Memory comes when memory's old
I am never the first to know
Following the stream up North
Where do people like us float

Кожеголовый не солгал: никому и в голову не пришло искать ее здесь... Если, конечно, ее вообще хоть кто-нибудь искал.

Как бы то ни было, Алопекс вполне устраивало такое положение вещей. В те редкие минуты, когда ее рассудок был способен мыслить трезво, лисица с замиранием сердца прислушивалась к своему безмолвному окружению, нервозно дергая ушами из стороны в сторону, реагируя подчас на самые обыкновенные, ничем не примечательные звуки, как если бы те могли таить в себе некую скрытую опасность. Так, в тихом гуле канализационных труб ей чудились чужие голоса, а в звоне изредка срывающихся с потолка водяных капель и копошении грязных подземных крыс — чьи-то осторожные, крадущиеся шаги, порой настолько явные, срывающиеся на топочущий, стремительно приближающийся к ней бег, что Ло в испуге вздрагивала всем телом и по-детски загораживалась обеими руками, ожидая, что ее вот-вот схватят из темноты. Ничего подобного, разумеется, не происходило, но она все равно никак не могла отделаться от этого тягостного, мучительного ожидания надвигающейся опасности, особенно усиливавшегося в те моменты, когда ее начинало клонить в сон. А спать ей хотелось как никогда часто... Первые сутки она вообще лежала не вставая, беспрестанно корчась, ерзая, ворочаясь и больно царапая себя когтями в глубоком забытье, пока ее терзаемый лихорадкой организм отчаянно пытался перебороть действие наркотика. Затем, наступил краткий период "затишья", когда вконец замученная мутантка ненадолго пришла в себя и даже переговорила с Кожеголовым — последний был ужасно встревожен ее состоянием и в очередной раз предложил девушке перебраться в штаб-квартиру Братства Мутанималов, где она наверняка получила бы надлежащую помощь и уход... На худой конец, крокодил мог бы сам отправиться к черепашкам и привести их прямиком сюда, тем более, что те, оказывается, уже вовсю разыскивали свою пушистую подругу. Слава богу, Алопекс сумела отговорить его от этой затеи, однако на этот спор ушло немало сил и времени. В конце концов, Кожеголовый оставил ее в покое, с понурым видом уплетясь куда-то во тьму: бедолаге было до крайности нелегко скрывать правду от своих товарищей, Ло очень хорошо это понимала, но их друзья... его друзья, не должны были знать о том, где она сейчас находится. Никто не должен был знать.

"Они все равно не смогут меня простить," — с усталостью думала она, и всякий раз не могла сдержать тяжелого, тоскливого вздоха, от которого все внутри покрывалось слоем прозрачного белого инея. Снаружи тоже было очень холодно, но с этим холодом Ло худо-бедно справлялась благодаря своему пышному меху и принесенному Кожеголовым толстому матерчатому одеялу, в которое она заворачивалась едва ли не с головой, прячась в нем не только от сырости и стужи, но и от своих ужасных, непрекращающихся видений. Что во сне, что наяву — все было одинаково: непроглядный черный сумрак вокруг нее оживал тысячей рубиново-алых глаз, дышал и пульсировал, точно живое существо; неотрывно смотрел ей в душу, дожидаясь, когда она наконец уснет, истерзанная лихорадкой, страхом и виной. Тогда из темноты неизменно выглядывало кое-что похуже, например, шаркающий, истекающий кровью Майк с жуткой крестообразной раной на лице и остекленевшими, бесцветно-серыми глазами. Тогда Алопекс молча бросалась ему навстречу, но обычно не успевала ступить и нескольких шагов, как он сам падал ей на руки, притом молча рассыпаясь на куски, которые мутантка потом тщетно пыталась собрать воедино. Либо, она открывала глаза, потревоженная низким звериным рычанием, и обнаруживала над собой здоровенную снежную тварь, капающую окровавленной пеной с обнаженных в жутком оскале клыков — можно сказать, что саму себя, алчущую новых жестоких убийств. Таких кошмаров было много, всех и не перечислишь, и всякий раз Ло в искреннем ужасе подскакивала на своем ложе и какое-то время с искаженным лицом пялилась во тьму перед собой, с хрипом вбирая грудью затхлый воздух подземелья... А затем с тихим стоном пряталась под свое рваное покрывало, точно ребенок, желающий таким образом оградить себя от страшных подкроватных монстров. Только вот ее монстры не прятались под кроватью — они шныряли в темноте, ползали по стенам и потолку, сидели рядом с ней, жили в ее собственной шкуре, дышали ее легкими и смотрели ее глазами. Она сама была монстром, а монстрам не пристало выходить на свет и заводить друзей.

И о чем она только думала... Как ей вообще могло прийти в голову, что она сможет что-то изменить.

I'm laying down, eating snow
My fur is hot, my tongue is cold
On a bed of spider web
I think of how to change myself

Все было зря. С самого начала, она ни на минуту не должна была забывать о том, кем ее сделали Шреддер и его люди — живым инструментом, безвольным и хладнокровным орудием для убийств, не более того. Микеланджело и его братья напомнили ей о том, что возможна и другая, давно позабытая ею жизнь в окружении близких и друзей. Тихая, размеренная, спокойная... без лишних страхов и тревог. Но это уже не ее жизнь, она больше никогда не сможет к ней вернуться; Клан Фут ни за что не оставит ее в покое, не даст жить так, как ей самой этого хочется... По крайней мере, до тех пор, пока она не покинет этот город. Быть может, если она уйдет достаточно далеко... куда-нибудь на север, в ее родные края, под надежную защиту непроходимых таежных лесов, куда в жизни не сунется ни один фут... Да, у Клана некогда была своя лаборатория в Фэйрбэнксе, но теперь она сожжена дотла, и Шреддеру нет резона восстанавливать эти никчемные руины — равно как и возвращаться к прежним исследованиям. Ничем другим север ему не интересен, а значит, там Алопекс наконец-то сможет вырваться из-под его надзора, заполучив драгоценную свободу. И ее друзья... ее бывшие друзья тоже будут в безопасности. Еще бы, ведь белошкурая предательница окажется далеко от их убежища и больше никому не причинит вреда. По-крайней мере, Ло очень сильно хотелось в это поверить... Чем больше времени девушка проводила в этом позабытом всеми богами темном закутке, тем больше она укреплялась в мысли, что так будет лучше всего — как для нее самой, так и для семейства Хамато. Конечно, путь на Аляску до крайности не близок, но она его осилит. У нее просто нет другого выхода. Она либо уйдет, либо так и будет безвыходно торчать в подземельях, боясь высунуть нос наружу. Или ее найдут футы. Или еще хуже — Майки...

Пожалуй, встреча с Микеланджело пугала ее в разы сильнее всего остального.

И все-таки, она должна была его увидеть. Она понятия не имела, зачем тот ее ищет — Кожеголовый говорил, что братья не на шутку встревожены ее исчезновением, но Ло довольно слабо в это верилось. То есть, да, это было очень похоже на бедолагу Майка, но разве у его семьи не было других, более серьезных забот, вроде нынешней слепоты Донателло, о которой она так же узнала со слов крока? Хотя та, кажется, уже постепенно проходила, но Алопекс все равно упрямо убеждала саму себя в том, что ей не стоило так скоро показываться на глаза Сплинтеру и его ученикам. Они наверняка злы и обижены, и не понимают, что за ужасные обстоятельства подтолкнули Алопекс к предательству. Она ранила Микеланджело... И не просто оцарапала или укусила, хотя уже одно только это могло бы с легкостью настроить против нее весь Клан Хамато — она едва не убила того, кто дважды спас ей жизнь, того, кто без колебаний предоставил ей защиту, еду и кров... того, кто все это время относился к ней как к самому верному и близкому другу, буквально утопив наемницу в бездонном океане душевного тепла и искренней заботы. Те раны, что он получил в ходе нападения... Алопекс знала, что они не исчезнут бесследно. Черепашка до конца своих дней обречен ходить с уродливыми шрамами на руках и лице — и все благодаря ей. Так-то она отплатила за чужое милосердие?

