La la
La la la la
La la
La la la la
I like your smile
I like your vibe
I like your style
But that's not why I love you

Если и был у Донни какой-то по-настоящему серьезный минус, так это упрямство. Сказочное, неописуемое, прямо-таки ослиное упрямство, о которое с легкостью расшибались кулаки Рафаэля и остро заточенные катаны Леонардо. Даже Мастер Сплинтер порой оказывался совершенно бессилен против этой врожденной черты гения, что уж говорить про остальных членах черепашьего семейства? А все дело в том, что упрямство Донателло было иного сорта, нежели баранья упертость Рафа или спокойная целеустремленность Лео. Упрямство Дона проявляло себя не в виде сердитого оскала или  скрещенных на пластроне рук, а, скорее, в особенном, зловещем блеске в глубине темно-серых глаз — в такие моменты взгляд изобретателя полностью утрачивал свою привычную мягкость и становился другим, более... лихорадочным и маниакальным, что ли. Умника охватывал болезненный и какой-то даже нездоровый энтузиазм, и все вокруг вдруг становилось каким-то мелким, незначительным, не стоящим внимания — Донателло был готов из собственного панциря выпрыгнуть, лишь бы сделать то, что он задумал, и никакие Шреддеры с Лизардами не могли остановить его на пути к достижению заветной цели.
Вот почему он сейчас висел на высоте в несколько сотен футов, увешанный тяжелыми баулами и тоскливо взирающей на него саламандрой — вот уж кому точно не нравилась вся эта затея! Не раз и не два она предпринимала слабые попытки остановить своего возлюбленного от очередного его безумного эксперимента, еще даже толком не зная, что именно он там задумал. Однако Дона было бесполезно отговаривать: несмотря на порядочную усталость (попробуйте, вскарабкайтесь на такую верхотуру, да еще и будучи по уши нагруженным сумками с громоздкими запчастями, необходимыми для грядущего испытания!), он продолжал энергично взбираться дальше, не обращая внимания на порядком затекшие плечи и градом катящийся по коже пот. Все-таки, это было ох как нелегко — лезть наверх, таща с собой столько металлолома, и попутно отмахиваться от неуверенных попыток Моны взять на себя часть снаряжения. Время от времени она даже пыталась оттянуть на себя одну из лямок, и в итоге все закончилось тем, что гений едва не выронил свою поклажу. К счастью, обошлось, и в итоге в темную бездну полетела только любимая ручка изобретателя, которую он имел неосторожность зацепить за карман собственного плаща. Донателло аж остановился, опустив голову, а затем наградил саламандру донельзя скептичным взглядом.
— Мне было бы гораздо проще, если бы ты перестала вертеться и дала мне спокойно добраться до вершины, — проворчал он, в очередной раз подтягиваясь на руках и одновременно склоняясь над какой-то более-менее широкой перекладиной — так, чтобы Мона могла соскользнуть с его груди и усесться на импровизированную "скамью". Пожалуй, ему действительно требовалась небольшая передышка...

And I, I like the way
You're such a star
But that's not why I love you
Hey
Do you feel, do you feel me?
Do you feel what I feel, too?
Do you need, do you need me?
Do you need me?

Дождавшись, пока его подруга слегка подвинется вбок, гений тут же плюхнулся на освободившееся место и стянул с себя поклажу — словами не передать, как сильно ему натерло плечи... Даже несмотря на то, что те были прикрыты слоем жесткой непромокаемой ткани. Несколько мгновений мутант наслаждался этой коротенькой передышкой и заодно (о чем он, разумеется, в жизни бы не сознался) воцарившейся тишиной: по какой-то причине, Мона больше не пыталась высказать гению свое недовольство этой ночной вылазкой. Может быть, поняла, что все бесполезно? Ох, как же сильно он ошибался... Донателло зря ослабил бдительность: ненадолго отвлекшись на то, чтобы поменять местами тяжелые сумки, гений совсем упустил из внимания дальнейшие намерения Моны и опомнился лишь тогда, когда неожиданно цепкие ручонки Моны буквально выхватили у него один из набитых инструментами баулов. Донни запоздало вцепился в ремень, но куда там! Ящерка лихо выдернула сумку из чужой хватки, оставив умника недовольно сопеть в обнимку с оставшимся у него багажом.
