышем! Мне не хотелось бы остаться без гроша в кармане, да еще в канун Рождества!". Как правило, хватало одного сдержанно-раздраженного взгляда, чтобы горе-советчик заткнулся и прекратил болтать под руку... После чего соревнование продолжалось, грозя поставить новый рекорд, как самое тихое и напряженное игровое противостояние за весь вечер, а то и за все время. Даже Сплинтер, Кёрби и мисс О'Нил, не удержавшись, с любопытством высунули носы из кухни по соседству, поразившись неожиданно воцарившемуся в доме затишью... И тут же с понимающими улыбками вернулись к прерванному чаепитию, наслаждаясь редкой минутой спокойствия.

Но вот Лео, скрипя зубами от усердия, вытянул один из последних опорных кирпичиков у подножья башни, отчего та слегка покосилась, грозя в любой момент эпично разбиться на десятки маленьких брусков... но так и не упала, каким-то чудом удерживаясь на трех полуразваленных ярусах. Причем нижние два содержали по одной дощечке каждый, а третий — целых две, но на каждую из них с равным успехом опирались все верхние "этажи" импровизированного строения. Причем каждый из них был облегчен и распотрошен до такого состояния, что вытащить откуда-то еще один брусок в принципе не представлялось возможным. Можно сказать, что это был конец игры — дальше строить было элементарно некуда, башня и так уже на добрый десяток сантиметров возвышалась над головами присутствующих, грозя стукнуть по лбу любого из сидевших у стола ребят. По помещению прокатился сдержанный, отчасти недовольный стон: конечно, было бы гораздо веселее, если бы игра закончилась живописным разрушением деревянного конструктора, сдавленной руганью опростоволосившегося горе-строителя и триумфальным чествованием победителя.

Ставки отменяются, чуваки, — с напускным огорчением вздохнул Майк, потянувшись к куче монеток и хрустящих зеленых купюр... да так и ойкнул, причем скорее от удивления, нежели от боли или негодования: чья-то тонкая, усыпанная веснушками ладошка живо треснула его по пальцам, не давая прикоснуться к деньгам. — Эй, ну ты чего?...

Осмелюсь напомнить, — с трудом сохраняя серьезное выражение лица, важно промолвила Эйприл, — что я поставила на обоих противников сразу... а значит, вся выручка уходит в мой карман!

Эй, это нечестно! — негодующе вскричала Ангел, чуть ли не грудью накрывая стол. — Никто же не выиграл! Нет победителя — нет и денюжек! — и с этими словами шпана принялась деловито сгребать деньги в подол собственной майки. Естественно, столь наглый жест не мог остаться безнаказанным, и все ребята дружно повскакивали со своих мест, готовые в любой момент ринуться спасать свои скромные финансовые накопления... Да так и замерли в различных позах, застигнутые врасплох оглушительным шипением Алопекс. Прижав когтистый палец к губам, лисица обвела недоумевающих подростков донельзя сердитым, многозначительным взглядом и молча показала на изобретателя. Только сейчас все обратили внимание на то, что Донни, вопреки ожиданиям, не стал отвлекаться от игры, а, напротив, еще ниже склонился над усеянной крошками и пустыми обертками из-под съеденных вкусностей столешницей, сгорбив плечи и выпятив массивный панцирь — кажется, он был занят тем, что пристально разглядывал основание башни... Но прежде, чем кто-нибудь успел понять, что именно он замышляет, гений неожиданно мягко, буквально самыми кончиками пальцев ухватил один из двух последних несущих брусков... и аккуратно, по-деловому вытянул его наружу. Вся конструкция едва заметно дрогнула, чуть накренилась... А затем плавно качнулась на место, каким-то волшебным образом держась на трех ненадежных, криво-косо уложенных дощечках, одна из которых, при всем при этом, была заметно смещена в сторону. По всем принципам логики и законам всемирного тяготения, верхние ярусы башни уже давным-давно должны были перевесить и рухнуть набок, но этого, отчего-то, так и не произошло.

Несколько мгновений, в комнате царило звенящее, прямо-таки гробовое молчание...

А затем вся гостиная буквально взорвалась криками, как негодующими, так и откровенно восторженными.

Я ЗНАЛ, Я ТОЧНО ЗНАЛ, НА КОГО НАДО ПОСТАВИТЬ! — Майк буквально рухнул на брата сверху, повиснув на его панцире и лишь каким-то чудом не опрокинув многострадальную башню. — В следующий раз, пойдем с тобой на собачьи бега! — и парень с широченной ухмылкой потер брата кулаком по макушке, в то время как впалая щека гения была "атакована" смачным поцелуем авторства Моны Лизы, с радостным визгом повисшей на шее своего возлюбленного. Раф, тем временем, все пытался рассмотреть злополучную постройку со всех доступных ему ракурсов и сторон, похоже, тщетно пытаясь найти какой-то подвох в происходящем.

Как? — воскликнул он наконец, в бессильном раздражении уставясь на шатко взгроможденные друг на друга бруски. — Как такое вообще возможно?! Ты должен был как-то сжульничать!

Ловкость рук, и никакого мошенничества, — с откровенно самодовольным видом откликнулся умник и озорно глянул на брата поверх растрепанной шевелюры Моны. — Ну что, Лео, сдаешься?

Да черта с два, — сдержанно пробурчал Леонардо в ответ, подпирая голову рукой и хмуро взирая на ставшую вдруг откровенно невыполнимой задачу. Посмеивающаяся Караи немедленно обхватила рукой его мускулистые плечи, прижавшись виском к угловатой скуле мечника и украдкой подмигнув чуть ли не пляшущим от радости подросткам.

Это надолго, — уверенно заявил Мондо, подхватывая непочатую бутылку пива. Сделав большой глоток, он вдруг устремил помрачневший взгляд куда-то в темное пространство комнаты, будто застигнутый какой-то внезапной, донельзя тяжкой мыслью. — ...и, блин, походу, я все-таки остался без денег на Рождество.

Эй, — неожиданно подал голос Кейси, — как насчет посмотреть что-нибудь, вместо того, чтобы сидеть здесь до утра и медитировать на сосредоточенную рожу Лео? Эй, Рыжик, что насчет старой-доброй "Пятницы, 13"? У тебя вроде были какие-то диски...

Угу. А теперь угадай, кто на них сидит...

...вот дерьмо.

Я схожу покурю. Рафи, детка, ты со мной?

Прекрати меня так называть, женщина. Куда ты дела мою зажигалку?

Эй, не ставь пиво на мои деньги!

Они пока что еще не твои, балбес!

Хм, неужели?... О, боже! Смотри-ка, что это там! Да-да, вон там, прямо у тебя под носом! Да это же твое рождественское "нифига"!

ДА ИДИ ТЫ В ПЕНЬ!

Пользуясь тем, что ребята дружно отвлеклись от его гениальной персоны, Донателло с легкой полуулыбкой наблюдал за воцарившейся в помещении суетой, и если бы кому-нибудь из находящихся в гостиной подростков вдруг пришло в голову отвлечься от веселой перепалки и зачем-то посмотреть в его сторону, он бы очень удивился тому странному, до крайности мягкому выражению, застывшему на лице изобретателя. Создавалось впечатление, что он, тихий и привыкший к уединению зануда-ботаник, вечно стремившийся закрыться у себя в лаборатории, откровенно наслаждается своим присутствием в этой тесной и шумной комнатке, явно не рассчитанной на такое большое количество народа... Это и вправду было так. Кажется, его ни капли не смущали чужие выкрики или откровенно дурацкие выходки, равно как и то огромное количество выпивки, что они притащили сюда этой ночью — напротив, умник вполне спокойно, и даже позитивно реагировал на творящуюся кругом него предпраздничную кутерьму, хоть и не спешил принимать в ней участия. Техника вполне устраивала его роль молчаливого наблюдателя. Все также слабо усмехаясь, временами тихо посмеиваясь над чьей-нибудь остроумной репликой, Донни неторопливо потягивал холодную газировку и время от времени снисходительно поглядывал в сторону Лео: тот по-прежнему ломал голову над тем, как бы ему ответить на последний ход гения... Но затем на плечо умника знакомым теплом легла маленькая перепончатая ладошка, вмиг заставившая его вынырнуть из приятного омута собственных мыслей. Похоже, что Мона все это время тихонечко сидела рядом с ним и так же молча, внимательно наблюдала за выражением лица возлюбленного.

Пойдем, тоже проветримся немного, — девушка осторожно потянула его за руку, и Донателло тут же с присущей ему безотказностью поднялся с дивана, направившись в коридор следом за саламандрой. Со стороны кухни по-прежнему доносились тихие голоса Сплинтера и Кёрби: не особо вслушиваясь в их беседу, парочка на цыпочках проскользнула мимо приоткрытой двери и, подняв тяжелую оконную створку, украдкой выбралась на старенькую пожарную лестницу, что вела в темную безлюдную подворотню за домом, в котором ныне жило семейство О'Нил. Свежий ночной воздух приятно овеял кожу, холодной струей проник в легкие, проясняя голову и даруя странное, ни с чем не сравнимое удовлетворение... Облокотившись панцирем о ржавые металлические перила, Дон устремил на возлюбленную спокойный, отчасти даже умиротворенный взгляд. Мона же ответила ему одной из самых нежных своих улыбок, в которой, вместе с тем, читалась сдержанная гордость. — Какой же ты у меня умница, — тихо произнесла она, кладя теплую перепончатую ладошку поверх щеки мутанта и внимательно заглядывая в его большие серебристо-серые глаза. Донни немедленно накрыл кисть девушки своей собственной, слегка потершись носом о тонкие когтистые пальчики и, напоследок, наградив их невесомым поцелуем. — И все-таки... как же у тебя это получилось?

Мне просто очень не хотелось оставаться в дураках, — серьезным тоном откликнулся черепашка, впрочем, не скрывая веселых искорок в глубине собственных глаз. Ящерка негромко хихикнула в ответ.

А еще тебе очень хотелось увидеть ошарашенную физиономию Лео, признай это.

И это тоже, — они снова тихо рассмеялись при воспоминании о вытянувшейся физиономии мечника, осознавшего, что ему придется чуть ли не до утра чахнуть над этой проклятой башней, ломая голову над тем, как бы ему выдернуть один из оставшихся деревянных брусков. Да уж, нелегкая задачка... Все еще довольно усмехаясь, гений притянул Мону поближе к себе и, обняв девушку за талию, ненавязчиво прислонился переносицей к ее широкому, ровному лбу.

Как же хорошо и спокойно...

Знаешь... это далеко не так сложно, как может показаться со стороны, — Донни осторожно потерся своим собственным лбом о взлохмаченную макушку саламандры, роняя несколько спутанных витиеватых прядей ей на нос. — Порой достаточно лишь на мгновение представить, что эта башня — наш клан... Что каждый кирпичик в этой шаткой и странной конструкции — это кто-то из членов нашей семьи, или друзей, а тот маленький брусок, что остается в самом низу — это я сам, держу на своем панцире жизни моих близких, отвечая за их целостность и сохранность. И если я хоть на миллиметр сдвинусь в сторону... если кто-нибудь сверху упадет, не удержав равновесия... то рухнет буквально все. И уже ничего тогда не собрать, не исправить... Партия будет безнадежно проиграна. А я не могу этого допустить. Понимаешь, что я имею в виду? — он вновь пристально смотрит в широко распахнутые от изумления глаза Моны, гадая, какую реакцию вызовет его неожиданное откровение. Наверное, ей казалось странным, что умник вдруг решился заговорить с ней о подобных вещах... К чему все эти причудливые сравнения? Честно говоря, Донателло вовсе не собирался рассказывать ей об этом. Он и сам не знал, к чему вообще завел этот разговор... Наверное, он уже очень давно инстинктивно выискивал подходящий момент, чтобы, в конце концов, поделиться с Моной своими скрытыми тревогами и переживаниями. Гений ни с кем и никогда не делился этими мыслями... Даже с родными братьями. Даже с мастером Сплинтером. — Прости, — умник слабо улыбнулся, чуть прикрыв глаза и виновато поглядев на Лизу сверху вниз. — Наверное, зря я коснулся этой темы...

Нет-нет, — саламандра спешно вскинула руку, прервав неловкое молчание и вновь едва ощутимо коснувшись губ изобретателя самыми подушечками пальцев. — Я понимаю... тебе не нужно ни за что извиняться, — убрав ладонь, Мона ласково обвила руками крепкую, жилистую шею Донателло и с теплой улыбкой склонила голову, прижавшись щекой к грубым костяным пластинами на его груди. — И... прекрати думать, что ты один держишь весь мир на своих плечах. Ты никогда не будешь один... И ты никогда не уронишь эту башню. Пока я и твои братья находятся рядом с тобой, мы ни за что не позволим ей рухнуть, — приподнявшись на носочки, она прижимается к его губам мягким и успокаивающим поцелуем, и Донни с охотой отвечает на эту простую, столь привычную сердцу взаимную ласку, накрыв ладонью затылок возлюбленной. Тепло ее кожи, ее дыхание, запах и биение сердца... даже просто ощущение чужих волос, приятно щекочущих лицо и беспорядочно пропущенных сквозь собственные пальцы — уже одно лишь это способно сделать его по-настоящему счастливым и в миг разогнать все дурные мысли.

Если бы только это мгновение никогда не кончалось.

And if they only knew what I would say,
If I could be with you tonight…
I would sing you to sleep,
Never let them take the light behind your eyes

Аааавв, — тихий скрип оконной рамы и донельзя умиленный голос Микеланджело, неожиданно раздавшийся откуда-то из-за спины Моны, заставил подростков нехотя оторваться друг от друга, со сдержанным недовольством обернувшись к шутнику. Майки, в свою очередь, уставился на них с таким видом, будто только что на его глазах совершилось нечто донельзя прекрасное... А вот высунувшаяся следом из окна Алопекс замерла в легкой прострации, моментально оценив обстановку и найдя ситуацию порядком... смущающей. Ох уж эти неловкости. — Вы такие милые, я не могу! — продолжал восхищаться Майк, напрочь игнорируя настойчивые подергивания за собственный локоть — мол, ну все, все, пойдем уже! — и не менее красноречивый взгляд изобретателя. Наконец, черепашка вспомнил об изначальной цели своего визита и торопливо добавил, как бы оправдываясь перед недовольной парочкой: — Только там Лео, кажется, вот-вот прирастет панцирем к дивану... Ты его туда усадил, тебе его оттуда и спасать, бро! Караи одна не справляется, — на миг возведя глаза к темному звездному небу, Дон с тяжким вздохом приблизился к окну и полез обратно в квартиру. И вот вечно так... Буквально только что ты сидел посреди забитой людьми и мутантами гостиной и прикидывался фикусом, но стоит тебе на пять минут отойти и уединиться с любимой девушкой — и тут же кто-нибудь обязательно спохватывается, как о забытом на плите чайнике: "эй, народ, никто не видел Донни?". Не то, чтобы это раздражало... как раз-таки наоборот. Но им с Моной в последнее время так редко удавалось остаться наедине друг с другом! Уже подавая руку спускавшейся с подоконника ящерке, Дон почувствовал, как та украдкой пожала его ладонь, будто бы пытаясь сказать — все хорошо, не дуйся... она ведь по-прежнему рядом с ним, не так ли? Все вместе, четверка мутантов вернулась обратно в гостиную, причем в тот самый момент, когда всю квартиру содрогнул очередной победный рев собравшихся вокруг стола подростков... вернее, лишь тех из них, кто все-таки рискнул поставить на Лео. С триумфом ухмыляясь, мечник неторопливо обернулся к замершему в дверях изобретателю и небрежно помахал очередной выуженной из башни костяшкой.

Ну что, Донни, чем еще ты нас сегодня удивишь? — вместо ответа, умник быстро скользнул взглядом по шаткой деревянной конструкции, молча оценивая свои дальнейшие шансы на победу. Майки рядом с ним горестно заломил руки к потолку, весьма красноречиво выразив весь напряженный трагизм ситуации... А вот Лео, явно довольный своей маленькой победой, расслабленно откинулся панцирем на диванные подушки, сложив мускулистые руки за голову. — Может, все-таки признаешь поражение? — издевательски-вальяжный тон мечника, а также его откровенно вызывающий взгляд, разумеется, не могли остаться без ответной реакции: стальные глаза гения недобро блеснули, показывая, что он готов продолжить борьбу... В конце концов, для него это уже становилось вопросом чести.

Ты понятия не имеешь, с кем связался, о, несчастный! — Микеланджело театрально наставил палец на черепашку в небесно-голубой бандане, ехидно кривящего губы на пару с сидевшей у него под боком Караи. — Ди тебе вмиг намылит панцирь... и вернет мне мои денежки. Правда, бро? Ты же мне их вернешь? Все до единой, правда, мужик?

Давай, Лео, старина, ты обязан спасти мне Рождество! — Мондо воодушевленно потряс кулаком в воздухе. Толпа вновь разделилась на две противоборствующие фракции. Ночной киномарафон был благополучно забыт. Впереди соблазнительно замаячили новые ставки... Не глядя на друзей, Донни сделал широкий шаг обратно к дивану и решительно опустился на прежнее место, с вызовом уставясь в лицо противнику. Горячая ручонка Моны подбадривающе сжала плечо умника, напоминая о том, что она по-прежнему рядом с ним и готова поддержать его в случае досадной неудачи, и Дон, не глядя, крепко стиснул ее в ответ.

Черта с два эта башня когда-нибудь рухнет.

One day, I’ll lose this fight
As we fade in the dark,
Just remember you will always
Burn as bright

Странно, что он вдруг решил вспомнить о том памятном вечере в кругу родных и близких друзей... Особенно сейчас, когда они почти в том же составе готовились дать отпор неисчислимой армии механических фут-ботов и прекрасно обученных, до зубов вооруженных солдат, выступавших под предводительством самого злейшего и смертоносного врага черепашек — Ороку Саки. Не хватало лишь Мондо, и то, лишь потому, что ребята не хотели подвергать жизнь паренька столь огромному риску. Это решение было принято ими еще накануне, во время на редкость жаркого и продолжительного диспута на тему того, кому вообще можно было принять участие в грядущей битве. Как долго они спорили — одному богу известно; так, к примеру, Мону, Эйприл и Ангел вообще поначалу наотрез отказывались брать в команду, и вовсе не потому, что девушки были чересчур слабы или неопытны. Опыта им как раз-таки хватало, равно как и безудержной смелости в сочетании с прекрасными, мастерски отточенными боевыми навыками, просто... Эта схватка не была похожа на все остальные. Для семейства Хамато это, в первую очередь, была долгожданная возможность поставить, наконец, жирную точку в их растянувшемся на долгие годы, изматывающем противостоянии с Кланом Фут. В свою очередь, Шреддер также планировал окончательно расквитаться с ненавистным ему братством, столь долго и без устали портившим ему кровь... И вполне естественно, что мутанты желали уберечь ни в чем не повинных девушек от его острых как бритва клинков. Как же громко они орали, как яростно отстаивали свою точку зрения!... С пеной у рта доказывали верность принятой позиции, до хрипоты срывая голоса в тщетных попытках донести до ума оппонента совершенно одинаковую, в сущности, мысль: никто из них не мог позволить умереть другому... Как ни странно, но за троицу юных куноичи решительно вступились их более зрелые и опытные сестры по оружию, и в итоге мужская сторона потерпела сокрушительное фиаско, нехотя сдавшись перед мыслью, что их подруги в любом случае найдут способ выскользнуть из логова и присоединиться к битве, дабы отважно прикрыть собой чужие задницы. Так уж было заведено в их большой и разношерстной семье — горой стоять друг за друга, в любой ситуации, в любое время, при любых обстоятельствах... Один за всех, и все за одного, таков их храбрый мушкетерский лозунг.

"Если бы только погода не подвела," — гений на пару мгновений поднимает донельзя усталый взгляд к затянутым рокочущими исчерна-серыми тучами небесам. Они с Лео потратили несколько бессонных ночей на то, чтобы разработать максимально четкую и продуманную стратегию боя, склоня головы над картой города и час за часом увлеченно обсуждая между собой бесконечные детали предстоящего им сражения... и в итоге все их планы в один миг разрушил какой-то несчастный дождь, между прочим, вот уже чуть ли не целую неделю заливавший их подземное убежище. Почему-то эта мысль все никак не давала ему покоя, мешая сосредоточиться на предстоящей схватке. Гений изо всех сил пытался выглядеть собранным и уверенным в своих силах... но внутри то и дело что-то сжималось от холодящего сердце дурного предчувствия — и косо хлеставший по его напряженным плечам ливень, увы, тут был совершенно ни при чем.

Что еще они забыли учесть? И как дорого может обойтись всего одна-единственная глупая ошибка?...

Равно как и Майки, неуловимым жестом придержавший смело выдвинувшуюся вперед Алопекс, Дон не глядя отводит ладонь в сторону, осторожно тесня девушек своим круглым, массивным карапаксом, не позволяя им встать с того же края, что и он. Ему отчаянно хочется прикоснуться к замершей позади Моне, спрятав ее ладошку в своей собственной широкой лапище, но он подавляет это желание, лишь едва ощутимо скользнув кончиками пальцами по ее тонкому, напряженному запястью. Зря он позволил ей сюда прийти... Но разве не они сами дали некогда клятвенное обещание всегда и везде держаться вместе, чего бы им это не стоило? Один в поле не воин, и временами просто необходимо наступать на горло собственному страху. Он просто... будет стараться держаться поближе к саламандре, чтобы в случае чего вовремя придти ей на выручку. И ни в коем случае не стоит забывать об остальных членах их команды. Он должен быть заранее готов к тому, что в любой момент кому-нибудь из его товарищей может потребоваться срочное медицинское вмешательство... Будь бдителен, Донни, ведь ты здесь чуть ли не единственный, кто способен оказать первую помощь раненному бойцу.

Упадет кто-то один — и следом рухнет вся башня. Ты помнишь об этом?

Be strong, and hold my hand.
Time becomes for us, you’ll understand.
We’ll say goodbye today,
And we’re sorry how it all ends this way…

Он не любил причинять боль живым существам... И уж тем более ненавидел лишать кого-либо жизни. И все-таки, ему приходилось это делать, невзирая на собственное отвращение ко всему происходящему вокруг. А вокруг царила форменная мясорубка, адское светопреставление, в котором с противным хрустом сшибались живые и мертвые тела, ломались кости, пронзалась плоть, разбивались и сминались сложные, искусно собранные механизмы... Донателло старался по максимуму оградиться от всех этих омерзительных звуков, полностью сосредоточившись на собственных движениях. Количество вражеских бойцов, то и дело бросавшихся ему наперерез, превосходило всякие разумные пределы; создавалось впечатление, что Саки привел сюда почти всех своих людей, а также заставил Стокмана в кратчайшие сроки предоставить ему целый легион новеньких роботизированных солдат, вдобавок, приказав значительно усовершенствовать их оружие и броню... Неужто рассчитывал взять Клан Хамато банальным измором? И как долго он планировал тянуть из противников их жизненные силы? Сколько еще бойцов они должны были убить или изувечить; как много андроидов им предстояло вывести из строя? Донателло чувствовал, что начинает потихоньку уставать, безостановочно размахивая собственным оружием и раз за разом отражая, парируя сыплющиеся на него со всех сторон удары. За то время, пока они сражались, подростков успело "раскидать" на весьма значительное расстояние друг от друга; теперь они сражались парами, с завидным упрямством предотвращая любые попытки врага разделить их и заставить драться в гордом одиночестве. Так вышло, что боевым партнером Дона стала Алопекс, и пускай гений совсем не возражал против ее присутствия рядом с собой, он все-таки не мог сдержать охватившей его тревоги. Как только ему представлялась малейшая возможность ненадолго отвлечься от схватки и перевести дух, умник тут же принимался сосредоточенно рыскать взглядом по округе, желая убедиться, что с его девушкой все в полном порядке, и единственное, что уберегало его от заведомо самоубийственной попытки пробиться обратно к саламандре — это постоянное присутствие мастера Сплинтера, разносящего врагов буквально в паре-тройке шагов от Моны Лизы. С ним девушка была в безопасности... Убедившись, что эта пара вполне успешно держит "строй" и не думает отдаляться друг от друга, Донни вновь сосредоточился на собственном сражении, которое, к слову, становилось все более жарким и ожесточенным.

Ты там как, Ди? — крикнула ему Ло между делом, перекрывая шум схватки и проливного дождя, на мгновение прижимаясь спиной к его покатому рельефному карапаксу. — Не устал?

Что ты, — мрачно отшутился гений, с размаху всаживая лезвие нагинаты в заискрившее оборванными проводами туловище фут-бота. — Занимался бы... этим... целые сутки... напролет! — в то время, как мутант в фиолетовой повязке развернулся для очередного разящего удара, его более легкая и прыткая напарница шустро вскочила ему на панцирь и уже оттуда врезала задней лапой по лицу неосторожно сунувшегося к ней бойца, отчего последний отлетел на пару метров, кажется, навсегда лишившись передних зубов. Еще один ловкий прыжок над головой пригнувшегося умника, стремительная перегруппировка — и черепашка с лисой уверенно меняются противниками, почти одновременно отправив их в глубокий нокаут. — Хм, а неплохая вышла рокировка, — Донателло даже позволил себе утомленно осклабиться, быстро покосившись за собственное плечо. Алопекс самодовольно шевельнула треугольными ушами, озорно глянув на него в ответ.

Жаль, Майки этого не видел... — она вновь обратила взор на окружившую их толпу вражеских солдат, готовясь продолжить бой... но затем настороженно замерла, как и Дон, среагировав на громкий залихватский свист, внезапно раздавшийся совсем неподалеку от них. Синхронно обернувшись на этот звук, мутанты с немым вопросом в глазах уставились на выскочившего в просвет Микеланджело.

Я не вижу Кейси, — крикнул тот, едва убедившись, что ребята услышали его сигнал, — прикройте меня! — быстро переглянувшись, Ло и Донни послушно сорвались со своих мест, по пятам следуя за черепашкой в оранжевой повязке и крепкими ударами расчищая себе дорогу сквозь толпу вражеских солдат. Что странно, те не особо препятствовали их продвижению, лишь проворно уклоняясь от грозных взмахов нагинаты и загнутых лисьих когтей... Более того, в какой-то момент стало ясно, что футы не только любезно уступают им дорогу, но и вообще куда-то расходятся. Едва заметив это, подростки остановились и в глубочайшем недоумении замерли посреди заметно расчистившейся крыши.

Эй! Куда это они?... — первой подала голос Алопекс, озадаченно повертев ушастой головой по сторонам.

Понятия не имею, — удивленно откликнулся изобретатель, так же, как и Ло, чуть опустив руки с зажатым в них оружием и пристально следя за дальнейшими действиями противника. Футы вели себя откровенно странно, если не сказать подозрительно: вместо того, чтобы продолжать схватку, солдаты предпочли живо освободить площадку, дав мутантам и их друзьям возможность отдышаться и быстро оглядеться по сторонам. Кажется, все члены их команды были живы и здоровы... это, безусловно, хорошо. А вот промелькнувший на дальнем конце крыши темный, зловещий, агрессивно щетинящийся изогнутыми остриями шипов силуэт Шреддера — это уже плохо. Даже, пожалуй, откровенно дерьмово, учитывая, что их главный и самый опасный противник вот-вот собирается вступить в битву... Донателло крепче стиснул древко посоха и как-то странно, напряженно сгорбился, ощущая, как по его мокрому от дождя и выступившего пота затылку пробегает до крайности неприятный холодок.

Но вот что действительно странно: Саки, отчего-то, вовсе не спешил выступать вперед и грозно потрясать кулаком в воздухе, бросая вызов черепашкам и их учителю. Вместо этого, он предпочитал оставаться на одном месте, ничего не говоря и не отдавая новых приказов своим солдатам. Это... как минимум настораживало.

Что-то здесь явно было нечисто.

Кажется, он что-то задумал... — шепнул Дон на ухо отчасти грозно, отчасти испуганно ощетинившейся Алопекс. Та напряженно кивнула, не сводя взгляда с рослой, закованной в тяжелые металлические доспехи фигуры Шреддера. Кажется, ее отчасти гипнотизировали багрово-алые огни чужих глаз в темной прорези между шлемом и гладким стальным забралом, полностью скрывающим за собой мрачное и ожесточенное лицо ее бывшего господина... Донателло и сам чувствовал себя до крайности неуютно, ощущая на себе его холодный, лишенный каких-либо привычных человеческих эмоций взгляд. Сбитый с толку откровенно подозрительным спокойствием Саки, гений, в конце концов, попытался самостоятельно разобраться в причинах столь необычного поведения главы Клана Фут... и невольно замер, точно оглушенный собственной догадкой.

"Он ждет, пока мы подойдем к нему сами! И тогда он... " — прежде, чем Донни успел закончить эту пугающую мысль, в сторонке от него раздался протяжный боевой клич — то завопил Кейси, как обычно, одним из первых вырываясь навстречу их общему врагу. Вздрогнув от неожиданности, умник проводил парня донельзя растерянным, даже чуточку ошарашенным взглядом... а затем в голове у него вдруг резко что-то прищелкнуло, и мутант запоздало выбросил руку вслед умчавшемуся вперед другу — проклятье, Кейси!! Куда же ты прешь вперед батьки в пекло, не думая о последствиях?! А если это ловушка?!...

Кейси, вернись, дурья твоя башка! — с досадой рявкнул изобретатель, тщетно силясь дозваться до здравого смысла их общего приятеля... Однако тот уже никого не слышал, продолжая стремительно нестись сквозь плотным потоком хлещущие с небес водяные струи, отталкиваясь на самолично встроенных в его ботинки роликовых коньках, прямиком на замершего в ожидании Шреддера, не замечая, как тот неторопливо поднимает руку с зажатыми между пальцами миниатюрными взрывчатыми устройствами — одного короткого взгляда, брошенного на этих смертоносных "крошек", хватило, чтобы у гения резко потемнело в глазах от охватившего его животного ужаса. Не помня себя от страха, Дон еще громче завопил вслед ничего не подозревающему Джонсу: — Кейси! Кейси, НАЗА... МАЙКИ! — его голос, и без того вдруг резко осипший, моментально взвился до резкого, гортанного выкрика. Он даже не видел, как Микеланджело бросился вперед, лишь успел заметить краем глаза короткую огненную вспышку — то были рваные ленты ярко-оранжевой банданы, на миг промелькнувшие в мареве проливного дождя и поднимавшего над крышей густого молочного тумана... Доселе пребывавшая в подобии растерянного ступора Алопекс тут же пришла в движение, белой стрелой сорвавшись следом за голубоглазым черепашкой, фактически одновременно с изобретателем: оба хотели как можно скорее догнать не в меру прыткого мутанта и как-то удержать его на месте, пока тот не подбежал слишком близко к предполагаемому эпицентру взрыва.

Просто схватить его за руки с двух сторон и рывком опрокинуть назад, возможно, причинив боль, но зато спася его от куда более серьезных травм и ожогов... У них ведь еще было время это сделать.

Ведь было же?...