"Но я не хотела этого," — одна только мысль об этом вынуждала ее жмуриться в непосильном отчаянии, прижимая треугольные уши к голове и пряча морду в собственных коленях. — "Почему... почему ты не защищался?!" — потому что он не ждал, что она его атакует, вот почему. Забавно... Ранее Алопекс казалось, что она не сможет ненавидеть Шреддера еще больше, чем она уже ненавидела его до этого. Как выяснилось — сможет, и еще как! Вот только сложившейся ситуации это не изменит. Как бы сильно она ни злилась, она все равно не сможет добраться до лидера Клана Фут и отомстить ему за все страдания и унижения... По-крайней мере, сейчас не сможет. Возможно, когда-нибудь, спустя месяцы или даже годы... Когда она полностью оклемается и накопит силы для грядущего возвращения — тогда ей удастся выдрать его сердце из грудной клетки.... Если оно, конечно, вообще у него было, в чем Ло серьезно сомневалась.

Не может быть сердца у такого злого и безжалостного человека, как Ороку Саки.

А что насчет ее сердца?

"Я не смогу уйти, не извинившись перед Майком," — Алопекс устало накрыла лапой собственную туго замотанную грудь, рассеянно прислушиваясь к глухому, нервному перестуку под ребрами... и тут же резко отдернула ладонь, заслышав что-то в окружающей ее тьме. Кажется, шаги... Неужели ей опять что-то мерещится? Лисица невольно съежилась, будто бы желая слиться с голой кирпичной стеной за своей спиной, уже заранее морально подготавливаясь к очередному нашествию кошмаров и кровавых галлюцинаций. Ей страшно хотелось укрыться от них под одеяло, но Ло заставила себя сдержаться — хватит... От этого все равно никуда не спрячешься. Широко распахнув глаза, наемница с молчаливым ожиданием устремила взгляд в кромешную тьму, терпеливо дожидаясь того, что случиться дальше. Шаги явно становились громче и ближе, но это все еще могло оказаться обманным порождением ее воспаленного рассудка. Но вот вдалеке что-то ярко вспыхнуло, и обсидианово-черные тени с шипением расступились прочь: их вспугнуло сияние большого переносного фонаря в руке незваного гостя. Алопекс болезненно сощурилась, а затем и вовсе прикрыла лицо рукой — ее глаза давно отвыкли от света... И все же, она смогла различить силуэт пришельца — то был старик Кожеголовый, решивший навестить свою маленькую подругу.

— Здравствуй, Алопекс, — проурчал он, ставя фонарь на пол рядом с ее импровизированным гнездом их старых пыльных тряпок. Лисица невольно подползла поближе к свету, а затем, подумав, поднесла озябшие лапы к нагретому стеклу. — Тебе полегчало? — в низком, клокочущем голосе крока отчетливо слышались нотки искренней тревоги и надежды. Ло просто не могла оставить этот вопрос без слабой, вымученной улыбки. До чего же он был милым, этот добрый зеленый великан... Страшно представить, чтобы с ней сейчас было, кабы не его помощь.

— Уже намного лучше, — солгала она, все также грея руки в свете фонаря. Кожеголовый не умел толком выражать свои эмоции, но взгляд его неподвижных вертикальных зрачков казался обрадованным.

— Это хорошо, — удовлетворенно подытожил мутант, присаживаясь на пол рядом с ней. — Вот, — он размотал какую-то тряпицу, обнаружив под ней тарелку с пельменями. Крупными такими, каждое размером с хорошее яблоко. — Я принес тебе поесть. Это Тао Шан сделал, он любит готовить. Нам всем нравится его стряпня. Я решил оставить тебе свою порцию, — ну вот как его можно было не любить после этого? Ло, по правде сказать, совсем не чувствовала голода, напротив, ее даже слегка замутило при виде и запахе пищи, но она усилием воли переборола эту тошноту. Если она собралась уходить отсюда, да еще и так далеко... Ей определенно точно требовались силы.

— Спасибо, — она скинула покрывало с плеч и взяла одну из пельмешек в руку, мысленно подивившись тому, насколько она огромная. — Но ты тоже должен поесть, — Ло протянула вторую пельменину Кожаголовому, и тот с благодарностью принял сие скромное "подношение", слегка качнув при этом своей длинной зубастой мордой. 

— Теперь, когда ты чувствуешь себя лучше, ты вернешься к Микеланджело и его братьям? — спросил он, внимательно наблюдая за тем, как Алопекс без особого аппетита вгрызается зубами в остывшее тесто. Та лишь удрученно покачала головой в ответ.

— Нет... по-крайней мере, не сейчас, — она усилием проглотила крупный ком мяса. Странно, но вкуса она почти не ощутила. — Я... я собираюсь покинуть Нью-Йорк, Кожеголовый. Я возвращаюсь домой... на Север, — сказанное не на шутку встревожило бедного мутанта. Он даже опустил лапу с зажатой в ней пельмешкой, напрочь позабыв о еде.

— Я ни разу не выходил за пределы города, Алопекс, — произнес он после долгого удрученного молчания. — Но даже я представляю, как далеко находится Север. Ты уверена, что осилишь этот путь?

— У меня нет другого выхода. Я должна.

— ...Микеланджело будет очень расстроен.

— Я сама скажу ему об этом... сегодня, — кое-как дожевав половину угощения, Ло неожиданно поднялась на ноги и тут же ухватилась рукой за стенку. Она не вставала уже несколько дней, и теперь ее ощутимо покачивало из стороны в сторону, но, кажется, она могла с этим справиться. — Я навещу его... но только не в убежище. Ты не мог бы... не мог бы помочь мне с ним встретиться? — девушка запнулась, не желая показаться чересчур наглой. В конце концов, Кожеголовый и без того слишком много с ней возился... Но без его помощи ей, увы, не справиться. — Пожалуйста... Ты был так добр ко мне, — видя сомнение в глазах мутанта, Алопекс сделала небольшой, хромающий шаг навстречу растерявшемуся крокодилу и, помешкав, осторожно обхватила лапами его большую чешуйчатую морду. Ей хотелось сказать больше, сполна выразив свою благодарность и признательность, но вместо этого Алопекс лишь устало ткнулась лбом в жесткую крокодилью переносицу, на несколько мгновений прикрыв свои потускневшие желтые глаза.

— Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал.