Ну что за упрямая женщина.
— Выпендрежник, — парировала Мона в ответ на невысказанную гением претензию и бесцеремонно хлопнула его по лбу свернутыми в трубочку чертежами. Донателло аж забыл, что вообще собирался ей сказать, с донельзя изумленным видом хлопая глазами и машинально протягивая руку в пустоту. Он хотел предпринять вторую попытку отобрать у Моны украденный ею ремень, но саламандра оказалась куда резвее: не дожидаясь, пока юноша вернет себе драгоценную поклажу, она стрелой взлетела выше по густой сетке из ржавых металлических перекрытий — только хвостом взмахнула и была такова. Дон еще несколько секунд молча смотрел ей вслед, не зная, чего в нем сейчас больше, раздражения на чрезмерно прыткую ящерицу или же иронии по отношению к самому себе. Ладно... у него были свои методы борьбы с подобного рода... бесцеремонностью. Мона, конечно же, делала это лишь из элементарных женских опасений, а вовсе не из наглости или желания насолить, Донни прекрасно это понимал. Тем не менее, он очень сильно не любил, когда его любимая вела себя подобным образом. В конце концов, он ведь не безмозглый младенец, а взрослый и здравомыслящий чело... мутант, который прекрасно знает предел собственных возможностей. Мастер Сплинтер тренировал своих сыновей в гораздо более сложных условиях, по сравнению с которыми меркло даже это непростое восхождение на местный "Эверест". Даже в потемках. Даже с тяжеленными сумками и Моной Лизой на плечах.
Словом, к тому моменту, как гений добрался до самой вершины, вид у него был не самый довольный. Едва вскарабкавшись на продуваемую холодными ветрами площадку, Донателло молча опустился на колени и сразу же принялся распаковывать свои инструменты, нарочно избегая смотреть в сторону притихшей студентки. Дело было даже не в ущемленной мальчишеской гордости, а в том, что подростка просто коробило такое поведение Моны. И пускай черепашка находил тому свое оправдание, ему все равно было неприятно остаться внизу и смотреть на то, как саламандра, опасно раскачиваясь и пыхтя, торопливо скачет дальше уже без своего приятеля. Неужели обязательно нужно было так делать? Ведь Донателло лез вверх аккуратно и не торопясь, стараясь, чтобы они с саламандрой не рухнули вниз при каком-нибудь неосторожном, порывистом движении, а тут Мона могла в любой момент сорваться под тяжестью огромной сумки — ну кому это было нужно?...
И после этого он, Донни, еще и выпендрежник!
"Ладно... по крайней мере, мы все-таки сумели залезть на этот чертов мост, ничего при этом не уронив и не разбив," — со вздохом заключил механик, постаравшись отогнать от себя всякие угрюмые мысли. Обида на саламандру не спешила уходить, и Мона, кажется, прекрасно это чувствовала — Дон чуть ли не кожей ощущал на себе ее пристальный, тревожный взгляд. Разумеется, она осознавала, как сильно ему не понравилось это нелепое "ограбление", благо, что Донателло старательно демонстрировал это всем своим видом. И почему они просто не могли забраться сюда без лишних споров и...

