Молчаливо подперев голову рукой, Дон в некоторой задумчивости наблюдал за веселящимися Майком и Моной. Ребята выглядели такими счастливыми и задорными... И если для Микеланджело это было вполне обычное состояние, к которому все уже давным-давно привыкли, то от Моны изобретатель ничего подобного не ожидал, учитывая, как она себя вела все предыдущие дни. Было довольно приятно, наконец-то, увидеть беззаботную улыбку на ее ранее смурном личике — искреннюю, совершенно не наигранную... Воистину, алкоголь творил чудеса.
"И все же, мне было бы гораздо легче, если бы при этом она обошлась без разбавленного сакэ," — со вздохом подумал гений, сам не замечая, как делает очередной глоток из бог весть какой по счету пиалы. Признаться, ему уже и самому надоело сидеть с хмурой физиономией, однако он по-прежнему не спешил вмешиваться в происходящее. Спиртное действовало на него несколько иначе, чем на друзей: если тех тянуло как следует оторваться, то Дон, напротив, впадал в какое-то странное состояние, чем-то смахивающее на банальную рефлексию. Проще говоря, он затих и как будто бы мысленно отдалился от всего происходящего, с головой уйдя в омут собственных мыслей. А мысли у него были разные, начиная все теми же проблемами в их с Моной общении и заканчивая смутными идеями о том, какой эффект может дать на организм смесь рисовой водки с пивом и белым сухим вином. Именно поэтому он далеко не сразу отреагировал на предупреждающее восклицание саламандры: запоздало оторвав взгляд от почти пустой бутылки сакэ, Донателло только и успел, что заметить летящий в него ярко-оранжевый снаряд. То, что это был апельсин, с чьей-то легкой руки запущенный прямиком ему в тарелку, изобретатель понял уже после того, как данный фрукт звучно шлепнулся в его недоеденный салат. Дон ошалело замер, чувствуя, как по его лицу медленно сползают густые брызги майонеза вперемешку с кусочками свежих овощей. Не самое приятно ощущение. Немо хлопая осоловелыми глазищами, парень медленно поднял взгляд на невинно и в то же время коварно ухмыляющуюся ящерицу.
"Даже не пытайся сделать вид, что ты это не специально!" — с растущим негодованием подумал Донни. Ему стоило большого усилия сдержать охватившее его возмущение... но он все-таки промолчал, лишь с хмурым видом пронаблюдав за тем, как Мона, пьяно покачивая бедрами, переместилась вдоль стола и замерла между братьями, демонстративно игнорируя мрачный взгляд шестоносца. Казалось, что ее всерьез заинтересовало предложение Майки... и что Дон здесь сидел лишь в качестве живой декорации. Смерив девушку донельзя оскорбленным взглядом, гений все также молча потянулся за салфеткой... и в очередной раз прихренел от царапнувшей его нос десертной ложечки. Невозмутимо отправив в рот порцию снятого с гения салата, Мона снова отвернулась к Микеланджело, оставив второго мутанта с непередаваемым выражением на перепачканной физиономии пялится в пространство перед собой, изредка едва заметно подергивая веком. Финальным аккордом во всей этой мизансцене стал неожиданно покачнувшийся под черепашкой стул. Прежде, чем Донателло успел хоть что-нибудь сообразить, как уже с впечатляющим грохотом рухнул на пол, едва не утянув за собой скатерть, а вместе с ней — все, что было на столе. Лежа на панцире лицом к двери, юноша пару мгновений ошалело пялился в потолок, а затем сумрачно уставился на склонившуюся к нему Мону. Думаете, эта зараза собиралась протянуть ему руку помощи? Угу, целых два раза.
— Не будешь букой? — промурлыкала саламандра, даже не пряча игривой улыбки, а затем выпрямилась и ушла с кухни следом за тихонько ржущим в кулак Майки. "Чтоб тебя..."