A lot of hope in a one man tent
There's no room for innocence
Take me home before the storm
Velvet moths will keep us warm

Whispering...
Morning, keep the streets empty for me

Кожеголовый и в этом не подвел чужих ожиданий: каким-то необъяснимым образом, но крокодил сумел добиться того, чтобы их общий друг не только выбрался на поверхность в заранее условленном Алопекс месте, но и явился на встречу совсем один, без сопровождения братьев или кого-то из ребят. Наблюдая за ним из темноты, Ло просто не могла сдержать короткого, жалостливого вздоха, шелестом прокатившегося по округе — на широкой физиономии весельчака красовалось насколько больших пластырей, с грехом пополам скрывающих под собой сложенную в несколько слоев марлю напополам с ватой. Лисице было не то, чтобы сложно, невыносимо больно представить, что за ужасные на вид швы скрывались под ней: она ведь прекрасно помнила о том, какой глубины были нанесенные ею раны... Переведя взгляд на руки юноши, Алопекс еще какое-то время молча рассматривала многочисленные бинты на его запястьях и предплечьях, невольно возрождая в памяти те страшные мгновения, когда она остервенело вгрызалась зубами в чужую кожу, доставая клыками едва ли не до костей. И, пожалуй, если бы Майку не пришло в голову развернуться лицом в направлении ее укрытия, Ло так бы и зависала дальше, перебарывая собственные страх и вину. Испугавшись того, что он заметит ее раньше времени, лисица белесой тенью переметнулась в другое место, вроде бы, сумев остаться незамеченной: мутант, по крайней мере, не стал окликать ее по имени, но все-таки инстинктивно огляделся по сторонам — наверное, ощутил чужое присутствие. Взгляд его казался таким усталым и... безнадежным? Алопекс невольно сглотнула, продолжая следить за ним с почтительного расстояния, все также не решаясь выйти на свет. Он, должно быть, догадывался... Она специально попросила Кожеголового не говорить о том, кто именно мог ждать Майка посреди хорошо знакомой ему заброшенной стройки, но ведь ее приятель отнюдь не дурак. Об этом месте знали лишь они вдвоем, не считая, конечно, Рафаэля и Донателло — но причем здесь эти двое?

— Ло?... — да, так и есть. Он знал. Знал, что это была она. Алопекс молча прикрыла глаза, собираясь с духом... а затем бесшумно выступила из тени за спиной мутанта, однако же, по-прежнему не решаясь подойти к нему ближе. Тусклый свет луны знакомого посеребрил мех ее пышного, но грязного и всклокоченного хвоста — вся верхняя часть тела наемницы, включая ее ушастую голову, пряталась под тем же старым бежево-серым покрывалом, под которым она укрывалась все эти дни. Правда, теперь оно было уже не просто одеялом: Алопекс умудрилась сделать из него подобие короткой рваной накидки с капюшоном и всерьез намеревалась продолжать в нем свой путь на Север. Ну а что, ничего другого у нее все равно не было.

— Я здесь, Майки, — сипло, как-то даже надтреснуто откликнулась она на тихий зов своего друга. Разумеется, Микеланджело тотчас обернулся на ее голос, да так резко, что мог бы с легкостью повредить себе шею. Бледно-голубые глаза расширились при виде блудной наемницы, и Микеланджело всем телом поддался ей навстречу, как видно, желая сгрести песца в охапку, но Алопекс не позволила ему приблизиться. Едва заметив это его порывистое движение, Ло тотчас проворно отскочила прочь, сохраняя безопасную дистанцию. — Не подходи ко мне! — рыкнула она, пожалуй, чересчур грубо и властно... а затем широким прыжком сиганула обратно в тень, но лишь затем, чтобы неожиданно выглянуть из-за кучи строительного мусора неподалеку. — Стой где стоишь... ни шагу больше, — шерсть на ее хвосте нервно вздыбилась, выдавая охвативший мутантку страх. Сгорбившись, Ло опустилась на корточки перед растерянно замершим поодаль юношей, по-звериному упершись одной рукой в землю под собой. Ей не хотелось, чтобы Майки видел, как сильно дрожат ее лапы... Да и вообще рассматривал ее вблизи. Ей-богу, увиденное бы совсем ему не понравилось.

— Не надо... подходить ближе.

Morning, keep the streets empty for me
Morning, keep the streets empty for me
Uncover our heads and reveal our souls
We were hungry before we were born

Отредактировано Alopex (2017-08-25 04:49:31)

I was feeling sad
Can't help looking back
Highways flew by
Run, run, run away
No sense of time
Like you to stay
Want to keep you inside

Никто не обещал, что это будет легко.

Алопекс с самого начала знала, что этот разговор так или иначе отнимет у нее все те немногие силы, что лисица с горем пополам наскребла по дальним углам своего замученного, истощенного, как после долгой и тяжелой болезни, организма. Она была готова к этому заранее... И все равно ощутила предательскую дрожь во всем теле, завидев эту невольную улыбку на чужом лице. Почему-то именно эта улыбка терзала ее больше всего остального... Ло просто не могла смотреть на нее спокойно. К счастью, Майки довольно быстро прекратил улыбаться и даже не стал предпринимать попыток схватить беглянку за хвост; вместо этого, он послушно отодвинулся назад, а затем и вовсе опустился на старенькую, пыльную скамью, как если бы ему было тяжело подолгу стоять на ногах... Хотя, почему вдруг "если бы"? Он был ранен и слаб. Куноичи очень хорошо помнила, как много крови он потерял в схватке с ее обезумевшим альтер-эго, чудо, что он вообще сумел добраться до этой проклятущей стройки и даже поднялся на верхние этажи. Наверняка не без помощи добряка-Кожеголового, но все-таки... Алопекс молча укорила себя за проявленную ею глупость — и почему она не назначила встречу там, внизу, или где-нибудь поближе к подземного убежищу черепах? Заставила бедного Майка переться в такую даль, одному, хотя прекрасно знала, что ему нельзя покидать свою комнату в таком ужасном состоянии... В последнее время, она наделала так много ошибок, одна ужаснее другой — и все равно продолжала совершать новые, не задумываясь о последствиях. Впрочем, неважно... Сегодня ночью она наконец-то положит конец всем этим глупостям.

Лишь бы только ей хватило на это сил.

— Со мной... все в порядке, — отрывисто произнесла она в ответ, не спеша выходить из-за своего импровизированного укрытия. Да, разумеется, это был блеф чистой воды — все-таки, она тоже пребывала далеко не в лучшей своей форме. Если уж говорить на чистоту, все ее тело ныло и ломило, как если бы она несколько часов кряду без устали отрабатывала боевые приемы или сражалась с целой толпой разъяренных футов. Жутко хотелось лечь прямо на пол и как следует отоспаться, но Алопекс знала: это не поможет. Она провалялась двое суток, практически не вставая, и не сказать, что чувствовала себя намного лучше... Да, какое-то небольшое улучшение все-таки наблюдалось (она, по-крайней мере, больше не болталась от стенки к стенке, заплетаясь о собственные лапы при ходьбе), но в целом она все равно чувствовала себя на редкость отвратно. Особенно ее донимали сильнейшие головные боли, о чем явственно намекала ее тесно прижатая к виску ладонь — с того самого момента, как она очнулась, мигрень не отступала от нее ни на шаг, безостановочно долбя череп лисицы, раскалывая его на мелкие острые кусочки, которые затем иголками впивались ей в мозг. Но Майку об этом знать было вовсе необязательно. В конце концов, она пришла сюда не для того, чтобы жаловаться и просить его о помощи, верно? Она пришла сюда, чтобы попрощаться — и только. Ну и, конечно же, извиниться перед юношей за все, что она натворила под воздействием этой дурацкой психотропной сыворотки.

Даже если знала, что все равно не заслуживает его прощения.