МАЙКИ, НЕ НАДО!... — и вновь этот хриплый, совершенно незнакомый голос, вовсе не принадлежащий Донателло, но, тем не менее, рвущийся из самых глубин его души. Голос, в котором отчетливо слышится страх... да что уж там, смертельный ужас и какая-то отчаянная, жалобная мольба.

До бегущего впереди Микеланджело оставались считанные шаги...

...а затем весь мир вдруг погрузился в тишину и ровное белое сияние.


If you promise not to cry, then I will tell you just
What I would say
If I could be with you tonight,
I would sing you to sleep,
Never let them take the light behind your eyes.
I’ll fail and lose this fight,
Never fade in the dark
Just remember that you will always
Burn as bright.

Продолжение следует

+2

6

[AVA]http://sh.uploads.ru/XQoJv.jpg[/AVA]

I have got a heavier heart
I must give it away
Maybe it’s not too late
To regret now

Они никогда его не слушали.

Донателло сам не понял, в какой момент ему пришлось вдруг резко ударить по тормозам. Бросившись вслед за младшим братом и их умчавшимся далеко вперед лучшим другом, черепашка не успел пробежать и десятка шагов — поочередный взрыв сразу нескольких, пускай миниатюрных, но все же достаточно мощных бомб вынудил его остановиться еще раньше, чем он успел осознать собственные действия. Ярчайшая вспышка, на мгновение залившая всю округу и слившаяся с чудовищным громовым раскатом, заставила его порывисто отвернуться и на автомате вскинуть обе руки, инстинктивно защищая лицо перекрещенными друг над другом запястьями. Что-то больно резануло его локти и предплечья, отчасти разорвав и без того подранную обмотку. По-хорошему, следовало бы броситься на землю, закрывая голову руками... Донни и хотел это сделать, только не в одиночку. В итоге опоздали все трое, включая Алопекс: как и черепашка в фиолетовой повязке, чьи концы едва не оторвало взрывной волной, так сильно они дернулись в воздухе, лисица была вынуждена прервать "погоню" и замереть на месте, крепко зажмурив глаза и спрятав заостренную морду за вертикально вскинутыми, в подобии боевого блока, кулаками... Мимо них с пугающим свистом пронеслись несколько особо крупных обломков, а вслед мутантов накрыло целое облако пыли и мелкой кирпичной крошки, грязно осевшей на бледно-оливковой коже Донателло и пышном мехе его напарницы. Еще несколько мгновений ребята молча стояли в этих донельзя напряженных позах, боязливо сгорбив плечи и сосредоточенно прислушиваясь к внутренним ощущениям — не ранило ли где, не зацепило ли шальным осколком... Вроде бы обошлось, если не считать досадных и до крайности болезненных ссадин и царапин, тут и там появившихся на телах подростков. Немного хуже дела обстояли со слухом — уши основательно заложило, — да и перед глазами, несмотря на вовремя принятые меры предосторожности, плясали яркие цветовые пятна, которые, впрочем, уже потихоньку растворялись, уступая место привычному грязно-серому мареву... Только вот теперь внушительная область крыши полыхала свирепым рваным костром. Большие и маленькие островки пламени не мог погасить даже проливной дождь, так ярко они пылали, озаряя всю округу неровным, золотисто-багровым отсветом... Медленно, с опаской убрав пораненные руки от лица, Дон развернулся лицом к эпицентру взрыва и застыл с донельзя потрясенным выражением лица, все еще не различая бóльшую часть звуков, но отчетливо слыша, с каким оглушительным стуком колотится его собственное сердце, отчего-то вдруг резко потяжелевшее и, кажется, заполнившее собой добрую половину грудной клетки. Взгляд широко распахнутых, точно зеркало отражающих пламя глаз юноши сполна отражал его шокированное состояние: теперь, когда зрение чуть прояснилось, он мог рассмотреть то, что осталось от его некогда самоуверенного и бесстрашного друга, с гордостью нарекавшего себя грозой местной уличной шпаны и защитником темных городских улиц...  А осталось от него совсем немногое, всего лишь скрюченный, почерневший до неузнаваемости труп, наполовину охваченный потрескивающими огненными языками, мешающими рассмотреть черты его изуродованного лица. Погнутая взрывом, неровно треснувшая посередине маска отлетела куда-то очень далеко в сторону, да так и осталась лежать под затянутым тяжелыми грозовыми тучами небом, невидяще уставившись ввысь пустыми провалами глаз.

В воздухе медленно поплыл отвратительный запах горелой плоти.

"Кейси..." — как бы ни был умен Донателло, ему все же требовалось несколько мгновений, чтобы осознать смерть товарища и сполна прочувствовать боль утраты... только вот, провидение отказалось давать ему это время. Он хотел бы и дальше стоять под хлещущими по нему ледяными струями дождя, неверяще разглядывая останки бедного парня, думая о том, что уже никогда не услышит его тупых шуточек или преувеличенно-громкого, хамоватого гоготка, как и не поспорит с ним в тысячный раз о том, что есть "здравомыслие" и зачем оно вообще нужно людям вроде Кейси. Джонс ушел из жизни точно так же, как, наверное, уже много раз "пытался" уйти раньше, отважно бросаясь на заметно превосходящих его по силам бойцов с хлипкой деревянной клюшкой наперевес, оглашая город своим излюбленным кличем — и, должно быть, сейчас он был бы страшно доволен собой.. если бы только он остался жив. Донни непременно прокрутил бы в голове те многочисленные воспоминания, в которых он последними словами ругал Кейси за проявленную им беспечность, одновременно прикладывая пузырь со льдом к подбитому глазу виджиланте, или устало благодарил за банку энергетика, лихо переброшенную через мотор Шеллрайзера, или обменивался с ним озорной, многозначительной ухмылкой в особо напряженные моменты боя, готовясь устроить неприятный сюрприз их общему противнику...

Но ему просто не дали этого сделать.

Странный, нездоровый всхлип, изданный Микеланджело, дотоле молча стоявшего спиной к брату, вроде бы, как и он сам, ошарашенно взиравшего на гибель Джонса и тщетно пытавшегося переварить случившееся, поневоле отвлек Донни от отупелого разглядывания чужого трупа. Взгляд гения как-то нервозно метнулся сперва к панцирю, а затем — к веснушчатому затылку Майки, по которому уже лениво спускалась крупная, вязкая темно-алая капля... Потемневшая от пропитавшей ее грязи и влаги маска с тихим шелестом соскользнула вниз, подхваченная струями дождя, но прежде, чем она успела коснуться мокрой бетонной поверхности крыши, сам мутант тоже содрогнулся всем телом и начал опасно заваливаться вперед, грозя подстреленной птицей шлепнуться в побагровевшую не то в отблесках далекого пламени, не то от разводов капавшей в нее крови лужу. Но еще до того, как колени Майка окончательно подкосились, не в силах держать вес несчастного юноши, стоявшая рядом с Доном Алопекс издала отчаянный, исполненный глубочайшей душевной муки вопль, первым исказивший воцарившуюся на площадке сверхъестественную тишину. Не помня себя от ужаса, оба мутанта вновь бросились к шутнику, спеша подхватить его раньше, чем он с размаху ударится головой о твердый камень.

МАЙКИ!... — их голоса слились в один. Подбежав к брату, Дон едва успел просунуть руку под его пластрон и таким образом, придержать обмякшее тело. Его вторая ладонь судорожно схватилась за бледное, похолодевшее плечо паренька, рывком переворачивая того на спину. Кажется, он сам ушибся больнее, чем потерявший равновесие Майк, когда с размаху рухнул коленями в лужу рядом с ним, но эта боль осталась проигнорированной: вне себя от страха, побелевший едва ли не с той же силой, что его раненный брат, Донни какими-то отрывистыми, рваными движениями притянул его к себе, устраивая панцирем на колени и затылком — на сгибе собственной руки, так, чтобы смотреть точно в лицо раненного. Или, правильнее сказать, умирающего... Хватило всего одного-единственного взгляда на торчавший изо лба Майки острый обломок металлической трубы, чтобы понять с леденящей душу отчетливостью: он обречен. С такими... с такими травмами просто не живут. Чудо, что подросток все еще оставался в сознании; провалившиеся, стремительно теряющие блеск, ставшие совсем огромными и бездонными глаза смотрели куда-то мимо лица изобретателя, едва ли вообще что-то различая перед собой. Он умирал... Умирал быстро и, должно быть, до крайности мучительно — сложно представить, что он сейчас чувствовал, и чувствовал ли что-нибудь вообще, кроме холода, боли и страха. Наверное, ему было больно и страшно... Алопекс бестолку пыталась дозваться до угасающего рассудка черепашки, с такой силой вцепившись обеими руками в его безвольную, скользкую и холодную ладонь, словно надеялась подольше удержать любимого рядом с собой, не дав сразу же погрузиться в вязкую тьму беспамятства и забвения. Сбивчивые, неловко подобранные слова нежности и утешения, переходящие в сдавленный, жалобный хрип — она баюкала его, точно маленького ребенка, силясь скрасить его последние мгновения, а он лишь тщетно пытался выдавить из себя хоть слово в ответ, все также пристально всматриваясь куда-то в сверкающие высоко над их головами молнии и, кажется, совсем ничего не слыша, не видя, не чувствуя... Падающие с небес капли ледяной влаги безжалостно ударяли его по открытым лбу, скулам, щекам и подбородку, заливали водой полуслепые зрачки и приоткрытые в едва различимом хрипе губы, и Донни, будучи не в состоянии сказать ничего теплого или толкового на прощание, да хотя бы просто утешить умиравшего на его руках брата, еще больше сгорбил плечи и крепче сжал без того судорожные объятия вокруг обмякших плеч юного мутанта, закрывая того от дождя и вообще всего мира.

Майки... Майки, посмотри на меня, Майки, — безостановочно молил он хриплым, надтреснутым, все таким же до ужаса непривычным голосом, с лихорадочным блеском заглядывая в чужие глаза, всей душой желая, чтобы тот и вправду взглянул на него в ответ, в единственный и последний раз, перед тем, как окончательно уйдет из его жизни, — я здесь, Майки, слышишь? Я здесь, братишка, — теперь уже вовсе и не дождь бил по серому, покрытому кровавыми разводами, заострившемуся чертами лицу черепашки, но горячие, жгучие слезы, неконтролируемо струившиеся из глаз умника. Он зажмурился, еще ниже склонившись к брату, едва ли не касаясь лбом жуткого, заостренного обломка, чувствуя, что вот-вот умрет тоже от отчаяния и боли. Почему...

Ну же, Майки... просто посмотри на меня...

I have gone into the deepest dark
I stained my hands with blood
And if the end won’t be painful
I should be grateful

Д... Донни... Л... Ло... — странная тяжесть упирается в висок сидевшего точно на иголках Дона — то Алопекс касается его своим круглым лбом, неотрывно всматриваясь в лицо Микеланджело и беззвучно задыхаясь под тяжестью обрушившегося на нее горя. Вместе они безмолвно смотрят на то, как алые потоки устремляются по синевато-черным губам их брата и лучшего друга; с болью наблюдают за тем, как Микеланджело глухо давится собственной кровью, в бессильной попытке сказать что-то напоследок. — Выта... — несколько блестящих кровавых бусин накрывают кожу низко склонившегося, едва ли не упирающегося носом в лицо Майка изобретателя, и незавершенная мольба захлебывается в жутком предсмертном кашле. Донни не отстраняется, лишь плотнее прижимая брата к себе, и ощущает буквально всем своим существом, каждым оголенным в страдании нервом, последнюю неровную судорогу, пробежавшую по чужому телу, перед тем, как бледно-голубые, прозрачные глаза окончательно погасли и уставились в пространство ничего не значащим, бессмысленным взглядом. Он так и не посмотрел на него...

Он никогда его не слушал.

Еще какое-то время Донателло молча и неподвижно сидел все в той же сгорбленной, неуютной позе, кажется, совсем отрешившись от всего внешнего мира и не слыша раздающихся в ночи криков. Его больше не интересовали ни бой со Шреддером, ни реакция остальных ребят на случившееся, ни даже собственная душевная боль... Все это просто прекратило для него существовать. Как можно было жить, дышать, мыслить теперь, когда Майки больше не было рядом? Когда его вообще больше нигде не было... Донни продолжал немо прижимать к себе мертвое, неподвижное тело и отупело смотреть куда-то прямо перед собой, лишь чуть-чуть подвинувшись, когда Ло, уже не сдерживая рыданий, уронила голову на пластрон возлюбленного и случайно толкнула умника своим худеньким плечом — и только. Сколько они так пробыли вдвоем, полностью забыв о кровопролитной битве с Кланом и закрыв шутника собственными телами, одному богу известно... Признаться, механик даже не видел, куда в конце концов ушла Алопекс, он вообще не обратил внимания на ее исчезновение. Когда лисица бросила их с Майком в одиночестве сидеть под дождем, с совершенно обезумевшим видом рванув обратно в самую гущу схватки, гений лишь по-удобнее перехватил обмякшее тело и вновь посмотрел в застывшее лицо умершего, с удивлением обнаружив, что все еще держит его на своих коленях, с трогательной, болезненной нежностью прижимая юношу к собственной груди, точно отец — родное дитя. Так в свое время держал их мастер Сплинтер, когда черепашки были еще совсем маленькими... Как же он, Донателло, теперь сможет посмотреть ему в глаза? Сплинтеру, Лео, Рафу... Что же они скажут? Что он сам скажет им в свое оправдание? Почему он не смог спасти родного брата?... Спасти, уберечь, вытащить за шкирку из этого адского пекла... Что угодно, лишь бы не допустить его гибели.

Что же... что же он теперь скажет самому себе?...

Чей-то предостерегающий, взволнованный крик тщетно пытается прорваться к нему сквозь шум дождя и шум возобновившейся битвы, но Дон не слышит, не реагирует — он буквально парализован собственным горем, и совсем не замечает грозящей ему смертельной опасности... И лишь когда прямо над самым ухом изобретателя раздается приглушенный, чвакающий звук пронзившего чужую плоть острия копья, он слабо вздрагивает и нехотя вскидывает голову, запоздало осознав, что только что едва не погиб сам. Взгляд покрасневших, полных боли и растерянности глаз, наконец, отрывается от белого как простынь лица Микеланджело и скользит в сторону, заторможено наблюдая за падением вражеского бойца в опасной близости от мутанта, а затем, чуть прояснившись, останавливается на маленьком, хрупком силуэте Моны Лизы, с напуганным, но, в то же время, донельзя серьезным и собранным видом замершей в порядочном отдалении.

"Черт! Я совсем..." — стиснув зубы, умник коротко и вымученно кивает своей подруге, желая показать, что он в норме и готов продолжить бой, — "...потерял бдительность..." — невыносимо даже просто думать о том, чтобы выпустить Майка из объятий и оставить лежать здесь, под проливным дождем, точно какую-то сломанную, никому не нужную игрушку... Но он должен подняться и вернуться к остальным. Должен помочь им отразить атаки футов и победить Шреддера. Должен... должен убедиться, что ни с кем из его родных или друзей более не случится ничего плохого. Осторожно подхватив умершего за плечи, так, чтобы верхняя часть его туловища была поднята над землей, гений не без труда оттащил тело брата к дальнему краю площадки, усадив его под стеной примыкающего здания и аккуратно прислонив панцирем к грязной кирпичной кладке. Голова Микеланджело низко склонилась на его влажный, залитый водой и кровью пластрон — в такой позе он выглядел особенно... беспомощным, и гений с трудом заставил себя не думать об этом. В последний раз сжав мокрой, грязной ладонью плечо навсегда умолкнувшего весельчака, Дон с тяжелым сердцем отвернулся прочь, вновь отыскав взглядом саламандру. Та, очевидно, чувствовала себя до крайности неуютно, оставшись с пустыми руками, после того, как ее копье проткнуло грудь вражеского солдата, угрожавшего жизни ее возлюбленного, и теперь лихорадочно рыскала в поисках подходящего оружия. Едва заметив это, Донателло невольно и сам повертел головой по сторонам, силясь вспомнить, где же он бросил свою нагинату... Ладно, ее он найдет позже, а сейчас нужно было поскорее вернуть Моне ее копье. Порядком встревоженный всей этой дрянной ситуацией, умник спешно отвернулся к тому месту, где лежал убитый ящерицей фут, чтобы выдернуть тонкое деревянное древко, столь удобно ложившееся в перепончатую ладошку его подруги, из чужой груди и перебросить его обратно. Однако в тот самый момент, когда Донни уже схватился было рукой за влажную деревянную рукоятку копья, сдавленный, полный негодования и боли вскрик заставил его вихрем обернуться к саламандре. Зрачки гения сузились до двух свирепых, полных ледяной ярости точек: на его глазах, атаковавший Мону фут с силой пнул бедную саламандру ногой по ребрам, отчего последняя снова сдавленно охнула... А затем в пелене дождя тускло блеснули два острых продолговатых клинка, сложенных крест-накрест, точно лезвия огромных ножниц, готовых в одну секунду перерубить тонкую нить чужой жизни. И прежде, чем Дон успел сделать рывок в сторону нападающего, тот уже с хладнокровным, пугающе-равнодушным видом начал разрезать обнаженный живот его содрогнувшейся от боли противницы.

Короткий, судорожный не то вздох, не то всхлип — Донателло с такой силой втянул воздух в легкие, будто резали вовсе не Мону, а его самого. На мгновение, всего лишь на одно краткое мгновение, глаза гения расширились от леденящего кровь осознания; как и в случае с Микеланджело, ему хватило одного-единственного взгляда, чтобы понять всю тяжесть ситуации... В груди как будто бы вдруг резко что-то оборвалось, а затем юноша, не помня себя от охватившей его животной, первобытной ярости, метнулся к упавшей возлюбленной, в несколько стремительных прыжков преодолев разделявшее их расстояние. Фут явно не ожидал нападения, ну, а гений не особо церемонился, коршуном рухнув на противника и буквально сметя его с Моны, вдавив в землю собственной массой и тут же нанеся несколько сокрушительных ударов кулаком по голове и лицу. В спешке, мутант даже забыл подхватить оружие, но оно ему и не требовалось: Донни был так зол, что мог убить этого солдата голыми руками, наплевав на все свои принципы и всю свою врожденную ненависть к насилию. Эти ублюдки убили Микеланджело... а теперь один из них попытался убить Мону. Этого обстоятельства вполне хватило, чтобы обычно тихий и сдержанный изобретатель неожиданно обратился в страшную, гротескную копию разъяренного Рафаэля, с утробным ревом пытающуюся вбить чужой нос вглубь черепа противника; просто тонким слоем размазать его мозги по влажному серому бетону, обрушив на него всю мощь бушевавшего внутри урагана боли, гнева и отчаяния... Стоило отдать должное вражескому бойцу: тот все никак не желал умирать и оказывал черепашке более чем яростное сопротивление, в результате чего Донателло также получил несколько весьма ощутимых ударов, два в лицо и один коленом в живот, отчего в глазах стремительно потемнело, а сам умник оказался опрокинут на панцирь. Хрипя, рыча, шипя, с гортанным рыком молотя друг друга кулаками и напрочь позабыв обо всех своих хваленных боевых навыках, Донни и его противник кубарем покатились по грязи, сцепившись точно два диких, обезумевших зверя, и в какой-то момент, порядком израненный фут снова оказался сверху, железной хваткой сдавив шею мутанта... Но затем вновь рухнул на землю, опрокинутый очередным ударом кулака в висок. Не тратя зря времени, Донателло тут же бросился на врага сзади и обхватил чужую голову своими крепкими, здоровенными ручищами... Короткий, неприятный, какой-то даже пугающе громкий щелчок — и солдат неожиданно безвольно обмяк, сползя затылком по пластрону умника, неестественно отвернув скрытое под маской лицо куда-то в сторону. Дон с отвращением выпустил его из своих объятий, и убитый футовец с тихим плеском опрокинулся в мутную дождевую лужу, так там и оставшись. Тяжело, с присвистом дыша, держась одной рукой за слегка помятое горло, Донателло быстро огляделся по сторонам, выискивая взглядом свою подругу. Как ни странно, но на старом месте ее не обнаружилось...

Зато нашлось огромное, расплывчатое кровавое пятно, да цепочка рваных, неровных следов, ведущая куда-то в тень от соседнего строения.

I know fate’s deciding for everyone
And that for everything
That we do there’s reason
All my life I have been asking why
I never thought I would get it
Together but finally now
As I’m leaving life
Has a meaning

Мона!... — в который уже раз за эту ночь, собственный голос кажется ему до постыдного слабым и беспомощным. Бегом преодолев то небольшое расстояние, что с огромным трудом смогла осилить тяжело раненная, истекавшая кровью саламандра, гений вновь с размаху падает коленями на жесткую бетонную поверхность рядом с ней, обхватив ее посеревшее личико обеими ладонями, только что лишившими жизни вражеского бойца — столь нежно и бережно, точно он прикасался к стремительно увядающему цветку, грозящему вмиг лишится всех своих последних лепестков от одного неосторожного прикосновения. Впрочем, эти же руки тотчас опускаются ниже, накрыв тонкие, покрытые липкой красной влагой кисти девушки, вынуждая ее отнять ладони от собственного живота. — Тише, тише... не шевелись, я сейчас, — она тщетно пытается оказать ему сопротивление, закрыть от глаз до смерти перепуганного юноши жуткую зияющую рану от двух острых клинков, едва ли не перерубивших ее напополам. Кровь так и хлестала тугими, пульсирующими струями, ручьями стекая по трепещущим не от боли, не то от шока бокам ящерки, обильно заливала землю под ними... Недолго думая, Донателло тут же попытался сделать то, что он обычно делал в подобных случаях: пережать артерии, как-то остановить этот неконтролируемый поток, пока девушка не скончалась от критической потери крови... Счет шел на секунды, и гений правда старался сделать все, как надо, только вот страшная правда заключалась в том, что порез был слишком глубоким, слишком обширным, и одной пары рук здесь явно не хватало: стоило зажать сосуд в одном месте, как все равно оставалось еще несколько кровоточащих участков, которые также нужно было проконтролировать. Будь у него под рукой стандартный хирургический набор с ватными тампонами и зажимами, он бы, возможно, и справился, но... — Черт! Черт, — он едва слышно выругался сквозь зубы: его руки были уже чуть ли не по самые локти в чужой крови, а он все никак не мог остановить этот фатальный процесс... Но он не мог, просто не мог позволить Моне умереть! Только не она... нет, только она, и не сейчас, когда он только что потерял любимого брата и хорошего друга, и едва-едва нашел в себе силы сражаться дальше... сражаться ради нее!... ради них... Слезы вновь начинают беспорядочно капать из глаз умника, пока он, все больше сатанея, продолжает усердно бороться с кровотечением, теперь уже просто судорожно зажимая рану обеими ладонями, хоть и понимал, что все тщетно, это не поможет, нужны зажимы или хотя бы самодельные жгуты... Но даже если он успеет найти все, что нужно (а он уже не успеет), ему в жизни не справиться, так как заполняющая рану кровь помешает ему найти места разрывов у артерий, тут и целой команде опытных медиков не справиться, а ведь он даже не врач... Может, устроить прямое переливание? Нет, так тоже бессмысленно, чужая кровь не будет задерживаться в теле саламандры, она вся вытечет наружу через рану, и тогда они оба умрут... — Все хорошо, родная, все нормально, я все исправлю, — он сам не осознает, как судорожно бормочет под нос слова утешения, не способные успокоить ни Мону, ни, тем более, его самого.

...умница моя, — девушка едва шевелит губами, тяжело упершись лбом в низко склоненную макушку изобретателя. Даже сейчас, будучи на грани жизни и смерти, она все еще пыталась утешить его в ответ... Едва заслышав сонные нотки в ее заметно ослабевшем, дрожащем голосе, Донателло порывисто вскинул голову, вновь схватившись ладонями за ее скулы и слегка встряхнув. Она засыпала... этого ни в коем случае нельзя было допустить!

Нет, нет, нет, — скороговоркой выпалил изобретатель, не то сердито, не то с плохо скрываемой мольбой уставясь в постепенно меркнущие янтарные глаза. — Не спи, слышишь? Не вздумай сдаваться! Еще ничего не кончено, я найду способ все исправить... Только не засыпай, девочка, не надо, — он с удвоенной яростью зажимает ладонями ее рану, кажется, причиняя девушке серьезную боль, но не может иначе — так надо, так нужно, так необходимо... Едва ли, впрочем, Мона ощущает эти лихорадочные манипуляции. Тихое "шшшш", кроткая просьба отпустить ее — какое, к дьяволу, "отпусти"?! Куда?! Зачем?! Неожиданное прикосновение к собственным губам вынуждает его замереть с широко распахнутыми от шока глазами, потеряв дар речи на несколько мгновений и лишь отстранено подивившись тому, как холодны и пугающе безвольны уста его возлюбленной... а также дурному металлическому привкусу на языке — подбородок мутанта запачкан кровью, но не своей, а чужой. Кровью Моны Лизы... Ящерка вымученно кашляет, и багрово-алые брызги беспорядочно ложатся на грязный пластрон умника. Что-то до боли знакомое... Сердце сжимается от тоски: их время на исходе. Совсем скоро девушка начнет захлебываться, а по ее телу пробегут последние слабые судороги, сопровождающие предсмертную агонию. Он опускает взгляд на губы ящерки и как наяву ощущает, будто чей-то невидимый нож безжалостно кромсает его души на мелкие лоскутки, рвет и треплет их, причиняя все бóльшие страдания, которые он, кажется, уже попросту не сможет вынести.

Если Мона тоже умрет... если он потеряет ее этой ночью...

Прости, — он с трудом сглатывает на веки вставший в горле комок, уже не в состоянии ни бороться, ни сдерживать слезы, ни даже просто думать о чем-либо. Это слишком больно.Донни, — гений молча опускает голову, вопросительно заглядывая в белое, как снег, лицо, — мне очень холодно, — его не нужно просить дважды. Оставив в порядке несчастную рану, края которой уже давно приняли нездоровый бледно-розовый оттенок, гений с неожиданной силой и нежностью прижал Мону к собственной груди, постаравшись вложить в это объятие всю свою любовь, все сожаление, весь мучительный сердечный трепет, с которым он к ней относился... Ее чешуя кажется совсем тонкой и прозрачной, и куда, скажи на милость, подевался тот маленький вулкан, который всегда бушевал в глубинах тела этой маленькой, но энергичной ящерки, согревавший их даже в самые холодные и тоскливые ночи? "За что ты так со мной?" — он прижимает ее к себе не менее горячо и мягко, как до того прижимал к себе умирающего Микеланджело, а может, даже и крепче, ведь теперь он уже заранее готов к неминуемому концу и хочет напоследок дать Моне столько любви и тепла, сколько только могла отдать его пускай замученная и порядком истерзанная, но все еще живая душа. Просто на несколько мгновений спрятать ее от всего мира, от страха, от боли, от самой Смерти, терпеливо дожидавшейся своего часа в стороне от обнявшихся мутантов.

Ничего не может длиться вечно.

Не бойся... — Дону приходиться наклониться еще ниже к едва шевелящимся, обескровленным губам, чтобы не пропустить ни единого ее слова. — Мы будем... ждать тебя там. Я, Майки... Кейси... Я люблю тебя, — слезы изобретателя беспорядочно ударяют саламандру по щекам, он еще крепче сжимает ее в объятиях, стараясь не выдать себя глубоким, низким всхлипом. Он не станет так ее расстраивать... но она должна знать, как сильно ему не хочется ее отпускать. Погруженный в пучину бездонного, невыразимого отчаяния, юноша ласково трется щекой о холодный разгладившийся лоб Моны, покрывает поцелуями обморочную бледную мордашку, и хочет сказать в ответ, что он тоже ее любит, но все слова теряются, сминаются, растворяются в океане сердечной боли и отчаяния. Он лишь еще раз с искаженным, влажным лицом прижимается губами к ее виску, после чего вновь утыкается носом в растрепанную, мокрую шевелюру.

Почему?

Сквозь этот вязкий, леденящий туман, до гения с огромным трудом доносятся чьи-то протяжные крики о помощи. Кто-то ранен... или даже убит, но Донни ничего и никого не слышит, из последних сил пряча Мону в своих судорожных объятиях и глубже зарываясь лицом в ее пышные волосы. А вот ящерка, похоже, не может оставаться спокойной, зная, что кто-то из их друзей тоже попал в беду: ее губы покрыты страшными розоватыми пузырьками, предвестниками скорой кончины, но, даже стоя одной ногой в могиле, девушка все равно пытается обратить внимание умника на эти призывные вопли. Поначалу, гений никак не реагирует, еще больше сжав руками хрупкое тельце возлюбленной, но затем ее тихая, переходящая в шепот мольба заставляет его отвлечься и, на миг ослабив хватку, повернуться на эти странные, пугающие звуки... В таком состоянии, ему было ужасно сложно на чем-либо сосредоточиться, и уж тем более — понять, что за беда стряслась с другими ребятами. Слишком шумно, слишком людно... и еще этот чертов дождь. Почему они не подумали о том, что пойдет дождь? Глядишь, вспомнили бы о погоде — и Майки остался бы жив. И Мона... Мона?

Повернувшись обратно к саламандре, Дон весь обмер при виде ее зябко съежившегося, свернувшегося в подобие каланчика силуэта. Все еще отказываясь верить в происходящее, юноша порывисто схватил руками низко склоненное на грудь лицо девушки, приподняв то обратно. С замиранием сердца вгляделся в утомленно сомкнутые, окруженные бледными тенями, тяжелые веки, будто бы ожидая, что Мона вот-вот снова откроет глаза и посмотрит на него, пускай тусклым и ничего не понимающим, но все еще живым взглядом... Она не могла так с ним поступить, не могла уйти в тот самый момент, когда он, сердобольно вняв ее просьбе, все-таки позволил себе отвернуться!

Мона? — он осторожно провел большим пальцем по ее холодной, бесчувственной щеке. — Мона!... — и снова легкая, но требовательная встряска. Проснись, ну же! Донни крепче сжал ладонями безвольно раскачивающуюся голову любимой, откинув ее назад и требовательно уставясь в плотно закрытые глаза девушки. Ноль эмоций... вообще ничего, кроме странного, умиротворенного и чуточку жалобного выражения, кажется, навеки запечатлевшегося на лице бывшей студентки. Еще пару мгновений, Донателло молча смотрел на умершую, не шевелясь, не моргая, не дыша, с немым напряжением во взгляде выискивая в ее чертах хоть малейший признак жизни; наконец, пальцы мутанта, дрогнув, скользнули к тонкой шее саламандры, дотронувшись до крохотной, некогда живо пульсировавшей жилки, и замерли так еще на какое-то время, тщетно силясь ощутить привычное биение родного сердца.

Ничего.