La la
La la la la
La la
La la la la
I like the way you misbehave
When we get wasted
But that's not why I love you
And how you keep your cool
When I am complicated
But that's not why I love you

— Дооон, — ох, ну вот оно. Гений замер, едва уловимо вздрогнув, но все-таки заставил себя не смотреть в лицо саламандры. Мона редко обращалась к нему так — нежно, вкрадчиво, с воркующими нотками в голосе, и Дон уже догадывался, чем могла быть вызвана столь разительная перемена в ее поведении. Хитрость удалась — саламандра чувствовала себя виноватой перед Донателло и теперь пыталась настроить его на более добродушный лад. Хах, отличная попытка, но если бы все было так просто! Дон нарочито сдвинул брови к переносице, старательно делая вид, что не услышал этого тихого зова, и продолжил собирать свой дельтаплан, но Мону было не так-то смутить или сбить с намеченного ею курса. — Дооонни, — подобравшись вплотную к гению, она ненавязчиво оплетает рукой его шею, и тут уж Дон волей-неволей бросает короткий взгляд на лицо возлюбленной, впрочем, тут же возвращая его к чертежам и наполовину собранному устройству.
— Хмм? — негромко откликнулся изобретатель, и в его тихом, напряженном голосе послышалось сдержанное недовольство. Но разве можно было долго строить из себя буку, когда Мона из кожи вон лезла, лишь бы обратить на себя его внимание? Тем более, если она буквально загородила собой все бумаги и запчасти... Донателло нехотя выпрямился, однако, заинтриговано проследив за тем, как саламандра деловито усаживается ему на колени. Пожалуй, это было что-то новенькое. Дон сам не заметил, как положил ладони на бедра девушки, в свою очередь, осторожно огладив ее бока. Прохладная салатовая чешуя приятно щекотала пальцы... А руки Моны, тем временем, уже мягко обвивали шею изобретателя, вынуждая того полностью отвлечься от скучной работы.
И как уж тут остаться равнодушным или недовольным?
Донателло молчаливо накрыл ладонями стройную талию ящерицы, в свою очередь, прильнув переносицей к ее чуть выпуклому, гладком лбу. Ветер трепал разбросанные тут и сям, прижатые тяжелыми деталями бумаги, развевал густые волосы Моны, то и дело кидая тяжелые локоны ей на лицо. Дон осторожно убрал одну из этих непослушных прядей, каким-то образом просочившуюся между соприкасающимися лицами подростков, и еще раз вгляделся в медовые глаза возлюбленной. Словами не передать, как его манил этот нежный и одновременно светящийся хитрецой взгляд... Но, романтика романтикой, а все же следовало помнить, что они проделали очень долгий и тяжелый путь, чтобы добраться до этой вышки — было бы просто до ужаса глупо бросить все и податься инстинктивному порыву. Тем более, что умник потратил несколько дней на разработку этого своего новейшего изобретения и буквально ночами грезил о том моменте, когда ему, наконец-то, удастся опробовать его в деле. Мягко усмехнувшись, Дон чуть отстранился, оставляя уже вытянувшиеся в трубочку губы саламандры без желаемого ею (да и им самим) поцелуя. Вместо этого, гений просто осторожно чмокнул Мону в самый кончик вздернутого зеленого носа и без лишних слов ссадил девушку с колен, вновь склонившись над своим драгоценным детищем.
Все-таки, он тоже умел быть врединой.
— Обязательно, — произнес Донни с многообещающей улыбкой, снимая плащ и отдавая тот Моне в руки, — но сперва я проверю, на что способна эта малышка... А ну-ка, посторонись, — защелкнув парочку оставшихся креплений, мутант быстро продел обе руки в лямки получившегося не то рюкзака, не то парашюта, не то обычного металлического короба с приделанной к нему странной треугольной конструкцией, и как следует закрепил тот на своем панцире, воспользовавшись для этого парочкой дополнительных ремней. — Ну что, ты готова? — продолжая кривить губы в предвкушающей ухмылке, гений отошел на несколько шагов и встал спиной к темной, перечерченной светом автомобильных фар бездне. Где-то там, далеко под их с Моной ногами, гудели проезжающие по мосту машины — а с другой стороны едва слышно плескались черные воды Гудзона. Именно туда-то и собирался прыгнуть юный мутант, невзирая на испуганное выражение, застывшее на вытянувшейся мордашке саламандры. Да разве могла она остановить своего полоумного приятеля?!

Hey
Do you feel, do you feel me?
Do you feel what I feel, too?