"Пожалуйста, не улыбайся так, будто это вовсе не ты сидел в луже собственной крови, с разодранными руками и лицом!" — мысленно огрызнулась девушка в ответ на тихое предложение Микеланджело, на миг оскалив зубы в донельзя горестной и злой гримасе. По правде говоря, черепашка всерьез раздражал и сбивал ее с толку этим своим напускным спокойствием и теплыми, ласковыми речами, в которых, вопреки ожиданиям, не проскальзывало и нотки предполагаемой обиды. Она ведь ожидала совсем другой реакции... Как он мог вести себя так, будто между ними не произошло ничего серьезного?! Не удержавшись, Ло молча отняла руку от своей всклокоченной головы, на время позабыв о своей мигрени и недоверчиво прислушиваясь к чужим словам. Донни ее осмотрит... Да, Алопекс ни секунды не сомневалась в том, что изобретатель сможет найти способ как-то облегчить ее состояние, убрать на время все эти негативные симптомы и ускорить выздоровление... Только вот захочет ли он ей помочь? Захочет ли вообще хоть кто-нибудь из ребят иметь с ней дело теперь, когда она едва не прикончила самого младшего члена их команды? Это ведь только Майки усиленно делал вид, что ничего плохого не случилось, он всегда был таким добрым и всепрощающим — это ему первому пришло в голову протянуть ей руку в минуту опасности, это он вступился за нее перед братьями и отцом, куда более скептично настроенными по отношению к беглой наемнице... Но Ло прекрасно помнила, как тяжело восприняли ее присутствие все остальные. Как рычал и скалился Рафаэль, угрожающе тыча ей в нос острием кинжала-сай; как неодобрительно косились в ее сторону Донателло и мастер Сплинтер... как кричала и бесновалась Мона Лиза, увидев избитую мутантку в мастерской своего гениального приятеля. Как недоверчиво и опасливо смотрела на нее Эйприл, когда они впервые столкнулись на руинах ее сгоревшего дома... Черт возьми, даже малыш Кланк шипел и плевался в ее присутствии — и, как ни странно, был полностью прав. Она не заслуживала их общества. Не заслуживала быть одной из них... И уж тем более не заслуживала стать другом Майку или Мондо. И как ей только могла прийти в голову подобная глупость! Алопекс моргнула, неуловимо преобразившись в лице при напоминании о бедном, наивном гекконе, все еще зачем-то дожидавшемся ее в своей тесной и захламленной квартирке. Ну зачем, зачем им обоим такая... такая... проблема?

All along, not so strong without these open arms
Hold on tight
All along, not that strong without these open arms
Lie beside
All along, not so strong without these open arms
Lie beside

— Нет, — она резко встряхнулась, словно пытаясь сбросить это призрачное наваждение — и тут же вновь накрыла голову руками, теперь уже двумя сразу. Ее затошнило. — Нет, — повторила она, на миг крепко зажмурившись и исказив морду в гримасе боли и яростного отрицания. — Прекрати! Это неправильно, — видимо, что-то в ее реакции заставило Майка забеспокоиться. Невольно приподнявшись со своей скамьи, подросток с искренней тревогой протянул к ней свою туго перебинтованную лапень, и Алопекс немедленно шуганулась в противоположном от мутанта направлении, решив, что он снова пытается к ней подойти. — Неправильно, неправильно, черт тебя дери!... — почти истерично взвыла она, вдруг снова резко распахнув свои жуткие черно-белые глаза. На краткий миг, черепашке вполне могло показаться, что в ней заново пробудилась та прежняя, лишившаяся рассудка Алопекс — так страшно сузились ее и без того крохотные зрачки-веретена, почти целиком затонув в бесцветном океане радужки. Она скривилась, под корень обнажая свои острые волчьи зубы, и повезло, что в данный момент она смотрела куда-то совершенно в другую сторону от моментально притихшего весельчака, стоя к нему боком и с хрипом держась лапами за виски. Даже когти, и те частично вылезли наружу, до крови царапая кожу мутантки сквозь вздыбленный грязно-белый мех... — Не говори так! Я ведь хотела тебя убить!... — рявкнула она против воли, низко и угрожающе, точно пес, вот-вот готовый сорваться с цепи. Перед глазами вновь все потемнело и обрело жуткие багровые оттенки, а в мозгу так сильно застучало, точно кто-то намеренно ударял по нему молотом изнутри. К счастью для Майка (да и для самой Ло), этот приступ почти сразу же пошел на убыль, и хриплое звериное рычание оборвалось резким, приглушенным стоном. Все так же резко и непредсказуемо, куноичи с присущей ей стремительностью метнулась куда-то в противоположный конец помещения, прячась в тени толстых каменных колонн. Нырнув под укрытие одной из них, девушка с мукой ухватилась лапами за грязную шероховатую поверхность и затихла на время, тяжело, с присвистом дыша. Сердце колотилось как ненормальное, а голова болела с такой силой, что хоть бейся ею о стену, но в целом Алопекс вполне себя контролировала. По крайней мере, она больше не демонстрировала желания наброситься на своего собеседника, наоборот, ей хотелось поскорее исчезнуть с его глаз. Не от ненависти или страха, но мощного, непреодолимого чувства стыда.

— ...я не вернусь, Майки, — в конце концов, не без труда вымолвила она, все также потерянно цепляясь когтями за голую бетонную стену. Ее потряхивало, как от мощной лихорадки, но в темноте это было совершенно не заметно. По-крайней мере, Ло надеялась, что Микеланджело этого не увидит. — Я вообще не должна была... сюда приходить, — расцепив руки, она отвернулась и медленно сползла на пол, прислонившись к колонне своей сгорбленной спиной. — То, что я сделала... это непростительно. Об этом нельзя забывать. Я сама не смогу этого забыть, понимаешь? Я не представляю, как... как такое можно простить, — Алопекс невольно съежилась, обхватив себя руками за плечи и сиротливо накрывшись рваной метелкой хвоста. Но несмотря на эту жалобную позу, в дальнейшем ее речь звучала куда тверже и увереннее. Даже... даже, пожалуй, откровенно жестко. Она мрачно устремила взгляд в темное пространство перед собой, теперь уже окончательно утверждаясь в принятом ею решении.

— Я должна уйти. Так будет правильно... Я возвращаюсь домой, Майки. Туда, где я никому больше не причиню вреда, — с каждым последующей фразой, ее голос становился все более холодным и сухим. — Не знаю, как надолго. Может, навсегда. В любом случае, мне нет места в этом городе. Шреддер не успокоится, пока не вернет меня к себе в Клан... А я больше не желаю быть его игрушкой. Он заставил меня напасть на тебя и твоих родных — а все потому, что я, дуреха такая, возомнила себя частью вашего клана. Это было ошибкой, понимаешь? С самого начала, я не должна была оставаться в вашем доме. Вы доверились монстру, — она устало прислонилась затылком к колонне и закрыла глаза. Словами не передать, как сильно она сожалела... Но сделанного, увы, не воротишь, и теперь она могла лишь двигаться дальше, без оглядки на прошлое. Если бы она только могла вычеркнуть эти воспоминания из своей памяти!...

— ...пожалуйста, пообещай, что не станешь меня искать.

