I don't belong here
Not in this atmosphere
Goodbye, goodbye, goodbye

  Старые грехи требуют постоянного искупления. Слезами, кровью... скорбящей душой? Никто не знал, даже и представить себе не мог, насколько глубоки могут быть переживания, когда на лицо все признаки ледяного спокойствия и уверенности, не оставляющей никаких сомнений - она знает что делает и ничего не боится. Это иллюзия, причем устоявшаяся годами, привычная и отточенная, не имеющая ни малейшей лазейки что могла бы ее рассеять и явить то, что происходило в душе. Нет, она не фальшивила, не улыбалась вымученно, не строила из себя обиженную судьбой девчонку которая вынуждена быть сильной. Пф, зачем ей этот спектакль? Она просто была сильной. И она знала себе цену.
Теперь так точно.
Это действительно старые грехи - если бы она могла вовремя остановиться, если бы она захотела понять и усомнилась в правильности своих решений, и решений собственного хозяина, ей бы не пришлось сейчас этого делать.
Терзать себя.
Но она уже стала тем, кем стала. Чистоту и невинность ей не вернуть, держать в руках клинок не разучиться, да и характер на отметку "добро" не переправишь, и оставаться ей убийцей и асассином до конца дней своих. С одной стороны это конечно печалило - вереница загубленных судеб, первая жертва с ее угасающим взглядом и кровавой пеной изо рта, насаженная на ее катану, жизни женщин и детей, которые так или иначе были прерваны с ее помощью. Умоляющие взгляды, или отчаянная решимость противостоять ей, безжалостной наемнице - этого нельзя забыть, ее раскаяние, каким бы оно не было глубоким не вернет несчастных и не обратит время вспять. С другой... Ее руками были очищены города от чванливых и не менее жестоких чем она сама людей, бесчестных, заплывших жиром или собственной гордостью. Слепцы, глупцы, эгоисты - этими смертями она была горда, от этого была польза, причем не малая. Она не была тем кто имеет власть вершить подобное правосудие - но Ниньяра никогда не спрашивала ни у кого разрешения на то, чтобы что-нибудь сделать. Ни у кого. Кроме Мастера. И этот день все же настал, она нарушила свой обычный устав.
Хотя она нарушила его еще в ту дождливую ночь, в Нью-Йорке, когда ей захотелось сойти с намеченной дорожки, как в той истории про маленькую девочку Красную Шапочку, изменить скучную жизни. Тогда она встретила своего Волка.

И этот Волк оказался привлекательнее и интереснее приевшейся бабушки в чепце.

Неукротимый, дикий, которого хотелось приучить, один такой в своей теплой стае, где и так каждый ее член был по своему уникален.

До этой встречи мир казался слишком однообразным, одинаковым и предсказуемым. Она все знала наперед. Даже сойдя на свою землю, ступив под своды храма наполненного благовониями и опустившись на колени перед чинно восседающем на приступке, на расстеленном по глянцевому каменному полу ковре, она знала, что скажет ей Мастер. Знала, как он поморщиться, вяло взмахнет рукой, отворачиваясь, как возьмет кинжал и произнеся обличающее слово "позор", полоснет заточенным лезвием по обнаженным плечам бывшей ученицы, выразив тем самым свое глубочайшее презрение. И как укажет костлявым пальцем покрытым вытертой местами блеклой, сероватой шерстью в сторону прохода промеж высоких колонн.
Зато что теперь делать, что ее ждет, она и понятия не имела. Как раньше все было предельно просто, и, как ни странно, не приходилось особо задумываться ни о чем. Ныне такая потерянная, без целей, зато с своими собственными желаниями. Ее остров, ее дом уже давно стал для нее чужим и не слишком доброжелательным. Казалось даже брат робел в ее присутствии, и Умеко его не винила - на его месте, она бы тоже боялась, зная, кем  стало ее единственное родное существо, прячущее за пазухой целый арсенал. Он не презирал и не отворачивался от запутавшейся в себе сестры, но у него своя жизнь, и девушке бы пора подумать о том же. Если ее конечно ждут и ее волк воет на луну, вспоминая свою Красную Шапочку.

Она сидит на берегу, перед бескрайними морскими просторами, окутанными клубящимися туманами, похожими по густоте на молоко сквозь которое едва проглядывают последние лучи заходящего солнца, опустив ступни в прохладную воду, наслаждаясь ветрами, дующими в лицо, смачивая оторванный от своего церемониального одеяния кусок белой ткани и аккуратно обтирая свежие, сочащиеся кровью раны на собственных плечах. Морская соль неприятно пощипывает открытую плоть, однако лисице нравится это несколько... некомфортное ощущение. Оно помогает ей сосредоточится, ее собственный, жесткий, болезненный способ медитации. Успокоить непрерывное мельтешение мыслей и сосредоточиться на ощущении, которое, спустя время так же пропадает, растворяется в пустоте, которая вакуумом обступает куноичи. В эти мгновения Ниньяра не чувствует ни земли под собой, ни ветра, ее не беспокоит ни дождь, ни палящее солнце - в этой вселенской пустоте слышен лишь стук своего сердца. Шелестящая вода с пенными барашками оседающими на темной, рыжевато-бурой шерсти окрашиваются в бледно-розовый цвет, покуда куноичи с каким-то бездушным безмолвием выжимает тряпицу прямо в плещущиеся у ее ног волны. Завтра она опять покинет родную землю, и на этот раз неизвестно, когда еще она сюда вернется, да и вернется ли. Достаточно. Хватит.
Она перевязывает свои раны, косо и небрежно, с кривым узлом, тем самым смятым и потемневшим обрывком, натягивает валяющуюся тут же на песке рубашку, заворачивая рукава и заученным жестом не глядя застегивая одной рукой пуговицы на груди.
Ей пора идти дальше.
Густая кровь отхлынула с берегов, уносимая течением - за пределами этого кисельного тумана кипела жизнь и бушевали краски заката, и окровавленная вода терялась в отражении заходящего за горизонт солнца, тогда как сейчас этот размытый розовый казался в заливе чуть ли не единственным ярким пятном среди обыденности.
Серой и безвкусной.