— Огромное спасибо за то, что помогли мне встать! — с досадой рявкнул Донни им в спины, самостоятельно выпутываясь из скатерти и с грохотом ставя стул на место. — Я ценю это! — ох, да перед кем он язвил, в самом-то деле. Громкая музыка, сокрушительными басами потрясавшая зал отдыха, все равно заглушала его саркастичные комментарии... Едва заметно покачиваясь и окончательно набычившись, гений приблизился к дверям и угрюмой тенью замер на пороге, прислонясь плечом к косяку и скрестив руки на груди. Майки уже снимал чересчур развеселившуюся Мону со спинки дивана, заботливо придерживая ту за тонкую талию. Девушка при этом прямо-таки заливалась хохотом — надо же... Он еще ни разу не видел ее настолько довольной и счастливой. Сцепив руки, подростки принялись с радостным улюлюканьем кружить по помещению, сшибая хрупкие предметы и расшвыривая попадающийся им под ноги мусор. Кажется, они считали это танцем... У Донна аж брови на лоб поползли от эдакого зрелища. Что, панцирь его дери, Микеланджело подмешал в это чертово сакэ?...
В слезах парнишка -
Ему соврала я немножко.
Сдала подружка,
Должно быть, ей сейчас так стыдно!
"Пожалуй, мне стоит поучиться у братишки, как развлекать девушек..." — в конце концов, нехотя заключил изобретатель, продолжая незаметно наблюдать за чужим весельем. Признаться, он уже давно начинал чувствовать себя лишним на этом празднике жизни. Интересно, если он потихоньку вернется обратно на кухню или нырнет к себе в лабораторию, это кто-нибудь заметит? Донателло неожиданно поймал себя на мысли, что начинает ревновать младшего брата к саламандре. Это было довольно... неприятным и в общем-то довольно печальным откровением. Весельчак с такой легкостью осчастливил их уставшую, замученную гостью — по сути, он за каких-то полчаса сумел сделать то, что безуспешно пытался сделать сам Донателло на протяжении всей последней недели. Боже, да он бы панцирь отдал лишь за одну ее улыбку... "Похоже, я все это время действовал неправильно."
Гений в очередной раз негромко вздохнул... и неожиданно напрягся, заметив, что в какой-то момент пальцы Моны неожиданно выскользнули из рук Микеланджело. Парочка в этот момент совершала какой-то совсем уж безумный кульбит, и, естественно, ящерица мухой отлетела прочь от шутника, напрочь потеряв равновесие. К счастью, она начала падать точно в направлении стоящего в дверях умника... и на сей раз тот среагировал вовремя: дернувшись вперед и выставив обе руки перед собой, Дон принял на них весь вес падающей мутантки. В итоге Мона повисла в его объятиях, едва ли не касаясь спиной пола и глядя прямиком в кажущиеся совсем черными глаза Донателло. Несколько мгновений юноша обеспокоенно всматривался в испуганное лицо девушки... а затем едва заметно усмехнулся.
А мне что делать?
И мне теперь не оправдаться!
Найду другого,
Чтоб не плакал и не обижался...
— Довольно... оригинальное танцевальное па, — не удержавшись, съехидничал он, после чего выпрямился и твердо поставил Мону на обе ноги. — Пять очков, Майки. А теперь смотри, как двигается профессионал, — подмигнув обоим мутантам, Дон выпустил саламандру из объятий и приблизился к брату, встав рядом с ним. На его зеленой физиономии светилась задорная улыбка — что, признаться, было довольно странно и неожиданно. Черепашку как будто подменили... что, безусловно, только радовало.
— Зажигай! — крикнул он весело, перекрывая грохот децибел, и принялся энергично пританцовывать на одном месте, сначала попеременно выбрасывая то одну, то другую ногу в сторону, ритмично сгибая руки в локтях, а затем и вовсе начал прихлопывать в такт музыке, приседая и все также совершая широкие шаги и тут же возвращаясь обратно — влево, вправо, влево, вправо... Получалось довольно зажигательно, пускай и не так здорово, как у немедленно задвигавшегося рядом Микеланджело: все же, Дон не был танцором, хотя и имел примерное представление о том, как нужно двигаться. Несколько мгновений братья совершенно синхронно отплясывали под очередную композицию, а затем встали друг за другом и начали со смехом дергаться в разные стороны — в то время как один склонялся в одном направлении, второй выглядывал из-за его плеча, и наоборот. Моне было отчего приоткрыть рот: кто бы мог подумать, что зануда-Донателло вообще способен вытворять нечто подобное... Но, в конце концов, они были знакомы не так уж много времени и по-прежнему открывали друг у друга какие-то новые, совершенно неожиданные черты. Ну и, конечно же, целая бутылка выпитого ими сакэ не могла не наложить отпечатка на их поведении... Так что, в итоге подростки просто плюнули на все и полностью ударились в веселье, позволив пьяному угару взять верх над холодным рассудком.

