Little black submarines
Operator please
Put me back on the line
Told my girl I'd be back
Operator please
This is wrecking my mind
***

Янтарные глаза устремлены в большую лужу, прямо перед собой. Капли дождя мелко барабанят по раме двухколесного "зверя", оседают в каштановых волосах, мятых и взъерошенных, оставаясь на кудрях прозрачными крохотными горошинами. Кто бы думал, что будет такой сильный ливень. Мона чуть сильнее стиснула ладонями плечи, чувствуя под подушечками пальцев холодную, влажную чешую, как будто бы даже не своя кожа, и медленно поднимает голову вверх, взирая на свинцовые, злобно надвинувшиеся на притихший город тучи, не моргая, ловя и на длинные ресницы ниточки дождя. Странно... взгляд фокусируется на темной фигуре саеносца, и ящерица неуютно ерзает на сиденье, упирая пятку в железную бочину мотоцикла и обхватив ладонью колено - он все еще здесь? Сквозь ливень она не видит лица мутанта, но вряд ли оно доброе, или понимающее, или, может,  сочувствующее, ведь Рафаэль далеко не такая сострадательная душа, пожалуй, самый суровый субъект, среди четверки братьев черепах, имеющих привычку слишком сопереживать другим. Грубый? Бестактный? Может быть. Зато честный. В конце концов, Мона действительно была избалованной и слепой. Кроме того, что до ужаса наивной. И дело вовсе не в потере памяти. Да можно отыскать хоть миллион и одну причину, из за которых она вела себя, как дура, но стоит ли хотя бы одна из них достойного внимания? Хм... будто она сама себя выгораживает перед всем миром.
Давай, кинь еще один обличительный камень в ее сторону, скажи, что она может и должна исправить все свои грехи. Неужели дискуссия не окончена? У тебя есть еще порция поучительных тумаков за пазухой?
Как же болит голова...
Черепаха делает шаг навстречу, обратно, вместо того, чтобы исчезнуть за углом, на ходу раскручивая сай - наконец то ему выпал шанс на время позабыть о разных глупостях мирских и предаться любимому делу. Мона настороженно нахмурила тонкие брови, но ничего не сказала, когда мутант подошел вплотную... Чего он от нее еще хочет? Девушка отводит взгляд в сторону, и потрясенно замирает - на нее сверху опускается потертая кожанка саеносца, прикрыв вздрагивающие плечи. Как реагировать на такой жест? Столь сильно, катастрофически отличающийся от резких слов черепашки в ее адрес? Она косо смотрит вверх, ожидая увидеть недовольную мину, и чувствуя себя так, словно только что своим жалким видом выцыганила у парня единственную вещь, худо-бедно защищающую его от непогоды. Но в ярко блестящих в полумраке, желтых угольках глаз, она не увидела ожидаемого раздражения, или, чего хуже, презрения - только море безграничной усталости и пустоты. Рафаэль не умел строить из себя печального ослика, которого обязательно нужно пожалеть, но зато, если копнуть глубже, если повнимательнее заглянуть в эти извечно недобро прищуренные глаза, только тогда можно различить багровый оттенок боли, щедро смешанной с неприкрытой яростью. Он пытается быть сильным и непреклонным, тем, кто раздает тумаки чувствительной аудитории, а сам с каменным выражением лица стоит поодаль, словно ему все равно и он ничего не чувствует. Обман и иллюзия. Ему было было больно.
Ему было чертовски больно.

***
Oh, can it be
The voices calling me
They get lost and out of time
I should've seen it glow
But everybody knows
That a broken heart is blind
That a broken heart is blind
***