Started with a kick and a punch
A claw to the face
And I was in the race
I was in the race, yeah

А этот город горел множеством огней, отражающихся в раскосых, васильково-синих глазах гостьи. Даже темные доки, по которым вышагивала темная фигура в плаще, казались куда красочней, грязные и обшарпанные с непонятными затейливыми надписями выведенными при помощи балончиков с краской, чем зеленые луга с полевыми цветами в изобилии раскинувшимися на острове лис. Не то что бы куноичи мнила себя знатоком красоты, но ее однозначно забавляли эти надписи на обшарпанных контейнерах, и она с искренним любопытством вчитывалась в слова, не выражая при этом на своей остроносой физиономии ничего, кроме сдержанного интереса. Один легкий прыжок на несколько поставленных друг на друга металлических коробов, и лисица довольно быстро преодолевает намеченный ею до автострады путь, пользуясь всем, что попадалось ей на пути, включая  заржавевший кран, старый грузовик, башню из бочек уходящую чуть ли не в небо, молчаливо прыгая по этим шатким, или же наоборот, приросшим к своему месту конструкциям, чтобы в итоге бесшумно приземлиться на корточках на раму забора из рабицы. Сетка глухо загремела, когда ворота чуть качнулись под весом балансирующей на них девушки. Чтобы не производить лишнего шума, девица сразу же спрыгнула, оттолкнувшись сильными ногами и все так же тихо, словно тень, метнулась к ближайшему нагромождению мусора, которого тут было по всей территории столько же, сколько на городской свалке, например. Прижавшись стеной к прохладной, кирпичной стенке, Ниньяра прислушалась, настороженно дернув длинным, заостренным ухом, и посмотрела вверх. Прямо за углом начиналась широкая трасса, из темной подворотни едва можно было разглядеть отблески фар проносящихся мимо автомобилей.
Теперь она здесь, в городе. В двух шагах от ближайшего канализационного люка и при помощи нехитрых расчетов могла бы добраться до знакомого ей места, тщательно скрытого от посторонних глаз. Но нужно ли это делать?

Что она вообще хотела найти здесь? Нахлебница и приживалка, разве не так?

Она едва заметно щуриться на собственные мысли, и только.
Ей не нужны неприятности, да и черепашкам тоже. Мастер отпустил, изгнал свою подопечную, дал ей вольную и теперь у Ниньяры не было ни крова, ни целей в жизни. Конечно она хотела встретиться с юными мутантами, увидеть Рафаэля и поговорить с ним, наверняка у милого накопилась куча вопросов по поводу ее внезапного исчезновения. Но ее внутренний голос настойчиво твердил куноичи, что ее внезапное возвращение будет неверным шагом и лишь усугубит проблему ее существования. Ей нужно найти прежде всего место, где она бы могла приносить пользу, кроме того, должность, оплачиваемую вакансию. Ей надо было на что-то жить.
Она убийца и вор. Пускай без должной документации подтверждающей ее мастерство, она пробьется, хоть наглядно, рискуя, но ей нужно утвердиться в этом городе.
Она должна стать своей.
И об этом ее приятелям и подругам знать совершенно не обязательно.
Глухой, сожалеющий вздох ознаменовал принятое ею решение, и куноичи поворачивается спиной к проезжей части, оставив свое желание спуститься в недра лабиринта канализации позади, сосредоточившись на новой, намеченной для себя цели - поиска тех, кто мог бы а) оплатить услуги, и б) не был подмят загребущей лапой Клана Шреддера. Теперь Футы были не просто "неудавшейся попыткой союза" для Умеко, они были врагами, которые наверняка будут повязаны с Мастером Чин Ханом, а он непременно захочет ее смерти, уж коли непокорная вновь замаячит у него на пути. У кого спрашивать? У местного отрепья конечно. Которое шныряет везде и знает все - эти шпионы во всех странах совершенно одинаковы и при виде обнаженной катаны будут в лужах валяться вымаливая пощады и выдав все, что помнят и не помнят.
Но прежде она хотела посетить одно запоминающееся местечко.
И нет, оно не было из числа знаменитых достопримечательностей Большого Яблока, но тем не менее эта ничем не примечательная площадка, с которой открывался потрясающий вид была ей дорога, хотя бы потому, что это место ей показал Рафаэль.
Вернее они нашли его вместе...