Run, run, run away
Lost, lost, lost my mind
Like you to stay
Want you to be my prize

Run, run, run away
Lost, lost, lost my mind
Like you to stay
Want you to be my prize

Отредактировано Alopex (2017-09-01 02:39:31)

I haven't really ever found a place that I call home
I never stick around quite long enough to make it
I apologise that once again I'm not in love
But it's not as if I mind
That your heart ain't exactly breaking

It's just a thought, only a thought

Его голос звучал так близко... и одновременно так тихо и отдаленно, что она едва ли могла его расслышать. Казалось, что они с Микеланджело стоят вовсе не в двух шагах друг от друга, сиротливо прячась за старой треснувшей колонной, а на двух противоположных берегах, разделенные не рекой, не озером — как минимум целым океаном, пускай незримым, но все еще ужасно глубоким. Эту невольную ассоциацию еще больше усиливал непрекращающийся гул, как от морского прибоя, стоявший в голове у бедной наемницы: то был грохот бешено колотившегося в груди сердца и шум пульсирующей в висках крови, вместе порождавшие собой ту самую жуткую мигрень, от которой, кажется, не было никакого спасения. Боль волнами распространялась по ее сознанию, не позволяя обмякшей, полностью обессиленной мутантке ясно воспринимать сказанное. Не открывая глаз, Алопекс вымученно сморщила круглую переносицу в гармошку, из-за всех сил напрягая слух и рассудок — он считал ее... больной? Да... Да, пожалуй, он прав, она и в самом деле больна. Кто еще на ее месте, будучи в здравом уме, возомнил бы себя частью его семьи? Назвал бы себя чьим-то другом, и хотя бы на секунду поверил в то, что такие отношения возможны? Как бы ни старался Майки убедить свою разбитую, глубоко потрясенную всем случившимся подругу в том, что она ни в чем не виновата, сама она была твердо убеждена в том, что является оружием в руках Шреддера, и что единственная правильная вещь, которую она в состоянии сейчас предпринять — это оказаться как можно дальше от обоих кланов, чтобы не навредить кому-нибудь еще больше, чем она уже успела это делать.

Даже если сам Майки был против такого решения.

"Этого не исправишь," — Алопекс подавленно качнула ушастой головой из стороны в сторону, однако, не находя в себе сил сказать этого вслух. Да и какой смысл? Микеланджело все равно ни за что не признает ее правоты... Она слышала его шаги, и то, как он хватался лапами за шероховатый камень у нее над головой, потихоньку, с огромной осторожностью подкрадываясь к неподвижно сидевшей на полу наемнице, точно желая усыпить ее бдительность, а потом резко схватить ее в охапку, пока она снова куда-нибудь не убежала. Ло невольно напряглась всем телом, и вправду готовая в случае чего стремительно вскочить с места и вновь укрыться под защитой местных колонн, но... Майки вовсе не собирался ее ловить, да и вряд ли бы ему хватило на это сил — он ведь был тяжело ранен накануне, и едва держался на ногах. И все равно зачем-то упрямо пытался оказаться поближе к ней... Чего ради? Устало приподняв веки, Алопекс молча устремила взгляд на терявшееся во мраке лицо мутанта: только его большие бледно-голубые глаза ярко блестели в темноте, отражая падающий из окон лунный свет. Такие красивые... и в то же время очень несчастные.

Ей вдруг страшно захотелось его утешить.

Может, это и вправду было ошибкой с ее стороны? Может, ей действительно не стоило уходить, оставляя его здесь одного с разбитым сердцем — ведь, в отличие от нее самой, Майки свято верил в то, что они все-таки были друзьями... Дрогнув, как от острого укола боли в груди, Ло все также немо приподняла ладонь над полом и робко протянула ее к чужой щеке, инстинктивно пожелав коснуться притихшего мутанта. Ей и вправду ужасно не хотелось его бросать, Алопекс ясно это осознавала: этот милый, улыбчивый, открытый и до невообразимого беспечный паренек был для нее дороже любых сокровищ мира, которым он так страстно желал с ней поделиться. Дороже всей ее убогой и бесцельной жизни, которую она понятия не имела на что потратить... Но разве он заслуживал такого друга? Разве он заслуживал того, что она с ним сделала?... Ло не видела шрамов на чужом лице, да и все равно не смогла бы их рассмотреть под толстым слоем марли и налепленных поверх пластырей, однако ясно помнила раны, оставленные ее когтями. И кровь... целые реки крови. Кровь и сейчас сочилась сквозь бинт, безобразными кляксами расплываясь поверх чистой белой ткани, тяжелыми ручьями струилась вниз по коже, срываясь и падая вниз сверкающими темными каплями, разбивавшимися о грязный серый пол под коленями Микеланджело. На самом деле, ничего этого и в помине не было, просто воспаленный рассудок Алопекс вновь сыграл с ней злую шутку, заставляя поверить в увиденное. И пускай Ло понимала, что ей это кажется, что это всего-навсего остаточные галлюцинации, не имеющие ничего общего с реальностью, она все равно задрожала всем телом, чувствуя, как ее вновь с головой захлестывает неконтролируемый приступ паники. Рука наемницы вдруг беспомощно замерла в нескольких сантиметрах от носа черепашки, видимо задрожав... а затем Ло вдруг резко отдернула пальцы от чужого лица и порывисто отвела взгляд, не в силах вынести этого кровавого зрелища.

"Это неправильно."

I've always thought
That I would love to live by the sea
To travel the world alone
And live my life more simply
I have no idea what's happened to that dream
'Cos there's really nothing left here to stop me

It's just a thought, only a thought

— Просто... просто послушай себя со стороны, Майк, — она вновь тесно обхватила руками собственные колени, загородившись от юноши хвостом. Теперь в ее голосе звучала некая остервенелость, в сочетании с неприкрытой злобой и раздражением. Она злилась на саму себя за мгновение непрошеной душевной слабости, в ходе которого едва ли не сдалась ласковым увещеваниям своего приятеля, но звучало это так, будто ее не на шутку взбесили чужие слова. — Ты зовешь другом того, с кем едва знаком... И готов рискнуть собственной жизнью, и здоровьем своих родных ради... ради чего? Ради того, чтобы я оставалась рядом? Я тебе никто. Ты меня не знаешь. И никогда не узнал бы, если бы не глупая случайность... Я не понимаю, зачем... зачем ты тогда вмешался, — глубоко вздохнув, Алопекс понуро спрятала морду в кольце напряженно сцепленных рук, точно не желая больше видеть своего приятеля. Точно обвиняя его в том, что он здесь и мучает ее своими глупыми просьбами. Точно вообще не понимая, о чем он ей говорит... не желая понимать. — Не было между нами никакой дружбы, — теперь ее голос звучал глухо и едва разборчиво. — Все это было одной сплошной ошибкой. И если я сейчас уйду, нам обоим станет только лучше от этого. Нет... — Алопекс вдруг резко вскинула голову, с коротким, предупреждающим оскалом ударив по трехпалой ладони мутанта, едва та коснулась сгиба ее локтя: видимо, Майки все еще пытался что-то ей возразить, а может, просто сам захотел до нее дотронуться, явно не веря собственным ушам. — Не трогай меня! — теперь она почти кричала на него, не позволяя бедному парню и слова вымолвить в ответ. — Никогда больше меня не трогай, если не хочешь, чтобы я снова сделала тебе больно!... — ему нельзя было ее касаться, только не сейчас, пока она пребывала в таком неконтролируемом, полубезумном состоянии, что неосознанно могла причинить ему вред. Охваченная каким-то животным страхом, Ло все же попыталась вскочить на ноги, едва ли при этом не протаранив макушкой подбородок склонившегося над ней мутанта, одновременно с тем с силой отталкивая от себя его широкие ладони. Весь окружающий мир вновь налился алым заревом, а головная боль приобрела такой размах, что Алопекс едва не потеряла сознание; пошатнувшись, точно пьяная, схватившись одной рукой за колонну, девушка замерла так на долю мгновения, медленно приходя в себя и часто-часто моргая, бестолково пытаясь справиться с охватившим ее головокружением.