Лишь холодная, леденящая душу тишина... Ни пульса, ни слабого, усталого вздоха — ничего, за что он мог бы ухватиться в самым последний раз, вобрать в себя целиком и полностью, подобно тому, как пловец напоследок жадно глотает порцию свежего воздуха, перед тем, как уйти глубоко под воду... и уже никогда больше не выплыть на поверхность. Она просто тихо ушла, пока он не видел, точно также, как она делала это раньше, считая, что так будет быстрее и проще... Что, будучи всерьез рассерженным на ящерку за ее нечестный поступок, изобретатель сможет легче пережить боль от ее утраты. Проклятье... Она снова это сделала, как уже очень давно пыталась сделать, и все-таки оставила гения в дураках. Какой же, черт подери, во всем этом смысл? Взгляд мутанта странно потусклел, а плечи — поникли, будто внутри него вдруг что-то резко потухло, или сломалось. Он и вправду... чувствовал, что какая-то часть его души только что умерла вместе с этой глупой маленькой упрямицей, снова осмелившейся решать что-то за них двоих. И все-таки... он совсем на нее не злился. Перепачканные кровью ладони подростка скользнули чуть ниже по ее щекам, но так и не выпустили личико Моны из своей ослабевшей хватки. Он, как и прежде, едва владел собственным голосом, но чувствовал, что все-таки должен что-то ей сказать... пускай и осознал, что девушка уже никогда не сможет его услышать. Наклонившись вперед, Донни вновь едва ощутимо прижался лбом к макушке Моны и устало закрыл глаза, чувствуя, как по его носу пробегает очередная крупная слезинка, тут же срываясь вниз, на замершую без дыхания грудь саламандры.

Останься... — его собственное дыхание слабо всколыхнуло упавшую на лицо умершей прядь. — Останься со мной...

Give me one more night
I will make things right
I have changed my ways
All I need is time
Give one more day
Let me clear the way
I’ll make up my crime
I will do my time and…

Еще один протяжный, исполненный невыразимого ужаса вопль... Теперь он узнал этот крик, каким-то чудом пробившийся к нему сквозь общую мешанину звуков и преодолев бескрайний океан горестного отчаяния, в котором он, кажется, с радостью мог бы утонуть. Затуманенный болью взгляд изобретателя с огромным трудом оторвался от лица возлюбленной и скользнул в том направлении, откуда, как ему показалось, кричала Эйприл. Несколько мгновений потребовалось только на то, чтобы вспомнить, где он находится и с кем; но прежде, чем Дон успел окончательно прийти в себя, поблизости от него вдруг раздался еще один до ужаса знакомый голос, принадлежавший, вне всякого сомнения, Караи. Стремительным прыжком выскочив откуда-то из-за угла, девушка на мгновение отвлеклась от преследовавшей ее троицы солдат-фут и рявкнула на отчаянно мешкающего изобретателя, по всей видимости, раздраженная тем фактом, что он не спешит возвращаться в строй, а предпочитает страдать в дальнем уголке, пока его друзьям, возможно, угрожает смертельная опасность.

Ди, в панцирь тебя дери! Какого хрена ты здесь... копошишься, — взгляд куноичи быстро скользнул по неподвижному телу Моны Лизы, и что-то в нем тут же неуловимо поменялось... Но в следующее мгновение, лицо Караи приняло прежнее суровое выражение, и она вновь сердито рыкнула на сводного брата, одновременно с тем отбивая мечом выпад одного из противников: — Ну же, надо узнать, что там с Эйприл и остальными! ВСТАВАЙ ЖЕ, — отданный ею грубый и требовательный приказ, кажется, подействовал на умника не хуже, чем отрезвляющая пощечина. Вздрогнув, Донателло послушно поднялся на ноги. Видимо, Караи вполне удовлетворила его реакция, так как она тут же адресовала ему короткую подбадривающую улыбку и вновь скрылась из виду, уводя за собой вражеских бойцов. Проводив ее беспокойным, все еще до крайности ошеломленным и потерянным взглядом, Дон быстро оглянулся на Мону, словно бы пытаясь найти в себе силы оставить ее здесь одну... Но затем еще один жалобный крик Эйприл заставил его отвернуться и спешно ринуться прочь, заставляя себя поверить в том, что теперь-то с его возлюбленной точно все будет в полном порядке. Она просто будет терпеливо ожидать его там, сидя в луже собственной крови и устало прислонившись спиной к каменному бордюру, точно заснув... Тихая и умиротворенная, как и оставленный у дальней стены Микеланджело. Как лежащий под проливным дождем Кейси...

Они просто будут его ждать.

Наклонившись на бегу, гений резко подхватил доселе одиноко валявшуюся в луже нагинату и с прежней скоростью двинулся дальше, без малейшего проблеска жалости разя встречных футов, пытавшихся преградить ему дорогу. Глаза мутанта вновь оказались затянуты плотными защитными бельмами: на какое-то время, умник предпочел забыть о тех, кого он оставил позади, и сосредоточиться на том, чтобы как можно скорее добраться до Эйприл и остальных. Вполне возможно, что именно от его скорости сейчас зависели их жизни... Так оно и было — черепашка понял это сразу же, как только выскочил на относительно свободный участок крыши и отыскал взглядом знакомую огненно-рыжую шевелюру. Эйприл сидела чуть поодаль, спиной к Донателло, до странности напряженная и сгорбленная, и с какой-то странной, болезненной нежностью прижимала к себе чье-то неподвижное тело... Сердце механика немедленно сжалось, пропустив несколько ударов: он понял, что все-таки опоздал, и теперь узнавал в подруге самого себя, минутами ранее точно также, как она, убаюкивающего на своих коленях сперва давящегося кровью Микеланджело, а затем медленно засыпающую Мону Лизу. Древко нагинаты выскользнуло из резко ослабших пальцев, гулко ударившись о землю и вновь оставшись лежать под проливным дождем; напрочь забыв про оружие, Донни бросился к Эйприл и шлепнулся в грязь рядом с ней, успев перехватить долгий, какой-то даже беспомощный взгляд юной воительницы. Ее веер также валялся на земле чуть поодаль... А на руках неподвижно лежала Ангел, из обмякшего тела которой торчало несколько оперенных стрел со знакомым ярко-алым значком Клана Фут. Взгляд поблекших, некогда таких живых и ярких лаймовых глаз был устремлен куда-то в грохочущие небеса, и это делало ее до ужаса похожей на мертвого Майки. Слегка дрожащая рука умника скользнула к мокрой от дождя шее девушки с прилипшими к коже тонкими черными прядями волос и прижалась пальцами к сонной артерии, силясь уловить пускай слабый и затихающий, но все же пульс... Эйприл следила за его действиями с широко распахнутыми, полными слез глазами, в которых, помимо шока и невыносимого душевного страдания, можно было с легкостью прочесть исступленную надежду. Несколько мгновений, мутант и его подруга молча и напряженно ожидали чего-то — какого-нибудь чуда, возможно? Но секунды шли одна за другой, а гений все никак не мог расслышать биения чужого сердца. В конце концов, он медленно, нехотя убрал ладонь и расслабил плечи, одновременно с тем глубоко, мучительно выдохнув и утомленно прикрыв глаза.

Все-таки опоздал... снова. В который уже раз за прошедший вечер? Третий? Или в четвертый?...

Она умерла, — тихо, с сожалением шепнул умник потрясенно взирающей на него студентке. Коснувшись худенького плеча Эйприл, мутант вновь наклонился к Ангел и бережно, одними кончиками пальцев опустил ей веки, не желая больше видеть ее тусклый, бесцветный взгляд, устремленный в никуда. После этого его ладонь мягко легла на потерявшую былой румянец щеку девушки, огладив посеревшую холодную кожу: он сожалел... правда сожалел о том, что не смог прийти сюда раньше. Если бы он только сумел вовремя взять себя в руки... и ни на секунду не выпускал друзей из поля зрения... вполне возможно, Ангел все еще была бы жива.

Почему это происходило вновь и вновь? Одна потеря следовала за другой... Какая-то жуткая, безостановочная карусель смерти, каждый стремительный оборот которой безжалостно уносил с собой жизнь одного из членов их семьи. Донни молча поднял взгляд на бледное, потерянное лицо Эйприл, чувствуя, что теперь он несет полную ответственность за ее дальнейшую сохранность. Он просто не мог позволить ей умереть это ночью... только не она тоже. Никто из них больше не должен погибнуть в этой ужасной битве. Хватит... хватит, правда. Достаточно. Он... он просто не выдержит, если потеряет еще кого-нибудь из братьев или их друзей. Что-то во взгляде изобретателя вдруг резко ужесточилось, но тон, с которым он обращался к плачущей Эйприл, оставался предельно мягок и даже нежен. Склонившись к подруге, Дон осторожно накрыл ладонями ее худенькие, острые плечи, заставляя, таким образом, посмотреть прямо ему в глаза.

Пойдем... я уведу тебя отсюда, — Эйприл растерянно уставилась на него в ответ, явно не понимая, чего он от нее хочет... Но затем ее зелено-голубые глаза сверкнули негодованием, и девушка тут же сердито дернулась, отказываясь подниматься на ноги и уж тем более бросать мертвую Ангел. — Ну же, Эйприл, тебе правда лучше уйти! — Донателло легонько встряхнул ее в ответ, глядя на подругу с откровенной мольбой. — Мы уже потеряли четверых... нельзя, чтобы с остальными тоже что-нибудь случилось, — ну, разумеется, именно поэтому она собиралась сражаться дальше! А он, трус эдакий, мог бы валить куда глаза глядят, раз ему так не терпится... Эти слова заставили гения застыть, на мгновение потеряв дар речи, но он быстро справился с собой и удержал Эйприл на месте, не позволив сломя голову броситься в самую гущу схватки. — Эйприл! Прошу тебя! Я не хочу чтобы и ты тоже... — неожиданная перемена в лице девушки заставила его умолкнуть, напрягшись от крайне недоброго предчувствия. Округлив глаза и приоткрыв рот, Эйприл молча уставилась куда-то поверх плеча изобретателя, и взгляд ее выразил такой ужас, что Донателло в тот же миг все понял. Выпустив подругу из хватки широких трехпалых ладоней, мутант порывисто обернулся назад, уже заранее приготовившись к тому, что она там увидит... а точнее сказать, кого.

I have done terrible things
I must pay for the sins I’ve done
And now my world is in pieces
I got lost down in the blazing fire
Traded my soul for a minute of pleasure
And now I must pay for the worthless treasure

Сложно представить, как он сумел подобраться к ним на такое близкое расстояние... По правде говоря, он и не особо старался остаться незамеченным. Он просто неторопливо приближался к ним сквозь пламя и дым, игнорируя проливной дождь и участившиеся вспышки молний где-то высоко над головой — хотя, будь Донни на его месте, он бы побоялся выходить на крышу в грозу, будучи с головы до ног облаченным в сверкающие стальные доспехи. Но когда Шреддер вообще демонстрировал им свой страх перед чем-либо? Пожалуй, именно это и пугало в нем больше всего остального: почти полное отсутствие страха или инстинкта самосохранения в бою... Он совершенно ничего и никого не боялся, но зато сам внушал своим противникам какой-то необъяснимый трепет. При виде его рослой, внушительной фигуры с рубиновыми огнями глаз в узкой прорези металлического забрала, Дон почувствовал уже хорошо знакомый холодок, пробежавшийся по его коже — как он здесь очутился? Ему казалось, после того, что этот ублюдок сотворил с Майком и Кейси, оставшиеся члены их команды должны были дружно обрушить на него весь свой гнев... Но, похоже, что Ороку Саки и в этот раз удалось выйти сухим из воды. Каким образом? Да черт его знает. Возможно, он предпочел не вступать в бой, а в очередной раз укрыться за спинами своих верных псов... Едва подумав об этом, Донателло внезапно ощутил резкий, ничем не объяснимым всплеск ледяной ярости. И весь страх, как ни странно, вдруг резко куда-то отступил, сменившись безудержной жаждой крови... и справедливого отмщения. Глаза умника вновь затянула знакомая белая пелена, а сам он быстро огляделся, выискивая взглядом брошенную впопыхах нагинату. Вот и она, валяется в нескольких метрах от сидящих на коленях подростков как раз на пути у медленно подступающего Шреддера; достаточно лишь быстрого, торопливого рывка, и оружие вновь окажется у него в руках...

Эйприл... беги отсюда, — он порывисто поднимается на ноги и вскидывает одну руку в сторону, загораживая, таким образом, рыжеволосую девушку и лежащее у нее на коленях безжизненное тело Ангел. — Пожалуйста, уходи, СЕЙЧАС ЖЕ! — куда же, черт возьми, запропастились все остальные ребята?! Раздумывать об этом совершенно некогда; сорвавшись с места, гений прыжком преодолевает половину разделяющего их со Шреддером расстояния, и только успевает подхватить свою нагинату, одним концом подняв ту из лужи, как сокрушительной силы удар тотчас отбрасывает его назад, заставив рухнуть панцирем в грязь где-то сбоку от Эйприл. Жесткий карапакс благополучно выдерживает столкновение с твердым бетоном, но это, увы, не делает посадку менее болезненной. С шипением приподнявшись на разбитых при падении локтях, Донателло успевает заметить яркий блеск остро заточенных лезвий-кастет, поднятых высоко над его головой для, вне всяких сомнений, фатального удара... Однако прежде, чем Саки успевает опустить руку, в его запястье с тонким, пронзительным свистом врезается изогнутый полумесяц веера-тэссэна. Оба противника, и Шреддер, и распростертый на земле Донни, дружно переводят взгляд на замершую в боевой стойке Эйприл О'Нил: растрепавшаяся огненно-рыжая коса девушки языками пламени трепещет в воздухе, а ожесточившийся взгляд красноречиво говорит о том, что она отнюдь не намерена бросать своих друзей в беде.

Глупая девчонка, — голос Саки, как обычно, полон льда и свирепого презрения, а опущенное на лицо забрало делает его звучание еще более жутким, чем оно есть на самом деле. Отвернувшись от замершего в грязи техника, лидер Клана Фут делает широкий, стремительный шаг по направлению к юной воительнице — ему до смерти надоело возиться с этими детьми в их огромной песочнице, и на сей раз Эйприл даже не успевает вскинуть руку для нового броска. Тэссэн со звоном вылетает из ее ладони, а сама девушка с тихим вскриком отлетает прочь, больно ударившись затылком о землю... Этого зрелища вполне хватило, чтобы изобретатель лихорадочно вскочил на ноги и, крутанув древко нагинаты в воздухе, отчего во все стороны каскадом брызнули влажные дождевые брызги, бросился на Шреддера сзади.

Лишь бы только он успел...

ОСТАВЬ ЕЕ! — больше в безвыходном отчаянии, нежели в бешенстве выкрикнул Донателло, уже оказываясь за спиной Саки и направляя лезвие точно в узкую косую прореху между шипастыми пластинами доспехов — нет уж, больше он никому не позволит умереть этой ночью! Острие клинка почти касается плеча воина, но еще раньше рука Шреддера успевает перехватить древко чужого оружия, с силой потянув то на себя. Полностью обернувшись к атаковавшему его подростку, Саки неуловимо выдергивает нагинату из скользкой от крови и грязи ладони изобретателя, а сам делает короткий шаг в сторону. Не замедляя бега, вдобавок ускоренный неожиданным рывком, Донателло по инерции полетел дальше, вероятно, рискуя в конечном итоге разминуться с противником и рухнуть перед медленно приходящей в себя Эйприл, как следует пропахав носом залитый дождем бетон... Тех кратких долей секунды, что потерявший равновесие умник падал вперед, оказалось достаточно, чтобы осознать собственную ошибку — но, увы, гений так и не успел продумать свои дальнейшие действия и понять, что именно замышляет Шреддер, и как, собственно, избежать его последующей атаки.

У него просто не хватило времени.

Изящно прокрутив рукоять посоха в собственной "когтистой" ладони, Саки с присущей ему быстротой и стремительностью развернул лезвие нагинаты в обратном направлении и, размахнувшись, вонзил его точно в пластрон изобретателя, с такой силой, что остро заточенный клинок с пугающей легкостью пробил жесткий барьер из защитных пластин и вошел глубоко в грудную клетку мутанта, разрубив одно из легких и вскользь зацепив его сердце. Одновременно с тем, Шреддер сам же и воспрепятствовал дальнейшему падению черепашки, заставив того беспомощно повиснуть на древке посоха, по-прежнему крепко удерживаемом чужой рукой. Короткий, сдавленный хрип — вот и весь звук, который сумел издать несчастный, в тот самым момент, когда оказался буквально нанизан на острие собственного оружия. Всегда ясные серые глаза потемнели от боли и шока, но все же Дон умер не сразу: все еще тяжело наваливаясь на согнутую в локте конечность Шреддера, обеими руками схватившись за скользкое, липкое от собственной теплой крови древко нагинаты, мутант с резко побелевшим лицом поднял взгляд на лежащую поодаль Эйприл.

"Панцирь..." — он еще не успел толком осознать, что именно с ним произошло, как запястье Саки слегка повернулось, а вместе с ним начало оборот и впившееся в тело умника лезвие, кромсая продырявленное легкое и до конца перерезая аорту. Это заставило Дона еще разок судорожно дернуться, в безуспешной попытке высвободиться из этой мучительной хватки; ладони мутанта чуть крепче стиснули треснувшую деревянную рукоять, неосознанно желая прекратить невыносимую пытку, но силы вдруг резко оставили тело мутанта, и тот еще больше скрючился от страшной боли в груди. Из распахнутого не то в немом крике, не то в судорожном глотке воздуха рта выплеснулась порция крови, коротким водопадом ударившая по земле и залившая ту причудливыми, хаотичными брызгами. Поначалу сузившиеся в две невидимые точки, а затем вдруг снова резко расширившиеся зрачки юноши хаотично заметались по округе, словно бы выискивая что-то... или кого-то, но затем все-таки замерли в относительной неподвижности, случайно выцепив из однообразной черно-багряной мешанины тел одну из немногих родных сердцу физиономий.

Рафи, — несмотря на то, что тьма стремительно заволакивала зрение умирающего гения, он все-таки узнал в скалящемся, израненном, покрытом копотью и грязью незнакомце одного из любимых старших братьев. Дон тщетно силился позвать его по имени, но в итоге смог лишь беззвучно прошелестеть что-то ставшими вдруг абсолютно непослушными губами. Ему до крайности не хотелось видеть этот ужас, застывший на лице саеносца... Поэтому, гений попытался улыбнуться в ответ, пускай криво и едва заметно, но все-таки приподнять уголок окровавленного рта в подобии неловкой усмешки, мол, смотри-ка, как по-идиотски все вышло...

Жаль, не починишь теперь.

Лезвие нагинаты с неприятным звуком вышло из груди изобретателя, заставив того слабо дернуться от боли и стереть бледное подобие улыбки с лица, после чего Донни, окончательно потеряв опору, как-то неловко, полубоком рухнул в глубокую лужу под ногами Шреддера. Удара о землю он, впрочем, уже не почувствовал, но зато смог напоследок ощутить тяжелые удары дождевых капель по собственному лицу — точно ласковый поцелуй на ночь, или касание нежной перепончатой ладошки к онемевшей скуле... Смерть оказалась на удивление быстрой и незаметной, и гений едва ли даже успел осознать, что он умирает, прежде, чем его глаза навсегда померкли, со странным, отчасти даже удивленным и растерянным выражением уставясь куда-то вдаль, поверх подернутой рябью прозрачно-алой водяной поверхности.

I just wanted to see the sky
Open the one last time
I just wanted to feel the shine
It could have been divine

I have got a heavier heart
I must give it way
Maybe it’s not too late
To regret now...

+3

7

Все было бы хорошо, если бы все наши поступки можно было совершать дважды.
Ф.Гёте

Часть Первая: Память

  - Интересно, кто придумал фотоаппарат?

В руках рыжеволосой девушки внушительный, толстый альбом в зеленом кожаном переплете, на котором красивыми, стальными буквами мягко выведено слово "Память".

Она ласково гладит тяжелую обложку, чувствуя под подушечками пальцев шероховатые трещинки искусственной кожи, и задумчиво разглядывает потолок.
К сожалению, Эйприл сегодня дома одна одинешенька, рядом не было никого, кто мог бы ответить на ее вопрос. Кроме, разумеется "гугла", но это уже не интересно. Иногда ходячей энциклопедии в образе Донателло ужасно не хватало - приходилось довольствоваться интернетом и книгами. Но вопрос, нарушивший благословенную тишину квартиры, что вообще было редкостью уже давным давно, после знакомства с четверкой незадачливых мутантов обросших еще кучей новых знакомых был чисто риторическим. Знать кто и когда не так уж важно, просто... просто спасибо этому человеку, знания которого позволили людям запечатлеть драгоценные мгновения своей жизни вот в таких вот картинках. Это та, наглядная память, да, при взгляде на которую ты обязательно вспомнишь все в самых мельчайших деталях.
Она открывает первую страницу и шуршание страниц наполняет комнату приятным, успокаивающим шумом.
Зеленовато-синие глаза бегло перебегают от одного фото к другому, не задерживаясь и не тратя времени на детальное рассмотрение картинки, но обратив внимание на каждую из них, с легкой, едва заметной улыбкой вспоминая прошедшие года. Однако, где-то на середине журнала, О'Нил останавливается, и внимательно созерцает четыре прямоугольные карточки - они такие большие, что парами занимают по оба листа на разворотах. Поскольку фотографии обычно вставляли в разрезы уголками, стандартно расположенными на любой страничке, эта четверка ну никак не хотела в них влезать, поэтому, Эйприл пришлось "уродовать" альбом вырезав еще лишние щели для того чтобы украсить его этими "замечательными" фотографиями.
На самом деле они были просто ужасны:
Одна слишком светлая, почти белая, объектив камеры наполовину был заляпан свежевыпавшим снегом.
Вторая слишком яркая. Красные, зеленые, синие сочные огни затмевали собой всю картинку, и единственное, что удавалось разглядеть, это полыхающие апельсиновым рваные шелковые ленты пересекающие изображение наискосок.
Третья темная. Темная настолько, что на ней едва угадывался массивный, горбатый силуэт, да неподалеку уголок уходящей за кадр бледной луны, на фоне которой красовалось непонятное трехногое "сооружение" и одна широкая, смазанная, тонкая полоса света.
И наконец последняя, четвертая, на которой все бы ничего, не засвечено, не слишком темно, да только видно было лишь ноги - женские белые кроссовки с бананово-желтым месяцем "адидас", все в грязи и травяных пятнах, да здоровенные, разлапистые ступни увенчанные всего-то тремя пальцами.

Не самые лучшие снимки.
Но почему-то при взгляде на них, улыбка становиться шире и девушка невольно погружается в пучину воспоминаний все глубже и глубже, постепенно теряя связь с настоящим.

Это смешные и нелепые картинки, которые любой другой бы нормальный человек выкинул в мусорное ведро, но происходящее на этих разноцветных обрывках глянцевого картона до того запоминающееся, что Эйприл хотелось сохранить об этих событиях чуть больше, чем просто мысленную память.

***

Когда она открыла глаза и увидела это... просто остановилось сердце, дыхание перекрыло, а в глазах защипало от слез восторга и умиления. Если вы спросите, как выглядит любовь с первого взгляда - пожалуй это было оно. Прости Кейси, это не про тебя.

Новенький, сияющий девственной белизной, с начищенным до блеска сверкающим окуляром и идеально ровными формами, двенадцати мегапиксельный, с отличным зумом - как любого репортера, да и просто любителя съемки просто мечта! И теперь он был у нее, заместо старого, потрепанного "кэнона". Это был просто потрясающий подарок от друзей, благо каждый из них вложил в него чуточку своей души (и средств конечно), и у девушки на осознание и привыкание к столь дорогому и на вид хрупкому дару, ушло несколько дней. О'Нил похоже готова была пылинки с него сдувать и рассыпаться в бесконечных благодарностях перед ребятами.
И поставить свой подарок под стеклянный колпак под недовольное "ну блин!". Ведь это было слишком, серьезно, слишком дорого и восхитительно.

Первым любования новенького фотика на полочке, вот уже который месяц, держа его словно редкий сувенир, даже пакетика не снимая, не выдержал Рафаэль. Тогда черепашка по своему обыкновению заглянул к подруге, что говорится, на чаек. Порой в убежище со всеми их друзьями (братья, их девушки, своя девушка) становилось как-то слишком тесно, и отдушиной были мирные, тихие посиделки у рыжеволосой подруги. У нее всегда было тихо.
Только выпал первый снег, и любимый двухколесный "зверь" саеносца скромно стоял в подворотне дома Эйприл, заботливо прикрытый специально подготовленным для таких случаев брезентом. Препротивно и прехолодно - осень еще не успела отступить, а зима еще не собиралась присыпать заледеневшие улицы как положено пышным, пушистым белым одеялом. Мелкие хлопья неуверенно окутывали высотки, и тут же сдувались резкими порывами ветра в лужи покрытые коркой хрусткого льда - вот уж несчастные те прохожие, которые не приучены смотреть себе под ноги и ездили как на коньках, смешно широко расставив ноги.

Черепашка как-то утомленно и лениво наблюдал за тем, как его подруга суетливо бегала по комнатам, одновременно бодро тараторя с Кейси по телефону.

Курить в доме строго запрещалось, так что Рафаэль согревал себя не терпкой сигаретой, а горячим чаем, тоскливо поглядывая в окно на свою припорошенную "малышку", сиротливо пристроившуюся прямо под балконом квартиры О'Нил. Очевидно мутанту было до крайности скучно. Да и не очень удобно - миниатюрные чашечки сервиза Эйприл просто утопали в его больших ладонях, и бедный, вечно нетерпеливый Рафаэль, едва сдерживался, чтобы не раздавить посуду в пудовых кулаках, как примерный джентельмен придерживая посуду за ушко двумя дрожащими от напряжения пальцами и вытягивая исцарапанные губы чтобы отхлебнуть исходящего паром напитка. Когда запыхавшаяся, и явно разозленная на своего незадачливого парня (и чем он ее, интересно, так расстроил на этот раз?) девушка с размаху шлепнулась напротив мутанта, с грохотом отодвинув стул, отчего саеносец нервно резко дернулся, едва не уронив выскальзывающую из рук чашку, и, разумеется, пролил половину на себя. Обжигающего чаю. Очень горячего. Очень!

Последующая вслед за этим заковыристая, не замороченная цензурой фраза и раздраженные хлопки по собственному мокрому пластрону, вывели задумавшуюся девушку из замкнутого состояния, и Эйприл с виноватым видом протянула черепашке висящее на спинке стула вафельное, кухонное полотенце, - Прости Раф. - С глухим бурчанием приняв у подруги тряпицу, мутант косо глянул на замолчавший мобильный телефон.
- Опять с Кейси из-за ерунды поцапались? - Лаконично поинтересовался подросток, откладывая мятое полотенце и пытливо уставившись на мигом покрасневшую девушку.
- Нет! Ну... хорошо, да. - Фыркнула рыжеволосая, чувствуя себя не совсем в своей тарелке. Как в любой истории, у этой парочки были свои проблемы. И главной проблемой здесь, было порой ослиное упрямство Кейси и его умение довести деловую и завсегда собранную О'Нил до белого каления, что в принципе, было довольно сложно.
Хмурая и расстроенная студентка вызывала у остальных бурный наплыв братских чувств по отношению к этой милой, конопатой девице - и Рафаэль не был исключением. Вечно угрюмый парень неожиданно по-доброму усмехнулся и облокотился о хлипкую столешницу, отодвинув недопитый, а вернее сказать недолитый чай в сторонку. - Не расстраивайся Эйп, Кейси хороший мужик, но порой он бывает тупее самого Майки, с этим трудно поспорить. Однако же, к счастью для Кейси, его тупизм это временно, а вот у Майка переросло уже в хроническую болезнь которой название еще не придумали. Так что тебе еще повезло.
- Спасибо на добром слове, - иронично отозвалась девушка, усевшись за столом поудобнее и потянув руку к покоящимся в вазе посреди стола зеленым яблокам.
- Постой. Знаешь, - тонкая кисть послушно замирает в миллиметре от сочного, изумрудного плода, и Эйприл поднимает усталые и недовольные глаза на все так же широко ухмыляющегося черепашку. Ну что? - ... я думаю тебе стоить проветриться и отдохнуть. У меня идея. Что скажешь насчет прогулки? Моя детка простаивает внизу, как бедная хромая кобыла, а я этого страсть как не люблю. Да и ты похожа...
- На кого? На хромую кобылу? - Скептически поинтересовалась Эйприл, недоверчиво покосившись в сторону побелевшей улицы. Зябко, ветрено, настроение на нуле, болталось на той же отметке что и градусник. Это не выглядело хорошей идеей.
- На того, кому надо развеяться, - гоготнул мутант, грузно, отчасти неуклюже поднимаясь со своего места, пихнув ребро стола пудовым кулаком, - Нормально. Давай, пакуйся, я пойду красотку заведу и буду тебя внизу ждать. А, и еще, - уже стоя перед окном ведущим на ржавую площадку пожарной лестницы, Раф обернулся, ткнув большим пальцем через плечо в сторону нераспакованного "Nikon", - щелкуна захвати. Первый снег на дворе как-никак. - Он сказал это так, словно снег выпадает раз в столетие.

Не смотря на отчаянное желание не трогать любимую и очень дорогую игрушку, Эйприл не стала спорить с мутантом и отвечать категорическим отказом. В конце-концов уже прошло столько времени, наверное пора использовать свой подарок и посмотреть какой он в деле? Чего она никак не решалась сделать. Правда на улице, как еще внутри теплой квартиры поняла студентка, погода была преотвратительнейшей. Или так просто казалось расстроенной О'Нил, кутающейся в куртку не по сезону за спиной усевшегося в седло юноши, уже готового подать свой запасной шлем.
- Хорошо, и куда мы? - Широченный панцирь саеносца обхватить руками удавалось с трудом, а уж чтобы сцепить ладони на костистом торсе и речи быть не могло. Она всегда боялась его рычащего мотоцикла, и совершенно не понимала с чего Кейси и Рафаэль бьются в экстазе над этой машиной и любовно наворачивают его, пичкая новыми запчастями все больше и больше, делая этого монстра все страшнее и страшнее. К тому же шлем, был не самым ее любимым головным убором.

- На самый верх, догоним снег, пока он еще не упал на землю и не наступила зима. Держись крепче! - Широкая трехпалая лапа в кожаной полуперчатке стискивает ручку руля, с силой крутанув ее, газанув с места, подняв из-под заднего колеса, с визгом сделавшего несколько полных оборотов ворох снежных хлопьев во все стороны.