Мерещится
То ли большая, то ли малая
Медведица...
Мерещится...
То ли большая, то ли малая
Медведица!

Слаженный черепаший дуэт нарушился, стоило Моне напомнить, что вообще-то кое-кто чересчур увлекся и совсем позабыл, что существует что-то еще, кроме музыки и необходимости не облажаться и вести линию без обидных ошибок. Остановившись, Микеланджело чуть осоловевшими глазами смотрел на девушку, словно силился вспомнить, кто это и почему он совсем о ней забыл. Впрочем, отстраненное недоумение быстро завершилось счастливым узнаванием, и теперь пьяноватая черепашка внимал вызывающим словам ящерицы,  параллельно  отметив, что под играющую ныне музыку и впрямь как-то им не стоит танцевать, она же, ну, девчачья. Так что, сделав щедрый приглашающий жест, он отступил на пару шагов назад, освобождая пространство (случайно пнув что-то, до этого снесенное на пол в их с Моной открывающем сезон пьяных безобразий  танце) и приготовился оценивать чужие показательные танцы по десятибалльной шкале. От собственных недавних энергичных телодвижений он сбил дыхание и теперь отдыхал,  привалившись к плечу более рослого брата, благодушно улыбаясь начинающей свой танец Моне. Вот она шагает, и идеальная плавность ее движений  вызывает прилив искреннего и, даже можно сказать, горячего, одобрения в душе младшего и он начинает покачивать головой в такт, с растущим восторгом наблюдая за  тягучими движениями девушки. Потрясающе, как  она двигается, как ее движения перетекают одно в другое, согласно музыке меняя темп. Особенно радует Микеланджело ее хвост, вот кто бы мог подумать, что это такая полезная в жизни вещь! Как никогда прежде ему самому захотелось иметь подобный длинный, сильный, словно змея, и способный вот так удачно участвовать в танцах хвост. Отпадная часть тела! Волосы вьются за ней шлейфом, золотисто поблёскивая в электрическом свете, скрывая лицо, но Микеланджело и не замечает это, воспринимая всю ее фигуру цельно. Музыка и томность чужих движений приковывают его внимание, не давая отвлечься на что-то еще, он очарован и едва вздрагивает, когда чужие изящные пальчики касаются его лица, легко и едва уловимо, но столь неожиданного для него. Он моргает, словно магия танца на мгновения отпускает его, и вновь замирает, с широкой улыбкой и восхищением на физиономии, следя за близко подошедшей к ним ящерицей. Вблизи ему стали даже видны мелкие чешуйки, по которым пробегают матовые блики света, так красиво. Удивительная пластичность, удивительная мягкость. Просто выше всяких похвал. Он чувствует, что взволнован и не вполне осознает, почему. Как-то совсем незаметно он становится еще ближе к брату, но едва отмечает этот факт, ведь музыка играет, и танец продолжается. Он ощущает, как чужая тонкая ладонь касается его плеча, почти сразу – затылка, и вот уже тяжесть переходит на концы банданы. Он хочет повернуть голову и посмотреть, что там с ней творится, но уже в следующую секунду от этого движения только врезается в лоб старшего.

- Ой! - шокированный внезапный ситуацией, в которой он оказался, не зная, что еще предпринять, он упирается ладонями в плечи Донни и с усилием пытается отодвинуть его подальше от себя, не осознавая еще, что держит его вовсе не брат. Голубые глаза зияют чернотой расширенных зрачков и выглядят бессмысленно, несмотря на то, что в голове Микеланджело поднялся настоящий балаган из мыслей, вроде:  «что случилось?», «что делать?», «не так близко!», «какого панциря», «да уйди уже от меня». До слуха его доносятся слова Моны, полные коварства, и в глаза мелькает понимание, но он все равно пытается избавиться от физиономии брата, упорно маячащей перед самым носом. Да еще на что-то намекающий странным требованием.