К счастью она оказалась не так далеко - пробежкой по крышам это займет минут пятнадцать двадцать.
Без лишних раздумий Ниньяра в два прыжка взметнулась по пожарной лестнице, слегка поморщившись от слабого укола в еще не до конца зажившем плече, и плавно раскачавшись перекинула свое тело на площадку высотки, тут же сорвавшись с места темно-рыжей кометой, взмахнув пышным, взлохмаченным хвостом.
А вот и знакомая вышка,  за которой фоново возвышается вдали огромная фигура с воздетым к небу каменным факелом. Что она намеревалась найти здесь? Да ничего, воспоминания, приятные, греющие одинокое сердце девушки, которой придется еще неизвестно сколько времени неприкаянной душой скитаться по всему городу. Она просто хотела подумать в гордом одиночестве, глядя на закат, пока он не спрятался за мрачно столпившимися клубящимися облаками, грозившими мегполису проливным дождем. И ведь зябко. Притормозив и не меняя равнодушно-спокойного выражения лисьей морадшки, кутаясь в длинный кожаный плащ, приподняв воротник, приготовившись с достоинством встретить непокорную стихию, Ниньяра подняла голову... и застыла, придерживая края мятого воротника обеими руками, настороженно уставившись в широкоплечий, темный силуэт, теперь четко выделяющийся на фоне последних солнечных лучей, а в багровых вспышках засыпающего светила она отчетливо разглядела кроваво-красные ленты, которые яростно трепал ветер, до этого лохмативший значительно укороченную прическу девушки, растрепав косую челку.
Она знала, что возможно, она увидит саеносца, хоть и не покажет ему свое присутствие, издали, незаметно, скрытно, будет следить за братьями, просто чтобы увидеть его и убедиться, что все в порядке.
Но он был здесь.
На их месте.

Стоял к ней спиной устремив задумчивый взгляд вдаль, пускя облачка едкого, пахучего дыма - этот запах сигарет Ниньяра узнала бы где угодно, и хотя она была пока что довольно далеко, чуткий черный нос без особого труда различил в свежем, сыром воздухе ядреные нотки сигаретного дыма.

Она двинулась вперед крадучись, осторожно, помахивая полосатой метелкой хвоста. Похожая на кошку, игривую хищницу заметившую впереди жертву, свою законную добычу. В равнодушных, холодных лисьих глазах вспыхивают огоньки искренней радости от встречи и порывистого желания подскочить к молчаливому, угрюмому, одиноко провожающему закат подростку и порывисто его обнять, уткнувшись лбом в его мускулистое плечо. И замирает в нерешительности буквально в паре метров от юноши - даже если бы Рафаэль хотел и был готов к ее приходу, он не услышал бы ее шагов и не заметил присутствия юной куноичи в паре метров от себя, даже если бы она и не думала скрываться. Она размышляла.
Рядом не было особо ничего, что позволило бы ей спрятаться, обернись парень, не важно зачем, выход один, если она хотела придерживаться намеченного плана и не контактировать со старыми друзьями, она обязана оставить его здесь. Одиноко и задумчивого, в той же позе и с теми же мыслями, с которыми она, Умеко, должна была здесь стоять. Будет ли лучше оставить его в неведении Ниньяра не знала.
Все, что касалось ее Волка тонуло в неизвестности и девушка не могла, как обычно, расписать все события наперед. Эта непредсказуемость... Как же она влекла к себе. Под его кожанкой не видно панциря, но как ей хочется к нему прикоснуться. К этой шершавой, покрытой ложбинками знакомых шрамов поверхности и сосчитать все многоугольники. Пятьдесят процентов своих первых, по настоящему страшных боевых ранений он получил при ней, и Умеко помнила их... все до единой. И ту длинную полосу от когтя мутанта-гиганта, изуродовавшего ему лицо. Обернись, дай она посмотрит на этот шрам.
К черту план. Все изменилось...
Запустив пальцы в карман, лиса ловким движением извлекла на свет тонкую, белую сигарету, с едва заметно слабой усмешкой сделав еще один шаг перед.
- Эй, дружок, не дашь прикурить? - Тихо поинтересовалась девушка, стоя на достаточном расстоянии, чтобы не получить ненароком саем в глаз. Может он и не слышал ее, но реакция у паренька будь здоров... - Привет котенок.

I'm sick of running
Sick of running
Sick of running
The human race
The human race

I know you don't believe a word I say
When I tell you someday everything will be just fine
So until then I will continue to cradle your head
And help you get to sleep every night
I will sing you distorted lullabies