С этой башни видно далеко, почти весь город. Шпили, крыши, вывески и стенды были в бледном зимнем одеянии, а здесь ни снежинки - ветер трепал концы багрово-красной банданы, словно пионерский флаг, и ярко-рыжие, отливающие красным волосы девушки аналогично легкой шелковой тряпице, нещадно пушились и лохматились слушаясь дерзкой непогоде, а она их то и дело пыталась запихнуть обратно в куртку и натянуть капюшон на кончик конопатоо носа.
- Здесь начинается мой мир. - Задумчиво пробормотал саеносец, зацепившись локтем за одну из перекладин высоких перекрестных балок, попирающих скелетом недостроенное здание. - Ну что, замерзла? - Он опускает взгляд на съежившуюся рядышком девушку, сжимающую в обледеневших пальцах фотоаппарат.
Эйприл хотела сфотографировать этот восхитительный вид.
В самом деле, это было так высоко, так красиво и так... чисто, что пускай капелька прошлого негатива и оставалась, но подобные раскрывающиеся до самого горизонта пейзажи сонного города, дарили сердцу что-то совершенно необъяснимое. Воздушное и спокойное. Как замирающие в воздухе ледяные, кружевные частички замерзшей влаги, раскачиваясь пролетающей мимо них вниз. Стоило немного постоять на этих крышах, и сразу становилось понятно, что снега тут нападает не меньше. - А? - Холодно ли ей было?
Пожалуй... Немного. Чем выше, тем, известно, холоднее, а здесь было очень высоко, и не ожидавшей такой прогулки на городской Эверест девушке, закутавшейся не то что бы по зимнему, было... мерзловато. О чем красноречиво намекали ее тонкие, оголенные покрасневшие пальцы и румяное лицо.
Спрыгнув рядом с О'Нил, мутант молчаливо и совершенно неожиданно распахнул свою любимую кожаную куртку, под которой красовался привычный ничем не прикрытый гладкий пластрон... и сгреб не успевшую пискнуть Эйприл к себе, отчего рыжеволосая оказалась прижатой к теплому, черепашьему, чуточку жестковатому бочку, да спрятанная под одним краем просторной, мятой байкерской косухи саеносца. - Теплее? - Непривычно мягкий, хрипловатый голос черепашки звучит у самого уха. Рваные концы маски все-еще неистово треплет ветер, и кажется ему самому совсем не холодно. А теперь тем более.
Обнимая подругу одной лапой за плечи, парень снова молча уставился вдаль, слегка щуря глаза от резких порывов прямо в лицо.
- И как далеко простирается твой мир? - Эйприл кое-как удалось высвободить руку с зажатым в ней "Nikon", пытаясь снять крышечку с окуляра и поймать удачный ракурс. А в таком положении это было не так-то легко!
- До горизонта и до земли. И даже под землей, куда редко кто спускается. Ты чо делаешь, свалишься, не пихайся!
- Подожди, я хочу сделать селфи!
- Мэ... может не стоит? - Саеносец с опаской уставился на невесомый аппаратик, который студентка то и дело подносила к носу, пытаясь разобраться где, что и как. Вот ведь не догадалась сделать это дома. - Мать моя мутация, сколько можно, дай сюда! - Сурово буркнул парень, которому надоело это бестолковое ерзанье, выхватив у девчонки фотоаппарат и развернув глазком к ним, приноравливаясь, чтобы нормально сфотографировать себя и Эйприл, которая незамедлительно была чуть теснее прижата сильной рукой, чтобы влезть вместе с широкой зеленой физиономией в кадр. Хм... хотя были ли они вообще в кадре?
- Левее! Ниже! Ай Раф, мы незнаюнесчиталанахренкаком этаже! Уронишь - убью! Осторожнее! Нет, еще ниже! - Нервозно шипела, растерянно протягивая ладошку к отнятой прелести О'Нил, совершенно не одобряя инициативу друга. Рафаэль уже и сам начал как-то сомневаться в правильности своего решения, с каменной физиономией послушно маяча рукой в воздухе, следуя ее указаниям.
- Сам знаю! Тихо, а то серьезно уроню!
- Я тебе уроню!
Наконец вроде настроив все как надо, саеносец напряженно опустил зрачки на пригнувшуюся рыжую макушку, - Ну я это... фоткаю да?
- Давай, - так же серьезно пялясь в объектив, деловито кивнула студентка, чувствуя некоторое волнение. Как уже говорилось, эта вещь была для девушки чуть ли не как корона для королевы Елизаветы. Зря она Рафа послушалась пожалуй. - Насчет три. Раз, два...
Не понятно откуда слетевший снежный ком, словно кто-то нарочно метнул мягкий снежок с верхних балок, обрушился черепашке прямо на голову, вынудив не ожидавшего нападения с воздуха саеносца, опасно пошатнуться. Тихий писк Эйприл, затем звучное "щелк", и Рафаэль спешно всучив аппаратик в загребущие лапки девушки, с глухим ворчанием принялся отряхивать многострадальную лысину и выуживать завалившиеся в щели на пластроне прозрачные, холодные ледышки, - Ах черт, - со вздохом склонившись вперед и встряхивая мятый воротник, избавляясь от стремительно тающих хлопьев попавших за шиворот. - Ладно, ладно, я в порядке. Давай еще раз.
Тем временем Эйприл внимательно разглядывала свой подарок, растерянно хлопая заиндевелыми ресницами. Происшествие чем-то развеселило ее, и хотя она пыталась казаться недовольной и сердитой выходкой приятеля, на ее обветренных губах светилась слабая, неловкая улыбка. Улыбка на которую Рафаэль мог ответить лишь доброй ухмылкой - ну что смешного?
- Не получится.
Глаза мутанта тревожно округлились. Неужели сломал?!
- Почему?!
- Кажется у него сели батарейки...

Но за этот снимок она не жалела...
Он вышел просто замечательно.

***

Радость Микеланджело можно было сравнить лишь с радостью шестилетнего ребенка - среди знакомых эйприл, только этот парень мог прыгать чуть ли не до потолка, сияя беззаботной улыбкой от уха до уха от счастья. да так, что самому невольно хотелось улыбнуться в ответ.
- Ты их достала! Поверить не могу, что ты их достала! - Подхватив взвизгнувшую Эйприл на руки, едва не потерявшую в этой карусели два ярких клочка бумаги, весельчак плавно закружился с ней по комнате, сшибаяя крепким панцирем все стоящие на пути предметы. И тут же не глядя уронив вытаращившую глазищи девушку на скрипучий диван, расставив руки в стороны и запрокинув физиономию к потолку, улетел в глубины подземного жилища.
- ПАРНИ, ПАРНИ ЗАЦЕНИТЕ! МЫ С ЭЙПРИЛ ЗАВТРА ИДЕМ НА "30 second to mars"! Минуточку... - Тормознувшись на пороге лаборатории Донателло, шутник развернулся и теми же гигантскими прыжками рванув обратно к дивану, с извиняющейся улыбкой выхватил у нее из пальчиков билеты, снова заголосил на всю округу, размахивая цветастыми клочками с номерками, и помчался тыкать всем в нос "своими" сокровищами, - ТОЛЬКО НЕ ЗАВИДУЙТЕ СЛИШКОМ ГРОМКО МУЖИКИ!

Стадион был заполнен под завязку, яркий, сияющий прожекторами и ослепляющей подсветкой под потолком - девушке и ее необычному спутнику, запакованному в просторную кофту с капюшоном скрывающую мускулистые, зеленые руки, свободные штаны до пола и широкие кроссовки, не угрожало чужое пристальное внимание. Все были слишком поглощены предстоящим концертом, толкались, пихались и сталкивались, ища себе свободное место у сцены. Столько лиц мелькало вокруг, что ниндзя привыкшему быть в тени от всеобщего внимания должно было быть немножко неловко, но Микеланджело счастливо улыбался и не собирался отсиживаться где-то в уголке, старательно приветствуя всех и каждого, кто имел несчастье влететь в его пластрон. - Привет! Привет, как дела? Классный прикид! Шикарная прическа леди! - Он пробивался сквозь эту толпу, не забывая каждого наградить своим добрым, лучащимся теплом взглядом. Типичный Майк.
Нижнюю часть лица старательно прикрывал тут же купленный в сувенирной лавке шарф небесно-голубого цвета с косой надписью "30 second to Mars", и всем знакомой эмблемой красного феникса, так что парнишку совершенно не заботило, что его изумрудно-голубая конопатая мина может кого-то ошарашить. Он улыбался, ему было озорно, и он старательно пытался это передать соседям по площадке перед сценой хотя бы взглядом.
- Майки, перестань крутиться! - Ворчливо постаралась успокоить неугомонного черепашку Эйприл, сгорбившись над своим фотоаппаратом. Прошло достаточно много времени, чтобы она неплохо научилась обращаться со своим "Nikon", но как на зло, шумно топтавшийся, то и дело активно вращающий лобастой головой чуть ли не на 180 градусов весельчак, ну никак не давал девушке настроить нормальный зум, да и в принципе камеру. Совершенно нечаянно юноша то и дело пихал ее локтем, пытаясь устроиться в этой тесноте поудобнее.
- Прости Эйп. - Попятившись в гущу народа своим круглым панцирем распихав всех близстоящих, обладатель оранжевой банданы, участливо склонившись к подруге с извиняющимся тоном, - Я просто немного взбудоражен. Жаль ребята этого не видят, и Ло. Круто было бы взять их с собой. - Он со сдержанным любопытством понаблюдал за тем, как девушка подкручивает колесико фотоаппарата. - Может помочь тебе чем, а?
- Не крутись и все будет отлично.
- Ну хорошо, - покладисто отозвался парень, отводя взгляд в сторону сцены, но не успела О'Нил закончить со своей камерой, как весельчак в голос с остальными громко заорал, - НАЧИНАЕТСЯ! НАЧИНАЕТСЯ! - Оглушительный свист со всех сторон и бурные аплодисменты, приветствующие всеми любимых певцов на мгновение оглушили девушку, а затем ее легко и непринужденно подняли вверх, не успела она и взглянуть в сторону платформы с колонками и музыкальными инструментами дожидающимися своих хозяев. Это Майкстер легко, словно пушинку, взгромоздил студентку себе на плечи, подняв ее над чужими макушками, чтобы Эйприл было хорошо все видно. Испуганно вцепившись в лоб парня, едва не выронив камеру, Эйприл в возмущении дрыгнула ногами, ударив пятками кроссовок по чужому пластрону. На что черепашка чуть крепче стиснул ее щиколотки в ладонях, задорно покосившись вверх, - Эйэй, потише красавица, а то ведь уроню. Ну как там? Хорошо видно? - Мутант аккуратно поправил подругу, и снова обратил взор в сторону любимой рок группы, призывно свистя им, точно так же как и вся молодежь столпившаяся под этой крышей.

А ведь действительно. Вид... Вид отсюда был просто потрясающим, и девушка просто молча затаила дыхание, с широко распахнутыми глазами разглядывая приступок продолговатой сцены, навес, динамики, ловящие отблеск прожекторов установки с громоздкими ударными и изящным силуэтом синтезатора, и саму группу. Их улыбающиеся в приветствии своим поклонникам лица, их воздетые в ободряющем жесте руки. Все это было чуть скрыто мистической дымкой, стелющейся по полу сцены, но все равно Эйприл все было прекрасно видно - к тому же удивительная способность Майкстера первым лезть куда не следует, а так же его круглый панцирь, позволили им протиснуться чуть-ли не вплотную, когда кумиров всех времен казалось можно было потрогать, стоило только протянуть руку вперед. Неподалеку молодые люди тоже последовали примеру весельчака, посадив тех, кто пониже на свои шеи, дабы те могли в деталях разглядеть все, что происходит. В основном тоже ребята своих хрупких и низкорослых подружек. Эйприл не удержалась, махнула ладонью смеющейся девчонке в двух шагах от них, аналогично ей самой оказавшейся у всех над головами.

Эйприл О'Нил считала себя слишком серьезной. Да и все ее знакомые говорили об этом - она ко всему относилась слишком серьезно, была слишком деловой и собранной и слишком не любила большое количество народу и шумные праздники, предпочитая тихие и мирные посиделки в скромном кругу немногочисленных друзей. Но вместе с Микеланджело, которому приходилось быть социопатом из-за своего происхождения, все забывали о том, как они не любили общество и шум. Сам по себе громкий и неугомонный, весельчак зажигал всех вокруг себя, стоило ему подать голос, взглянуть, или просто улыбнуться.

За это все его и любили.

Рыжеволосая студентка и сама не заметила, как вторя музыке начала раскачиваться на плечах черепашки, и сопровождала очередную песню бурными аплодисментами, выкрикивая восторженную похвалу и вскидывая тонкие кисти вверх. Шутник громко смеялся и подпрыгивал под девушкой, не в состоянии удержаться от охватившего его счастья. Он подпевал узнаваемым песням, но хлопать в ладоши опасался, не хотел отпускать своего "всадника". Эйприл совсем позабыла о том, что хотела сделать пару фотографий, а когда вспомнила, к общему сожалению зажигательное выступление уже подошло к концу, стоило ей запоздало поднять камеру. Жаль... Стало видно лишь спины и склоненные в поклонах головы, как бы улучшить момент и  заснять всю группу нормально, пока она не ушла?
- Неплохо бы получить автограф, а? - Откуда-то снизу прогнусавил зажатый зашевелившимся народом парень, примериваясь чтобы наконец спустить девушку на землю.
- Я так и не сфотографировала. - Разочарованно пробубнила О'Нил, едва ее ноги коснулись гладкой, устойчивой поверхности, сиротливо прижимая все-еще включенный фотоаппарат к груди.
- Значит точно нужен автограф! - Решительно произнес черепашка, и развернувшись к студентке спиной, деловито одернул рукава толстовки и надвинул на нос потрепанный капюшон.
- Эй! Майки стой! - Тревожно вскинула руку мигом оторвавшаяся от лицезрения камеры в руках Эйприл, едва заметила, как парень начал осторожно протискиваться боком вперед, - Ты ку... да...? - Округлив иссиня-изумрудные глаза, девушка пронаблюдала за тем, как весельчак пробрался прямо к сцене с ближайшего угла, и под изумленные вздохи, легко запрыгнул прямиком к собирающимся покинуть место выступления музыкантам. На мгновение обернувшись и ободряюще улыбнувшись смущенной и растерянной Эйприл, что, разумеется, под толстым шарфом было не видно, парень сложил свои большие руки так, что изобразил пальцами рамочку, внутри которой по центру похлопал ресницами его прозрачно-голубой круглый глаз - снимай, чего ждешь детка?

- Всем привет! - Развернувшись всем корпусом к озадаченным музыкантам, парень так живописно развел рукив стороны, что бедные "звезды" все испуганно сжались в кучку, словно стадо перепуганных зебр, опасаясь, что этот странный чувак, довольно таки внушительных размеров, сгребет их в жаркие объятия. Майк не стал дожидаться, пока охрана стащит его отсюда. Длинные оранжевые ленты выбились из-под ворота и разметались по мускулистым плечам. Для него это было почти игрой - дотянуть время, чтобы Эйприл смогла справиться с камерой и щелкнуть Джареда Лето и его ребят напоследок. Сложно? Ерунда, гораздо сложнее бывало отвлечь от последствий его диких шалостей бдительных братьев. - Я просто хотел попросить ваш автограф! - трехпалые ладони с ловкостью фокусника на мгновение вынырнули из бездонных карманов кофты, сунув в чужие руки использованные билеты и ручку, которую он предусмотрительно захватил с собой. - Для меня, и моей подруги... пожалуйста, - добавил шутник изобразив скромную барышню шаркнув "ножкой", и слыша гул недовольных голосов фанатов, удивленно обвел глазами колышущиеся волны чужих голов. Все смотрели на него... с завистью, или осуждением, а сквозь плотную толкучку грузно просачивались в узкие проходы широкоплечие охранники, спешащие на выручку растерявшимся музыкантам.

- Ну чего? - Сделав шаг к стойке с микрофоном, парень на мгновение зажмурился от резкого порыва ветра откуда-то снизу, разгоняющего искусственный мистический туман. Концы банданы послушно взметнулись у него за спиной, словно живые ручные змейки. - Чего вы так смотрите на меня? - Его звонкий и бодрый голос, даже не смотря на препятствие в виде вязанного шарфа прикрывающего его веснушчатую мордаху до носа эхом разлетелся по всему стадиону, - Разве я сделал сейчас что-то плохое? - А ведь действительно - что он собственно говоря, такого натворил? - Мы живем сегодняшним днем и этим временем, и глупо, очень глупо ребят отказываться от такого шанса, когда я могу просто вот так взять и пожать руку своему любимому кумиру. Возможно сейчас меня стащат со сцены, но я хотя бы буду помнить эти мгновения до самой старости! - Ай Эйприл, давай быстрее. А то он тут скоро воодушевленную его смелой речью толпу поднимет сюда убивать любимых кумиров в удушающих объятиях! Случайно... - Разве это не здорово? - Но вообще-то, Майкстер и сам искренне верил в то, что говорил. Приятно видеть, как смягчаются лица, как зажигаются улыбки в ответ на его короткую, но пламенную речь... И особенно приятно видеть то, что Эйприл наконец была готова всех заснять, встав так, чтобы видно было всю картинку, хоть ее и усердно пихали со всех сторон. Увидев воздетый большой палец правой руки бедной пошатывающейся из стороны в сторону студентки, Микеланджело незамедлительно подгреб широким жестом совсем обалдевшего от всего происходящего ударника, под громкий смех и ободряющие выкрикивания фанатов, - А ТЕПЕРЬ ВСЕ ДРУЖНО У-ЛЫ-БА-ЕМ-СЯ!

Скорее!

Заметив как девушка нажала на кнопку... и как неловко запнулась о чью-то ногу, таки выронив драгоценную камеру из рук, весельчак сразу отпустил съежившегося бедолагу, тревожно уставившись на мелькнувшую среди сомкнувшихся рядов знакомую желтую куртку. А тут еще и секьюрити подоспели, черными колобками вкатываясь на приземистую площадку, а значит Черепашка Титан спешит на помощь, на поиски утерянного фотоаппарата... и подальше отсюда, пока не поймали, не прознали что он горбатый мутант, ну или еще чего недоброго не случилось. Крутанувшись на месте, парень с изящностью ниндзя ловко выдернул из чужих рук послушно исписанные билеты, - Благодарю мужики! Удачи вам в карьере, да, я обожаю вас! - Возжелав было послать смачный воздушный поцелуй, Майк махнул на это рукой, быстренько спрыгнув с края сцены на пол, опустившись на корточки и благополучно едва не порвал штаны по середине - не предназначены брюки для таких лихих скачков и других возможных пируэтов. - Пропустите, спасибо, будьте так любезны у меня друг фотик потерял, я спешу ему помочь, угу, угу... И тебя люблю чувак, да, дай пройти...

***

У каждого уважающего себя романтика есть какое-то "свое" время.
Для кого-то это первые минуты рассвета, когда лениво просыпающееся солнце окрашивает ночное небо в нежные розовые и сочные багровые тона, кто-то чувствует себя по настоящему счастливым при взгляде на оранжевый диск исчезающий за горизонтом поздно вечером, когда дома, деревья, прохожих. Скучные серые машины в рядок в забитых темных подворотнях - улицы целиком поглощал оранжевый неопаляющий огонь. Безусловно это прекрасно. Но бескрайняя тишина звездной ночи, пожалуй, могла достойно конкурировать с этими явлениями природы. Краски сумрака казалиь ничуть не хуже, особенно, когда погода стояла безоблачная, а на небе красовалась сияющая луна в окружении крошечных, бриллиановых россыпей звезд. Засыпают обыкновенные люди - просыпаются ученые, изобретатели и настоящие мечтатели, обожающие вглядыватьсяв бархатистый навес ночи. Самые странные личности на планете.
Например двухметровые черепашки мутанты, вздумавшие полюбоваться на небо через собственноручно сконструированный телескоп - как и положено любому телескопу громоздкий и нескладный, чем-то похожий на своего создателя. Долговязую черепашку, которая вечно путалась в любимом плаще. Сейчас подол как раз зацепился за погнутую балку балкончика лестничного пролета, прицепленного к боку здания - подростки черепашки не искали легких путей, они всегда проникали в гости не иначе как через окна. Даже когда достигли отметки некоторой "взрослости", привычки не изменились.
Ночь глуха, ночь темна, но кого это смущало? Донателло деловито постучал в оконную раму, поправляя тяжелую сумку и широкий ремень наискосок, в котором торчал, вместо привычного толстого шеста в лиловой обмотке, сложенный телескоп, выглядывая одной из ножек за краем овального панциря словно гигантская антенна, или клешня скорпиона.

У Эйприл выдался тяжелый денек, девушка спала без задних ног, накрыв голову душным одеялом и свесив босые ступни чуть ли не до пола, заснув в не самой удобной позе лицом в мятые простыни. Неделя суровых, всеми ненавистных экзаменов, включала в себя полный комплект, и как и любого студента в эти дни у О'Нил были проблемы со сном, с нервами, и просто проблемы в целом. Закончив пучить покрасневшие глаза в криво пляшущие по страничке тонны текста, студентка благополучно рухнула в постель, не позаботившись о том, чтобы лечь чуточку удобнее. И стук в окно был для нее не лучше истерично трезвонящего будильника по утрам. Уйди, господи...
Приоткрыв таки сонный, мутный зрачок, Эйприл с глухим стоном, которому обзавидовался бы любой зомби, медленно приняла сидячее положение, и лишь после этого крайне неохотно стянула с головы мятое, душное одеяло, бездумно уставившись в ту сторону, откуда доносилось назойливое "тук-тук".
Юноше пришлось подождать еще минуту-другую, прежде чем рыжеволосая сонная девица дошлепает босиком до гостиной и с третьей попытки откроет окно.

Смешная, всклокоченная, помятая, яростно растирающая кулаком воспаленные веки. Не вежливо конечно посылать своего друга, но когда ты проснулся после непродолжительного сна, умудрившись чуточку вздремнуть после двух суток бодрствования, невольно забываешь о всех правилах приличия и врожденной вежливости. Поэтому, видя полуспящее состояние подруги, Донни ни капельки не удивился, когда его хриплым, мрачным голосом, вложив в это слово все свое недовольство и усталость спросили, достаточно коротко и до крайности лаконично:
- Чего?

- Прости, - поспешил прежде всего извиниться изобретатель, попытавшись как-то смягчить дурное настроение О'Нил. - Я знаю, сейчас поздно...
- Очень поздно, - сумрачно прохрипела Эйприл, оттягивая край пижамы и бегло взглянув на мигающий циферблат электронного будильника на тумбочке. Полтретьего, время детское на самом деле.
- ... но я думал, может ты захочешь сходить со мной, полюбоваться на... звезды? Сегодня обещают потрясающий звездопад. Это не на долго. Обещаю. - Изобретатель довольно неловко поерзал на своем месте, восседая гигантским кузнечиком на перекладине лестничного пролета, едва балансируя на нем, благодаря тяжелой конструкции телескопа за горбатой спиной. Он мог бы полюбоваться на это небесное явление в гордом одиночестве, но такими вещами юноша привык с кем-то делиться. С братьями, или друзьями. Все бы ничего, если бы Эйприл больше всего на свете не хотелось сейчас лечь обратно в кровать. У нее ведь осталось не так много времени, чтобы нормально подготовиться к очередному тесту.
- Я бы с радостью Ди, но..., - показательный зевок, спешно прикрыв ладонями рот наглядно продемонстрировал, что зритель сейчас из нее никакой, - Может Майк?
- Они вместе с Ло устроили посиделки у нас дома за очередной новинкой игровой индустрии. Сейчас оба больше похожи на зомби, чем на разумных мутантов. - С долей доброй иронии отозвался парень, сместив свое неудобное положение, оперевшись обеими руками об узкий подоконник.
- Эм... Мона? - Ну не логичнее ли всего умнику поднять свою девушку на ту самую верхотуру, где он собирался устроить импровизацию маленькой обсерватории, а не полу спящую подругу. Но и тут гений с печалью в голосе доложил, что Мона Лиза отказалась от романтической прогулки, поскольку у нее опять случился приступ сильнейшей мигрени. Это у саламандры уже хроническое недомогание, и никому не хотелось чтобы ящерица еще больше страдала из-за этого.
- Ангел, Кейси? - Из последних сил противилась перспективе предстоящей прогулки девушка, уже чувствуя, что ее буквально загоняют в угол эти большие, просящие, темно-серые глаза не давая иного выхода. В ответ на это юноша молча сложил ладони вместе, в молитвенном жесте все так же взирая на хмурую студентку из-под потрепанных краев шелковой, бледно-лиловой тряпицы. Этому фокусу техник научился у младшенького. Как эти здоровяки с широкими, зелеными мордами умудряются сломать твердое "нет", стоит только им скорчить просительную мину? С течением времени эти засранцы просекли такую фишку и теперь во всю ее использовали, не гнушаясь такого низкого, обезоруживающего приема: ну пожалуйста?

- Ладно, ладно! - Раздраженно вздохнула О'Нил. Прикоснувшись кончиками пальцев к воспаленным уголкам глаз, девушка развернулась, и с громким топотом направилась к шкафу с одеждой, на ходу махнув ладонью замершему в оконном проеме изобретателю - ты уж или заходи, или подожди меня нормально снаружи. - Как я экзамен буду сдавать, не спавши две ночи подряд, - громко ворчала рыжеволосая, прячась от скромно застывшего рядом с распахнутым окном гения за дверцей шкафчика, рассеяно натягивая джинсы и на ходу влезая в легкий свитер.
- Если хочешь, я тебе помогу подготовиться. - Снова подал голос Донателло, терпеливо дожидаясь девушку. Закончив с переодеванием, все с тем же напряжением, резкими движениями быстро собрав походную сумку, покидав туда все, что лежало на прикроватной тумбочке (расческа, зеркальце, бутылка минералки, еще мелочи - типичный набор сильной и независимой студентки) едва не смахнув туда-же и будильник, но умудрившись уронить в нее фотоаппарат, встряхнула все это дело и деловито сунула в руки Донателло. Хочешь смотреть на звезды? Пошли смотреть на звезды. Но кроме своей раскладной бандуры, возьмешь еще и ее мизерную поклажу. Донни против этого совсем не возражал. - Прости, что так получилось.
- Ох ладно. Я уже встала и лезу следом за тобой, согласилась же... - Привычным жестом обхватив жилистую шею мутанта одной рукой, Эйприл с ледяным спокойствием позволила притихшему парню кузнечиком преодолеть несколько лестничных пролетов пожарной лестницы до прямоугольной площадки крыши родного здания.
- Ну не сердись только. Я думаю, тебе наоборот стоит это увидеть. Это поможет тебе успокоиться и собраться с мыслями. Я обещаю.
- Глупо обещать то, чего ты не знаешь.
- Не всегда...

Возвышающийся на разлапистой треноге телескоп, выглядел весьма старомодно на фоне внушительных, подпирающих ночное небо высоток с узорами неоновых плакатов и надписей, украшающих чуть ли не каждый небоскреб. Эйприл молча, позевывая наблюдала за тем, как черепашка с присущей ему старательностью подкручивал большими пальцами едва заметные гайки в замысловатой конструкции, ставил ровнее чуть погнутую, видимо в результате транспортировке стойку, то и дело нагибался, упираясь ладонями в колени, чтобы прищурившись заглянуть в стеклянный глазок. - Не спи. - Кратко кинул через плечо техник, заметив, как его подруга начинает неумолимо клониться в бок, уютно обняв себя руками и уже начиная тихонечко посапывать в своем темном уголке. Конечно О'Нил тут-же встрепенулась перепуганной птицей, сев прямо и вытаращившись в пустоту улиц, прямо перед собой - ничего подобного, я вовсе не сплю! В очередной раз широко зевнув, отчего у нее чуть челюсти не свело, студентка лениво поднялась с холодного бордюра, и подошла к юноше вплотную, коснувшись его жесткого локтя.
- Ну что? - Подняв взгляд в безоблачное, усыпанное далекими, мерцающими точками небо, рыжая с легким скепсисом покривила губы, не проявляя положенного энтузиазма в ожидании потрясающего небесного представления, - Как-то не похоже, чтобы сегодня был метеоритный дождь, или что-то типа того, - еще раз проведя кончиками пальцев по припухшим от недосыпа векам, Эйприл устало посмотрела в сторону изобретателя, вернее, на его украшенный сеточкой многоугольников панцирь. - Донни...
- Подожди немного. Просто... подожди. - Аккуратно опустив руку на металлический корпус своего творения и приподняв его еще повыше, кажется закончив, мутант с тихим вздохом обернулся к насупившейся девушке. - Нельзя заставить природу поторопиться. Я наверное зря поднял тебя с кровати, но, раз уж так получилось... Потерпи. Пара минут. Буквально. - Подросток тоже поднял голову, всматриваясь в темноту ночи, с едва уловимой тревогой. Наверное ему было бы досадно, да и неудобно, вытащить девушку не понятно для чего. Она и так выглядела усталой, а тут еще он со своими причудами.
- Смотри!
Первая яркая вспышка над их головами алой молнией рассекла небеса, словно над городом собиралась гроза, не хватало только клубящихся тучек. С площадки высотного здания на окраине устремившуюся вниз "звезду" было видно прекрасно, не зря умник избрал для поста наблюдений именно это место. Казалось яркий метеорит рассыпется в искрящимся салютом над вечно не спящим мегаполисом, но этого, понятное дело не случилось - она просто растаяла в воздухе.
- Успел что-нибудь загадать? Дай ка... ох, подвинься, зря что ли эту штуку ставил? - Потеснив черепашку в сторонку, Эйприл с увлеченной физиономией, сон как рукой сняло, прижалась к "глазку".
- Успел.
- Черт...
- Смотри, смотри, еще одна. Не бойся, их будет еще много, - негромко посмеялся умник, присаживаясь на ребро низкой ограды, придерживаясь рукой за металлический стержень торчащий из потрескавшегося серого камня. - Но вообще это предрассудки. Не могут желания сбываться из-за того, что с неба падает метеорит. Нельзя найти конец радуги с горшком золота. Наверное это придумывают ленивые люди, которые не хотят трудиться, чтобы получить желаемое, - задумчиво добавил гений, сгорбившись и потирая шершавый подбородок, провожая глазами растворяющиеся стремительные огоньки, первая, вторая, третья, метеориты ровными полосами устремлялись к земле один за другим, и Эйприл затаив дыхание не отрываясь любовалась этим природным шоу через услужливо предоставленный ей в личное пользование телескоп. - Загадывать желание на звезду, которое возможно никогда не сбудется...
Он всегда во всем искал смысл, во всяком случае, старался.
- Но если можно давать обещания, которое возможно ты не сможешь выполнить - почему нельзя надеяться на звезды, выполняющие твои желания? - Не отрываясь ответила О'Нил, - Вдруг оно сбудется?
- Возможно... в этом есть свой резон.
- Постой ка! - Неожиданно подпрыгнув, словно ее ужалили, девушка зайцем метнулась к оставленному без присмотра рюкзаку, хищно вцепившись в потертую ткань. Откинув замочек, Эйприл едва ли не с головой зарылась в нутро любимого баула, шаря рукой по самому дну, - ВОТ! - С торжествующим видом извлекла из недр сумки любимую камеру, Эйприл, позабыв о том, как полчаса назад просто умирала, как хотела спать, бодро подскочила обратно к ошеломленному изобретателю, застыв напротив него, наставив объектив на немо хлопающего глазами юношу.
- Не двигайся, сиди смирно, я тебя хочу сфотографировать!
- Эм... что?
- Донни, ты же сидишь на фоне звездопада! Где я еще такое увижу? Не шевелись, я знаю свою работу.
- Ну, хорошо, - тихо отозвался юноша, покорно усевшись в позу поудобнее и повернувшись к девушке так, чтобы потом фото не занимал в половину снимка его массивный карапакс. Смиренно дожидаясь, когда его "на память щелкнут", Донни то и дело бросал короткие взгляды на озаренное вспышками падающих звезд небо. Все-таки это было невероятно красиво, и он был абсолютно согласен с подругой - это стоило запечатлеть. - Ты долго еще? Звездопад скоро закончится.
- Странно. - Перевернув фотоаппарат объективом к себе, Эйприл недоуменно поскребла затылок, взъерошив и без того помятые и всклокоченные рыжие пряди, - Хммм... Еще раз.
- Что случилось?
- Вспышка не сработала. Да... ох... Ничерта не видно. - Зло тряхнув "Nikon", девушка совсем уж грустно перевела глаза на парня, не ставшего дожидаться, когда его подруга чего доброго уронит любимый фотоаппарат и поднявшегося к ней навстречу, аккуратно забрав из ее напряженных рук камеру. - Жалко то как. Он уже и кончился...
- Это не последний метеоритный дождь, который ты увидишь, ничего страшного. Правда, похоже лампа накрылась. Я починю. Вот только, не сейчас, сейчас у меня к сожалению нет с собой подходящих инструментов.
- Завтра.
- Да. Я приду завтра, - успокаивающе улыбнулся студентке техник, - Заодно, с твоего позволения, помогу тебе подготовиться. Ты же не будешь против?
- Когда я отказывалась от помощи?...