- Чего? Сам в себя дыши, сивушная ты морда, - возмущается он, отворачивая лицо, насколько это возможно. Он, конечно, любил братьев, и все-такое, но личное пространство никто не отменял.  - И стой смирно, я сейчас...  – вообще, настроение Майка, от восторженно-расслабленного, начало резко забирать в сторону напряженно-раздраженного, и подчиняться здравому требованию Донателло очень не хотелось, хотя он и понимал, что к чему. Напоследок сильно дернув головой, он все же замер, позволяя брату поймать узел и попытаться его развязать. Пока Дон старательно пыхтел ему в лицо, Майки нашел, на кого отвлечься. Конечно же, на виновницу их дурацкого положения, заливающуюся хохотом и даже может, что обиднее всего, тычущую в них пальцем.
- Это знаешь ли, было подло! И хватит смеяться! – заворчал он, пережидая ужасное время, пока брат ковырялся с каким-то жалким узлом. И тут, уже собираясь опять укорить ящерицу, он неожиданно освободился, и на автомате сделал пару шагов вперед, пытаясь вернуть равновесие. Толчок в плечо – это Донни врезался в него, разворачивая черепашку спиной вперед, и вот Микеланджело уже пятится спиной, благополучно тормозит,  врезаясь в стеллаж. От удара сверху посыпались коробки с кассетами и бог весть, чем еще, весельчак же приземляется на пятую точки и успевает лишь голову прикрыть от коробкопада. Рядом тут же оказываться брат и помогает ему подняться.

- Ого, - Майки вертит головой по сторонам, приходя в себя, и коротко кивает, - Да ерунда, главное, освободились, а вот детка сейчас у нас получит,  – он кидает мстительный взгляд на Мону и грозит ей пальцем, но все же не может сдержать улыбку, сводящую на нет все его попытки выглядит сердитым. Нелепое приземление поубавило ему раздражения. Взгляд упал на одну из коробок, что приземлилась на его макушку и мысль о коварной мести отодвинулась в перспективе.
- Вау, это же «Твистер»! – он неподдельно рад своей находке, - чуваки, мы просто обязаны сыграть! – не терпящим споров тоном заявляет он, поднимая игру с пола. – Прямо сейчас. Такс, - он отходит к дивану, не мешая старшему брату прибираться (чего он, дурак, что ли, помогать еще).  Быстро открыв коробку, он принялся шелестеть правилами, сбагрив коврик с разноцветными кругами на попечение Моны Лизы.

- Расстилаем, - бодро прокомментировал он эту передачу, и без особого интереса проглядел правила. Увы, пришлось убедится, что без ведущего (или судьи), никак не обойтись и, как бы ему не было обидно, праздник он устраивал главным образом для этих двоих, так что, печально вздохнув, он принял решение принести себя жертву во имя наступления покоя и счастья в убежище.
– Я буду судьей, а вы играете! – чтобы как-то смягчить ультиматум, он виновато улыбнулся: - я, кажется, немного не в состоянии, – наврал, конечно, опьянение от кувырков и связывания у него почти прошло, но глаза по-прежнему были темными, что говорило о том, что алкоголь все еще был в его крови и не самом безобидном количестве. Вытащил рулетку и уселся с ней  по-турецки  на пол, неподалеку от расстеленного игрового поля, поглядывая на обоих участников игры.
- Готовы? Мона первая! – приняв вид важной шишки, он запускает рулетку. Мона будет первой, потому что пластичнее Дона, а дать брату фору он просто обязан. Брат же. Да и вообще. Черепашка должен выиграть. – Правая нога на зеленое! Дон, - он вновь запускает стрелочку, - левая нога на синее, - он удовлетворенно улыбается.