- Разумеется вернулась, - Ее голос звучит несколько снисходительно и отчасти иронично. Неужели он правда думал, что Ниньяра просто взяла, и ушла раз и навсегда, оставив его и всех вместе с ним? Косой взгляд во встревоженные,  охристо-желтые в свете заходящего солнца глаза. Он может быть сколько угодно неприступным, выставившим свои невидимые иглы словно большой, надутый ежик, но все же подросток ничего не мог сделать со своими глазами, в полной мере отражающими состояние его души. Испуганным она его видела чаще, чем по действительно разозленным. Он столько раз был напуган за жизни братьев, за свою семью, и так тщательно пытался это скрыть за маской агрессии, что лисице давненько хотелось полюбопытствовать у него - бываешь ли ты по настоящему злым, зайка? Куноичи думала, что ее вспыльчивый друг разозлиться на нее, за ее внезапное исчезновение, но в этот раз он даже не сделал свою любимую, очаровательную, недовольную мину. - "Кажется ты и правда скучал," - Во всяком случае в черных, бездонных зрачках в золотистой окантовке радужки плясали огоньки неподдельной радости, которую подросток и не пытался скрывать, но даже видя это, настоящее счастье, согревающее ее истерзанную сомнениями и переживаниями душу, Умеко все еще казалась неуверенной.
Но должен был он ее видеть сейчас здесь, или нет, не имело уже никакого смысла и она ничего не могла изменить. Поздно. Она раскрыла ему свое присутствие и уже  просто поздно думать о правильности своего решения, выбор сделан, и теперь мутант крадучись двигался к ней, не отводя глаз и доставая зажигалку. Его шаг был таким осторожным и боязливым, словно он опасался, что лисица вздумает вспугнутой ланью отскочить прочь и умчаться в закат широкими прыжками. Но Ниньяра лишь спокойно дожидалась, когда черепашка приблизиться к ней вплотную, и чуть наклонилась вперед, придерживая зажатую в зубах сигарету двумя пальцами, еще немного подождав когда ее кончик зачадиться при соприкосновении со вздрагивающим огоньком в зажигалке и тонкая, прозрачная струя дыма устремиться вверх. Глубоко затянувшись, наполнив легкие сладковатым, едким дымом, имеющим едва ощутимый привкус эвкалипта, прежде чем выдохнуть, она прикрыла глаза и выпрямилась, наслаждаясь этим необычным ощущением и вкусом табака, как-то упустив из виду тот момент, когда широкая, грубая лапища осторожно прикоснулась к ее коротким, глянцевым прядям, плавно скользнув кончиками пальцев по загнутым, прижатым к ее щеке волосам едва не захватив их в руку.
Он привык к ее длинным локонам.
На остроносой, гладкой мордахе расплывается теплая ухмылка от его прикосновений, а заостренные уши, до этого нервозно стоявшие торчком, бдительно прислушиваясь к любому стороннему звуку, расслабленно опустились вниз, указывая на то, что их хозяйка наконец прекратила нервничать, просто успокоившись рядом с тем, кто мог бы в случае любой опасности ее защитить. Кто мог помочь ей обрести столь желаемый покой.

Правда это блаженное состояние продлилось не долго - ладонь саеносца спустилась прямо на ее туго перебинтованное под плащом плечо, с еще не до конца зажившей раной нанесенной ею мастером, - Рафаэль, - Тихо, предупреждающе произнесла она, чувствуя с какой силой он его сжимает. Боль была резкой, сильной, но Ниньяра не была бы той, кем все ее считали, если бы позволила себе ойкнуть, пискнуть, или по-девчачьи завопить: ОЙ ЛАПЫ УБРАЛ! Она просто молча поджала губы и чуть нахмурилась, намереваясь сделать широкий шаг в сторону. Впрочем опять же, было поздно, парень и сам увидел, что натворил.

С каким ужасом он смотрел на свою окровавленную ладонь, в то время как куноичи молча отошла к бордюру, положив на него тлеющую сигарету и с тем же молчаливым видом занялась собой, рассматривая открывшуюся рану, склонив голову на бок. Та пропитала багровой жидкостью перевязку, расплывшись по нему уродливым пятном - это куноичи не без труда  разглядела, расстегнув молнию на груди и приспустив рукав плаща. По хорошему ей нужно было зашить глубокий порез, но к сожалению Ниньяра не уделила этому должного внимания. Ладно. С глухим вздохом оставив кровоточащее плечо в покое, Умеко с невозмутимым видом приподняла подбородок закрыв глаза, застегивая молнию плаща по самое горлышко. И тут же широко распахнула их поддавшись единовременному гневному порыву юному мутанта, ощутив его цепкую хватку на собственном запястье.
Она хотела увидеть его настоящую ярость и желания, как известно, имеют привычку сбываться. Таким обозленным  она его еще не видела. В янтарных глазах так и плескалась злость на неизвестных ему противников, которые посмели ранить его подругу, и лисице определенно безумно нравился этот пылающий в злобно сощуренных огромных глазищах юноши огонь, который по сути и манил ее к себе, как свечка манит глупого ночного мотылька. Но лиса разумнее любой ночной бабочки, и не позволит себе просто так сгореть в этом страстном пламени, бушующем под жесткими, костяными пластинами на груди юноши. - Рафаэль, - Мягко повторяет она, надеясь, что ее голос, ее тон с каким бы обращался укротитель к беснующемуся тигру, угомонят обозленного монстрика, - Это... - Она замолкает, ощущая его ненавязчивые, неуверенные объятия - такие неожиданно осторожные, даже нежные в опасении потревожить раны, что она невольно затаила дыхание. Удивленно и покорно приняв в ладони шлем, Ниньяра несколько озадаченно чуть сильнее чем стоило бы сжимает его в руках, неловко оцарапав выпуклую глянцевую поверхность когтями. Заметив одну из длинных царапин, девушка не говоря ни слова отложила аксессуар на краешек каменного парапета и присела , сложив руки на груди и тоскливо глядя на расплывчатый силуэт горделиво возвышающейся посреди залива статуи, воздевающей руку с факелом к темным небесам. Моя рыжая... Она давно хотела услышать это от него.
Парень никогда и ни при каких обстоятельствах не называл ее своей.