***

- Чудесное место. Но что мы здесь ищем?

Мистер Исключительный. Голова гордо поднята, панцирь ровный (как спина, только панцирь, насколько вообще можно назвать "ровным" выпуклый карапакс), ноги на ширине плеч, рука под козырек, и орлиный взгляд вдаль, сквозь потрескавшееся стекло старой оранжереи. Да, и при том, сия птица, вернее сказать, черепашка, стоял неподвижным памятником на широком суку древнего как весь мир дерева, разросшегося и пустившего корни по всей заброшенной теплице. Раскидистые ветви нью-йорксого баобаба грозились однажды выломать к чертям собачьим толстые, потрескавшиеся стекла, упираясь в них по мере того, как отрастали все больше и больше. А верхушка, в пышном зеленом убранстве, давно уже торчала изумрудным холмом над самой оранжереей, пробив потолок. Здесь все было похоже на маленькие джунгли, уголок дикой природы во всех ее беспорядочных красках посреди городской, серой обыденности, где все разноцветное и яркое было порождением химии. Цветы кучками располагались на прогнивших железках, закрывали собой искусственно созданный ландшафт, грибы, верные спутники сырости и тени, вольготно расположились под вздыбленными корнями торчащими из-под земли, если бы не огромные, вязкие лужи и обломки мусора, вроде битых бутылок, это место можно было бы назвать настоящим раем. С небольшой натяжкой, но раем.
Эйприл сидела в самом низу, на кольце гладких корней, наблюдая за своим приятелем, который словно капитан дальнего плаванья стоял на импровизированном мостике, в поисках желанной суши посреди безжизненных вод. - Эй! Лео! Ты собираешься спускаться?
- Сейчас. - Коротко отозвался мечник, не отрывая взгляда от горизонта, вернее ту его часть, что можно было разглядеть за мутными осколками витрины и массивными силуэтами небоскребов.
- Что ты там вообще делал? - Ворчливо осведомилась девушка, когда черепашка ловкой обезьяной спустился к подруге, спрыгнув в считанных миллиметрах от скрючившейся на природной скамеечке студентки, чудом не забрызгав ее грязью с головы до ног, и аккуратно примостил низ панциря рядом с нею.
- Хм... Думал, например. - Довольно спокойно ответил юноша, поправив слегка сбившуюся насыщенно-голубую, словно кусочек неба, которого в этом тесном лесистом пространстве не хватало бандану, и, поднялся на ноги, с металлическим звоном вытянув ниндзя-то из креплений за спиной, прислонив их к старому, потрескавшемуся стволу. - Здесь хорошо думается, не находишь?
- Наверное, - неуверенно хмыкнула Эйп, беря в руки любимый рюкзак и вываливая его содержимое на покрытую мхом утоптанную полянку прямо перед ними. Подхватив с земли свой тессен, О'Нил с характерным шелестом развернула свое оружие, и подняла взгляд на своего спутника, - Так мы будем сегодня тренироваться? Когда ты сказал, что отведешь меня в место для тренировки, я думала мы пойдем в какой-нибудь... не знаю... заброшенный спортивный зал, например. А не в ботанический сад. - Встав с деревянного природой созданного "стула", рыжая неловко стукнулась макушкой  о неудачно расположенный прямо над нею коварный сучок и сердито зашипела, потирая место удара, - Как здесь вообще можно драться? - Зажмурив один глаз, покосилась в вершину гигантского древа девушка.
- А мы и не будем. - Неожиданно широко улыбнулся мечник, кивнув в сторону оставленных без присмотра клинков. Если хочешь, можешь и веер там положить. - Ты... - Он тоже поднял голову, вглядываясь в солнечные лучи, пробивающиеся сквозь густую листву. - ... ты помнишь наше дерево в доджо? Как это давно было.
- Да. Помню. - Да и замаскированный пенек до сих пор оставался посреди тренировочной залы и если присмотреться и подойти ближе, можно было разглядеть гладкий, потемневший от времени срез во всех деталях. Это было очень величественное дерево, некогда уничтоженное врагами черепашек, но до сих пор все вспоминали его широкую тень и успокаивающий шорох листвы. О таком сложно забыть.
- Сенсэй, когда нашел наш будущий дом, первым делом сказал "спасибо" растущему посреди той замусоренной площадки дереву. - Лео мягко уложил ладонь на шероховатую поверхность ствола исполинского дуба. - Он назвал его Стражем. Это растение жило там задолго до нас, и приняло мутантов под свою крону, а мы не смогли его защитить. Зато оно нас защитило тогда, и навсегда осталось в нашей памяти за это. Если бы не это дерево, маузеры, напавшие на наше убежище, возможно уничтожили бы нас. - Огладив прохладную, испещренную множественными трещинами и занозистыми корками поверхность, мечник сделал шаг в сторону, поманив внимательно слушающую его девушку за собой. Дойдя до заросшей сорняком полянки, которую со всех сторон прикрывали колючие кусты чертополоха, Леонардо с тихим вздохом уселся прямо на землю, скрестив ноги в позе лотоса и свободно свесив с колен широкие кисти рук. - Не присядешь? - Приглашающе указал на кружок примятой травы рядом с собой мутант.
Эйприл никогда особо не сопротивлялась порой непонятным ей, кажущимся нелогичными и откровенно говоря глупым вещам - практика показала, то, что кажется глупым и несуразным, на самом деле одно из самых нужных, важных и простых, доступных вещей. Да и к тому же О'Нил не боялась запачкать джинсы, так что девушка не прекословя  подошла к юноше вплотную, и бесшумно опустилась напротив, неловко повозившись на месте, чтобы принять идентичную ему позу скрестив лодыжки и расслабленно опустив руки.
- Что дальше?
- Слушай... - Тихий голос черепашки почти сливался с шелестом листвы, перешептывающейся, похожей своим мерным шумом на то, как звучит океан. Как волны бьются о берег и снова скатываются по холодным камням обратно в родные воды. - Сегодня урок, которому научил нас Сплинтер, когда нам было шесть лет. Мы должны слушать, что говорит нам наше окружение. Любой ниндзя, если он осмеливается так себя назвать, умеет на слух определить, что его приблизительно может ожидать в будущем. Животные полагаются на свой нос, чтобы определить, насколько далеко от них жертва, или охотник. Люди же полагаются исключительно на зрение и на слух. Но нам приходиться действовать в темноте - мы ничего не видит. Зато слышим шаги, голоса, звон оружия, или скрип ремней. Закрой глаза. И прислушайся к листьям. Чем дольше и пристальнее ты будешь вслушиваться - тем быстрее сможешь отличить шуршание одного листа от другого, поймешь, какая ветка к тебе ближе.
- Они звучат... как-то одинаково, - наморщив нос, девушка старательно вслушивалась в звуки раскачивающейся над ними кроны.
- Ты слишком напрягаешься. Расслабься. Не пытайся слушать... Когда враг будет за спиной, ты не успеешь прислушаться, ты должна его услышать прежде, чем он подойдет. Для этого надо уметь слышать все что есть вокруг, и отделять нужное, от ненужного. Попробуй еще раз...

  Вокруг ребят образовалась по настоящему вакуумная тишина. Леонардо не шевелился, но производя ни звука, застыв, и кажется даже не дыша, полностью слившись своей зеленой натурой с окружением - и странно, как только мечника не поспешили оплести, как и древние валуны вокруг, плющеобразные растения, насколько он казался сейчас неживым.  Эйприл, как послушная ученица старалась изо всех сил, даже покраснела от такой натуги, едва ли не сравнявшись цветом лица с цветом собственных красновато-рыжих волос, морщась, жмурясь и разве что не шумно отдуваясь от натуги, словно пыталась не то что услышать дерево, а вообще испепелить его силой мысли за дерзость стоять позади нее. Ее невидимые пыхтения, все же не смогли остаться без внимания... Приоткрыв один глаз, Лео шумно вздохнул, чем разом оборвал весь только начавшийся урок.

- Эйприл. - Довольно мягко позвал подругу мечник, протянув к ней ладонь и аккуратно перехватив тонкую кисть девушки, вынудив ту распахнуть изумрудно-синие глаза в немом вопросе уставившись на своего учителя. - Пожалуй, сейчас самое время напомнить, что... я и мои братья не всегда сможем быть рядом с тобой, ты понимаешь это? Мы не всегда можем защитить тех, кого мы любим, как бы не было больно это признавать, но так и есть. Поэтому... - он выпустил ее напряженное запястье, - ... поэтому ты должна постараться научиться защищать себя самостоятельно. Я знаю, ты хочешь быть достаточно сильной, но занятия раз-два в неделю, не сделают тебя настоящим воином. Этого очень, очень мало. - Заметил парень, встав с колен и серьезно задумавшись, как бы ему лучше подтолкнуть к правильным действиям свою вроде как пристыженную ученицу.
- Я и так стараюсь, понятно? - Несколько сердито, и в то же время неловко откликнулась рыжеволосая студентка, поднявшись следом, и все-таки с досадой заметив неприятные, грязные зеленые пятна на джинсовой ткани, все же испачкалась, и при том довольно сильно, - Вы с младенчества этому учились.
- В этом все и дело. Я не сенсэй, и я не смогу им быть никогда. Но то, что я запомнил, чему меня научил мой отец, частично я могу передать и тебе. Ты не дерево, Эйприл, растущее посреди старого канализационного канала. Ты можешь сопротивляться. Если не сможешь убежать. Но ты и взмаха тессэном не сделаешь, если не научишься слушать... О чем наш сегодняшний урок. - Внезапно мутант замолчал, все так же пристально вглядываясь в усыпанное темными веснушками лицо своей подопечной. Задрав голову, черепашка слегка прищурился, и все так-же не говоря ни слова, в два прыжка очутился на нижней ветке дерева, оставив подругу недоуменно пялиться ему в панцирь, и одним порывистым движением выбросил трехпалую лапищу вперед. В воздухе, поймав редкие солнечные лучи, блеснуло что-то небольшое, яркое, и исчезло в густой листве. Через секунду с хриплым криком, неистово хлопая крыльями, на сырую почву шлепнулась косматая, растрепанная пичуга грязно-серого цвета, с большими, влажными глазами. Уставившись на Леонардо, усевшегося на корточках на нижнем суку, зло распахнув огромный клюв, и нашипев с интересом наблюдающему за птицей сверху мечнику кучу оскорблений на своем родном языке, пернатый демон снова встрепенулся, и скачками взобрался по ребристому стволу до гладкого обрубка, некогда бывшего полноценной веткой, и парой взмахов взмыл в небо, исчезнув в небольшом "окошке" оранжереи под потолком, протиснувшись между острым краем битого стекла и раскидистой зеленью дуба.
- Это сыч. Он спал, но плохо спрятался в кроне днем. - Пояснил парень, опять спрыгнув рядом с ошарашенной девицей. - Я его услышал и напугал.
- Скверная шутка!
- Я услышал его среди неспрестанного шороха листьев. Может и ты теперь попро...
- А вдруг у него здесь гнездо с маленькими сычатами! - Леонардо честно говоря, был малость обескуражен столь внезапным, упрекающим тоном юной защитницы птичьего племени. Он лишь хотел продемонстрировать девушке наглядный пример, чтобы ей было легче понять смысл их непростой тренировки. Округлив глазищи, ненадолго лишившись дара речи, Лео озадаченно внимал женскому гневу подруги. - Нельзя так птиц пугать, если у него здесь правда гнездо, он может оставить птенцов, и кто в этом виноват будет? Отложи свой учительский тон пожалуйста. Ты мог бы показать мне как-то по другому, не на живых существах, может, не знаю... - Она бегло оглянулась вокруг.
Леонардо долго смотрел на свою спутницу. Сначала с долей обиды и возмущения, как и любой бы на его месте, считая, что этот внезапный поток упреков как минимум,  не заслуженный, затем все больше смягчаясь, и в конце концов, растянув в легкой усмешке уголки губ, не скрывая иронии по отношению к беспокойству подруги.
- Хочешь проверить? Шшш, - поднял указательный палец мутант, снова знакомо замерев на месте, едва ли не зримо навострив свои несуществующие уши. - Давай поспорим что гнезда здесь нет, а это просто был одинокий, старый, сонный сыч? - Неожиданно с легкой, задорной ехидцей обратился к подруге парень, протягивая насупившейся девушке свою большую ладонь.
- Да вот еще буду я с тобой спорить, - сердито отпихнула руку своего приятеля юная представительница "Гринпис", решительно шагнув к сваленным в кучу на земле предметам, что высыпала из сумки десятью минутами раннее, чтобы найти свое оружие. Выудив из-под кучи хлама (как всегда: расчески, резинки, пудра, салфетки), уже немного покоцанный после всех приключений фотоаппарат, закинув камеру на тонкой лямочке за собственное плечо, О'Нил деловито ткнула кончиком пальца в костистую грудную клетку усмехающегося лидера, - Я сфотографирую твою раздосадованную  мину, когда ты поймешь, что я была права, а потом мы с тобой будем думать, как спасать маленьких, беззащитных птенцов!
Коротко фыркнув, мечник просто повернулся к девушке спиной, показательно похлопав себя по панцирю - залезай.

Зеленой обезьяной вскарабкавшись по стволу с рыжеволосым грузом за спиной, черепашка благополучно исчез в пышном облаке листвы.

Эйприл умела быть дотошной, излазив и използав каждую доступную веточку, заглядывая в каждую щель и дупло на исполинском дубе, под тихий смех мутанта, и, конечно, как и сказал парень, ничего не нашла.
- Ну что? Убедилась?
  Облокотившись краем панциря о шершавую поверхность древа, юноша еще какое-то время пристально наблюдал за несколько неуклюже перемещающейся по веткам девушкой, взобравшейся на самую верхушку, тесно обхватив руками и ногами трескучий сук.
- Еще нет и... черт! - нервно дернувшийся в ее сторону мутант, сумел довольно легко и изящно поймать с визгом сорвавшуюся, прямо как и была в обнимку с деревянным обломком студентку. А вот ее камере не повезло - со свистом камнем долетев до земли, "Nikon" тяжело шлепнулся в вязкую грязь, фактически наполовину скрывшись в этой мшистой трясине.

- Он сломался?
Обладатель голубой маски довольно быстро преодолел расстояние до несчастной камеры, крепко держа подругу на руках, и участливо склонился над студенткой, мигом занявшейся освобождением любимого фотоаппарата из "грязного плена". Кажется в процессе она нажала на кнопку - камера коротко вспыхнула, на мгновение ослепив парочку, и все с тем же жалким видом погрузилась еще глубже - тонкий ремешок "удачно" зацепился за корягу.
- Ну ка дай мне. - Заостренный, гладкий клинок ниндзя-то аккуратно подцепил едва виднеющийся холмик под которым коварно притаился цепкий корешок, и парой точных движений легко высвободил любимую "игрушку" Эйприл, с сожалением вложив в ее ладони потрескавшийся и помятый фотоаппарат. - Не волнуйся. Не волнуйся, Донни его починит.
- Сомневаюсь, - с тяжелым вздохом девушка быстро оценила ущерб, и сделала довольно печальный вывод - похоже ей придется покупать новую камеру, поплоше и подешевле. Чтож, допрыгалась Эйприл. - Давай... давай продолжим. Жаль фотоаппарат, но ведь мы так и не потренировались нормально.
Я готова продолжить урок. Прости, что не поверила.

- Но знаешь, это было забавно.
Ладно, разберемся с этим после. Садись... и слушай...


Он хорошо ей послужил.

Ей есть, что вспомнить.

Сейчас полуразобранный, так и не починенный "Nikon" стоит на той же полочке, куда поставила его новая хозяйка, когда любимые друзья впервые вручили его ей на ее восемнадцатый день рождения...

+2

8

Часть Вторая: Забвение

  Мы не те, кто боится трудностей - мы те, кто их преодолевает!
Розовые очки Эйприл не носила, да и вообще розовый цвет ей совершенно не шел. Познакомившись когда-то много лет назад с четверкой странных ребят, обладателей массивных панцирей и разноцветных тряпиц украшающих широкие, зеленые физиономии, девушка поняла, что ее жизненный путь просто усеян невидимыми шипами, безжалостно ранящими ноги. Не проходило и месяца, чтобы эта шумная компания не влезла в очередную передрягу и не утянула с собой свою рыжеволосую подругу - и Эйприл к этому привыкла. Может ей нравилось чувствовать себя борцом за справедливость, а может просто она видела, что без ее поддержки ну никак не обойтись и решительно разделяла все трудности с черепашками, с охотой подставляя собственные плечи. Так, или иначе, Эйприл О'Нил вела двойную жизнь как в проходном сценарии эпичного кино про сверхлюдей-супергероев: днем она обыкновенная студентка, которая вечно опаздывает на занятия, но при это прилежная и усидчивая, а ночью (иногда) отважная воительница с тэссэном готовым сносить головы плохим парням, без латекса и без суперспособностей, кротко восседающая на могучих плечах четверки богатырей. И ей совершенно не страшно оказаться в западне, под искристыми смертельными лучами извечно угрожающих миру мозгоподобных инопланетян. Не страшно словить риск получить метательную звезду в конопатый лоб, когда идет ожесточенная битва между двумя воинствующими кланами. Не страшно пережить пожар, обморожение до самых костей, голод и жажду, укусы тропических насекомых и охоту на себя диких зверей: все это уже с нею было. Ее старенький альбом хранил в себе памятные фотографии спокойных дней, умиротворения от дружбы с такими замечательными ребятами, и в то же время под подушкой у О'Нил ее неизменный дневник, некогда подаренный ей дядей Огги. В нем не только рассказы о веселом и задушевном времяпрепровождении с черепашками, но и целые повести об отваге и самопожертвовании, о приключениях, о которых в большинстве своем, так никто и не узнал. Они воины тени. Они бьют и исчезают в ночи. Сколько народу они спасли, сколько людей не знают, что они спят просто потому, что эти мальчишки существуют, что они не порождение чьих-то фантазий!
Ей так хотелось рассказать миру о том, сколько для него было сделано.
Разве герои не достойны, чтобы о них помнили?... Чтобы их... знали?
Эти имена не должны были в итоге предаться забвению, уж слишком много сделано для благополучия родной планеты.

Почему то ей казалось, что когда Клан Фут, этот улей с кусачими осами наконец пойдет ко дну, когда Шреддер и его приближенные канут в лету, а оковы лжи, коей так щедро снабжал имеющий весьма обширное влияние Саки простой люд падут, разбитые дружным ударом четырех совершенно разных орудий, вместе ставших в своем роде эмблемой освобождения от тьмы - все изменится.
И уж точно станет в этом отравленном властью Ороку Саки мире гораздо легче жить. Никто не выражал такую лютую, явную ненависть к Шреддеру, отдавая дань почтения Караи, как его некогда дочери, все же он растил ее, любил, по своему, но любил как родную. Но тем не менее, все они понимали - обходительность и воспоминания о прошлом ничем им тут не помогут. Эйприл безапеляционно была готова покончить с этим "рогатым ублюдком" и без смущения конкретно высказалась при старой знакомой, что с удовольствием затолкает переносицу Шреддера в глубь черепа, если представится такая возможность. Это наш мир... Их мир, простирающийся до горизонта и глубже, где-то под землей, их собственный бесконечный мир нуждающийся в покое и очищении от мрачного, черного пятна напоминающего ступню жуткого существа. И с этими мыслями согласны абсолютно все. Даже те, кто некогда делил крышу с настоящим злом в образе древнего воина упакованного в сталь и надменность, навсегда въевшуюся в спрятанное под железной маской изящное, аристократичное лицо. Однажды это должно было случится, и все затаив дыхание ждали того самого момента, когда встретятся со своим врагом, вот уже столько лет не оставляющего мутантов и их друзей в самой последней битве, которая поставит в этой истории двух противостояний жирную точку.
С каким непередаваемым удовольствием О'Нил донесет до граждан в очередном выпуске новостей: клан Фут покинул этот город. Раз и навсегда.

Этот день обязательно должен был настать. И когда это случилось - они были готовы.
Так по крайней мере считала рыжеволосая девушка.
Не раз и не два Шреддер пытался уничтожить бравую команду - и раз за разом терпел поражение, так почему сегодня все должно было быть по другому? Наверное не должно...

За что?
Почему?

Дождь легко скользит по гладкому металлу складного веера, дрожит на его заостренной кромке собираясь в крупные, тяжелые капли, миниатюрными снарядами срывающиеся вниз, к ногам девушки. Небо слишком хмурое, небо слишком темное - небо заранее оплакивало всех, кто сегодня  собрался на этом поле брани, всех без исключения. Хороший... злой - какая разница, когда ты уже мертв?
Собственно говоря у них нет никакого желания, да и времени на такие мрачные мысли, что чужой клинок коснется их тел и бесхитростным движением разрубит напополам, тоже не находилось. А увечий никто из них не боялся. Сломанные ребра? Разбитый нос? Многочисленные порезы? Пожалуй даже на теле не регенирирующих и не защищенных природными костяными "латами" участников данного сражения, носящих на себе клеймо слабости по отношению к более опытным товарищам, не было такого места, которое бы не пришлось лечить, зашивать, вправлять... Так что блестящее лезвие катаны прямо перед носом, было воспринято хмурой, молчаливой куноичи как вызов - Эйприл со злым оскалом отмахивается от клинка, нацеленного ей в тяжело вздымающуюся грудь. Веер с металлическим звоном складывается, захватывая промеж тонких вибрирующих пластин чужое оружие - поворот кисти, и меч оказывается в ее влажной, скользкой ладони... а затем его острие вонзается в грудь нападающего, вынуждая того сделать растерянный, неловкий шажок назад, подальше от рыжеволосой бестии с веером, а затем, споткнувшись о своего распластавшегося по земле товарища, благополучно рухнуть спиной в разрастающуюся бледно-бордовую лужу - смеси чужой крови, воды... Эта жидкость медленно, но верно захватывала всю большую площадь, гадко хлюпая под ногами и мешая бойцам обеих сторон, лишая их как элемента неожиданности, нападения со спины предзнаменуя свой выпад смачным "шлеп-шлеп", так и выполнять некоторые боевые приемы, оказывающиеся совершенно недейственными на мокрой каменной площадке крыш заброшенных зданий, тем более, против таких "стойких" ребят - это относилось как и к Хамато, так и к Фут. Так что ничего удивительного, что О'Нил чуть не поскользнулась, навернувшись следом за поверженными на дно этого самого багрового "озера"... но оказалась вовремя подхваченной под локоть знакомой косматой мордой, сияющей "белизной" своих по большей части выбитых зубов - что всегда придавало этому самоуверенному балбесу определенную толику непонятного шарма. Ох Кейси... Даже в такие непростые минуты, самодовольная, словно прилипшая навсегда к лицу усмешка не исчезает с его наглой физиономии. - Оппа! - Рывком поставив заваливавшуюся в бок, панически взмахнувшую тонкими кистями на ноги, ловко перехватывает ее падающий тэссэн, вкладывая оный в бледные слегка дрожащие пальцы, - Ты как, рыжик? - и его совершенно не смущает весь этот хаос творящийся вокруг, кровь и трупы. Все такой-же, дурачина и безумец с клюшками на перевес, живущий только ощущением бьющего фонтаном адреналина - что в момент их знакомства, что спустя много лет. И ни на йоту не изменился.
Одним легким движением взъерошив огненную, мокрую челку подруги (что за дурацкая привычка!), юноша выхватывает из-за плеча крепкую биту, и с бодрым гиканьем размахивается своим необыкновенным оружием, делая удар снизу вверх прямиком по чужой челюсти, обтянутой тонкой черной тканью маски. Вслушавшись в треск и хруст ломающихся зубов, Джонс с бодрой улыбкой обернулся к замершей в боевой стойке девушке - ну же, похвали его, ведь он это заслужил! С коротким вздохом закатив глаза, Эйприл по доброму качает головой и на мгновение приобнимает мускулистое предплечье хоккеиста, - Спасибо.
Наверное за эти безумства она его и любила.
- Давай ближе к ребятам, мы девочки тут справимся, - короткий взгляд на завешенное серыми тучами небесное полотно, - дождь усиливается.
- Прорвемся Веснушка, не бойся. Главное далеко отсюда не отходи, держись рядом с Ангел. - Щелчком надвинув на лицо изогнутую хоккейную маску и поудобнее перехватив влажное древко биты и заводя руку за спину вытаскивая из креплений внушительного вида клюшку. - Хехе, - короткий злой смешок из-под пластмассового забрала, и парень с низко склоненной головой врывается в гущу темной толпы подмигивающей красными огоньками визоров, с гиканьем и неподдельным энтузиазмом в каждом движении, делая очередной длинный замах своим экстравагантным "спорт-инвентарем":
- ГУНГАЛА!!!!

Почему ей сейчас так чертовски тяжело, глядя в широкую спину удаляющегося спортсмена? Тревога по непонятной причине на мгновение тесно схватывает быстро, тяжело колотящееся в груди сердце, и тут же отступает под напором несколько иных эмоций - вполне понятного страха за собственную жизнь, например!
- Эйприл! Берегись!
Звонкий голос подруги прямо за спиной, вынуждает немо застывшую в напряжении, вглядывающуюся в сумрак сквозь дождевую завесу студентку зайцем метнуться вперед, рефлекторно прикрыв рукой с зажатым в ней тэссэном затылок. Ох... мда... Не следует терять своих противников из виду - она чуть не подставила себя под удар! - Спасибо, Ангел! - растерянный взгляд на смятого едва ли не в кровавое мессиво тяжеленным молотом бывшей "пурпурной". Пугающее все-таки, черт возьми, зрелище. Подруга Эйприл с грузным "ух" буквально косила врагов, едва ее кувалда совершала полный оборот вокруг девушки - сколько черепов изломала эта штука, а сколько спрессовала в изящный блинчик железных фут-ботов! - Все в порядке. - Эйприл умело разворачивает свой веер - довольно скромное и маленькое оружие, по сравнению с внушительным арсеналом ее союзников. Даже у Ангел вон поди какая махина! А у нее лишь скромное, девчячье кокетливое "опахало" - но в его скромности, аэродинамичному типу и миниатюрности, для рыжеволосой куноичи это было самое удобное, самое любимое оружие. С которым она обращалась как настоящий профи - что она собственно и доказала, резко выбросив руку вперед, пустив округлую полоску темного металла со свистом совершить изящную дугу, и прежде чем вернутся к своей владелице, вскользь резанув чужие тела, топчущиеся вокруг зажатой Моны Лизы. Коротко кивнув ящерице, О'Нил  делает снова короткий шаг назад, едва ли не сталкиваясь спиной с обладательницей разлохмаченных крашенных хвостиков. Все на месте, даже никто не ранен пока, не смотря на дождь кажется все должно пройти и в этот раз по заученному сценарию где "добро побеждает зло". Но отчего же на душе такой тяжелый камень, как объяснить то что ей так хотелось просто напросто не дать Кейси ринуться в бой, удержать его на месте рядом с собой, или, то, с каким непередаваемым чувством тревоги она смотрела на взмокшую Ангел позади себя, борясь со странным желанием предложить всем, передав "письмо" по цепочке, отступить - бросить это дело, пока еще не поздно.
Почему ей кажется, что Футы просто берегли силы для какого-то нового, сокрушительного удара?
Пока смертельная опасность не покажет себя во всей красе, нависая над героями зловещей пустотой смерти - кто из них решится первым сделать шаг к отступлению?
Действительно, кто?

Если бы она знала, насколько безрассудно поведет себя ее любимый друг, что произойдет с ним, с другими членами их немногочисленной команды - она бы давно уже воплотила свои мысли и желания. Остался ли бы Кейси рядом с нею, если бы она попросила его защиты, от которой всегда отказывалась, потому что он такой... бестолковый?
Почему, ну почему ты такой бестолковый?

Как ей и казалось, странно и подозрительно противников все меньше попадало под раздачу - они все куда-то "отхлынули" в стороны, теснясь по периметру забетонированной площадки, оставляя своих раненных бойцов медленно умирать под проливным дождем на телах своих соратников, как на мерзкой, жуткой "перинке". Нет, правда, что-то здесь не то. - Ангел? - Покрутив головой по сторонам и отыскав глазами в такой же растерянной позе застывшую чуть поодаль девушку, Эйприл незамедлительно одним широким шагом оказалась рядом с нею, едва ощутимо касаясь нервно вздернутым, худым плечом ее потрепанной куртки. - Не знаю что это... но мне уже не нравится, - нервно, хрипло выдохнула студентка, дерганным движением кисти проведя по собственному лбу, убирая по петушиному встопорщенную, колючую челку. Они нападут сплошной волной? Они готовят ловушку? Что вообще все это значит? Не за тем же они расступились, чтобы дать своим врагам несколько свободных, драгоценных минут, чтобы те могли бы передохнуть и со свежими силами снова с ними схлестнуться!
Эйприл ожидала чего угодно, но только не яркой, озарившей буквально всю площадь разворачивающейся битвы - настолько яркой, что вспышки молний, то и дело холодно разрезающих угрюмые тучи казались просто блеклым подобием света! Она растерялась, ослепла... Глупо хлопала глазами в белесой пелене, вслушиваясь в, казалось, такие далекие и неразборчивые крики отчаяния, среди которых худо-бедно узнала голос Майка кричавший... звавший "Кейси"?!
На подгибающихся ногах, О'Нил лихорадочно всматривалась сквозь слепое облако, спустя несколько секунд начиная угадывать силуэт Шреддера на фоне столпом возгорающегося пламени, столпившихся вокруг него преданных соратников, угадав и сгорбленные фигуры принадлежащие ее друзьям, так же как и она сама взирающих на происходящее и не веря в то, что случилось. Она даже успела мысленно, как-то вскользь рассеянно посетовать на то, что оказалась слишком далеко от эпицентра взрыва, и не могла видеть полной картины разрушения, не могла даже в принципе понять, кто пострадал во время взрыва - дым и дождь смазывали знакомые черты, да и солдаты мгновенно вновь слились в один шевелящийся, мерзкий клубок опутывающий сломленных потерей ребят, разделив их друг от друга, нарываясь на обнаженные лезвия оружия мутантов и их друзей. У них даже не было времени обдумать потерю, даже просто осмыслить... что кто-то оказался навсегда для них утерян.
Очень смутно девушка различала голоса друзей, едва ли не потонув под натиском словно бы озверевших солдат, на въевшемся в подсознание рефлексе отражая шквал ударов - мозг еще не обработал полученную информацию, а сердце уже знало, что поглотила та сияющая белая вспышка. Плотное кольцо отчаяния словно сдавило грудь, мешая двигаться, дышать, думать - невозможно. Невозможно даже представить себе, что Кейси больше не окликнет ее. Рыжик... Услышав и отчаянные вопли "Майки", потерянная в собственном ощущении беспомощности студентка внезапно до боли стискивает свое оружие в ладони, разрезая острыми краями тэссэна побелевшую кожу на вздрагивающих тонких пальцах, решительно сосредоточившись на той боли, что была куда заметнее той душевной пытки, что кувалдой разбивала ее нервно колотящее под ребрами сердце вдребезги. Кувалда...