Do you need, do you need me?
Do you need me?

Even though we didn't make it through
I am always here for you
You

— Ну, поехали... или правильнее сказать "полетели"? — не дожидаясь ответа на сей, в общем-то, совершенно риторический вопрос, Донателло резко стартанул с места и помчался к противоположному краю площадки. Не успела Мона ахнуть, как ее ненаглядный изобретатель с гиканьем исчез из виду, камнем рухнув в пропасть — только пятки сверкнули.
— ТООМААААС ЭДИСООООООООН, — только и послышался его оглушительный, стремительно удаляющийся вопль, исполненный благоговейного ужаса и совершенного ребячьего восторга. Да уж, кто бы мог сказать, что этот голос принадлежит самому спокойному и здравомыслящему существу во всем Нью-Йоркском подземелье! К тому моменту, когда Мона бухнулась на колени рядом с краем площадки, Донателло уже успел преодолеть половину расстояния до реки, вволю насладившись ощущением свободного падения, и как раз нажал пальцем на один из рычагов, скрытых на внутренней стороне металлической планки, за которую он все это время благополучно держался. Раздался громкий хлопок — а в следующую секунду за спиной гения стремительно развернулись более чем внушительные самодельные крылья. Дельтаплан справился со своей задачей на "ура": резко поднажав, Донни успел выровнять свой полет ровно к тому моменту, когда до водной поверхности оставались считанные метры. Подхватив воздушное течение, юноша с восторженным криком взмыл прямиком к звездным небесам — просто потрясающее ощущение! Холодные порывы ветра трепали концы рваной фиолетовой повязки, а яркий свет луны отражался в стеклах защитных очков, на сей раз предусмотрительно опущенных со лба механика. Управлять дельтапланом было ох как непросто, особенно в таком неадекватном состоянии, но гений быстро приноровился и даже спикировал к воротам моста, сумасбродной птицей пронесясь мимо стоящей на площадке Моны.
— ЭТО ПОТРЯСАЮЩЕ!! — хрипло гаркнул Донни, улыбаясь во весь рот и помахав саламандре рукой. Хм, может, и не стоило этого делать — дельтаплан от такого движения слегка накренился, отчего горе-летчик едва не вписался в одно из перекрытий моста. Кое-как выпрямившись, Дон совершил еще один живописный круг, точно огромная летучая мышь промелькнув на фоне выпуклого диска луны, а затем снова устремился вниз. Зачем конкретно — Мона, увы, поняла не сразу, а когда додумалась, то было уже поздно. Крепкая, мускулистая рука изобретателя бесцеремонно сгребла ее за талию, и в итоге в воздухе оказались уже оба мутанта. Гений не стал обращать внимания на визги и тычки, быстро расположив Мону прямо перед собой и даже умудрившись защелкнуть один из ремней вокруг ее пояса — так, безопасности ради.
— ДЕРЖИСЬ, — весело крикнул он, перекрывая отчаянный свист ветра в ушах. Облетев мост, ребята пронеслись точно над оживленной магистралью, догоняя мчащие по ней автомобили — никто даже не подозревал, что прямо над их головами летит парочка сумасшедших зеленых созданий на самодельном дельтаплане. А вот мутанты могли вволю насладиться открывшимся им видом на сияющий миллиардами огней мегаполис, благо, высота позволяла.
— НРАВИТСЯ? — Донателло слегка качнул головой, уворачиваясь от копны растрепавшихся на лету волос Моны, и прижался щекой к ее виску, по-прежнему широко улыбаясь и не сводя взгляда с ночного города. Вот чего ради он построил эту крошку и посреди ночи вытащил Мону из теплого и уютного чердака, чтобы отправиться вместе с ней куда-то к черту на куличики. В конце концов, она же сама предлагала ему свалить куда глаза глядят?
Вот и свалили... прямиком к самым облакам.

You're so beautiful
But that's not why I love you
And I'm not sure you know
That the reason I love you is you
Being you
Just you
Yeah the reason I love you is all that we've been through
And that's why I love you

Ох уж и визжала она!