- Я... я не могу Раф, - Серьезно откликнулась она, чуть сильнее сжав собственные плечи и не глядя в лицо стоявшему всего в паре метров черепашке, - Не могу вернутся. - Добавила Ниньяра, медленно обернувшись и приметив с каким непередаваемым выражением уставился на нее сверху вниз подросток. Он явно не хотел отпускать новообретенную девушку, и уж точно не желал слышать о ее отказе.
Плечо болело, это так, края раны покалывали соприкасаясь с шершавыми, растрепанными бинтами, но куноичи совершенно точно знала, что пока ей путь обратно заказан. Были незавершенные дела, которые она должна, нет, обязана закончить. - Милый, - Ее неестественно скупая улыбка становится чуточку мягче, шире, она поднимает глаза и ее пышный, длинный хвост, до этого момента покоившийся рядышком с девушкой на приступке, шевельнулся и осторожно обхватил мускулистую фигуру ошарашенного ответом Умеко Рафаэля, фактически утопив всю нижнюю часть подростка начиная от пояса в пышном меху лисицы; таким нежным и пушистым на ощупь, - Сейчас не могу. Я пришла сюда, чтобы вспомнить. Вспомнить о нас с тобой после всего, что я пережила. Эти раны, - она снова опустила замочек молнии чуть ниже и оттянула ворот демонстрируя жутковатый на вид багрянец украшающий ее плечи, - ...мне нанес тот, кого ни тебе, ни мне, ни твоим братьям не одолеть. Даже твой учитель вряд ли с ним справится, - Негромко и монотонно проговорила лиса, уставясь прямо в глаза застывшему саеносцу. - Ты знаешь, кто я. Не уговаривай Рафаэль. И уверяю тебя, не стоит требовать от меня того, чего я не могу сделать. Сейчас я не могу снова появится в вашем убежище. Позже, не сейчас... Я... Я даже не должна была... - Она глухо кашлянула, прервавшись и опустив взгляд, выискивая уже должно быть давно потухшую сигаретку. Отыскав ее, Умеко незамедлительно подхватила оную, приблизив к собственным губам. Слава богу та была еще вполне сносной, - Кстати о Доне, как он, как его подружка? - Бесшумно вобрав в себя новую порцию сладковатого дыма, куноичи слабо дернула ухом. Плечо все еще болело, - Как твоя семья? - одно касание длинного ногтя у основания сигареты и Ниньяра  оставила на асфальтовой площадке под своими ногами горку пепла, - Как ты сам?

I will never give up on you
I see the real you
Even if you don't

Прозвучало как укор.
Хотя, впрочем, почему же "как"? Рафаэль в самом деле укорял свою чрезмерно скрытную пушистую подругу за ее секреты, которые стояли ему нервов. Она ушла, внезапно, не сказав ничего, оставив какой-то дряной клочок бумаги - еще бы тут не возмутиться. Так что да, она понимала резкие и обиженные слова подростка прозвучавшие типа как: "смотри, что ты со мной сделала!". В классических традициях воспитания настоящего, бесстрастного воина, юная куноичи должна была полностью отдать себя услужению своему клану и для этого требовалось соблюдение трех нерушимых правил:
Первое - не ненавидеть.
Ненависть мешала концентрации и рушила дисциплинарные рамки, вынуждая асассина раз за разом проваливать миссии и подставлять себя под удар, просто потому, что голова забита лишь личной вендеттой. А так же это подрывало преданность воина своему сэнсею, поскольку наставник никогда не занимался личной жизнью своих учеников и не собирался им помогать в подобных начинаниях. Ненависть запрещена.
Второе - не любить.
Некоторая привязанность к оставленным членам семьи допускалась, но не поощрялась. Подобные слабости сулили много проблем, и к подопечным Чин Хана имеющим некоторые родственные связи, которых приходилось периодически "отпускать" к женам, детям, родителям, сестрам и братьям, относились более внимательно, не поскупившись нагружать убийц ниндзя сверх меры. Таким обычно доставались самые опасные задания, которые либо закаляли характер в железе и огне, либо просто уничтожали эти "слабые звенья" для того, чтобы появились более сильные. Любовь между мужчиной и женщиной, являйся хоть кто-то из них частью клана, была под строжайшим запретом и каралась изгнанием, если не смертью.
И третье - не сожалеть.
Жалость, раскаяние, уколы совести - у воина тени их быть вообще не должно. Они убивают других, а если у тебя есть внутренний голос, который твердит своему хозяину, что так делать нельзя, не хорошо - здесь тебе делать нечего. Рука не дрогнет, глаз не закроется, нога не отступит назад - таков их своеобразный девиз. Кроме того, нельзя сожалеть о прошлом. Прошлое мертво, для ниндзя существовало только "сейчас".