Это стало очередной грубой ошибкой с ее стороны.

— Я же сказала, НЕ ТРОГАЙ!!... — хрипло рявкнула лисица, заметив краем глаза, что Майки порывисто дернулся вслед за ней — видимо, испугался, что она сейчас упадет, и попытался уберечь ее от болезненного удара. Не успев даже толком понять, что именно она делает, Ло вновь зажмурилась и инстинктивно отмахнулась от юноши рукой... А затем, тяжело дыша, в испуге попятилась от него прочь, с приоткрытым ртом и выпученными глазами уставившись на несколько длинных кровоточащих порезов, неожиданно ярко вспыхнувших на и без того израненном запястье Микеланджело — прямиком поверх тех, что она нанесла ему раньше, во время своего первого нападения на шутника и его братьев.

Это... это тоже она сделала...?

Несколько мгновений, ребята молча таращились на сочащиеся кровью царапины, явно не спеша доверять увиденному. Никто из них не торопился прерывать воцарившейся между ними паузы: ни Майк, спешно зажавший ладонью раненное предплечье, ни сама Алопекс, все еще с широко распахнутыми глазами наблюдавшая за подростком со своего места... Но, само собой, они не могли вечно торчать во тьме, ничего не говоря и не предпринимая. Кто-то... кто должен был сказать хоть что-нибудь, и в конце концов Ло решила, что это лучше сделать ей самой.

— Майк... прости, — она беспомощно залепетала, медленно, украдочкой отползая подальше от напряженно молчавшего мутанта. От былого гнева не осталось и следа, и теперь она выглядела так, будто искренне желала провалиться куда-нибудь сквозь землю. Просто исчезнуть, испариться без следа и остатка — лишь бы не видеть того, что она только что натворила. — Я... прости, я не хотела, правда... — опустив взгляд на собственную ладонь, Алопекс с содроганием осознала, что ее когти все еще выпущены наружу. Она попыталась спрятать их обратно, но не смогла — рука занемела и тряслась так, будто вовсе ей не принадлежала. Сглотнув, лисица торопливо отвела ту за спину, невольно царапнув когтями по грубой каменной стене и сама испугавшись этого звука. — Теперь... теперь ты понимаешь, что я имела в виду, — уже совсем тихо произнесла Ло, отступив еще глубже во тьму и беспомощно взирая оттуда на молча глядящего ей вслед черепашку. Ей было стыдно за этот удар... и безумно жаль Майка, но она не находила слов, чтобы сполна извиниться перед ним за этот невольный срыв.

Но, быть может, так даже лучше, что она его поцарапала... Теперь он точно не будет пытаться ее остановить. Злость на нее перекроет любые другие эмоции, и тогда ему будет проще ее отпустить. Все правильно... Она все правильно сделала.

Если бы только ей не было так больно от всего этого.

While my heart is a shield
And I won't let it down
While I am so afraid to fail so I won't even try
Well how can I say I'm alive

If my life is for rent and I don't learn to buy
Well I deserve nothing more than I get
'Cos nothing I have is truly mine

Отредактировано Alopex (2017-10-10 02:49:22)

Somebody wants you, somebody needs you
Someone is searching for your heart alone
Someone is dreaming, waiting and watching
Someone is coming to take you home

Ло даже не знала, чего именно она сейчас так сильно испугалась — то ли окончательного, а от того леденящего душу признания собственной угрозы для жизни и здоровья окружающих, нашедшего очередное кровавое подтверждение в виде нескольких продольных багрово-алых царапин на и без того плотно забинтованном запястье шутника, то ли самой реакции Микеланджело. Хоть лисица по-прежнему избегала смотреть прямо в глаза молча замершего напротив нее подростка — ее собственное внимание было сосредоточенно на цепочке из мелких кровавых брызг, будто шутя нарисованной Майком на темном и грязном бетоне у них под ногами, — она прекрасно ощущала на себе всю тяжесть его растерянного, подавленного и в чем-то даже по-детски обиженного взгляда, неотрывно прикованного к ее чумазой, взъерошенной как после долгого и тревожного сна мордахе. И ей хотелось сбежать от него... Забиться куда-нибудь в самый темный и отдаленный угол, вроде того, где она провела последние несколько суток, где-то на самых задворках нью-йоркской канализации, не взирая на те страшные галлюцинации и риск помереть одной во тьме от холода и обезвоживания — да вот только этого, как оказалось, все еще было недостаточно. Выходит, она не ошиблась в своем намерении покинуть этот город... Только оказавшись как можно дальше от Майка и его семьи, Ло смогла бы вновь почувствовать себя спокойной. Так, по крайней мере, казалось ей самой... хотя теперь она уже ни в чем не была по-настоящему уверена.

Она просто боялась снова причинить кому-нибудь вред. И этот страх полностью глушил в ней любые другие чувства и стремления, в том числе и банальный здравый смысл. Она не понимала, отказывалась понимать эту исступленную веру Майка в ее якобы полную безобидность как для него самого, так и для всех, с кем она когда-либо контактировала. Ло убеждала себя в том, что суждения юноши ошибочны, что он, будучи очень беспечным и неосторожным по своему характеру, попросту не осознавал грозящей ему смертельной опасности. Даже сейчас, когда Алопекс вновь и вновь демонстрировала ему свою подлинную натуру, он продолжал упорно тянуть к ней свои большие, неуклюжие ладони, на которых уже буквально живого места не оставалось после ее ударов — ради чего? Ради иллюзорной дружбы с беглой наемницей Клана? А ведь глупо было вовсе не это его поистине детское упрямство, а ее собственная слепота и наивность. Если бы она захотела, она бы сразу пресекла любые попытки сближения... Так и нужно было сделать, еще в тот момент, когда Майки впервые протянул ей руку помощи, а не хвататься за нее в исступленной надежде на спасение, с готовностью перекладывая ответственность на чужие плечи.

Зачем, ну зачем нужно было доводить до... такого?

"Прости меня," — она еще немного попятилась в темноту, неосознанно припадая на четвереньки — ноги уже давно отказывались ее держать, вот и приходилось горбиться, точно дикий зверь, загнанный в ловушку. — "Прости меня, прости," — и хорошо, что Майк больше не мог толком ее рассмотреть... Теперь все, что видел Микеланджело — это лишь пара бледных, светящихся глаз, да и те все больше меркли, постепенно растворяясь во тьме. В какой-то момент своего трусливого отступления, Алопекс, не удержавшись, быстро перевела взгляд на его растерянное, побелевшее как простыня лицо, и тут же вновь спешно опустила голову, боясь, что еще немного, ее попросту вывернет наизнанку от охватившей ее дурноты. Цепочка крупных, безобразных клякс все также алела у нее под лапами, все никак не желая прерываться... И становилась ярче с каждой секундой, намертво впечатываясь в память обезумевшей лисицы, отравляя ее и без того больной рассудок. Она сама плела этот узор... Это ее перепачканная кровью лапа добавляла все новые и новые следы на полу, по мере того, как Ло отодвигалась все глубже в темный лабиринт недостроенных жилых помещений. Куда бы она не направилась... где бы она не спряталась — этот след не померкнет, точно также, как оставленные на лице Майка шрамы никогда не исчезнут полностью.

Ох, если бы она могла ясно рассуждать в этот момент, и осознала, что ее уход только больше все портит. Что полученные Микеланджело порезы — ничто, по сравнению с теми ранами, что кровоточили сейчас на его сердце... Если бы только знала, какую боль доставила ему своими жестокими и, по большей части, двусмысленными словами! Тогда она ни за что не стала бы этого говорить.