Отредактировано Michelangelo (2013-08-20 21:22:45)

Пока Мона и Майки обменивались шутливыми угрозами и виноватыми оправданиями за спиной гения, последний продолжал с каким-то нездоровым увлечением подбирать с пола и складывать обратно на полки многочисленные коробки со старыми играми. Хорошо, что они не видели застывшего на его физиономии смешанного выражения усталости и досады, иначе Мона, наверное, непременно бы взорвалась негодованием, а Майки так и вовсе "умыл" бы руки: кому понравится, когда рядом с тобой беспрестанно что-то киснет... или кто-то. Особенно - кто-то. Донни прекрасно это понимал, а потому не хотел портить кому-либо настроения и старательно делал вид, что все в норме. И даже более того: все в полном ажуре! Танцы, выпивка, вкусная еда... что еще требовалось для полного счастья? О, совсем немногое. И это немногое сейчас вновь крутилось возле Микеланджело, с явным любопытством заглядывая ему за плечо.
- Вау, это же «Твистер»! Чуваки, мы просто обязаны сыграть! – восторженно заявил весельчак, и Дон, не удержавшись, украдкой закатил глаза: пожалуй, только Майки могла прийти в голову мысль устроить подобного рода соревнование, когда они все трое уже с заметным трудом координировали свои движения и не вполне твердо держались на ногах. Кажется, саламандра подумала примерно о том же, так как голос ее, в отличие от полных воодушевления речей Микеланджело, звучал далеко не так уверенно.
- Что? А может во что-то другое? - пискнула она робко, но разве к ней кто-то прислушивался? Майки уже вовсю подготавливал "арену" для предстоящего сражения, безапелляционным тоном припечатав:
– Я буду судьей, а вы играете! Я, кажется, немного не в состоянии... - Дон, не удержавшись, бросил на брата донельзя саркастичный взгляд. Ну, еще бы... "не в состоянии" он, как же. Будь его воля, изобретатель непременно бы позлорадствовал и напомнил весельчаку, кто повинен в том, что последний не способен даже оторвать свою захмелевшую задницу от дивана... Если бы только он и сам не был так пьян. В самом деле, чья бы корова мычала. Осознание этого простого, но от того не менее важного факта удерживало Донателло от язвительных комментариев в адрес младшего братишки. Окончательно разобравшись с коробками, мутант обернулся к друзьям и скептически оглядел разложенную в центре зала разноцветную простыню. Как и Мона, Дон не был готов к такому повороту событий. Вот только не хватало ему очутиться в столь интимной близости от саламандры... И так уже хочется втянуть голову в панцирь да заныкаться куда-нибудь в самый дальний угол, лишь бы не смотреть девушке в глаза и не касаться ее без особого на то повода. Почему? Сложно сказать. Донни уже давно запутался в своих чувствах и ощущениях. Он был одновременно зол как черт и совершенно по-детски обижен - еще бы, ведь Мона открыто насмехалась над ним в течение всего вечера! - но в то же время юноша прямо-таки до нервной дрожи жаждал оказаться поближе к своей подруге и, наверное, просто крепко ее обнять, прижав к себе и зарывшись лицом в густую гриву непослушных, жестких кудрей... Однако перед этим он, конечно же, с преогромным удовольствием дернул бы ее за хвост. Просто так, в отместку за все ее ведьминские проделки.
"О чем я только думаю," - взгляд гения, против воли последнего, метнулся к сомневающейся мордашке Моны - ту, по всей видимости, тоже не особо прельщала перспектива ползать на четвереньках и всем телом прижиматься к опьяневшему мутанту. Но разве их с Моной кто-нибудь спрашивал? Неееет! Майки, эта деловая колбаса, уже принял самую удобную для него позу и живо крутанул стрелку рулетки, таким образом давая понять, что ребятам некуда деваться кроме как занять требуемые позиции и приступить к игре. Смирившись, Дон повторно возвел взгляд к потолку и негромко вздохнул, покорно становясь напротив Моны. Саламандра последовала примеру гения, зачем-то удерживая в кулачке его фиолетовую повязку. Должно быть, она незаметно отвязала ее, пока Микеланджело был поглощен изучением правил... Донни безо всякой задней мысли протянул руку к своей маске, рассчитывая вернуть ту себе и повязать обратно на глаза, однако ящерица неожиданно проворно увернулась, спрятав "трофей" за спину. Донателло замер, с подозрением наблюдая за лицом Моны: словно бы издеваясь, девушка дразняще потрясла лентой в воздухе перед самым носом у изобретателя, а затем намотала ее на кисть, рассмеявшись:
- Не, не, не! Получишь - если обыграешь меня! - ах, вот как? Гений смерил саламандру слегка раздраженным взглядом, впрочем, не став спорить. Раз уж ей так хотелось подразнить его... Дождавшись, пока Мона встанет на нужный круг, Донателло и сам сделал широкий шаг влево и переместился на указанную позицию.