Странно, что она так легко, разом, одним лишь мановением хвоста, просто взяла и нарушила все три завета.

I do
I do

Заостренные черные уши опускаются вниз, теряясь в темно-каштановых прядях, - Прости. - Глухо пробормотала лисица, снова поднеся ставшую заметно короче сигарету ко рту, сделав глубокую, долгую затяжку. Извинения такие же скупые, как обычно и у саеносца. Впрочем, за что ей извиняться? За то, что она оберегает его от опасности куда большей, чем наивный мутант может себе представить?
Раздраженно передернув плечами, позабыв об открывшихся ранах, те не замедлили о себе напомнить потревожив девушку резким, до крайности неприятным уколом чуть ниже ключиц. Наверное не стоило здесь сидеть и чадить на весь Нью-Йорк, стреляя у парня сигарету за сигаретой, при этом заливая крышу собственной кровью. Рану следует еще раз обработать и зашить получше. Колечко едкого дыма растворяется о широкое бедро грузно протопавшего мимо задумавшейся Ниньяры подростка. Только сейчас Умеко заметила, что вот уже как минуты две Рафаэль слонопотамом меряет шагами асфальтовую площадку из одного угла в другой. Юноша уже успел закурить, следуя дурному примеру пушистой товарки, и теперь с краснеющего конца его сигареты, мятым окурком торчащим в уголке рта, к небу взлетает витиеватое облако, которое тут же разлеталось от столкновения с тяжелым черепашьим телом. В отличие от своего приятеля, раненая лисица вела себя странно спокойно, со сдержанным любопытством наблюдая за его нервным мельтешением, лишь изредка меняя позу затекших ног, да поправив свисающий с парапета полосатый хвост. А что она могла ему сказать? Да даже объяснить, собственно, толком не могла, зачем покидала город, и откуда у нее столь безобразная, свежая рана. Действительно, Рафаэль даже десятой доли о ней не знает. А рассказать все как есть идея соблазнительная - да только как он потом посмотрит на нее? Слишком долгая история и слишком много загубленных жизней. Может настанет еще то время, когда она сможет легко поделиться этим и не почувствовать стыда.
Но не сегодня. Пожалуй... Нет.

Девушка снова безэмоционально роняет себе под ноги сероватый пепел, и было подносит крохотную сигарету, почти выкуренную ею под ноль к губам, но так и не успевает это сделать - рука замерла где-то на половине пути, едва Ниньяра услышала резкое обращение обладателя красной маски. Опущенные ресницы дрогнули и вяло поползли вверх, чтобы их обладательница могла увидеть искаженное гневом лицо саеносца. Послушно отложив окурок, лисица заинтересованно, мол, я вас слушаю, сцепила руки замочком, закинув их на острое колено, взирая на юношу снизу вверх, все с той же бесстрастной, внимательной холодностью. Она умела слушать. - – Рано или поздно эта встреча закончится, и мы должны будем разлететься в разные стороны. Я не спрашиваю, куда ты собралась идти ночевать и вышивать на себе крестиком рану, потому что ты все равно мне не скажешь. - Ухо окаменевшей величественным изваянием лисицы нервозно дернулось. Да, это так, и не стоит об этом напоминать, в конце-концов она вроде как вполне доходчиво объяснила, что черепашке просто следует немножко остыть, собраться и подождать ее. Она будет в городе, они могут встречаться, им ничто не мешает видеться... да хотя бы здесь. Взгляд васильковых глаз бегло пробежался по неприглядным каменным плитам окружавшим их, и снова застыл на серьезной, деловой мине мутанта. Как то он больно решительно настроен.
Что он собрался делать?
- Я просто собираюсь идти с тобой. И только попробуй снова оставить меня. - Округлив до сего времени расслабленно прикрытые темными веками глаза, Ниньяра податливо оказалась в объятиях саеносца, даже не поняв, в какой собственно момент ее оторвали от ее скромной "лавочки" и этак грубовато облапили, прижав к исцарапанному  пластрону. Широкая, жесткая ладонь Рафаэля плотно стискивает покрытую темно-бурой шерстью кисть лисицы, не давая ей ни вырваться, ни убежать. В общем скрепил слова действиями - как мило. Как она скучала по этой простой, незатейливой грубоватости, когда за словами и жестами не скрывается никакого другого смысла. И как от нее отвыкла.

Умеко не стала ставить лапы прямо, чтобы встать рядом с саеносцем и оставить у него в руках лишь собственную ладонь - подобная позиция показалась ей весьма интересной, и менять ее отчаянно не хотелось. Так что она не стала лишать себя этого маленького удовольствия, сполна насладившись силой поддерживающего ее мутанта. А так же откровенно залюбовалась близостью вздувшихся под курткой внушительных мускулов, к сожалению которых видны лишь слабые очертания. Остроносую лисью мордаху украсила игривая ухмылка, - В самом деле? - Приблизившись к физиономии мутанта настолько близко, что тому, сколь бы он не был занят мыслями о том, чтобы не выпустить свою только вернувшуюся пташку, стало не по себе. Это было хорошо видно, поскольку, как на грязновато-зеленых щеках медленно пошел характерный румянец, по цвету постепенно сравнявшийся с его банданой. - То есть ты хочешь сам "вышивать на мне крестиком рану", я правильно поняла? - Ее губы осторожно, ненавязчиво касаются его собственных, пока еще неуловимо, не заметно - как умеет настоящий ниндзя, сделать так, что его жертва даже не понимает, что была атакована. Кажется ошарашенно вытаращившийся на нее бедный Раф даже не понял, что ему только что подарили короткий, но довольно теплый и ласковый поцелуй. Свободная ладонь Ниньяры легла на костистую грудь мутанта, выглядывающую под кожанкой нараспашку.