Донателло чуть было не оглох от истошного, перепуганного вопля саламандры — который, впрочем, уже очень скоро перешел в заливистый и чуточку нервный смех. Коварный план удался, и гений расплылся в донельзя самодовольной усмешке, украдкой наблюдая за тем краешком лица Моны, который был доступен его взгляду. Девушка улыбалась, широко и восторженно, и для Донни не существовало зрелища приятнее этого. Ради этих коротких, но поистине драгоценных мгновений, когда из глаз его любимой полностью исчезало то серьезное, отчасти даже затравленное выражение, кажется, навеки поселившееся в них после истории с Лизардом, юноша был готов пойти на что угодно — хоть ракету смастерить и отправиться с Моной в космос, чтобы показать ей Землю с орбиты. Но, разумеется, его талант к изобретательству еще не успел достичь подобных высот, а если и успел, то у него в любом случае не было доступа к нужным технологиям, так что, волей неволей, мутанту приходилось довольствоваться куда более скромными решениями. К примеру, полетом на самодельном дельтаплане.
— ЛАДНО... все, спускай меня! — едва перестав хохотать, Мона с вопросительным видом повернулась к своему приятелю, но тот лишь отрицательно помотал головой в ответ.
— НИ ЗА ЧТО! — крикнул он, не пытаясь скрыть веселья в своем голосе. Озорной блеск в глазах изобретателя был виден даже сквозь толстые линзы очков-гоглов. Их полет только начинался... Чуть наклонив свой летательный аппарат, Дон поймал очередную струю холодного ночного ветра и плавно скользнул прочь от моста — прямиком к сверкающей на воде дорожке лунного света. Он хотел снизиться к ней, чтобы Мона, при желании, могла дотронуться кончиком хвоста до серебрящейся волнами поверхности, но прежде, чем подросток успел это сделать, неожиданный порыв воздуха вдруг резко ударил откуда-то снизу, снеся дельтаплан далеко в сторону и сильно встряхнув заглядевшихся на береговые красоты подростков. Донателло торопливо дернул поручень, избегая столкновение с опорой моста, но одно крыло все равно вскользь зацепило одну из металлических перекладин, едва не выбив при этом целый сноп искр.
— Ого, — Дон тихо рассмеялся, желая успокоить забеспокоившуюся саламандру. Его взгляд оценивающе скользнул по нижней поверхности туго натянутого полотна, выискивая возможные повреждения. К счастью, никакой серьезной поломки, за исключением слегка погнутого каркаса, обнаружить не удалось... Но от удара дельтаплан довольно сильно накренило на один бок, и это поневоле заставило Дона слегка занервничать. Словно бы почувствовав его тревогу, Мона немедленно стиснула ладонь гения в своем дрожащем не то от холода, не то от страха кулачке.
— Все в порядке, — шепнул мутант на самое ушко подруги, но та едва ли его расслышала. Глаза Моны оставались широко распахнутыми, а на побледневшем лице отчетливо проступил испуг. Дельтаплан снова прилично встряхнуло, и Дон неожиданно понял, что их с Моной несет куда-то прочь от моста. Нет, с рулевым управлением все было в полном порядке, однако искривленное после неудачного зацепа крыло мешало умнику держать полет ровно. "Или все-таки нет," — уже мысленно заключил Донни, переведя взгляд куда-то вниз. Он уже понял, что добраться до берега они попросту не успеют: скорее всего, крыло отвалится еще на полпути, а вслед за ним рухнет и вся остальная конструкция. Приземляться на мост было сложно и, вдобавок, смертельно опасно — одно неверное движение, и дельтаплан с размаху врежется в опору, а там уж можно смело звать полицию и судмедэкспертизу... Выход был один, и довольно неприятный, но других вариантов все равно было. И пускай Донателло ну просто до ужаса не хотелось купать Мону в ледяной воде, он все-таки заставил себя опустить руку и быстрым движением отцепить страховочный ремень, одновременно резко снизившись, чтобы его любимая не дай бог не переломала себе кости при падении, да и просто не ушиблась о речную поверхность.