- Спасибо... - Едва слышно бормочет ящерица, снова отводя глаза и плотнее закутываясь в кожанку, надвинув ее мятый воротник почти на нос, так что ее стало едва ли видно, кроме косматой копны спутанных волос. Ну, может чуточку раньше, саламандра бы позволила себе пропищать что-то вроде "а как же ты?", но нарваться на грубость не хотелось, если Раф ей дал - значит он так решил, и всучивать ему обратно куртку будет неправильно, к тому же ей действительно плохо, наверное это видно, что она то и дело морщиться и трогает виски, кроме того, что еще и дрожит, как осиновый лист, поэтому Моне что и остается только с некоторым сожалением, да неловким чувством совести поглядывать на мускулистые, ничем не прикрытые плечи мутанта и открытую, жилистую шею, с прилипшими к ней лентами багровой банданы. Но даже если парню было холодно, виду он не подал, прошлепав по лужам своими огромными ботинками за угол, оставив свою спутницу в гордом одиночестве созерцать изрисованные, замызганные стены подворотни. Она даже не прислушивается к тому, что происходит на соседней площадке перед магазином. Ей не интересны весьма предсказуемые возмущенные, и вместе с тем, испуганные вопли незадачливых грабителей. Ее знобило... Ей казалось, спусти она ноги на мокрый асфальт, то тут же провалится насквозь и будет падать в пустоте... до бесконечности долго. Пришлось забраться чуть повыше, да поерзать на новеньком сиденье. Словно она все еще была на краю пропасти, опасно раскачиваясь и чувствуя всей кожей холодный ветер столпом поднимающийся со дна. Как же она замерзла... мутантка сильнее кутается в просторную куртку Рафаэля, но не может подавить бьющую ее дрожь.
Плохо... все очень плохо. Что же она наделала. Почему была такой слепой?
То, что произошло с ребятами, целиком и полностью ее вина, Раф прав, не следовало идти на поводу у Донателло, не следовало сдаваться ему тогда, в старом гараже. Рафаэль и Ниньяра нашли бы раненую черепашку, а затем спокойно вернулись домой. Самое паршивое, что ею воспользовались, словно игрушкой, покопавшись в механике и превратив ее почти в полноценное оружие против черепашек - отвратительно. Что Рене за человек такой, что за существо, позволяющее себе так свободно играть с чувствами других, неужели не было другого способа отомстить и сохранить хотя бы нечто отдаленно напоминающее честь?
Вместе с лихорадкой подступала злость, хватающая когтистой лапой за горло, лишающая возможности нормально вдохнуть. Лиза хрипло кашляет в кулак, и тут же резко вскидывает голову на ехидный, резкий голос, раздавшийся совсем рядом. Мона зло морщит нос - худощавая, долговязая тень отклеивается от стенки, и шатаясь двигается в ее сторону. Слабого света от уличных фонарей за углом, достаточно, чтобы разглядеть зажатый в его кулаке складной нож. Не подходите к ящерице-мутанту, когда у нее болит голова, и очень... очень плохое настроение.
- Купи себе и катайся придурок. -В тон ему огрызнулась саламандра, опустив куртку Рафаэля на сиденье и уставившись на "посетителя" прямо таки совиными глазами - ярко-желтыми, как сырная луна и такими же круглыми. Змеиный хвост раздраженно щелкнул на сжимающей ножик кисти горе-воришки, а нога синхронно адресует застывшему изваянием бандиту крепкий пинок в кирпичную кладку. Они этого заслуживают. Все негодяи заслуживают того, чтобы их хорошенько проучили. - На служебной прокатишься. - Шипит мутантка, перекидывая ступню на другую сторону и усаживаясь верхом. Знакомый звук полицейский сирен подтверждает слова ящерки - им стоит поспешить, если мутанты не хотят попасть в обезьянник вместе с бандитами. - Раф! - Она поднесла два пальца ко рту, пронзительным свистом привлекая внимание черепахи к себе, - Раф, полиция! - Свист эхо отражается внутричерепной коробки, но взбудораженная и сердитая она Лиза даже глазом не моргнула. Отодвинувшись, она пропускает грузную фигуру саеносца, плюхнувшегося на сиденье, и тут же цепко обхватывает его торс руками, крепче вжавшись грудью в выпуклый панцирь, когда мотоцикл с ревом срывается с места, оставив на дороге на память смазанный след шин.
Увези ее отсюда... Отвези назад, чтобы она смогла наконец... все исправить...

***
That a broken heart is blind
***