- Спасибо. - Отстранившись коротко добавляет к своим действиям лисица, плавно проведя рукой по шероховатым пластинам и аккуратно забирает у остолбеневшего подростка свою руку, выпрямившись рядом с коренастым парнем, качнув пышной метелкой хвоста. Дав ему обдумать только что произошедшее, Ниньяра выждала немного времени, не отводя взгляда от пунцовеющей черепашьей физиономии. Как и сам весь... жесткий, угловатый, твердый, губы мутанта были потрескавшиеся, обветренные и грубые. И тем не менее в этом была своя сладость поцелуя, потому что ей отчаянно хотелось сделать их мягче.
Наверное ей давно стоило сделать такой шаг навстречу.
А может и нет, ведь тогда было-бы гораздо больнее?

- Хорошо. - Наконец согласилась лиса, решив не заострять больше внимания на том, что только-что случилось между ними. Если Рафаэль захочет, он сам ей об этом напомнит. Это слишком сложная тема, а плечо начинало нещадно ныть, не давая вообще ни на чем сосредоточиться. Тревожно коснувшись того места, где под тканью плаща скрывалась открытая, кровоточащая плоть, куноичи напряженно нахмурилась, - Я вернулась только сегодня, честно говоря, я понятия пока что не имею, где смогу переночевать. Одно я знаю точно - мне нельзя к вам. Пока я сама не удостоверюсь в том, что тебе и братьям рядом со мной безопасно, ты не должен никому обо мне рассказывать. Если ты не хочешь новых проблем для своей семьи... Пожалуйста, Раф. - Она поворачивается к нему спиной, устремив глаза на разукрашенную искусственным освещением статую напротив дома, на котором притаилась парочка, - Хочешь быть смелым - будь им. Хочешь защищать  и сопровождать меня - я не против. Я твоя рыжая, но неприятностей твоему клану не хочу. Надеюсь ты со мной согласен, ведь в противном случае, - она иронично покосилась на замершего поблизости подростка, так взмахнув пышным хвостом, что едва не дала ему им по морде, - Ты же понимаешь, что тебе меня не удержать?

And I'll show you the road to follow
I'll keep you safe 'till tomorrow
I'll pull you away from sorrow
I see the real you
Even if you don't,
I do

Как мало оказывается нужно было чтобы мутант почувствовал, что действительно ценит ее общество и хочет чтобы  эта пушистая, остроносая барышня была вместе с ним. Всего лишь пропасть на пару недель.