Майк был прав... Это все — одна большая, чудовищная ошибка.

Time, it will fly like the sun through the sky
And what once was hello turns to goodbye

В какой-то момент, на пути медленно отступавшей прочь куноичи вдруг выросла очередная битая колонна, и Ло, слабо вздрогнув от неожиданности, вновь поднялась на ноги, воспользовавшись ею в качестве опоры. Пусть с грехом пополам, но девушке все же удалось выпрямиться, после чего, бросив на неподвижно стоявшего вдали Микеланджело последний долгий и прощальный взгляд, девушка наконец-то заставила себя отвернуться — ей... ей больше нельзя было здесь задерживаться. Чем быстрее она отсюда уйдет, тем скорее Майки вернется домой, где ему окажут всю необходимую помощь и, наверняка, морально поддержат и успокоят. Все же, парень не оставался полностью одинок... У него все еще был его клан. Его братья и сэнсэй — они ни за что не оставят его одного, не бросят в таком плачевном состоянии. С ними, Алопекс могла не бояться, что с ее приятелем вновь случится что-нибудь плохое.

"Ты не будешь один," — мутантка крепко зажмурилась, стараясь не обращать на подозрительную, щемящую боль в груди. Собственный шаг никогда раньше не казался ей настолько тяжелым и одеревеневшим, в момент, когда она молчаливо покидала это старое логово. — "Пожалуйста, не забывай об этом... Ты ведь совсем ничего не теряешь. Твои родные все еще рядом, и друзья, настоящие друзья — тоже. Я просто... меня просто не должно быть рядом," — и не только рядом с ним, наверное... Ее существование вообще не было предусмотрено природой. Или было, но только в том естественном виде, в каком Алопекс некогда появилась на свет. И почему именно ей не повезло оказаться пойманной людьми Шреддера? Почему именно из нее решили сделать разумную собачку на коротком поводке? Она ведь никого об этом не просила, наоборот, с радостью предпочла бы вновь очутиться в шкуре обычной полярной лисицы, не обремененной никакими другими тревогами окромя заботы о собственной стае. Так ведь и той уже давно не существовало на белом свете... Куда ей возвращаться? И чего ради бороться дальше, особенно теперь, когда стало очевидно, что нормальная жизнь попросту не для нее?

И все-таки... все-таки, ей не хотелось умирать. И сдаваться тоже... Может, у нее не было права на такие важные жизненные ценности, вроде создания семьи, или дружбы с кем-либо, но кто сказал, что она не заслуживала мирного существования? Или хотя бы своего собственного тихого и безопасного уголка — пускай даже где-нибудь на самых задворках этого мрачного, враждебного мира. И Майки... Они ведь не прощались навсегда, верно? Когда-нибудь, она научится контролировать свои звериные инстинкты и тогда, быть может, сумеет извиниться перед ним за всю эту боль. Однажды, она снова к нему вернется... А до тех пор, она спрячется от Шреддера в Фэйрбэнксе, там, где некогда был ее родной дом. Уйдет обратно в лес, снова научится охотиться. Например, на кроликов, она ведь так любила свежую крольчатину, да и желудок у нее не привередливый — в лихое время справится и с сырым мясом. Будет постоянно перемещаться с одного места на другое, отыскивая себе укрытие от жестоких северных ветров и колючего снега... Она ведь когда-то прекрасно все это умела, так что мешало вспомнить все заново? А холод и одиночество... не все ли равно?

"Я больше не стану от этого бежать," — ее ладонь, до сего момента слепо прощупывавшая стены темного и пустынного коридора, по которому она все это время брела в неком приступе лунатизма, вдруг решительно сжалась в тугой, чуть подрагивающий от слабости кулачок. Прояснившийся взгляд наемницы скользнул выше, задержавшись на бледном полумесяце, что молча заглядывал в ближайшее к ней окно. — "Раз уж мне суждено быть одной... я не собираюсь этого пугаться," — Алопекс вдруг устало выдохнула и, прислонившись затылком к стене, медленно сползла по ней на пол, точно в пятно холодного лунного света, сиротливо подтянув колени к груди и тут же крепко обняв их лапами. Глаза подозрительно щипало, а в груди будто бы разверзлась глухая пропасть — ощущение, будто она только что своими руками вырвала себе сердце. Что ж, в какой-то степени, так оно и было... Кто бы мог подумать, что Микеланджело займет так много места внутри нее? Одно воспоминание о его разочарованном, немо вопрошающем взгляде (за что?) причиняло ей почти физическую боль. Ло сморщилась, тщетно прогоняя от себя это донельзя горькое воспоминание... а затем с бессильным всхлипом спрятала лицо в кольце из собственных судорожно сцепленных рук.

Ничего... ничего страшного, она еще найдет в себе силы подняться. Пусть впереди ее ждал долгий и тяжелый путь, а на сердце царил беспросветный мрак, она не сдастся. Не станет сдаваться, пока еще есть резон двигаться дальше. А причина у нее была... Большая такая, зеленого цвета, со смешной россыпью веснушек на круглой, голубоглазой мине и извечной бодрой улыбкой на губах. Даже если они с Майком больше могут быть вместе, кто сказал, что она его вычеркнет его из своей памяти? Этот добрый, внимательный, ни на кого не похожий паренек за короткое время научил ее всему самому важному, чему не смог бы обучить сам Шреддер с его армией глупых и безразличных ученых... даже если бы у них ушла на это целая жизнь. И хотя Ло всеми силами желала оказаться как можно дальше от своего приятеля — делала она это вовсе не из ненависти или отвращения.

Наоборот... совсем наоборот.

Tomorrow is here now, sings in your ear now
Child of my heart, your life is your own
Never you fear now, your path is clear now
Someone who loves you...
Someone who loves you is taking you home.

Само собой, исчезновение Майка не могло остаться незамеченным.

Хотя стоило все же отдать должное его развитому скиллу воина тени — ни один из домочадцев юноши не расслышал его шагов... хотя, возможно, причина тому была в чересчур шумном и нарочито громыхающем уходе Кожеголового из черепашьего убежища. Как бы то ни было, до поры до времени никто из присутствовавших в подземелье мутантов даже не догадывался об отсутствии шутника... До тех пор, пока знатно засидевшемуся в мастерской Дону не приспичило вдруг покинуть свою тихую обитель и не направиться на кухню, дабы приготовить себе очередную порцию горячей (и очень крепкой) арабики. Тут-то ему и бросилась в глаза первая странность, а именно, отсутствие многих продуктов — не подумайте, Донателло в принципе не особо следил за тем, где там что стояло на извечно загроможденных полках и дверце холодильника, и вряд ли заметил бы пропажу пары-тройки булочек из огромной корзины для выпечки... Но в этот раз Майки забрал с собой так много еды, что это просто не могло остаться без внимания. Да, весельчак не то чтобы был в состоянии готовить последние дни... Но Ди точно помнил, что у них еще оставалось достаточное количество съестных припасов — неужто ошибся?