Вызов принят; все пути назад - отрезаны.
- Посмотрим, как ты запоешь, когда я опрокину тебя на пол, - в тон мутантке отозвался Донателло, терпеливо ожидая того момента, когда Майки объявит их последующие действия. По правде, голос парня звучал гораздо увереннее, чем он чувствовал себя на самом деле. Все-таки, Мона была гораздо гибче... Ей не должно было составить труда изогнуться под немыслимым углом и продержаться так энное количество времени. С другой стороны, Дон был гораздо тяжелее, а от того - устойчивее. Единственное, что его смущало, так это наличие весомого балласта у Моны, а точнее - пятой конечности, хвоста. Благодаря ему, саламандра могла удержать равновесие, находясь даже в самом отчаянном положении... Жаль, что у Донателло такого не было. Черепашка всерьез позавидовал ящерице, когда с легкой подачи Микеланджело был вынужден сначала встать в своеобразный "мостик", а затем и вовсе скрестить руки за спиной, упираясь ими в разного цвета участки на белой клеенке. А уж когда Мона перегнулась через его пластрон, улегшись практически поперек соперника и внаглую воспользовавшись им в качестве опоры...
- Эй! Это нечестно! - возмутился Дон, чувствуя, как его и без того напряженные мышцы начинают потихоньку затекать под весом ящерицы. Не то, чтобы Мона была такой уж тяжелой, просто поза оказалась чересчур неудобной. - Майки, вращай быстрее! - чуть ли не взмолился он: плечи юноши уже ощутимо подрагивали от усталости. Однако когда черепашка в оранжевой повязке объявил им следующий ход, стало понятно, что ситуация грозит принять самый критический оборот. Донателло требовалось оторвать одну руку от желтого круга и, перенеся вес на оставшиеся три конечности, дотронуться до красной отметки, расположенной точно возле его ступни, причем с совершенно противоположной стороны. Мда, та еще задачка...
- Чтобы я... еще раз... согласился на что-то... подобное... - кряхтя, с усилием пропыхтел бедолага Дон, каким-то невообразимым усилием протягивая руку под собственным панцирем - пожалуй, он вполне мог дотронуться до нужного места самыми кончиками пальцев, если бы только у него была возможность как следует прогнуться в пояснице. Увы, с развалившейся на животе Моной это было не так-то просто. "Ну же..." - стиснув челюсти и едва ли не вспотев от напряжения, Дон вроде бы даже коснулся ключевого кружка ладонью... а затем с коротким "ух!" повалился на пол, все-таки не удержав равновесия. Костяные пластины глухо стукнулись о холодный бетон, едва прикрытый старой циновкой и слоем клеенчатой материи - распростершись на спине, Донателло с пару мгновений пытался сообразить, как же он умудрился так опростоволоситься, и лишь после этого в небольшой капле покосился на рухнувшую сверху Мону. Во время падения та слегка перевернулась, и теперь лежала не на животе, а на грудной части пластрона изобретателя, с вытаращенными глазами уставясь точно в покрасневшую от напряжения (или смущения?) физиономию Дона. В который уже раз за вечер Донни захотелось оказаться за тридевять земель от этого места, но на сей раз причины этого странного желания крылись отнюдь не в тоске или злости... Плотно прижимаясь к мутанту, Мона могла ощутить прямо-таки лихорадочный жар его тела, а также различить нездоровый блеск в глубине странно потемневших глаз. Еще больше запунцовев, Дон торопливо уселся и с какой-то необычайной поспешностью отстранил девушку от своей груди, пожалуй, как-то уж слишком крепко стиснув руками ее худенькие, но приятно округлые плечи. "Проклятье... надеюсь, она ничего не заметила," - ну и ситуация, черт подери! Ну почему, почему его организм так странно реагировал на близость саламандры? Это злило и смущало одновременно. Юноша с досадой отвел взгляд, спеша вновь подняться на ноги.