- Ангел? - собственный голос кажется хрипло шепчущим среди общего гомона, совершенно растворяясь в нем. На самом деле девушка исступленно кричала, нервно трясясь и как-то даже бешено отмахиваясь от своих противников и совершенно обезумевше пуча глаза, на нижних веках которых уже скопились крупные горошины слез, то и дело скатывающихся к заостренному подбородку. Ее подруга казалась еще более опустошенной, чем она сама.
Безвольно опустив кисти, едва ли не роняя на грязные крыши свой богатырский молот, бывшая разбойница с совершенно неприкаянным видом стояла посреди всеобщего хаоса, молча глядя куда-то в пустоту, мимо чужих спин, в виднеющуюся вдали стену огня, которого не мог заглушить капающий с неба дождь. Багровые отблески беснующихся языков пламени все окрасили в довольно жуткие краски, создав прямо на поле подобие кровавого рассвета - только вместо пробудившегося юного солнца полыхающий на чужой плоти костер. И этот свет страшно искажал чужие лица - Эйприл не могла не испугаться разглядев, как ей показалось, перекошенную курносую, бледную мордашку подруги, на мгновение даже больше напомнившую ей здоровенную, косматую восковую куклу, готовую вот-вот растаять в медленно расползающемся вокруг огне. Столь же неестественная... Столь же неподвижная.
- Ангел приди в себя!!! - снова дерганный взмах веером, ощущение как тот разрезает чью-то кожу под плотной тканью черной формы ниндзя. Им нельзя останавливаться, нужно сосредоточиться на битве, как бы больно не было, каким бы ты себя растерянным не чувствовал - лучшее, что она могла сейчас, это выпустить волну собственной злобы и боли направив ее против захватывающего их в плотное кольцо клана. Она жалела, что не была близко, что не видела толком, что произошло и с кем, как, неужели Кейси лежит там, один, обгорелый и... господи, мертвый, не может этого быть! От души врезав ногой по кажущемуся относительно хрупким, гибкому телу скрипучего бота, Эйприл глубоко всаживает в дергающийся металлический череп свой тэссэн, опять же упираясь ступней в грудь бота, с озлобленной миной буквально вырвав плоский веер вместе с мелкими деталями и шестеренками, заменяющими механическому подобию человека мозг.
А может и хорошо...
Хорошо, что она ничего, вернее, почти ничего не видела.
Что она так далеко от места трагедии. Что бы с ней было, если бы она во всех красках увидела как Кейси разрывает на тысячи... А Майки? Она не видела как он упал, но с ним явно случилось что-то... нехорошее. Что бы с ней стало?! Рыжеволосая зло смаргивает слезы, мешающие ей видеть мелькающие перед лицом зловещие фигуры и она глушит свою боль, глушит думая только об одном - о том, что она во что бы то ни стало должна сегодня положить этому конец, раз и навсегда! Они должны положить этому конец! Где-то позади маячит мрачный, словно ненастоящий, стальной силуэт отражающий языки огня на своей шипастой, ничуть даже не поцарапанной броне. Шреддер едва мелькает в поле ее зрения, но этого достаточно чтобы девушка ощутила в груди стремительно поднимающуюся волну слепой, неконтролируемой ярости.

Как же она ненавидела этого ублюдка.

Как она хотела, чтобы это все закончилось... Или и вовсе не начиналось - почему все так обернулось? Наверное она все еще не могла поверить в смерть своих друзей. Или же не хотела - сосредоточенное, отчасти свирепое, перечерченное жутким, непривычным оскалом веснушчатое лицо казалось совершенно неузнаваемым. Были бы рядом ребята, они бы не узнали в ней старую добрую Эйприл - собранную, спокойную, деловую девушку у которой все проблемы всегда находили решение. Крайне дипломатичную, и, считающую себя кем-то вроде любимой старшей сестры для этой четверки балбесов в панцирях. Сейчас любой намек на дипломатию  - отсутствовал. А разрешение проблемы... его тоже попросту не существовало - ведь уже никто не сможет ей больше вернуть утраченное! И от осознания этого, опять же приглушенного слепой яростью, она продолжала исступленно, снова и снова маленьким рыжегривым тайфуном обрушиваться на головы врагов. На глазах неожиданно сухо, хотя всего несколько минут назад она кажется готова была разрыдаться от переполняющего ее отчаяния. - " Ты пожалеешь!" - Нельзя было позволить эмоциям захватить свой разум, - " Ты еще очень сильно пожалеешь об этом!" - Нельзя терять контроля над собой.

Может будь она собраннее, будь внимательнее, она бы заметила опасный блеск заостренных наконечников стрел нацеленных точно ей в спину?

Она так увлеклась расшвыриванием своих противников, что когда встревоженная Ангел совершенно внезапно перехватила холодную, скользкую кисть девушки, та чуть лично не отсекла ей голову резким взмахом просвистевшего в воздухе веера. - Что ты делаешь? - гортанно прорычала абсолютно ничего не понимающая студентка, слепо попытавшись вырвать свою руку и продолжить бой. Если бы Эйприл только догадалась даже просто оглядеться - тогда всего можно было бы избежать. Свирепо глянув на удаляющуюся от нее, благодаря Ангел, "недобитую" группу Футов, О'Нил снова было попыталась раздраженно забрать у подруги свою кисть, едва сдерживаясь чтобы не отпихнуть юную воительницу подальше от себя. Слишком поздно Эйприл поняла, ЧТО собиралась сделать бывшая "пурпурная".
Пролетев около полуметра по инерции вперед, нелепо взмахнув руками, рыжеволосая молча, с ужасом резко обернулась через плечо... Еще не развернувшись до конца, до слуха Эйприл донесся этот мерзостный звук ломающихся костей. - Ангел?... - Меньше всего на свете Эйприл хотела чтобы подруга буквально решила сыграть роль живого щита, спасая конопатую девицу, поймав сноп остроконечных стрел прямиком в собственную грудь! Вернее в спину. Заостренные наконечники, обагренные живой кровью отважной защитницы иглами торчали сквозь толстовку девушки спереди, словно прямо на теле Ангел начали прорезаться кровавые зубы невиданного доселе монстра, аза ее спиной колыхались мягкие растрепанные перья... постепенно также окрашивающиеся в ярко-алый, со слипающимися краями. Они, в свою очередь, почему-то напомнили совершенно потерявшей на пару мгновений, немо хлопающей глазами Эйприл каких-то сказочных мохнатых клещей вцепившихся в плоть подруги и высасывающие из нее жизнь по капле. Судя по тому, как стремительно побледнела, даже посерела медленно опускающаяся на колени девушка, сравнение пускай и казалось до невозможности глупым в этот момент... но до чего точным...
- АНГЕЛ!!!

И только теперь, словно О'Нил крепко влепили по физиономии, резко спуская опешившую студентку на землю, Эйприл все же выронив веер, едва успела схватить падающую девочку, крепко обхватив ее руками на подобие отчаянных объятий. Господи, она утыкана стрелами словно подушка для булавок иголками! - Ангел... - неловко шлепнувшись пятой точкой прямо в лужу, Эйприл, совершенно позабыв о том, что в любой момент оставшийся без внимания воин фут легко убьет столь привлекательную, незащищенную и уязвимую мишень, занялась тем, что аккуратно подтащила истекающую кровью подругу повыше, неуклюже облапив ее и лихорадочно бегая глазами по побагровевшей, прилипшей к телу рваной одежде своей безрассудной защитницы. Ну зачем ты это сделала, дуреха?! Зачем?!

Первое желание - извлечь проклятые стрелы.Вполне разумное и правильное, если бы их не было так много! Но как можно было оставит это дело как есть?! Она должна... она обязана что-то предпринять, Ангел пострадала из-за ее оплошности. - " Ты не умрешь. Слышишь?! Только не так!" - Только не тогда, когда они уже потеряли членов семьи, каждый из которых навечно оставил после себя пустое место - огромную дыру в сердце каждого. И нельзя допустить, чтобы этих пустых клеточек стало еще больше! Она просто не позволит этому случится!
Достаточно того, чего они уже сегодня лишились...
Мокрая от крови и непрекращающегося дождя ладонь аккуратно ощупывает торчащий из груди наконечник, пытаясь сосредоточенно выискать крохотный кусочек тонкого древка, не увязшего в теле девушки целиком. Как там... разломить и вытащить? Для этого ей придется поднять Ангел выше. Но стрел еще очень много... А если не хватит сил выдрать лишенную острия стрелу? Не истечет ли Ангел кровью до смерти? А если Эйприл лишь навредит ей своей "недо-помощью"?! Какой из нее чертов врач?! - ПОМОГИТЕ! - надрывный крик эхом разносится у сражающихся над головами. Короткий но отчетливый, однако ничуть не перекрывающий своим тревожным звучанием шума битвы. Мастер Сплинтер, Донателло, Мона Лиза, Ниньяра или Караи - хоть кто-нибудь, кто мог бы удержать угасающую душу Ангел на плаву, у кого было бы достаточно знаний и опыта, чтобы вытащить человека с того света - а что может насмерть перепуганная журналистка в этом случае?!

- РЕБЯТА! НА ПОМОЩЬ! - Оставив глупую попытку избавить бывшую "пурпурную" от стрел, Эйприл лишь крепче прижала ее к своему вздрагивающему от холода телу. И все-таки как их много... - Держись, слышишь? Нам сейчас помогут, кто-нибудь придет и все будет хорошо. Только держись... - звонкий и резкий голос студентки довольно быстро скатывается на хриплый шепот, прерываемый нервными, частыми всхлипами. Только сейчас она заметила, что дождь стал гораздо теплее... Кажется. На самом деле она просто малодушно упустила момент когда горючие слезы все-же прорвали "оборону" и теперь согревали  сплошным потоком ее бледные щеки и заострившиеся скулы. Ну же... хоть кто-нибудь, обратите на нее внимание!
Пожалуйста...

- Эйприл, - лихорадочно мечущийся взгляд студентки замирает на простынно-белом лице подруги.
- Да... да, я здесь, - она склоняется ниже чуть крепче стискивая худые плечи Ангел. Продолжай, говори с ней, пока не придет помощь и все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. Не сдавайся, нельзя сдаваться, - Потерпи, еще немного потерпи, Ангел... НУ ЖЕ! КТО-НИБУДЬ ПОМОГИТЕ! - снова истошно завопила ОНил с такой силой, что кажется напрочь потеряла голос.
- ... прости.
Простить? Что за глупости ... какая витрина, какой нос? К чему все это?
До рыжеволосой далеко не сразу дошло, что умирающая девушка в ее руках едва слышно лепечет ей на ухо сценку первой их встречи, когда эта глупышка с хвостиками вздумала обокрасть пожилую О'Нил, бабушку Эйприл, и неловко "напоролась" на Эйприл и Донателло... черт, Донни, где же ты?! Где ты ходишь, когда так нужен? Ей надо поговорить с Ангел, как-то растянуть время. Которого осталось не так уж много. Но ее должны, обязаны были услышать! Кажется она никогда не орала громче, чем сегодня. Чем сейчас...
- Не волнуйся за эту ерунду, - теперь она почти шептала, как-то понимая что вряд-ли в состоянии теперь говорить громче. Горло першило, гортань неприятно жгло изнутри и ее всю трясло как в каком-то бешеном припадке, - Ты... ты главное не переживай, ладно? Давай, ты сильная, ты сможешь, не сдавайся, потерпи немного, сейчас... - Она прислонила ее к себе, уложив щекой на плечо и мягко накрыв ладонью совершенно мокрый висок, бездумно разглаживая спутанные, тяжелые темные волосы. В то, что все закончится хорошо теперь уже верилось с трудом. Но разве можно жить без надежды? - Все будет хорошо... - разве можно жить без пустых обещаний, которые должны дать нам почву под ногами, чтобы мы не улетели дальше в пропасть отчаяния?

- Ангел? Нет... нетнетнетнет, не смей! - На мгновение отвлекшись в поиске не слишком то спешащей к ним на выручку помощи, О'Нил опускает глаза на бледный лоб притихшей Ангел, и в нарастающей панике понимает, что та уже, должно быть как минуту, ее совершенно не слышит. Мертвая кукла без души смешно утыканная стрелами - вот что баюкала в своих объятиях Эйприл. Где-то на заднем плане студентка узнает мелодию звонка черепахофона Ангел, но... какая разница кто это звонил? И почему она не выключила свой телефон перед тем как...
Боже, что за вздор!
- Не вздумай! Что мне делать теперь...? Не надо, прошу тебя, ну... ну не надо! - Абсолютно сломлена и опустошена. Растеряна. Почему она позволила этому случится? Почему она позволила Ангел погибнуть, когда наверняка все-же был способ спасти ее, помочь ей! Возможно это лишь слепая вера в друзей, но как часто это помогало жить дальше?

Широкоплечий силуэт тенью мелькнул мимо съежившейся девушки и осторожно опускается рядом с ней. Донателло выглядит не лучше чем его рыжеволосая подруга - пластрон и руки залиты кровью, и Эйприл даже боялась спрашивать кому она принадлежит. На зеленой, исцарапанной физиономии умника след от такой дикой, не передаваемой словами боли, что становилось даже просто страшно. Что там в действительности случилось, пока она оставалась здесь, рядом с Ангел?
Хотя теперь уже наверное не важно, раз Дон больше не стремиться вернутся обратно, к возможно, раненным друзьям.
Насколько все плохо?
Плевать... хуже уже быть не может.

Их взгляды пересекаются и Эйприл видит в отражении усталых, раскосых глаз изобретателя свое собственное отражение на фоне неисчезающей стены огня - именно с таким видом смотрит маленький ребенок на взрослых, протягивая им свою любимую сломанную игрушку, в слепой надежде что "всемогущие" старшие непременно все исправят. Почини...
Ну пожалуйста, скажи, что ты можешь это исправить, Донни.

Затаив дыхание она следит за действиями шестоносца, с внутренней мольбой наблюдая за тем как большие, шершавые пальцы Донателло касаются кажущейся невероятно хрупкой, словно готовой разломаться надвое от одного прикосновения белой шеи бывшей драконицы. А дальнейшие его слова показались Эйприл просто отголоском ее собственных мыслей, в которые она до последнего не желала верить.
Умерла...
Как же так...

Замерзшие ладони Эйприл сильнее стискивают острые плечи Ангел, пока она борется с нежеланием принять действительность, что теперь их подруги больше нет рядом с ними. Она немо, ничего не выражающим пустым взглядом смотрит куда-то мимо черепашки в черноту ночи простирающуюся за пределами этого ада. Как могло такое произойти с ними? Кажется она готова и о сидящем рядом Донателло позабыть, полностью углубившись в свои ощущения переполняющие ее словно вода колотый сосуд. И эта горькая влага широкими струями убегала к ее подбородку находя выход из широко распахнутых глаз. Почему она была такой невнимательной?
Почему она... вовремя не услышала опасность?
Короткое касание широкой лапы заставляет ее вздрогнуть всем телом и как-то опасливо сграбастать неподвижное тело подруги, словно пытаясь спрятать его у себя на коленях.
- Что? Нет... - Она прижимает к груди безвольно раскачивающуюся голову девушки, отчасти даже зло взглянув на юношу из-под насупленных, тонких бровей. Нет, она не злилась на совершенно уставшего, бедного полевого доктора Ди - его состояние было ничуть не лучше чем ее, и ему было не менее мучительно больно от всего происходящего. Он просто хотел сохранить ее жизнь, ведь они были слишком... дезориентированы, сломлены и потеряны, когда теперь их крепкая, доселе неразрывная цепь внезапно лишилась своих звеньев.
И тем не менее Эйприл не могла себе этого позволить - слабохарактерно, трусливо покинуть бой, оставить Ангел, да и остальных... здесь... под дождем... с ненавистными футами и пожаром распространяющим вокруг мерзкий запах гари, паленой плоти и едкого пороха. С Шреддером. Нельзя Донни! Нельзя... - Я не уйду отсюда! Я вас не оставлю... Я ее не оставлю, тебе понятно?! - Ей очень хочется отпихнуть парнишку от себя, - Я не могу так! Если хочешь - уходи сам, я оста... - сиплый голос сломленной девушки мгновенно затихает, едва она слышит из чужих уст страшную цифру, от которой у нее просто стремительно немеют ноги, а кожа буквально поглощает собственной мертвенно-бледной белизной россыпь игривых, темно-шоколадных веснушек. Пальцы разжимают затасканное плечо мертвой девушки у нее на коленях...
Четверых?
Уже четверых?

Правда сполна оценить потери О'Нил просто не успела, резко поменявшись в лице.
Шреддер.
Высокий воин закованный в древнюю броню казалось вырос из пепла за спиной юного мутанта - не смотря на кажущуюся грузность из-за своих доспехов Ороку Саки двигался легко, быстро, настигал свою жертву стремительно уже в прыжке обычно занося свое ужасное орудие смерти - длинные загнутые лезвия похожие на звериные когти венчающие его плотно сжатый кулак. И как они упустили тот момент, когда главный их враг оказался так близко к ним? Определенно в нем была доля мистики, дух войны, мщения сыновьям Сплинтера за все что они ему сделали - и Шреддер не казался удовлетворенным тем, что уже он и его солдаты лишили жизни некоторых членов клана Хамато. Мог ли он вообще заглушить свою жажду крови. Судя по всему нет.
И хотя лица под стальной маской с "рогатым" украшением имитирующем драконью лапу было не видно, кроме багровых точек зло сощуренных глаз, Эйприл всегда казалось, что этот человек всегда ходит с гадкой ухмылкой во весь рот, чувствуя то ли свое превосходство, то ли радуясь чужим страданиям. А может и все сразу, действительно, почему бы и нет?!
  У него была власть, у него была сила, и теперь Саки успешно попирал ценности юных борцов за справедливость, забирая у них жизни их товарищей - самое драгоценное что у них было, и то, что никогда нельзя будет восстановить.
Что ей теперь делать?
Что им делать против этого монстра, против существа наделенного просто нечеловеческими способностями стирать с лица земли все светлое и доброе, оставляя лишь хаос и разрушения? Величественный клан Фут. Клан поработителей, убийц и пасынков самой Тьмы. И глядя сейчас в глаза смерти в образе их главаря, Эйприл на секундочку, на жалкую долю мгновения малодушно испугалась, поняв что... как они вообще могли идти против него?
Как можно бороться с этим?!

В отличие от Донателло, который кажется вознамерился во что бы то ни стало искромсать ненавистного ему врага на множество маленьких Шреддеров за все им содеянное. Вскочив на ноги подросток в приказном тоне повелел подруге быстро убраться отсюда куда подальше. Чего она разумеется не сделала. вернее не спешила бежать по нескольким причинам сразу - Ангел не мешок с ненужным хламом, и О'Нил просто не могла себе позволить небрежно сбросить мертвое тело девушки в кровавую лужу. И потом... Подорванная вера в себя, в их силы в общем указывала на то, что изобретатель просто не сможет справится с таким бойцом, как Ороку Саки. Он не выдержит такого натиска! Сколько бы злости он не вложил в свой удар - Шреддер гораздо опытнее, сильнее и быстрее вымученной морально и физически бедной черепашки. И, в отличии от них, глава клана кажется ничуть не уставшим.
Осторожно опустив Ангел на холодный камень, бережно придерживая ее голову, чтобы погибшая не ударилась о каменную поверхность (словно это должно было на что-то повлиять теперь!), Эйприл нервно дернулась в сторону, когда атаковавший Шреддера мутант с неприятным скрежетом панциря о бетон приземлился рядом с ней неловко проехавшись на карапаксе дальше, и не теряя времени поднялась с колен, выуживая из озер дождевой влаги свой одиноко поблескивающий веер.
Донни не справится с этим чудовищем, если будет один. Но он не один! Их все еще много! Даже потеряв четверых их все-еще достаточно, чтобы всем собраться для одного точного удара и обрушить его на голову главаря. Если бы только остальные смогли прорваться сюда!

Нельзя сдаваться... просто... Просто нельзя, ради тех кто уже покинул этот мир - они бы совсем не оценили ее внезапной трусости.

- ЭЙ ТЫ! РОГАТЫЙ! - Тэссэн едва ли не искры высекает, по дуге резанув закованную в сталь "когтистую" руку готовую нанести смертельный удар и возвращается в белую, с грязно-алыми разводами чужой крови ладонь студентки, - Не трогай... моих... друзей! - сквозь зубы процедила рыжеволосая, мрачно глядя на медленно развернувшегося в ее сторону главу противоборствующего клана. Знала ли она точно, что нужно делать, когда идешь против Шреддера? Да нет, это был такой противник, от которого ее и еще нескольких членов команды, не обладающих должным опытом и умениями отгораживала целая стена из узорчатых панцирей. Стоило ли говорить как внутри все похолодело, когда Саки обратился к ней?
Она даже пикнуть не успела, как оказалась на спине, лишенная оружия, ослепленная резко накатившей болью с пляшущими перед глазами черными пятнами. Странно что Шреддер не убил дерзкую девицу сразу, а предпочел просто обезоружить ее и хорошенько приложить затылком полностью выведя ее из строя.
Тем не менее Эйприл почти сразу же приняла сидячее положение, болезненно схватившись за разбитый висок с которого по щеке убегал липкий, теплый ручеек размазанный бьющими по лицу струями дождя. Надо встать. - " Вставай!" - заметив, пускай хоть и несколько размыто сквозь вновь проступившие на глазах от боли слезы, как умник в бешенстве заново атакует Саки, О'Нил суетливо зашевелилась на своем месте, пытаясь ровно поставить ноги на скользкую землю и не свалиться неуклюжей куклой обратно. - " Вставай Эйприл!!! ЖИВО ВСТАВАЙ!" - смаргивая соленую влагу вперемешку с кровью из свежего пореза, девушка уже в откровенной панике поднимается, хотя бы на четвереньки, опять хватая в руки тэссэн в надежде остановить Шреддера и явно проигрывающего ему юного ниндзя. На этот раз нужно целиться точнее, бить сильнее.

Но все планы в мгновение ока рушатся, когда сквозь шелест ливня до ее слуха вот уже второй раз доноситься знакомый неприятный хруст ломающихся костей.
-  Нет... - уже давно белые тонкие губы совсем теряют даже намек на какой-либо цвет, полностью сливаясь в жуткую маску ужаса застывшую на лице студентки - рот приоткрыт в немом крике, грязные дорожки слез словно въелись в прозрачную кожу, а рваный багровый след теряющийся в разметавшихся по плечам бурой паклей волосах едва заметной полосой стекал в глубокую морщинку образованную жалобно вздернутыми тонкими бровями. Она даже сама не смогла расслышать своих слов. Ей казалось, что она молчала, взирая на то, с какой легкостью, на зло всем их стараниям Шреддер насаживает на острую нагинату ее же владельца.

Донателло сейчас был похож на жука.

Большого и немного нескладного, смешного и чуточку несчастно: горбатого, блестящего насекомого с жесткими надкрыльями, который оказался под прицелом опытного коллекционера - даже пластрон хрустел словно хитиновый панцирь, прогибаясь во внутрь под давлением умелой руки Саки. Как жучок насаженный на булавку, готовый присоединиться к целому стенду трофеев мертвым украшением, черепашка слабо пошевелил руками, неловко хватаясь за древко любимого шеста, прочно застрявшего у него по центру широкой груди.
Она опять видела смерть друга, защищающего ее никчемную жизнь - и опять не могла сделать абсолютно ничего, кроме как кинуться к тяжело рухнувшему, словно бы соскользнувшему с дурацкой палки с лезвием парнишке, в тщетной попытке заставить его дальше жить, как она пыталась до этого сделать с Ангел. - Донни! Донни, Дон, Ди! - Какой смысл звать кого-то по имени, когда он уже абсолютно точно ничего не видит и не слышит? Она заглядывает в глаза юноше, потерявшие всякий осмысленный вид, как-то тупо и стеклянно уставившиеся под ноги триумфально замершему неподалеку Шреддеру, небрежно вытирающему окровавленную нагинату о собственный рваный плащ, слабо трепыхающийся у него за плечами. Его кажется совершенно не волнует, что только-что из сплошной черной массы тел вокруг них, сквозь крохотный просвет к ним просачивается Рафаэль с оголенными, по-боевому устремленными вперед остриями сай. И его не волнует то, как скорбно, как ласково и вместе с тем лихорадочно оглаживает холодную кожу проигравшего бой шестоносца Эйприл, уже не сдерживая истеричные всхлипы. Сквозь слезы она бегло осматривается в поисках смиренно возлежащего посреди поля, буквально в паре шагов, уже успевшего остыть тела Ангел. И замечает присутствие изваянием замершего старшего мутанта. Огонь, как ни странно продолжающий пожирать метр за метром площадку старых крыш, обрамлял фигуру ошарашенного увиденным черепашки, причудливо вырисовывая у него за спиной столпы напоминающие крылья, с расходящимся в стороны удушливым смогом смешанным с железистым запахом пролитой крови и свежестью дождя.

Если и существовал на свете настоящий Ангел Мщения, то сейчас он представлял собой обезумевшего от боли и гнева желтоглазого мутанта, с рваной, столь же яркой как огонь за его плечами банданой.

Эйприл хотела окликнуть его... словно бы Рафаэль находился от нее чуть ли не по другую сторону площадки, просто чтобы как-то привлечь его внимание, при этом старательно зачем-то успокаивающе поглаживая и согревая холодеющий лоб умника, но не успела даже слова произнести, лишь жалобно, гримасничая и куксясь приоткрыла рот...

  Резкая боль в позвоночнике, почему то удивила Эйприл. Ей показалось, что ее словно кто-то лишь неприятно сильно ударил с тыла, или резко толкнул, ей даже захотелось обернуться и посмотреть в чем дело... но вместо этого девушка лишь покачнулась на коленях рядом с трупом изобретателя, пытаясь слабым шевелением стремительно краснеющих от сочащейся из горла крови губ попросить у саеносца помощи... А затем словно сломанная игрушка, у которой повредилась пружинка державшая это стройное девичье тело в вертикальном состоянии, сложилась пополам с вытаращенными глазами уткнувшись лицом в мускулистое плечо мертвой черепашки, гигантской горой валяющегося боком на земле прямо перед нею.
Ей даже не было больно, когда Ороку Саки все тем же бесшумным шагом приблизился к отвлекшейся О'Нил со спины и вонзил сверху покрытое розовыми разводами лезвие нагинаты аккуратно между нервозно вздернутых лопаток студентки, попросту одним движением сломав ей позвоночник.

Она не смогла ни спасти, ни защитить, ни даже просто спастись сама.

Во всяком случае помните - она этого не хотела.

+4

9

Часть первая. Дарующие жизнь

The clock ticks life away
Its so unreal
Didn't look out below
Watch the time go right out the window

Рафаэлю казалось, что это белое молоко, в коем он очутился по чьей-то злой воле, бесконечно. Вязкий, липкий туман пластом обволакивал мощный торс саеносца, снизив видимость практически до нуля. Здесь не было дорог, по крайней мере, совершенно непонятно, куда черепашке стоит двинуться, чтобы найти выход. Впрочем, было смутное подозрение, что выхода тоже не было.
- Эй! – неизвестно кого зовет Раф, делая пару шагов вперед и разводя руками щекочущую дымку, словно протискивался среди зарослей бамбука. – Тут есть заблудшие тела, кроме меня?

Лишь удручающая тишина была ему ответом.

Рафаэль зябко передернул плечами, чувствуя, как по коже расползаются покалывающие мурашки, нанизывая весь мышечный рельеф саеносца на маленькие ледяные копья. Странное ощущение не покидало сердце мутанта, что это был не простой холод январским утром. Казалось, что надвигается какая-то тень, особенно зловещая и необратимая, готовая сожрать в своей бездонной пасти любую заблудшую душу.
- Едрить меня дери в гребанный панцирь! – выругался Раф, стараясь не обращать внимания на столь непонятный страх, внезапно разлившийся по нему, и напористо продолжая шагать сквозь пелену туманного молока. – Еще дрожать от страха под всякой выдуманной коноплей!
Неожиданно мутант резко остановился и, недоуменно выпучив лимонные глаза, молчаливо уставился на образовавшийся прямо перед ним небольшой серый сгусток,  тумана, разительно контрастирующего с окружающей белизной. Сгусток плавно клубился в причудливых формах, словно выпущенный джинн из лампы, и в конце концов образовал довольно знакомые, веснушчатые  очертания.
- Майки? – воскликнул саеносец, сверля растерянным взглядам по витающему бестелесному образу из дымки. – Ты?
- Рафи… - Туманный Микеланджело медленно, как будто ему что-то мешало, улыбнулся, но была эта улыбка какая-то неестественная. Рафаэль никогда не видел такой натянутой фальши на губах у настоящего Майка, который сейчас наверняка готовит очередной кулинарный шедевр. Значит, это был не Майк, а какой-то его зазеркальный клон. Но почему  так неуютно стоять рядом с ним? Хотелось поскорее перешагнуть мимо него, чтобы двинуться дальше в свое никуда.
Впрочем спустя каких-то пару минут, клон сам начинает медленно исчезать с той же кривой улыбкой на устах. Будто кто-то всемогущий трет невидимым ластиком неудавшийся рисунок, который даже невозможно раскрасить. Дымчатый образ Микеланджело испаряется, неуклюже помахав на прощание лапой. – Рафи…
- НЕТ! Подожди!