"Надо бы попросить Эйприл закупиться для нас в супермаркете," — рассеянно подумал техник, закрывая заметно опустевший холодильник и одновременно с тем озадаченно скребя пальцами в затылке. — "Или опять придется грабить продуктовый склад..." — поставив кофейную турку на огонь, Дон оставил ее разогреваться, а сам, зевая, вышел с кухни и устало поплелся на верхний этаж, решив заодно проверить и Майка. Просто на всякий случай — все-таки, нынешнее состояние младшего брата не на шутку его тревожило. Внезапное предательство Алопекс, а затем ее бесследное исчезновение, подействовали на Микеланджело примерно с той же силой, как некогда похищение Моны — на самого Донателло, и умник, в принципе, очень даже хорошо понимал его чувства. Коли уж на то пошло, он вообще чувствовал себя отчасти виноватым в случившемся: если бы он не швырнул нагинату в только-только начавшую приходить в себя лисицу... и не спугнул ее своим сердитым воплем... Возможно, тогда им удалось бы оставить Ло в убежище и оказать ей посильную медицинскую помощь. Нет, пожалуй, Донни ни в чем не упрекал бедную наемницу. Наоборот, ему было чертовски ее жаль, ведь он не по наслышке знал, каково это, быть во власти опасного психотропного вещества, благо, что пример такой жертвы фактически постоянно находился у него перед глазами, в лице его собственной возлюбленной. Интересно, сколько же наркотика ввели Ло перед нападением? Явно побольше, чем некогда за раз вкалывали Моне, судя по тому, что она совершенно никого не узнавала... И какие ужасные должны были бы симптомы последующего "отходняка" — честно говоря, Ди становилось аж слегка дурно при этой мысли. Вот почему они так усердно разыскивали Алопекс по всем темным аллеям и подворотням, игнорируя исходившую от нее смертельную угрозу. И вот почему Майки так сильно замкнулся в себе: он явно переживал за свою подругу, настолько, что совсем не думал о собственных ранениях — кои, между прочим, были очень и очень серьезны.

Ну, как раз для таких случаев и пригождался Дон со всеми его поверхностными навыками недофельдшера.

— Майк?... — приоткрыв дверь в спальню брата, техник осторожно просунул голову внутрь, присматриваясь к темневшему на кровати силуэту. Кажется, Микеланджело крепко спал, а у Донни, в принципе, не было резона будить его среди ночи — он просто хотел убедиться в том, что младший не был голоден и не нуждался в принятии очередной порции обезболивающего. Черепашка уже приготовился было покинуть чужую комнату... но затем вдруг нахмурился, осознавая, что его что-то беспокоит. Наконец, ему удалось понять, что именно — бока шутника оставались неподвижными, хотя, по идее должны были мерно вздыматься в такт дыханию; кроме того, как бы Донателло не прислушивался, он не мог расслышать характерного посапывания спящего. Еще один тревожный звоночек, который было ох как нелегко проигнорировать. Подобравшись, Дон буквально на цыпочках прокрался к самой постели брата и замер, сверля его своим пристальным, тревожным взглядом... а затем вдруг резко сдернул одеяло с чужих плеч, уже, в принципе, заранее догадываясь, что он сейчас увидит. — Майки-и!... — тихо, но донельзя сердито простонал, да нет, прорычал Донни, роняя край покрывала себе под ноги. Придумал же, соорудить гору подушек — ну прямо как маленький, ей-богу! И куда он, черт его возьми, намылился в третьем часу ночи?! Хотя, глупый вопрос, известно, куда! Неужто он вправду рассчитывал в одиночку отыскать Алопекс в этом огромном и людном городе?! Конечно, отчаяние порой подстегивало людей (да и мутантов тоже) на откровенно безрассудные поступки, но сейчас даже это не оправдывало сумасбродной выходки Майка. — "Хоть к кровати его привязывай, ей-богу!" — вопреки охватившей юноши злости вперемешку с вполне очевидной досадой (надо же, провели, как котенка), Донателло не бросился сломя голову будить Сплинтера и Рафаэля, предпочтя для начала спуститься вниз в лаборатории и позвонить Майку на черепахофон — уж его-то он, хотя бы, не забыл прихватить с собой на поиски?! — "Не удивлюсь, если ему и этого в голову не пришло," — мысленно проворчал Донни, без тени прежней сонливости, зло и решительно спускаясь вниз по лестнице. — "Что за черепашка... хах?" — он резко замер на нижних ступенях, услыхав характерный шум открывающихся снаружи засовов... а затем, протянув руку, молча щелкнул переключателем, уже заранее приготовив здоровенную воспитательную лекцию на тему врожденного безрассудства и застарелой Алопекс головного мозга. Само собой, ярко вспыхнувший под потолком гостиной свет мгновенно озарил фигуру съежившегося весельчака, тотчас закрывшего лицо здоровой рукой — а кого еще он ожидал здесь увидеть, интересно?

"Ну, держись у меня," — сумрачно подытожил механик, уже открывая рот, чтобы вылить на макушку беглеца первую часть своей гневной рулады... да так и поперхнулся невысказанной претензией, с моментально изменившимся лицом уставясь на раненное запястье брата, впопыхах обернутое какой-то грязной, порозовевшей от насквозь пропитавшей ее крови тряпкой.

А вот это уже было совсем не смешно...

— Где ты был? — проигнорировав встречное ворчание Майка, растерянно брякнул Дон ему в ответ. Да уж, нашел о чем спрашивать... И так все понятно было, тут к гадалке не ходи и на радары не подглядывай. — Твоя рука... — Дон вслепую шагнул с последней лестничной ступени, по-прежнему не отводя глаз с наспех перемотанной лапы шутника. — Что с тобой произошло? — само собой, Микеланджело не собирался играть смиренного школьника и попытался удрать от него на кухню, мрачновато отшучиваясь на ходу, но разве ж Дон так легко отстанет? Тем более, сейчас, когда он ясно видел, что его брату требовался осмотр. Все также бледный и взволнованный, умник немедленно влетел в помещение следом за Майком и замер в паре шагов от него, наблюдая за тем, как тот сует ладонь под струю ледяной воды, смывая присохшую к коже кровь. В принципе, этого зрелища оказалось достаточно, чтобы сделать все необходимые выводы и самостоятельно сложить два плюс два у себя в мозгу. Оставленная на огне турка уже вовсю кипела и булькала, но гений, кажется, вообще забыл про ее существование. — Что "не сейчас"? — напряженным, ломким голосом осведомился Ди, теперь уже подходя к Майку вплотную и осторожно перехватывая ее запястье. — Ты же ранен, черт возьми... Дай я взгляну. Дай, говорю, — кое-как отвоевав у брата его исцарапанную лапень, Дон быстро пробежался взглядом по оставленным Алопекс порезам, оценивая их глубину и местоположение. Кажется, была задета одна из вен... плохо. Дон невольно разжал ладонь, с каким-то даже беспомощным или, скорее, отчаявшимся выражением уставившись в затылок вредно отвернувшемуся шутнику. Господи, Майк... ну как так-то? Ну зачем?...

— Ты осознаешь, что еще легко отделался? — теперь уже сам Донателло приглушенно загрохотал дверцами и выдвижными ящиками кухонных шкафов, вытаскивая наружу ножницы и одну из многочисленных аптечек, предусмотрительно рассованных им чуть ли не по всему убежищу. — Чего еще ты ждал? Она же не в себе, Майк... Тебе нельзя было соваться к ней одному! — он сухо рванул упаковку свежего бинта, подавляя нервную дрожь в ладонях. — Ты мог хотя бы сказать об этом мне, раз каким-то образом узнал о ее местоположении... Я бы помог! Почему ты ничего не сказал? Боялся, что я стану тебя останавливать? А если бы она снова на тебя набросилась? Об этом ты не подумал?...

Отредактировано Alopex (2017-11-11 00:40:38)