— ПРЫГАЙ, — увы, у него уже не было времени вдаваться в подробные объяснения: несчастный дельтаплан буквально трещал по швам. Мона только и успела, что сделать круглые глаза, после чего с коротким визгом ухнула куда-то вниз, подняв впечатляющий фонтан брызг. Оглянувшись через плечо, Дон быстро отыскал взглядом знакомую кучерявую макушку — та уже показалась над водой и спешно гребла в сторону ближайшей мостовой опоры. Гений издал короткий облегченный вздох, поняв, что с саламандрой все в полном порядке, и она сможет позаботиться о себе самостоятельно.
Да, Донни-бой, не так ты представлял себе завершение этого романтического вечера, совсем не так...
"В следующий раз позабочусь о наличии парашютов, а заодно и спасательных жилетов," — изобретатель с каким-то внутренним смирением уставился на стремительно приближающийся к нему столб — а точнее, это он сам на большой скорости летел ему навстречу. Недолго думая, Донателло торопливо расстегнул собственные ремни и, набрав побольше воздуха в грудь, бомбочкой низринулся в воду. Жаль, конечно, оставлять дельтаплан, но что поделать, жизнь-то дороже...
Хорошо, что черепашки отлично умели плавать.
Правда, прыгать ему пришлось с немного большей высоты, чем это сделала Мона. Удар о воду слегка оглушил гения, но лишь на пару мгновений — к счастью, он сумел избежать досадных синяков, но скорость падения была такова, что Донателло одним нырком очутился на глубине в несколько метров. Вот панцирь... он уже и забыл, какой холодной была речная вода в это время года! Хотя, конечно, это и близко не стояло с тем памятным "купанием" в подземном резервуаре несколько недель тому назад, когда от ледяной воды не то, что зуб на зуб не попадал — даже мозги отказывались работать, за каких-то жалких несколько секунд превращаясь в безжизненную глыбу льда. А сейчас, Донателло просто испытал пару-тройку не очень приятных мгновений, прежде, чем свыкнулся к температурой окружающей среды и отогнал от себя жуткие, непрошеные воспоминания о недавно пережитых им мучениях. Тогда он, помнится, был надежно скован по рукам и ногам толстой металлической цепью, которая мешала ему всплыть на поверхность, зато сейчас его конечности были абсолютно свободы, и он мог в любой момент глотнуть свежего воздуха... Но Донни отчего-то не спешил этого делать. Моргнув, юноша плавно развернулся в толще воды и отыскал взглядом свой рухнувший дельтаплан. Тот развалился на части при падении, и теперь его остов медленно и как-то даже чинно шел ко дну, сопровождаемый вереницей блестящих пузырьков самых разных формы и размеров. Потребовалась минута или две, чтобы его искривленный, уродливый силуэт окончательно сгинул в зеленовато-черной мгле пролива.
"Прощай, дружище," — Донателло мысленно вздохнул, отворачиваясь от своего погибшего детища и мерными, уверенными гребками поднимаясь обратно на поверхность. Мона, наверное, уже начинала всерьез беспокоиться о том, куда это вдруг подевался ее не в меру предприимчивый возлюбленный... Донни решил сразу же поплыть в сторону ближайшей опоры, как раз туда, где, по его соображениям, должна была поджидать насквозь промокшая саламандра. Ну и взбучку она ему устроит! Это ж надо было — уронить девушку в реку посреди романтического свидания... Да, разумеется, гений ждал от Моны справедливой вспышки негодования, но ему даже не приходило в голову, что она может разозлиться на него так сильно! Едва голова мутанта показалась над мелкими речными волнами, как он тут же шумно расфыркался, выплевывая попавшую в рот пресную воду, и несколько раз провел ладонью по лицу, после чего деловито схватился за край бетонной плиты, намереваясь одним прыжком вскарабкаться наверх, к Моне... да так и замер, настороженно уставившись в потемневшее от гнева лицо саламандры. Зрачки ящерки сузились в две безжалостные точки, а золотисто-желтые радужки ее глаз так ярко пылали в сгустившемся сумраке, что их с легкостью можно было принять за два круглых фонаря. Но что самое главное — взгляд Моны не предвещал ровным счетом ничего хорошего. Весь ее мокрый, взъерошенный и вместе с тем донельзя грозный вид сам собой навевал мысли о древнегреческой богине-фурии, готовой вот-вот растерзать свою знатно опростоволосившуюся жертву острыми как бритва когтями... Успокаивающая улыбка изобретателя мигом померкла, сменившись удивленным и одновременно опасливым выражением.