Рафаэль вдруг просыпается от собственного крика и, не удержав равновесие, звучно опрокидывается с гамака, чуть не придавив могучим торсом расстелившийся ковром хвост Ниньяры, которая медитирует рядом в позе лотоса. Хорошо еще, что у Лисы была молниеносная реакция, до автоматизма заточенная в многочисленных схватках – она мигом отмахнула свой роскошный хвост от верного сплющивания под приличным весом при падении черепашки.
- Малыш, что случилось? – с заботливыми нотками в голосе поинтересовалась куноичи, приоткрыв льдистый глаз и параллельно пытаясь закончить внезапно прерванную медитацию. – Снова тот кошмар приснился?
Рафаэль распластался на полу кверху панцирем и, придерживаясь за лоб, силился осознать, что сейчас произошло. Разгоряченная кожа покрылась испариной по всему телу – видать, температура снова поднималась. Слабость вновь атаковала тренированные мышцы, а в горле неприятно запершило, намекая на поток кашля, который вот-вот вырвется наружу.
- Да, - просипел Раф и все же поднес кулак ко рту, чтобы как следует откашляться. – Как плохо болеть… От болезни вечно кошмары снятся, хоть не спи теперь…
Он закашлялся снова и, шумно выдохнув скопившихся в простуженном горле микробов, грузно поднялся на ноги, чтобы обессилено повалиться обратно в гамак. Одному шуту было известно, где Раф умудрился простыть до раздирания горла и скачущей температуры, ведь здоровое закаливание и уж тем более зарядка всегда присутствовали в жизни черепашек. Разве только в проруби зимой не купались. Правда, он подозревал, что повинно было ведро мороженого, съеденное накануне аж в двукратном размере после насыщенного жарой дня, но не имел понятия – почему это Микеланджело, который схавал в два раза больше сего леденящего лакомства, скачет по-прежнему, без хлопот и забот, и ему хоть бы хны. А Рафаэль теперь вынужден валяться с сине-зеленой мордой, закашливать микробами Лису, которая самоотверженно несла вахту у больной черепашки, и терпеть различные способы лечения и проявления заботы, прилетавшие от каждого брата/друга/подруги/мастера Сплинтера/любимой лисы. Он уже был сыт по горло, да только кого это волновало, спрашивается?
И словно услышав его мысли, массивная дверь в комнату с грохотом отворилась, спровоцировав падение крошек штукатурки с потолка прямо на горячий лоб черепашки. Рафаэль вздрогнул всем телом и чуть не свалился с гамака обратно на пол, зато Ниньяра даже не пошевелилась.
- Привет, мужик! Как самочувствие? – звонкий голос Микеланджело эхом пронесся по всем углам комнаты, осаждая ушные раковины мутанта с лисой характерным беззаботным весельем. – Время обеда, чувак!
Рафаэль приоткрыл воспаленные веки и снова закашлялся, предварительно пошмыгав носом. Младший брат сиял на пороге, будто новогодняя елка, залихватски кружа в одной руке  блюдо с ароматной пиццей.
- Если я сдохну от твоей стряпни, - упавшим голосом просипел Раф, не поднимаясь с подушки, - я тебе в кошмарах буду являться, чтобы съесть твои пропахшие жрачкой мозги!
- Бро, эта пицца тебе поможет поправиться! – Майк даже не огорчился на столь явное принижение его кулинарных способностей, да он, впрочем, и не собирался обижаться. Что взять с больного? – Эта уникальная пицца, с медом и малиной, приправленная детским Панадолом в качестве сиропа и посыпанная арбидоловой крошкой.
Услышав сей впечатляющий состав, Рафаэль в ужасе зарылся под подушку, прижав ее к своей голове руками.
- Убери эту отраву… – приглушенно донеслось из-под подушки, едва разборчивое. – Жри сам, садист оранжевой революции!
Но вместо ответа Микеланджело Раф вдруг почувствовал, как на его панцирь неслышно приземлилось что-то легкое и едва уловимое, но тем не менее прибавившее мутанту веса. Едва слышимый свист разрезанного стальными когтями воздуха – и вот от подушки над головой остаются одни лишь перья да воспоминания, неспешным вальсом разлетевшиеся по всей комнате. Зато к уху склоняется мелкая, остроносая лисья мордочка, поросшая белым мехом, и краем приоткрытого глаза Раф мог лицезреть частокол игольчатых зубов, сквозь которые доносятся почти ласковые слова:
- Это для твоего же блага, Раф. Рецепт лечебной пиццы был согласован с Доном и одобрен вашим Мастером.
- А ну, слезь с меня, Арбидолка! – Рафаэль дернул плечами, пытаясь скинуть назойливого песца. – Как будто мне мало Майка…
- Повезло тебе, что ты болеешь, - усмехнулась Алопекс, с такой же легкой ловкостью спрыгивая со спины саеносца. – Иначе сиять твоему носу красными дорожками.
- Сочтемся со временем, - буркнул Раф и грузно отвернулся к стенке. – Вы мне подушку должны теперь.
- Лови! – Тут же, словно по мановению чьей-то волшебной палочки, в затылок Рафа со шлепком врезалась мягкая, цветастая подушка, с успехом заменяя собой погибшую от когтей Алопекс. – Я подумал, что мое вмешательство в твое нежелание выздороветь не будет лишним.
Автоматически придерживая новую подушку рукой, Рафаэлю с нахмуренной мордой пришлось повернуться обратно. Его комната медленно, но верно перевоплощалась в вокзальное столпотворение, где на платформе переминаются с ноги на ногу ожидающие поезд. Присутствующие рассредоточились по всей жилплощади саеносца и, несмотря на довольно скромные размеры комнаты, чувствовали себя весьма вольготно. Микеланджело, водрузив лекарственную пиццу на небольшую тумбочку в углу, теперь смачно чавкал, сидя прямо на пирамидке массивных тренажерных блинов от штанги. Алопекс стояла рядом, прильнув к крепкому, веснушчатому плечу. Поняв, что ей так и не закончить медитацию в суматохе, Ниньяра плюнула на это гиблое дело и устроилась с ногами на небольшом, продавленном кресле в углу. В проходе в позе бога застыл Леонардо, с уверенным лицом обозревая периметр. Не хватало лишь одного брата, да только приближающееся издалека кряхтение Донателло возвещало о том, что недалека та минута, как самый главный врач также протиснет свою телесную оглоблю сейчас в комнату саеносца.
- Я не понял, вы сговорились что ли? – Рафаэль усердно закашлялся и со вздохом сел, свесив с гамака ноги. – Лео, ну тебе-то какого лешего от меня надо?
- Ну как… - Старший брат скрестил руки на пластроне и, взглянув на саеносца, усмехнулся: - Зная твои постоянные увиливания от лечения, а также жалобы Дона…
- Вот ябеда! – недовольно пробухтел под нос Рафаэль . – А еще брательник называется!
- … то отныне… - Леонардо подошел к Майку, который шумно перешептывался с Алопекс, не забывая многозначительно усмехаться в сторону простуженного брата, и взял из его рук коробку с недоеденной пиццей. Выковыряв особо жирный кусок, мечник начал неспешно и необратимо, будто цунами, приближаться к Рафаэлю, стремительно готовясь задавить его ослиное упрямство волной своего безупречного авторитета. - … ты будешь принимать лекарства под моим чутким руководством!
Вытаращив глаза на вздрагивающий треугольник еды перед самым носом, Рафаэль попытался было огрызнуться, но вместо оскала в очередной раз зашелся в кашле, который как нарочно перешел в пространное чихание. Конечно Леонардо, в совершенстве владеющий броском кобры, не преминул воспользоваться моментом и, дождавшись, пока младший брат распахнет пошире рот, чтобы снова чихнуть, сунул лекарственный кусок прямо в глотку. От неожиданности Раф резко захлопнул рот, чуть не откусив Лео палец. Но тот даже не расстроился.
- Ну вот, так гораздо лучше, - довольно сказал мечник, вытерев руки об один из чистых бумажных платков. – Тебе удалось перебороть себя, Раф, и победить своего внутреннего дракона. – В голосе Лео послышалась легкая усмешка.
- Иди в свой пень сакуры! – Рафаэлю ничего не оставалось, как с кислой миной начать жевать лекарство и мечтать поскорее мстительно отпинать лидеру на будущей тренировке за такую пакость. А лучше всем сразу! Майку в шею – за тошнотворную пиццу вместо приличной еды, Алопекс в хвост – за растерзание единственной подушки, Дону в очки – вообще за креативность лечебного процесса, благодаря которому хочется не выздороветь, а покончить жизни самоубийством, чтоб не мучиться. Кстати вот и он, явился, наконец, со словами благодарности для Лео.
- Я вас ненавижу… - просипел Рафаэль, адресуя всю свою ненависть каждому, кто тут находился. – Вы мне не братья и сестры больше!
- Состояние больного пошло на поправку, - с облегчением вздохнул Донателло, проведя широкой ладонью по собственному лбу. – Благодаря моим фармацевтическим расчетам и некоторой доли риска, завтра болезнь должна отступить. Так, я должен померить температуру. – Опустив руки на плечи Леонардо, который порядочно загораживал проход своим тренированным телом, Донни легонько отодвинул лидера, чтобы не без труда протиснуться самому. – Прошу прощения, Лео, дай-ка мне пройти к нашему страдальцу.
- Виноват, прости. – Леонардо послушно посторонился, дав возможность их домашнему фельдшеру нависнуть злым роком над гамаком Рафаэля с зажатым в ладони градусником. – Если нужна будет помощь, только скажи, - многозначительно добавил лидер, намекая на неизбежность происходящего.
Впрочем, Рафаэль уже давно понял, что избежать экзекуции градусником не удастся, а поэтому, покосившись снизу вверх на термометр в руке Дона, нарочито вяло задвигал щеками, словно последние остатки пиццы внезапно превратились в резину прямо на языке. Но Донателло даже своими умными бровями не дернул. Он не стал дожидаться, когда саеносец соизволит проглотить еду, и, уверенно сунув термометр в рот, с самым серьезным видом стал наблюдать за показаниями температуры.
- Шадишт! – только и смог прошепелявить Раф, пытаясь не прожевать  градусник одновременно с пиццей. Под бдительным взором Леонардо простывший мутант был в заведомо проигрышном положении – уж кто-кто, а Лео умел убеждать даже такого упрямца, как второй по старшинству брат.  Впрочем, через несколько минут, Донни забрал изо рта градусник и, технично пробежав по столбику глазами, сообщил:
- Жара нет, температура в пределах нормы. Отлично, завтра будешь как огурец, - расслабленно  повернулся он к Рафу, который так и пялился с укоризненной миной на любительский профессионализм врачевания Донни.
- И завтра нам всем хана! – Микеланджело сбросил с колен пустую коробку, воровато оглянувшись по сторонам и не прекращая облизываться. Заметив его манипуляции, Донателло усмехнулся:
- Я знал, что ты не устоишь, поэтому рассчитал дозу так, что хватит и одного куска для полнейшего выздоровления. Ну а на тебя, Майки, лекарства все равно не действуют, так что передозировка тебе не грозит.  Разве только в сон склонит.
-Кстати да, Рафу тоже не мешает поспать
, - не без основания заметил Лео, переглянувшись с Донни. – Предлагаю всем рассеять это вавилонское столпотворение в пользу больного. Да, Рафи?
- Да, валите отсюда, нахрен! – Рафаэль почувствовал, как на него действительно накатывает сонливость. Веки становятся тяжелыми, будто каменные, а желание вскочить, всем дать по глазам и в носы  - резко отпадает. Глаза беззастенчиво слипаются, соблазняя отрубиться этак на пару часиков как минимум.  Упав кулем обратно в гамак, саеносец только и смог пробормотать заплетающимся языком, растягивая слова: - Завтра … я сделаю из вас…. фарш…
И все. Сон вкупе с простудой, наконец, поборол могучего черепаха, и он через какие-то считанные мгновения засопел в обе дырки. Леонардо, приложив указательный палец к губам в знак абсолютной тишины, гулко зашипел на присутствующих, призывая, чтоб все немедленно заткнулись и вообще задвигали свои хлебобулки в сторону выхода. Расходимся, господа. Стараясь не шуметь, Майк спрыгнул с тренировочных блинов и крадучись, усадив себе на плечи Алопекс, протек к двери. Но ползя на цыпочках мимо спящего саеносца, он не удержался и заботливо взбил ребром ладони подушку, чтобы тому было поудобней. Заметившая сей братский жест Ниньяра, со своего кресла коротко кивнула Майку, приподняв уголки губ в полуулыбке.
Когда в комнате никого не осталось, кроме безмолвной куноичи, которая некоторое время вслушивалась в глубокое дыхание своего дрыхнущего парня, повисла вязкая, будто  лесное болото тишь, пронизанная духом болезни. Он пах практически ежедневными кошмарами, температурой, куриным бульоном вместо адекватной еды и ненавистными лекарствами и нескончаемой заботой тех, кто был рядом. Возможно, чрезмерной заботой, которая раздражала и без того импульсивный характер мутанта, однако в глубине души ему определенно нравилась вся эта родственная возня вокруг него. Ведь даже болеть приятно, когда знаешь, что есть те, кто ждет твоего выздоровления, как праздника.

Страшные сны могут оставлять гнетущее впечатление, особенно если они связаны с твоими друзьями и  родней. Подавляют твою душу, запускают мрак и тяжесть от осознания, что случилось что-то нехорошее, пусть даже и во сне. Единственный шанс не сойти с ума от тревоги – проснуться и бежать к тем, кто готов тебя успокоить одним лишь появлением в поле зрения. И тогда на душе снова воцарится гармония от желания просто жить и наслаждаться каждым рассветом.


Два дня спустя.

Лениво развалившись на широком пледе в шотландскую клетку, Рафаэль с удовольствием наблюдал за тем, как вокруг него бабочкой порхала Ниньяра, собирая ромашки и васильки. Черепашка обожал такие моменты, когда лисица сбрасывала с себя личину беспристрастной королевы полков и перевоплощалась в обычную девушку, которой больше не нужно держать свои чувства под замком. Ибо слабо представлялась куноичи Ниньяра, с букетиками полевых цветов в обеих руках вместо катаны, а вот Умеко, та самая, несколько наивная и открытая девчонка-лиса, отлично смотрелась в россыпи цветущих растений. И даже идиотский венок из ромашек, который она профессионально сплела и изящно украсила свои каштановые волосы, лишь дополнял и совершенно не портил ее нынешнюю ипостась. А вот венок из васильков, перекатывающийся по зеленой лысине саеносца, оставлял совершенно противоположное впечатление. В нем Рафаэль чувствовал себя идиотом и мечтал поскорее избавиться от столь необходимой атрибутики заядлых романтиков. Тем не менее, он был согласен терпеть столь милые издевательства с ее стороны, но только когда они были вдвоем. Он вообще на многое был согласен ради нее. И лиса никогда не злоупотребляла столь трепетным расположением черепашки к своей персоне, а наоборот, старалась лишний раз самостоятельно решать проблемы, не особо свешивая лапки с его могучей шеи.
Набрав великое множество полевых цветов в довольно увесистый букет, лисица с легкостью подбежала к черепашке и удобно уселась на краешек пледа, подогнув под себя колени.
- Правда, они красивые? – Ниньяра зарылась носом в ромашки и колокольчики, глубоко вдыхая их луговой аромат, который знаком, наверное, каждому с детства. Пестрые бабочки с присущей им легкостью кружились вокруг букета в своем летнем танце, дополняя собой образ стоявшего лета.  – А как пахнут…
Рафаэль недоуменно покосился на нежные растения в руках куноичи, силясь понять особенность этой самой заурядной флоры. Ромашки. Колокольчики. Васильки. Клевер. Что там еще? Репей? Словом, ничего экстраординарного,  чтобы восхищаться так, будто букет состоит по крайней мере из голландских орхидей.
- Что в них особенного? – хмыкает Рафаэль, приподнявшись на локте. – Обыкновенные… И завянут быстрее, чем мы домой вернемся.
Томно взмахнув ресницами, лиса поворачивает взгляд на своего парня.

Какой же ты еще затворник, мой милый. Оглянись вокруг, пока еще есть время.

- Ты не понимаешь, Рафаэль. Цветы – это жизнь. И если обращать внимание на всякую ерунду, то жизнь может пройти мимо. А потом совершенно неожиданно выяснится, что пришла осень, и пора засыпать. – Ниньяра протягивает черепашке букетик, мысленно предлагая вглядеться в каждый лепесток ромашки, который тоньше и нежнее любого шелка. – И не каждый цветок может пережить осень, а эти вообще ее не переживают. Но каждый цветок способен сделать свое лето самым лучшим. Наверное, в этой скоротечности их жизни и есть своя прелесть.

Все истинно живое должно умереть. Никогда не умирают только искусственные цветы.

Им не так часто удается куда-нибудь вырваться вдвоем, просто чтобы остаться наедине друг с другом. Без всяких мыслей о предстоящем патрулировании, например. Нет, конечно, юные существа умели уединяться ото всех и даже не без успеха, но вот чтобы так, окружив себя той, безмятежной романтикой из всего живого вокруг них…  Когда можно смотреть, уютно устроив массивную голову у нее на коленях, в бесконечное небо, по которому бегут облака, напоминающие пушистых барашков, и вдруг заметить, как оно переливается лазурью.  Когда мускулы внезапно почувствуют каждый луч яркого солнца, отдающий свое тепло прохладной коже, словно пытаясь ее согреть; разбавить буйную кровь, так яро вскипающую на поле боя, столь нехитрым желанием просто жить и радоваться тому, что еще способен дышать ароматом луговых цветов и нежиться под покровом нового дня. Когда она, щурясь от солнечного света, бьющего ей прямо в васильковые глаза, подставляет свою лисью мордочку навстречу легкому ветерку, который пролетая, поигрывает ее локонами также, как и концами лент красной банданы, примятые крепким затылком, а он, расслабленно лежа на ее коленях, тянет руку к небу, словно хочет потрогать всю бесконечность мгновения, заключенного в таких простых и ярких вещах.
Неужели все, что у нас сейчас есть, рано или поздно должно завять, подобно цветам?

-  Умеко, - зовет Рафаэль приглушенным голосом свою рыжую. Лисица немедленно откликается, вопросительно опустив морду к нему и легко, словно крыльями бабочки, неспешно проглаживает бархатистыми пальцами траекторию нежности по зеленому, шероховатому лбу. Она не пропускает ни единого шрама, ни одну ссадину, а самый длинный и уродливый, рассекающий бровь саеносца надвое и переходящий через щеку к уголку рта, исследует с особой трепетностью. Рафаэль млеет от накативших чувств, напрочь позабыв о своем бунтарском эго и о том, что Ниньяра тоже не представляет собой аленький цветочек. –  Знаешь, иногда я  бы хотел родиться человеком… Ну быть как все. Сводить тебя куда-нибудь, например, в пиццерию или в кино при свете дня, не боясь, что нас заметят и в ужасе попадают прочь. Ходить с братьями в колледж и играть с Кейси в составе команды… Люди живут себе по домам, ни от кого не прячась. Им не нужно защищать свои семьи от Шреддера и Клана Фут, они не орут ночами от кошмарных снов в преддверии решающей битвы… - Взгляд Рафаэля посерьезнел, и он, с горечью вдохнув, резко замолчал. Ему было не по себе всякий раз, когда речь заходила о том, что им предстояло через каких-то несколько дней. Впервые в жизни ему страшно не хотелось рваться в бой, и он как мог оттягивал сей непреодолимый момент. Почему не чувствуется обычная, пожирающая его воинственное сердце жажда, которую необходимо насытить битвой? Он не может объяснить даже себе. Уж не трусость ли это часом?...

Внимательно выслушав речь саеносца, которая граничила с каким-то тягостным отчаянием  из-за бремени, с коим им всем повезло родиться, Ниньяра приподняла кончики губ в полуулыбке и, склонившись совсем близко к лицу черепашки, сказала со свойственным ей спокойствием:
- Посмотри на это с другой стороны, Рафаэль. Мы не можем выходить открыто на поверхность, это верно. Зато мы знаем такие места, куда нет дороги «тем, как все». Будучи людьми, мы вряд ли могли с тобой встретиться. Там, где живут люди, нет места таким удивительным созданиям, как ты и твои братья. Мир без тебя мне не нужен. Ну а кошмары исчезают очень просто – достаточно лишь проснуться.
Впервые черепашку не убедили слова рыжей куноичи
- Очень хотелось бы проснуться, Умеко. Кошмар не отпускает меня до сих пор. А знаешь, что самое забавное? В этом сне нет ничего особенного. Просто дымка, по которой я, как дурак, брожу несметное количество времени. И вдруг эти сгустки тумана принимают очертания лиц моих братьев, а потом… Потом они исчезают все по очереди. Просто растворяются во всей этой пелене. А у меня такое дикое чувство, что я хочу панически куда-то успеть, а не получается. – Рафаэль оборачивается на подругу и несколько виновато улыбается. – Несусветная хрень, правда?
Нежные поглаживания по шероховатой коже лица были ему ответом. Ее губы невесомо касаются широкого, покатого лба, словно успокаивающий ветер пролетает над злившемся морем. Она чувствует, как медленно, но верно складки морщин на переносице, прикрытые багровой маской, разглаживаются, а тревога, витающая во взгляде, постепенно испаряется. Мутант прикрывает глаза, всем нутром отдавшись ласке.
- Постарайся заснуть, милый, - шепчет она черепашке. – Я помогу тебе избавиться от сна. А вечером мы приедем домой, и ты убедишься, что ничего не случилось с твоими братьями. – И куноичи начинает мурлыкать на японском языке колыбельную, на которую немедленно откликается подсознание Рафаэля, вырубившись практически с первых же слов. Но она не останавливает песню, ласково продолжая вести ее убаюкивающий ритм в оставшийся день, который также уже начинает засыпать, готовясь к неизвестному завтра.

Песенка

Soushite bouya wa nemuri ni tsuita
Ikidzuku hai no naka no honou
Hitotsu Futatsu to
Ukabu fukurami itoshii yokogao
Daichi ni taruru ikusen no
Yume Yume
Gin no hitomi no yuragu yoru ni
Umare ochita kagayaku omae
Ikuoku no toshitsuki ga
Ikutsu Inori wo Tsuchi he kaeshitemo
WATASHI wa inori tsudzukeru
Dou ka kono ko ni ai wo
Tsunaida te ni KISU wo

Soushite bouya wa nemuri ni tsuita
Ikidzuku hai no naka no honou
Hitotsu Futatsu to
Ukabu fukurami itoshii yokogao
Daichi ni taruru ikusen no
Yume Yume
Gin no hitomi no yuragu yoru ni
Umare ochita kagayaku omae
Ikuoku no toshitsuki ga
Ikutsu Inori wo Tsuchi he kaeshitemo
WATASHI wa inori tsudzukeru
Dou ka kono ko ni ai wo
Tsunaida te ni KISU wo

WATASHI wa inori tsudzukeru
Dou ka kono ko ni ai wo
Tsunaida te ni KISU wo~

Перевод

И однажды ночь придет, мальчик ляжет и уснет.
Пламя в пепел превратится, никого не обожжет.
Был один, теперь нас двое.
Пред глазами промелькнет человек мой дорогой.
На Землю выльются мечты, мечты.
Глаз серебром мелькнет в ответ.
Тогда родишься в свете ты, лишь ты.
И пусть года летят навстречу солнцу – но тот, кто верит, тот домой вернется.
Я буду продолжать молиться.
Любить других, пока любовь теплится.
Союз ладоней поцелуем закрепится.

И однажды ночь придет, мальчик ляжет и уснет.
Пламя в пепел превратится, никого не обожжет.
Был один, теперь нас двое.
Пред глазами промелькнет человек мой дорогой.
На Землю выльются мечты, мечты.
Глаз серебром мелькнет в ответ.
Тогда родишься в свете ты, лишь ты.
И пусть года летят навстречу солнцу – но тот, кто верит, тот домой вернется.
Я буду продолжать молиться.
Любить других, пока любовь теплится.
Союз ладоней поцелуем закрепится.

Я буду продолжать молиться.
Любить других, пока любовь теплится.
Союз ладоней поцелуем закрепится

Отредактировано Raphael (2016-04-06 15:45:09)

+3

10

Часть вторая. Смерть не обманывает.

Справа и слева — кругом лишь огонь
И огонь, от него не уйти,
Забыв обо всём, не чувствуя боль,
Шли вперед — нет другого пути!

Говорят, что дождь после жаркого дня обладает целебными свойствами. Он омолаживает землю, насыщает красками так соскучившиеся по спасительным каплям деревья, смывает пыль с грязных улиц. Кому-то меняет жизнь, кому-то наоборот – продлевает одиночество за окном. А по кому-то плачет всем небом.
По крайней мере, Рафу так казалось. Серые, мрачные облака роняли тяжелые капли на обнаженные и с особой тщательностью заточенные лезвия сай, словно желали их отполировать до слепящего блеска перед предстоящей битвой. Чтоб они сверкали холодной сталью над головами всех собравшихся во имя той долгожданной свободы от клана Фут и самого опасного врага, стоящего во главе.
Триста спартанцев, ей богу!

Наверное, эти ребята чувствовали то же самое, когда смиренно ожидали приход многотысячной армии персов через Фермопильский проход. Они знали, что погибнут наверняка, ведь персидская армия обладала несокрушимой мощью - она была подобно огромной стае саранчи, начисто сжирающей плодородные поля и оставляющая после собой лишь жалкие безжизненные огрызки. А что могла горстка каких-то греков против нее, кроме как героически стоять до последнего?

Неужели сегодня мы превратимся в этих самых спартанцев? Кто по нам станет плакать тогда, кроме грохочущего неба над головой?

Рафаэль  лишь крепче сжал рукояти своих смертоносных лезвий, с прищуренным оскалом рассматривая противников, которые бездушными тенями замерли на другом конце широкой крыши. Его не пугало столь великое множество членов клана Фут, в коих рядах наверняка были построены если уж не все, то большая часть воинов – и живые люди, и бессердечные роботы, и даже группа элитных ниндзя, против которых могло прийтись особенно тяжко, и которых лично обучал сам Шреддер. Всех их объединяло одно – космических размеров желание уничтожить черепашек-ниндзя и их друзей.
В желто-лимонных глазах мутанта в алой бандане, которая сама была похожа на пролившуюся кровь, полыхнула ярость, готовая каждую секунду вырваться наружу, прямо в гущу этого черного мрака. Рафаэль хмурит брови и скалится, подобно дикому зверю, особенно когда его взгляд останавливается на огромной фигуре в латных доспехах с ног до головы, возвышающейся среди тьмы собственных приспешников. Само небо неистово гремело, лениво руководя тяжелыми, серыми тучами, а ночь обещала жертвы и готовила свои ледяные слезы скорби. Для Ороку Саки его подручные, будь то люди или машины, - мусор, расхожий материал. Он всегда готов к жертвам.

А  вот готовы ли к ним они сами?

Нет. Однозначный ответ.

Значит, этого просто нельзя допустить.

Рафаэль был одним из первых, кто бесстрашной торпедой врезался прямо в гущу врагов, облаченных в черные одежды. Безжалостно сверкнула холодная сталь под вспышкой разряда молнии прежде чем с кульбитом воткнулась в голову одного из роботов. Со страшным ревом мутант, провернув саем внутренности металлического черепа, отрывает голову андроида. Фигура механизма, дернув всеми конечностями, мелко вибрирует под тяжелыми каплями дождя и, издав предсмертный залп искр, с лязгом падает под ноги саеносца. Перепрыгнув через «труп», Рафаэль с ходу бросается на второго, в длинном пряжке выставив вперед оба сай, будто копье на турнире рыцарей. Второй оказался куда ловчее – ниндзя пружинисто отпрыгнул назад, и черепашка приземлился в считанных сантиметрах прямо перед ним, шумно обдав робота грязью из лужи под ногами. Катана ниндзя Фут рассекает воздух, неся на себе смерть нахалу,  однако Рафаэль не теряет самообладания, несмотря на разгорающийся внутри пожар всех котлов ада. Он успевает пригнуться, и лезвие  длинного меча в руках солдата Фут срезает лишь кончик багровой банданы. Зато мутант, воспользовавшись моментом, тут же распрямляется пружиной и, сделав апперкот кулаком с зажатым в нем оружием. Футовец отлетает и стукается о невысокое ограждение по периметру крыши, а Рафаэль, воспользовавшись моментом, подлетает к распростертому телу, чтобы всадить лезвие прямо в сердце машины. Впрочем нет, не машины…
По острию сай бежит алая дорожка, тут же нещадно смываемая все усиливающимся дождем. Кровь. Это первый человек, убиенный мутантом.
Как легко разбивать целый мир.
Возможно, в другое время Рафаэлю было бы тяжело от ощущения, что пришлось стать палачом, пусть даже для вражеского солдата, который в свою очередь вряд ли бы стал церемониться, доведись ему зафиксировать черепаху в наименее выгодном для нее положении. Но тот, чья буйная душа постоянно жаждет испить чашу войны и сражений, вряд ли остановится подумать, а было ли это убийство столь необходимым? Черепашка знает, что да, было, нужно преодолевать себя, с каждым выпадом готовясь к тому, что от твоих лезвий погибнет еще не один солдат.
Все это делалось для того, чтобы прикрыть спины, которые тебе доверились. Иных вариантов для столь беспощадной армии ниндзя Фут просто не существовало.
Краем глаза Рафаэль видел Ниньяру всего в паре шагов от себя, которая неистово орудовала катаной, словно именитый дирижер, хладнокровно и мастерски проявляя чудеса боя на клинках. Его любимая ни секунды не колебалась перед тем, как рассечь аки масло еще одного воина клана Фут, посмевшего напасть на нее с оружием в руках. Вот уж кто привык убивать, не растрачивая сомнения понапрасну. Она старалась держаться рядом с саеносцем, в паре с ним отражая удары и наскоки, летевшие на них со всех сторон.
Мысленно восхитившись таланту воительницы, Рафаэль отразил сразу несколько быстрых ударов и вонзил лезвие в горло еще одному приспешнику Фут. Неприятный скрежет по металлу и вырвавшийся из гортани сноп искр возвестили о том, что на этот раз мутанту попыталась противостоять беспощадная машина, знавшая приемы ниндзюцу ничуть не хуже братьев. Впрочем, знания теперь вряд ли пригодятся груде бесполезного металла, с грохотом упавшего в собирающуюся лужу и перемешав дождливую воду с черной пленкой машинного масла.
- Не отходи от меня далеко, Раф! – скомандовала лисица, взмахнув окровавленной катаной над головой. Узкое лезвие гневно сверкнуло, отразив ночную тяжесть неба, которое рассекла очередная вспышка молнии. Глубоко вздохнув полной грудью, набирая в легкие свежесть дождливого воздуха, Ниньяра огляделась. – Им нет конца и края!
Воспользовавшись кратковременной передышкой, Раф также остановился и кулаком утер глаза, смахивая увесистые капли с мокрой маски, потерявшей свой изначальный цвет. Ярко-красная расцветка теперь была темно-бурой, мокрой и липкой. Потрепанные концы банданы обволакивали шею, сырыми змеями присасываясь к плечам и панцирю, а морду мутанта уже украшали незначительные порезы, на которые он не обращал внимания.
- Мы порвем футовские хлебалы! – заявил ей в ответ саеносец, разминая затекшую шею. Правда, в его охрипшем голосе сквозило плохо скрываемое сомнение, однако мутант постарался отогнать от себя призрак неуверенности. – Завтра город станет чист от этого провонявшего ненавистью междусобойчика.