Лиса поворачивает голову, проследив взглядом за широкой, трехпалой ладонью, на этот раз странно, непривычно осторожно касающейся приоткрывшейся кровоточащей раны на вздернутом плече мутанималки. Пожалуй, Рафаэль единственный, кто может вот так вот безнаказанно причинять девушке боль своими прикосновение - будь это едва ощутимое касание пальцев к царапинам и порезам во множестве покрывающим ее тело, или сильная хватка на запястьях. Ей даже нравилось это - привкус боли всегда казался привлекательным любому воину, так приучали каждого бойца на тренировках, но когда это причиняет любимое существо, невольно и необдуманно, совсем не нарочно это казалось так и вовсе по своему интересным. Она всегда уважала силу. Рафаэль с его горячим и беспокойным нравом был для повидавшей мир лисицы, видевшей множество его граней и сторон и знающей что Земля имеет отнюдь не сферическую, а грубую, угловатую форму из-за ее обитателей, этот крепкий мутант был эталоном силы, выносливости и преданности. Молодой, несносный, пылкий - столь же яркий как и его кроваво-красная маска, чьи растрепанные "хвосты" трепетали на ветру прямо над ее щекой, едва не касаясь растрепанной темно-бурой шерсти.  Развернувшись, Ниньяра с нарочито внимательным видом смотрит на подростка, облокотившись о низкий приступок крыши, едва касаясь его бедрами и размахивая пышной метелкой где-то над пропастью, после чего непринужденно тянет руку к его лицу, неуловимым жестом вытащив зажженную сигарету изо рта юноши и подносит оную к свои губам, делая глубокую затяжку и выпустив колечко полупрозрачного едкого дыма, которое тут же растворилось в воздухе, встретив препятствие в виде широкого черепашьего пластрона. - Оу, - Стиснув тонкий остов обтянутый папирусной бумагой между двумя пальцами, Умеко опустила руку с зажатой в ней сигаретой на колено, - Как мило. Но если вспомнить, что я жила вместе с тобой, думается я привыкла к твоему беспорядку, - мягко отозвалась лисица, дернув заостренным ухом, и с ироничной усмешкой взглянув на плечистого подростка снизу вверх. В самом деле, в отличии от своих братьев, саеносец соблюдал некую "святую середину", не забарахляя свой собственный угол под завязку, как это делали младшие черепашки в семье, к которым просто невозможно не зайти и не наступить на какую-нибудь поломанную микросхему, или сломанную коллекционную игрушку, у обладателя багровой банданы все было более-менее "понятно". Был подвешенный к потолку гамак, шкаф, гантели были пожалуй единственным, что помешало бы девушке подойти к мирном спящему мутанту не запнувшись.он не увлекался комиксами, не обожал мастерить денно и нощно, и не был помешанным на фэншуе - он был простым парнем с характером незатухающего пожара, который лишь  чуть иногда угасал, становясь ручным и податливым, благодаря непревзойденным умениям пушистой воительницы. 
- Надеюсь он у тебя не похож на очередной тренировочный зал, где повсюду раскиданы блины от штанг? - Сдержанно посмеялась лисица, отправляя совместно выкуренную папироску одним щелчок прочь, далеко вниз, куда-то на грязный, размыто виднеющийся отсюда сверху асфальт. - Матрац... сон... Волшебные слова. На самом деле я так устала, словами не передать. - Ловко перехватив в руки парный шлем к любимому двухколесному монстру, принадлежащему саеносцу, на этот раз без лишних споров и возражений приняв в руки этот временный подарок, Ниньяра снова подняла взгляд на черепашку, довольно шустро взгромоздившего свой тяжелый панцирь на кожаное сидение и нетерпеливо махнувшего ей рукой - ты идешь?
  Спокойная, широкая усмешка снова тронула губы куноичи, и лиса послушно надевает шлем на голову, примяв растрепанные, короткие волосы. Подойдя к мотоциклу, Ниньяра коротко взмахнула хвостом, пристроившись сзади мутанта, к нему вплотную, тесно вжавшись грудью в выпуклый панцирь под мятой черной кожанкой. Тонкие кисти, к слову, проворно скользнули под распахнутые края рокерсой косухи Рафаэля, нескромно обхватив мускулистый торс парня и царапая когтями сколотые бока. Да, как ни крути, а она тоже соскучилась по нему, по этим ощущениям твердой костяной брони под ладонями - необычно, экзотично, мило... интересно! Она бы хотела игриво уткнуться влажным черным носом в неприкрытую, грубую скулу черепашки с игристо-желтыми глазами, но к сожалению они оба в привычной байкерам защите - в таком состоянии даже уши, к примеру, не почешешь при всем желании. Так что Ниньяре только и оставалось что демонстрировать подростку свою расположенность к его персоне, тесно прижимаясь гибким женским телом к ребристому панцирю и передавая ему собственное тепло, тесно оплетая его торс.
- Красть у Дона лекарства? Он будет в ярости. - С весельем в привычно-монотонном голосе отозвалась девушка, чуть сильнее обхватив своего приятеля, когда юноша поднял своего двухколесного друга на дыбы, с визгом крутанув заднее колесо, подняв клубы удушающего дыма, пыли, вперемешку с запахом жженой резины. Она еще кое по чему скучала. Конечно по такой вот бешеной скорости. - Ты научился гонять еще быстрее? Покажи... мне... - этого не видно под темным стеклом округлого, глянцевого шлема, но на остроносой мордахе лисицы показалась маниакально-довольная улыбка, больше напоминающая оскал, сполна открывавшая чужому взгляду полный набор по-настоящему жутких, звериных зубов с двумя парами идеально острых клыков.

Мотоцикл Рафаэль остановил близ ближайшего к убежищу канализационного люка, наверное не без опаски оставляя свою хвостатую спутницу в тени подворотни, якобы караулить мотоцикл, чтобы никто не выкрал его "малышку". Или двух малышек, тут уж как посмотреть. Он все еще боялся что куноичи раствориться в сумраке ночи, едва ему показавшись, и снова оставит Рафаэля наедине с сигаретой, с луной и своими тяжелыми мыслями. Но нет, когда мутант снова выбрался на поверхность, таща с собой потрепанный кейс, Ниньяра сидела на покосившемся, от криво поставленной подножки мотоцикле, сняв с себя плащ и сосредоточенно вытирая собственное сочящееся кровью плечо подручными средствами, прижимая к ране неизвестно откуда раздобытую ею старую тряпицу. При этом мутанималке пришлось приспустить вниз довольно скромную по меркам такой модницы как лиса, серую блузку, удобно держащуюся на завязках, заметно обнажив внушительный бюст и полностью оголив покрытые синяками и свежей раной плечи. Заслышав тихие шаги за спиной, лисица невозмутимо отбросила испачканный багровым кусок рваной ткани в соседнюю лужу, и одним движением подтянула завязки одежды, осторожно завязывая их в узелки, стараясь не касаться болезненного участка, который начал покрываться подсохшей коркой. - Все в порядке? - Негромко поинтересовалась она, запрокинув голову назад, поймав напряженный взгляд заметившего ее манипуляции подростка, и наградив его непринужденной, успокаивающей улыбкой. - Прости за такие неудобства. Но ты должен понимать меня - иначе никак.