"Пожалуй, стоило и дальше оставаться под водой," — судя по всему, Мона каким-то образом сумела прочесть мысли своего приятеля, так как в следующий миг обе ее перепончатые ладошки с такой силой пихнули его в макушку, что бедняга Дон с размаху бухнулся обратно в реку, с головой уйдя под воду. К тому моменту, когда он, наконец-то, вынырнул, шумно отплевываясь и поднимая фонтаны мутных брызг в неуклюжих попытках удержаться на плану, Мона уже на огромной скорости карабкалась куда-то вверх, обратно на вершину мостовой опоры. Донни провожал ее недоуменным, даже немного ошарашенным взглядом. Слово бы почувствовав это, саламандра резко обернулась; глаза ее по-прежнему сверкали, точно у рассерженной кошки в темноте.
— Я возвращаюсь домой. Советую тебе сделать то же самое, — ого. Интересно, ему померещилось, или в ее словах действительно звучала скрытая угроза? Донателло поежился, но вовсе не от холода. Все-таки, несмотря на всю свою внешнюю хрупкостью и уязвимость, иногда Мона умудрялась напугать даже его. Хотя, почему "иногда"? Гений нахмурился, послушно вылезая из воды и одновременно припоминая все те случаи, когда Мона заставляла его испытать непреодолимое желание с головой спрятаться в собственный панцирь — точь-в-точь, как настоящая черепашка в минуты смертельной опасности. На его памяти, это происходило всего дважды: первый раз, когда юношу едва не расквасило по земле после головокружительного полета с крыши двадцатиэтажного небоскреба, и, уже повторно, когда Мона узнала, что гений скрывал от нее какие-то важные подробности о схватке братьев с доктором Рене... Хотя, нет, постойте-ка, был еще третий раз — в парке, когда Мона обнаружила в кармане плаща мутанта электрошокер и ошибочно решила, что тот решил применить его против своей подруги. И вот, история снова повторялась, только вот на сей раз Донни весьма смутно представлял себе причину подобного поведения. То, что ей не понравился полет и еще больше — вынужденная посадка на воду, было делом само собой разумеющимся... Однако, интуиция подсказывала, что злость Моны подпитывало что-то еще, помимо естественной женской обиды за непредвиденное купание в холодной и грязной реке... Все также настороженно хмурясь, Донателло принялся быстро и проворно взбираться по мосту следом за рассерженной девушкой, с трудом за ней поспевая: Мона, кажется, всерьез вознамерилась побить установленный ею же мировой рекорд по скорости и во что бы то ни стало первой добраться до вышки, пока юноша не успел схватить ее за руку и прямо спросить, что не так. Не раз и не два Донателло всерьез опасался, что саламандра сорвется вниз или ударится чем-нибудь о стальные балки, подскользнувшись на собственной влажной ступне. Речная вода катила с нее чуть ли не ручьем, и гений неоднократно "ловил" эти холодные капли на собственном лице, плечах и панцире. Все же, стоило как следует отряхнуться и выжать одежду, прежде, чем снова начать куда-то карабкаться... Тем более, что здесь, на вершине, дули ледяные, пронизывающие ветра, от которых легко можно было простудиться. В конце концов, справедливая опаска перед чужим гневом прошла, а легкая, недоуменная обида сменилась все возрастающей тревогой за здоровье саламандры. Ну, нет, так не пойдет... Дон резко поднажал, буквально в пару прыжков настигая свою подругу, и успел вскарабкаться на площадку как раз в тот момент, когда Мона уже порывисто хватала свои вещи. Трехпалая ладонь умника цепко перехватила влажное и скользкое запястье ящерки, помешав ей перебраться через отвесный край и первой ринуться к земле. Девушка сердито дернулась из этой хватки, опасно раскачиваясь над пропастью и по-кошачьи взмахивая гибким зеленым хвостом, однако Дона было ох как непросто побороть. Подросток лишь слегка напряг мышцы, и Мона глазом не успела моргнуть, как вновь очутилась на ровной бетонной поверхности, лицом к лицу с обеспокоенным механиком.