Завтра. Если наступит завтра.

Мимо Рафаэля как угорелый проносится Джонс, круша черепа своей бейсбольной битой. Кейси уже порядочно был измазан чужой кровью и заляпан комьями грязи, а жутковатая маска надежно скрывала мрачный взгляд парня и нервозно ходящие желваки.  Однако сопровождающее с каждым его выпадом бодрое  «ГУНГАЛА!», «Получите, мрази!» свидетельствовало о том, что Джонс прекрасно справлялся с не прекращающими атаковать его воинов Саки.
- Отлично, мужик! – подбадривающее крикнул другу Рафаэль, в свою очередь отсекая чью-то конечность с мечом, который целился прямо в сердце саеносца.  – Покажи  этим тварям, чья Фудзияма выше!
Кейси Джонс замирает лишь на мгновение, чтобы сменить окровавленную биту, в которой застряли обломки металла, еще недавно принадлежавшим андроидам, на увесистую клюшку, и, коротко кивнув Рафу, с новыми силами бросается в самый центр смертоносной черной волны, которая тут же сомкнулась за его спиной. Остается только надеяться, что его горячую беспечность надежно поддерживают Ангел и Эйприл, прикрываемые Алопекс и Донателло.
В нескольких метрах позади остервенело месился Микеланджело, расшвыривая хоровод из атакующих его выходцев Клана тяжелой кусаригамой. В мирской жизни веселый и радушный черепашка, добрый как слепой щенок, теперь был похож на бешеного вепря, со злым ревом круша вражеские скелеты и мозги во имя того, кто ему дорог. Чем, впрочем, занимался и сам Рафаэль.  В ушах звенела демоническая музыка от звона лезвий, хруста костей и раскатов грома на фоне усиливающегося шума дождя под яркие вспышки молний. Хаос и смерть царили на этой крыше, и, казалось, этому не будет конца. Сколько уже полегло воинов клана Фут, сколько раздробленных трупов валяется под ногами в кровавом замесе с осколками механических деталей и искрящихся проводов, а им все не было конца. Словно была открыта какая-то дверь, откуда снова и снова приходили приспешники Шреддера, со свежими силами, готовые немедленно кинуться в бой. Чтобы раз и навсегда покончить с надоедливыми рептилиями и их друзьями.
Они в свою очередь просто обязаны были покончить со Шреддером.
У Рафаэля были лишь доли секунды, чтобы свирепо выцепить глазами огромную фигуру, закованную в когтистую, металлическую броню, где-то ближе к противоположному краю крыши в окружении нескольких десятков элитных солдат. Он должен пробиться к нему.

Ведь таков план.

- РАФАЭЛЬ! – Перед мутантом вырастает статная лисица, сверкая льдистыми глазами от переполняющей ее жажды крови.
- Да! Вперед!
И они вдвоем, плечо к плечу, клинок к клинку, бесстрашно бросаются вперед, чувствуя незримое подкрепление в виде небольшого отряда, который составляли Караи, Леонардо и Сплинтер. Их не было видно, но они были рядом и также отчаянно сражались, мало-помалу подступаясь к Ороку Саки. Кровь бурлила во вздутых венах, распаленные мышцы уже украшало множество порезов, ярко-красными полосками смешиваясь с бурыми комьями и запекшейся кровью, по которым нещадно хлестал ливень. Но Рафаэлю было плевать на столь детские царапины. Он четко видел перед собой цель и теперь изо всех сил, пока те не иссякли, старался настичь ее, попутно скашивая встающих на пути убийц.
На какой-то момент Ниньяра, доселе сражающаяся рядом со своим парнем, вдруг исчезла, словно ее поглотил этот хищный, черный кит-убийца Фут, после которого остаются лишь печальные воспоминания. Заметивший отсутствие подруги, черепашка вдруг почувствовал сухой комок в горле. Он тут же остановился и в приступе паники начал  судорожно озираться по сторонам, пытаясь вновь обнаружить свой рыжий пожар, который должен выжигать эту смертоносную заразу.
- Ниньяра! – взревел мутант гулким басом, сливаясь с ударившим по тяжелым тучам раскатом грома. – НИНЬЯРА!
- Я здесь, Раф!
К великому облегчению, девушка обнаружилась в нескольких метрах слева, почти у самого края крыши. Она припала на одно колено в грязную лужу, разъяренно мотая хвостом от распирающего ее бешенства. Напротив нее, сгорбившись в искореженную пирамиду, торчало бездыханное тело в черных одеяниях, насквозь проткнутое катаной куноичи.
Ох! Слава богу, все в порядке. Рафаэль немедленно подскочил к ней.  С силой вытащив свой клинок, лисица неспешно выпрямилась, пытаясь привести сбившееся дыхание в норму.
- Ты не ранена?
- Я в порядке. Не беспокойся, всего лишь пара царапин.
Саеносец с облегчением выдохнул, чувствуя, как взыгравшаяся тревога от самых мрачных ожиданий все же отпускает его горячее сердце.
- Пожалуйста, Умеко, - едва слышно просит он, сжав ее перебинтованную шероховатой тканью ладонь, - не умирай только, ладно?

Зачем нас всегда сберегала судьба,
Для чего укрывала от пуль?
Нашей наградой стала земля -
В братской могиле уснуть.

Рафаэль не знал, сколько прошло времени с того момента, как две волны – одна поменьше, другая значительно больше, - схлестнулись между собой посереди крыши огромного небоскреба. Большая, практически безразмерная черная волна все пыталась начисто стереть с лица земли ту маленькую, которая внезапно дала мощный отпор, изо всех сил сопротивляясь сокрушающему натиску. Ожидал ли Шреддер такой отваги маленького отряда Хамато, где каждый прикрывает спину другого, дает споткнувшемуся другу руку и режет своим оружием за брата? Конечно же ожидал, чай не в первый раз черепашки противостоят ему.
Ороку Саки слыл легендарной жестокостью, от которой бросало в дрожь даже самых закоренелых мафиози Нью-Йорка. Однако его холодный, расчетливый ум, соседствующий с редкостной хитростью, также был хорошо известен всем. Можно было лишь догадываться, что он удумал против панцирных и своего злейшего врага Хамато Йоши, успевшие за все прошлые года основательно подпортить ему жизнь.
Но пока он особо не светился в эпицентре и  не предпринимал никаких явных попыток исхищрений, предпочитая отбиваться от атакующих с помощью живого щита из элитарных воинов. Он будто экономил силы, либо ожидал подходящего момента. Уж что-то, а ждать Саки умел, будто ядовитая змея в кустах.
Ох, не к добру это. Значит, нужно как можно скорее добраться до Шреддера, пока еще не поздно.

Или…

Уже поздно?...

Оглушительный взрыв, внезапно раздавшийся где-то с левой стороны, вдруг заставил содрогнуться всю крышу. Рафаэль даже не сразу понял, где конкретно он прогремел, ибо ожесточенно месился с парой элитарных воинов, которые с особой жестокостью напирали на порядком уставшего саеносца. Они оказались гораздо неумолимее, чем обычные роботы и солдаты, они были готовы шинковать ненавистные пластроны прямо сейчас. Взмыленный мутант вместе с Ниньярой и прорвавшимся к ним на подмогу Леонардо,  ярым танком наступал прямо к тому пятачку, где топтался Шреддер. Троица так увлеклась теснением личной гвардии элитных воинов Фут, что даже не заметила, в какую секунду их главный враг вдруг испарился. Видимо, на это и был расчет Саки. Отвлечь самых сильных из них, чтобы вступить в бой самому.

Вот он и вступил.

Рафаэлю повезло не ослепнуть от вспышки взрыва. С трудом уворачиваясь от рассекающего воздух меча элитарного головореза, он  припал к бетонной поверхности крыши всем телом, будто кто-то сжал невидимую пружину. В эту самую минуту и прогремел столь адский грохот, слившийся с раскатом грома и понесший за собой столп адского пламени. Крыша жарко запылала.
Мутант отчетливо почувствовал, как затылок обожгло стремительно разносившимся огнем, а над головой со свистом пронесся довольно крупный обломок, чудом не задев головы саеносца. Этот обломок спас черепашки жизнь, унеся в  безвестность недобитого воина Фут. 
Случайно вдохнув удушливый запах гари, Рафаэль страшно закашлялся. Так отвратительно он не чувствовал никогда, даже самые дешевые сигареты не были столь омерзительны. А тут по ноздрям проехалось мерзкое зловоние от жженого железа, пластмассы, ткани, и…
И?...
Горелый шашлык?!
Неужели, удалось взорвать хоть часть приспешников Шреддера?
Правда, Рафаэлю не припоминалось, когда это они обговаривали в стратегии использование бомб, но да это сейчас не столь важно. Может, Лео с Донни в последний момент решили так подстраховаться.
Пытаясь восстановить слух путем массирования барабанных перепонок, саеносец поднимается, вернее, подпрыгивает с положения этакой защитной «кочки», задумчиво выпрямляясь во весь рост. Что-то не складывалось. Что?
Он слышал, как где-то далеко, в какой-то другой стране Микеланджело отчаянно звал Кейси перед тем, как шандарахнуло, но даже не мог допустить мысли, насколько там все серьезно. Рафаэль надеялся, что в задних рядах найдут способ приостановить безудержную и молодцеватую отважность Джонса, граничащую с безрассудством. Однако дурное предчувствие вдруг навязчивой змеей заползло в бунтарскую душу саеносца и начало там вкапываться, заставляя того мрачнеть с каждой минутой. Хоть он и не славился провидениями, на "знаки свыше" никогда не полагался. Да и не было их у него. А если даже и случалось ощущение, будто надвигалось нечто, то рационализм Рафа быстро ставил все на свои места. Слишком далек был саеносец от всякого рода предсказаний.

Но не сейчас.

Сердце  гулкими, каменными ударами падало на свою костяную защиту, словно не хотело больше поддерживать боеспособность воина. Чья—то бесчувственная, ледяная лапа сомкнулась на горле мертвой хваткой, ледяными когтями вцепившись в шею и беспощадно давило, заставляя слова застревать прямо в глотке.
Раф рванул было в обратную сторону, чтобы убедиться, что все с его лучшим другом в порядке – это просто Майки его выдернул из толпы, которую скопом покосило взрывной волной. Ну да, куда ты прешь, Джонс?
Последующий за взрывом хоровой крик заставил нехорошо так похолодеть. Донателло, Алопекс  и… Кто там еще кричит? Мона Лиза? Почему они  зовут Майка? Почему они ТАК надрывно зовут Майка, как будто если б он… если бы его… Рафаэль боялся продолжать свою мысль, однако знал, что ему теперь позарез необходимо ТАМ БЫТЬ – щелкнуть по носу младшенького, мол, ну и напугал ты меня, мужик. Пихнуть в плечо Джонса и гнусаво заржать над тем, как хоккеист только что размозжил механическому футовцу голову и теперь выкрикивает хвалебные оды себе, напоминая всем, какой он классный.

А может быть, они просто ранены? Ну ничего, Донни способен работать и на поле боя – быстро и четко приостановить струящуюся кровь из ран. Правда, Донни?
Словом, черепашка собирался сделать все то, что он обычно делал еще во вчерашней жизни.

Рафаэль еще не знал, что эта жизнь ушла безвозвратно, вместе с шумом небесных слез, медленно смывая собой зловонный смрад горелых тел и механизмов. Но тем не менее, напористо пер вперед, подминая под себя вновь одиноко набрасывающихся на него врагов. Майки, Кейси, держитесь, я сейчас…

Что-то заставило воина в красной бандане остановиться. Или кто-то. Прямо перед его глазами белое, вернее, грязно-серое кровавое пятно кружило на небольшом пятачке, вихрем раздирая в клочья лица попадающихся под острые когти приспешников Саки. С трудом саеносец узнает в этом неистовом, полном безумного отчаяния танце, бывшую воительницу Фут, а ныне близкую подругу Микеланджело – Алопекс.
- Ло, что с тобой? Да остановись на минуту! – Изловчившись, Рафаэлю схватывает за ее плечо тяжелой рукой, все же заставив взъерошенную куноичи остановиться буквально в прыжке. В мозолистую ладонь ударяет какое-то нервное вздрагивание песца. Мутант аккуратно разворачивает Ло к себе, которая тяжело дышит, покачивая окровавленными когтями с болтающимися остатками людских тел и обрывки черной ткани. В ее широко распахнутых черно-желтых глазах плескалось кровавое море, наполненное безумием – по крайней мере, Рафаэль не узнавал в этом неистовом сгустке серого меха с запекшейся кровью ту пушистую девушку, имя которой он так долго запоминал, всем назло…
- Майки. Что с Майки? – Черепашка пристально смотрит ей в глаза, пытаясь прочесть там ответ. Ну же, Ло, ты сражалась с ним, ты защищала Кейси, Мону и Ангел вместе с Эйприл и Донни. Так скажи мне, что с ним все в порядке. СКАЖИ МНЕ, АЛОПЕКС! Он сам не заметил, как вернув саи в крепежи на поясе, буквально трясет ее за худенькие плечи, лишь бы песец не хранила гробовое молчание и не смотрела на него с умалишенным выражением застывшей боли…
Но девушка продолжает красноречиво молчать. До Рафа доходит, что теперь точно все.
- И Кейси тоже?... – упавшим голосом шепчет он побелевшими губами, пытаясь продавить мгновенно ставший поперек горла комок. У Рафаэля не было причины не доверять ужасающе безмолвному известию песца, ведь девушка всегда была честна и никогда их не обманывала. Да и  у кого хватит сил сейчас шутить?
Остается лишь выпустить из стальных хваталок несчастную Алопекс, чтобы осознать понимание катастрофы. Его крепкое тело будто парализовало пробежавшими мурашк, которые чертят по коже столь неприятную и липкую дорожку леденящего ужаса.

Нет. Не может быть… Не может быть, что самой веселой черепашки в их команде, шутки которой часто граничили с нарочитым идиотизмом, больше нет. Что Микеланджело медленно, как в недавних кошмарах саеносца, растворился в вечности, словно бесцветная дымка, оставив после себя лишь разбитое воспоминание.

Это мой брат. Ты помнишь, его зовут Рафаэль - вообще грубый и скучный тип если честно. Они все скучные...

Ты всегда любил жизнь во всех ее проявлениях, а она так тебе отплатила…

Как несправедливо.

Следовало бы упасть на колени и вскинуть опаленные жаром беспощадной битвы глаза, вознести к суровому небу окровавленные руки, чтобы отчаянный крик «Не-е-е-е-ет!» ворвался прямо в атмосферу, где бушуют увесистые тучи.
Но несмотря на столь дикое желание уронить оружие в лужи и застыть, сгорбившись под тяжестью печали, Рафаэль быстро пришел в себя. Внезапно навалившееся на него отупение не приглушало скорби, а, наоборот обостряло и подстегивало мигом взыгравшееся бешенство и огромное желание отомстить. МЕСТЬ! МЕСТЬ! МЕСТЬ!

Растянув рот в кривом оскале, Раф выхватывает из крепежей саи. Синхронно крутанув их вокруг указательных пальцев, он до крови сжимает перекрест гард  и принимается бешено озираться по сторонам, ища гигантскую фигуру Ороку Саки.  Обзору страшно мешало разгоревшееся пламя огня, которое не мог потушить дождь, и черный дым, щиплющий в глаза и окончательно снижающий видимость.
Шреддер находился там, где по идее сражались Донни с Моной и две подружки – Ангел и Эйприл. Им однозначно требовалась помощь, ведь никто не мог знать, что еще припасено за пазухой у этого металлического ублюдка.  Рафаэль ускорил шаг, перепрыгивая через человеческие тела и раскуроченных роботов и попутно сокрушая оставшиеся единицы ниндзя Фут, которые еще метались в тылу недобитыми. Прыжок. Еще прыжок. Вот уже совсем близко… Вот уже…

Лучше бы он не бежал сюда. По крайней мере, в широком и неистово любящем сердце Рафаэля Донателло навсегда остался бы живым.

Мне нравится этот план.

Рафаэль замер на полпути, не в силах даже пошевелиться от охватившего его ужаса. Оружие в руках становится таким тяжелым, будто выковано из бетона. Оно готово падать на омывающую дождем землю, но старший мутант даже руки расслабить не в состоянии.
Разве ему могло хоть когда-нибудь прийти в голову, что практически на его глазах Ороку Саки так легко разделается со вторым его братом с помощью его же нагинаты? Это же НЕВОЗМОЖНО! Донни, ты же у нас самый умный, какого гребанного лешего ты дал себя победить? Где твои запасные планы, которые всегда выручали нас из беды? Донни, ты обещал починить мне мотоцикл на неделе… Ты ведь не соврал мне тогда, правда? Ты ведь совсем не умеешь врать… Не умел…

Сознание отказывалось воспринимать кровожадную действительность, которое неумолимо рвало сердце на мелкие лоскуты, сжирая вчерашние дни, где все еще дышали полной грудью.
Раф жалел, отчаянно жалел, что какого-то хитрого лешего он банально не успел добежать до оставленных в тылу ребят, как в более безопасном месте этой вонючей крыши, где уже вовсю хозяйничал апостол Смерти, принявший облик их заклятого врага. Кривая и уродливая, но отчего-то пугающе ласковая улыбка Донателло, адресованная застывшему от шока старшему брату… Через мгновение она угасла навсегда, вместе с блеском умных глаз, цвета отполированной стали.  Тело изобретателя, освободившееся от пронзившей его нагинаты, падает на руки невесть откуда подбежавшей Эйприл. Совершенно не подозревая о нависшей над ней злым роком опасности, она, всхлипывая, гладит бездыханное тело ее гениальное приятеля, словно хочет передать его застывшему сердцу толику своего тепла, своей жизни. А вдруг поможет? А вдруг бывают чудеса? Полными глазами слез, она медленно поворачивается к Рафу… прежде чем, до слуха черепашки доносится характерный, леденящий душу хруст ломающихся костей. Кто бы мог подумать, что столь верный шест со стальным наконечником, столько лет служивший верой и правдой своему хозяину, однажды восстанет против него самого и его друзей. Побелевший Рафаэль даже вскрикнуть не может, пребывая в пространственном шоке, который завладел каждой мышцей бесстрашной черепашки, полностью заключив ее в свои оковы смертельного кошмара.

Похоже, что эту чуму по имени Ороку Саки ничем не остановить.

Прости меня, дорогая Эйприл. Вы надеялись на меня, как на самого сильного воина, и прятались за моей спиной. Я не смог вас защитить. Я не успел…
Злые слезы, граничащие с горем,  душили Рафа, когда он,  обессилено выронив оба сая, наконец, добежал до ушедших навсегда ребят. Со всего размаху черепашка плюхнулся перед ними на колени, брызнув из луж грязными каплями во все стороны, и с ревом принялся отбивать кулаками бетонное покрытие, не обращая внимания на мгновенно образовавшиеся кровоподтеки на ребре ладоней.
Захлебываясь минутой траура, основательно деморализованный Рафаэль ничего не видел вокруг себя. Не видел нависшего  над ним громадным монстром Шреддера, который все еще был неподалеку, готовый порешать и его ослабленный панцирь. Не  заметил  старшего брата Леонардо, внезапно явившегося сквозь пламя. Лидер мгновенно оценил безрадостную обстановку на этом небольшом пятачке – достаточно было взглянуть на мертвые тела брата и друзей, лежавшие практически рядом друг с другом, будто в одной братской могиле. С яростным рыком отбивающий кулаками лужи на бетонном покрытии Рафаэль и появившийся сзади него Шреддер, замахнувший свои длинные когтистые лезвия для смертельного удара. Леонардо пулей бросается прямо на Саки, выставляя вперед боевые ниндзя-то. Он переключает внимание Шреддера  на себя и, уклоняясь и парируя шквал его тяжелых атак, стремительно уводит смертоносного врага сквозь пламя, подальше от охваченного безумной болью саеносца.
- РАФ! – раздался резкий голос лидера откуда-то из-за пожарища. – ОЧНИСЬ, МАТЬ ТВОЮ!
Услышав столь непривычный и грубый тон Лео, Рафаэль вдруг остановил терзание кулаков об бетонированное покрытие и содрогнулся. Раздражительный голос лидера подействовал отрезвляюще. Медленно, но верно в нахмуренных желтых глазах на смену скорби по погибшим братьям зажигается пламя лютой ненависти, которая стремительно разгорается, готовое вырваться наружу. Тряхнув головой, он выпрямляется во весь свой рост, весь дрожа от неконтролируемого бешенства, и быстрым взглядом обозревает площадку. Сквозь полыхающий огонь он замечает поодаль знакомые силуэты. Убить! ПОРВАТЬ! УНИЧТОЖИТЬ!
С очередным раскатом грома, Рафаэль внезапно срывается с места, в одно неуловимое движение подхватив с бетона валявшиеся саи. Обычных воинов Фут, как и андроидов оставалось совсем немного на охваченной огнем площадке, зато теперь вовсю развернулись элитарные ниндзя, которых сдерживали оставшийся отряд. Сам Леонардо противостоял Шреддеру и, несмотря на страшную усталость, успешно отбивался от смертоносных лезвий.  Рафаэль не мог не понимать, что Лео долго не выдержит – враг был слишком опасен. Если он допустит убийство лидера… можно считать эту войну проигранной.
- Держись, Лео! – Саеносец изо всех сил несется на выручку мечнику, перепрыгивая через останки поверженных врагов и роботов, как вдруг, будто в замедленной съемке слоу-мо прямо перед глазами происходит нечто страшное.

Леонардо начал отступать. Он совершил непростительную ошибку и лишился одного из своих ниндзя-то, а Шреддер, воспользовавшись замешательством черепашки, с мощного удара ноги заставляет того прочертить панцирем дорожку по шероховатому покрытию крыши. Лео лежит на спине, но все же пытается встать, как внезапно перед ним возникла черная фигура с маской смерти. Он может лишь смотреть снизу вверх расширенными от ужаса глазами  и приоткрытым ртом, как мускулистая рука с саблевидными лезвиями делает широкий замах, чтобы раз и навсегда покончить еще с одним представителем панцирных. Надо сказать, самым искусным.

Лео понимает, что теперь и ему пришел конец.

- ЛЕ-Е-Е-ЕО! – В последний момент, когда до черепа черепашки в синей маске остаются считанные миллиметры, лезвия стальных лат вдруг лязгают о клинки, которые крест-накрест выставлены прямо над головой мечника. Рафаэль буквально в прыжке, выставив саи вперед, за какие-то доли секунды успевает спасти старшего брата от верной смерти.
- БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, СУЧИЙ ТЫ ПОТРОХ! – вместе с раскатом грома заорал Рафаэль прежде чем броситься на Ороку Саки. Рядом с ним вдруг внезапно материализовалась Алопекс, словно джинн из волшебной лампы. Ее шерсть стояла дыбом, и она не сводила с Саки горящих безумием раскосых глаз, а частокол острых зубов были по-звериному обнажены. Казалось, еще минута, и Ло опустится на четвереньки, чтобы превратиться в дикую и очень кусачую лисицу.
Они оба рванули вперед двумя торпедами. Саи Рафаэля мгновенно скрестились с огромными длинными лезвиями  латных щитков, надежно защищающие руки рослого японца. Шреддер принес в их семью столько несчастья, которую вряд ли бы выдержали обычные люди. Впрочем, это был не человек. Это сам Сатана.

Он мстит. Мстит слаженному семейству Йоши за все оскорбления и проигрыши, нанесшие дерзкими учениками старого крыса. За дочь, которую Сплинтер посмел отобрать у него. У Шреддера почти получилось рассчитаться - что может быть больнее, чем наблюдать за тем, как гибнут его собственные сыновья с их друзьями?
Дикая усталость, бетонным прессом давящая на распаленные мышцы черепашки, тупая боль от многочисленных потерь, которая клокотала в груди, и кипящий фонтан слепящей ненависти сделали свое дело. Раф был страшно деморализован, хоть и наносил страшные, сокрушительные удары по броне Шреддера. Он давно уже потерял контроль над своими действиями.

На первый взгляд в этом воистину безумном поединке сложно было определить, что саями размахивает опытный воин-ниндзя, а не фермер тычет вилами стог сена. Шреддер с легкостью отражал все выпады мутанта и совершал ответные удары, с присущим ему хладнокровием и жестокостью. Точный разворот с ноги с силой отпечатался на израненной щеке саеносца, а последующий за ним удар под дых, на который Раф также не успел среагировать, отбросил черепашку по дуге в сторону.
Пролетев пару метров, Рафаэль шлепнулся мордой прямо в багровую лужу, подняв столп грязных брызг прямо в воздух. Дико хотелось закрыть глаза и валяться пластом, ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Ну, может быть, кроме того, как ливень пытается отмыть зеленую кожу от страшных следов этой кровопролитной войны.
Но Раф никогда не был из тех, кто напяливает на себя тягостное выражение лица под лозунгом «все тлен, я немощь» и сдается, пустив скупые слезы от жалости к самому себе.
Кое-как поднявшись на ноги, он схватил упавшие рядом с ним саи и, собрав свои последние силы, снова бросился в атаку. К нему откуда ни возьмись присоединилась Алопекс, которая кружила неистовым ураганом вокруг Шреддера и значительно усложняла жизнь бронированного узурпатора, вынуждая того отбиваться с обеих сторон одновременно. Алопекс, казалось, даже не приземлялась на землю – она использовала плечи и голову черепашки как трамплин, бешено разрезая воздух длинными острыми когтями, все надеясь выколоть глаза главарю клана Фут. Правда, уж больно непосильная была задача.  Ненавистное лицо очень хорошо скрывалось под рогатым шлемом, и необходимо каким-то образом скинуть с него стальное забрало, чтобы лишить голову Ороку Саки такой надежной защиты.

Трижды гори ты в аду, Ороку Саки!

- ШЛЕМ! АТАКУЙ ЕГО ГРЕБАННЫЙ ШЛЕМ! – вырвалось из глотки вместе со вспышкой молнии, расколовшей небо надвое и несколько ослепив Шреддера. Воспользовавшись его краткосрочным замешательством, миниатюрная куноичи запрыгивает на такой удобный для столь молниеносных атак панцирь и, оттолкнувшись задними лапами, наносит удар с разворотом, целясь прямо в голову. От столь сокрушительного пинка по металлическому подбородку, шлем с лязгом о лисьи когти срывается куда-то вбок и, очертив полукруг, падает в значительном отдалении от своего хозяина.
Рафаэль понимает, что или сейчас, или никогда – другого шанса может и не представиться. Промедление было смерти подобно, поэтому черепашка делает довольно-таки резкий выпад в грудную пластину оружием вперед, и пока Ло хозяйничала в воздушном нападении, юноша вонзает сай между стальными щитками.

Наконец-то!

Ло вместе с Рафаэлем как загипнотизированная наблюдала за доспехом, прикрывающим тело лидера Клана, который мгновенно окрасился в багровые оттенки. Огромный воин чуть пошатнулся, но даже виду не подал, что его ранили.

Страшными глазами он сверлит своей жуткой, искореженной маской глаза двух юных воинов, словно желает их выжечь с земли за то, что посмели взглянуть в обгорелое и фантастично уродливое лицо.
От такого облика саеносцу становится жутко. Если смерть и существует, то она выглядит именно так.

Дальше Рафаэль даже не сразу понял, что произошло.

Одним неуловимым движением Шреддер делает резкий замах, и пара длинных лезвий из локтевых щитков, со свистом разрезает тяжелый воздух прямо перед стоявшими мутантами. Обладающая звериным чутьем и развитой интуицией, Ло тут же припадает к земле и отделывается лишь легким испугом, услышав над головой стальную хлеборезку. Рафаэль в свою очередь тоже отпрыгивает... Отпрыгнуть-то он отпрыгнул.

Слишком длинные лезвия. Слишком неточное уклонение. Слишком много мы потеряли, чтобы потерять еще кого-нибудь.

Пара острых концов, зловеще сверкнув под очередным разрядом молнии, достает до мускулистой шеи, двумя кровавыми полосами перерезав натренированные мышцы. Мощная струя крови залпом рванула наружу, заставив вмиг побелевшего Рафаэля судорожно вцепиться себе в горло обеими ладонями. Саи с безжизненным стуком падают оземь.
- Чт…кхххххххгггхххх…. – Рот мгновенно наполняется багряной жидкостью с терпким железистым вкусом, от которого начинает мутить. Вместо слов жуткие, булькающие звуки, способные свести с ума любого здравомыслящего. Каждый звук отдается такой страшной болью в шее, что даже дышать становится невыносимо.
Ноги подкосились, и Рафаэль рухнул на спину, захлебываясь собственной кровью. Он все еще силится схватить ртом воздух, ведь воздух – это жизнь, правда? Ведь надо всего лишь попробовать остановить кровь – Раф сам много раз видел, как это делает Донни. Ах ты черт, Донни ведь мертв…

Кто подскажет теперь, как перетянуть эту чертову рану? Ведь я еще не договорил. Мне нужно многое сказать тем, кто еще остался и кто обязательно выиграет эту битву. Во имя завтрашнего дня. Во имя тех, кто погиб, защищая своих друзей…

- Ммм…ххххшшш…кххххх… - Порывистый кашель выбрасывает на волю новый фонтан крови, заставляя зеленую рептилию стать белее мела. Забавно, правда? Как легко кожа меняет цвет перед смертью. Как быстро разум покидает сознание, словно кто-то невидимый задувает свечку. Вот и конец истории.

Уже и руки опускаются на землю, не в силах больше сжимать порезы на горле. Кровь все еще льется рекой, огибает мускулистые плечи и собирается в огромную багровую лужу под крепким карапаксом черепашки. Забавная смерть – захлебнуться в собственной крови…
- Раф…
Шелест ее ласковых губ у стремительно остывающего лба не перебьет никакой шум ливня. Ее мягкие ладони дарят последнее тепло стремительно уходящей жизни, пушистый хвост с нежностью обвивает порезанную шею. Даже шлейф ее духов еще ласково щекочет ноздри, напоминая о тех далеких днях счастья, проведенных наедине друг с другом. Любовь моя.
Я устал, Умеко. Я страшно устал. Помоги мне покончить с этим кошмаром…

- Отдыхай, милый… Тебе пора поспать…

До его ушей доносится тихие слова колыбельной. Одеревеневшие губы трогает слабая полуулыбка, и он понимает, что теперь снова будет спать без страшных снов. Тяжелые веки смыкают глаза, которые всегда напоминали жгучее солнце.
Погасшее солнце.

Отредактировано Raphael (2016-04-14 12:39:47)

+2


Вы здесь » TMNT: ShellShock » Заброшенные игровые эпизоды » [А] In the End (Immortals) [18+]