— Мона, — Донателло старался говорить тихим и спокойным тоном, насколько позволяло громогласное завывание усилившегося ветра, но в то же время так, что его спутница не сомневалась — он и вправду раскаивается. — Прости меня, — он подтянул ее чуть ближе к себе, по-прежнему удерживая за руку, но Мона фактически не глядя вырвала ладонь и снова метнулась вниз, оставляя подростка в одиночестве сидеть на краю площадки. Донателло, впрочем, не собирался сдаваться без боя: нацепив плащ и подхватив оставшиеся сумки, он одним прыжком перемахнул на металлические стропила и плавно скользнул вниз, пропуская сразу несколько перекрытий. Секунда — и вот он уже десятком метров ниже, совсем рядом с Моной.
— Мона! — ну, и как ему с ней объясняться на такой высоте? Особенно, если саламандра вообще не желала его слушать! Девушка отвернулась с донельзя мрачным видом, и Дон тут же кузнечиком перемахнул на соседнюю балку, оказываясь точно у нее перед носом и упрямо взирая на мутантку сквозь переплетение стальных тросов и креплений. Врешь, не уйдешь. — Да что с тобой такое? Мне правда очень жаль, что так вышло! Я просто хотел видеть, что ты улыбаешься, — он как мог оправдывал свою глупую подростковую затею, как и прежде, совершенно не понимая, что именно заставило Мону так сильно на него обидеться. Та снова попыталась увернуться и перебраться на другое перекрытие, еще ниже предыдущего, и Дон, уже заранее предсказывавший подобную реакцию, вмиг сорвался след за ней, не желая так просто оставлять ее в покое.
— Просто объясни, что я сделал снова не так! — потребовал он, неожиданно возникая прямо на пути у спускающейся вниз студентки и закрывая собой дальнейший путь к подножью моста. Как-то совершенно незаметно, они с Моной умудрились преодолеть добрую половину спуска.

Может быть, зря он вообще пытался ее остановить?...
Подобные ссоры случались далеко не впервые. И всегда Мона сознательно пыталась уйти от разговора, вынуждая изобретателя раз за разом ловить ее за руку, в прямом и в переносном смыслах, с отчаянным упорством пытаясь выбить из девушки хоть какие-то объяснения. Да, он был гением с уровнем интеллекта, в несколько раз превышающим все разумные пределы, однако он не был телепатом. Хотя, конечно, он смутно догадывался, что за чувства обуревали его возлюбленную — обида, разочарование, в конце концов, банальная злость за сорвавшееся свидание... А еще она, конечно же, страшно испугалась за своего недотепу-приятеля, чуть было не разбившего себе голову при падении. И сложно сказать, чего здесь было больше — она ведь отказывалась идти на контакт. Наверное, самое мудрое, что мог сделать Донателло в настоящий момент, это просто оставить саламандру в покое, дав ей время успокоиться и остыть. Но куда там! Ему было важно извиниться перед ней, а заодно понять, что именно из всего вышеперечисленного так сильно ее задело, а точнее — что задело ее сильнее всего остального. Зачем? Чтобы убедиться, что здесь не было "скрытого дна", чего-то такого, о чем он пока что даже не догадывался. И, в конце концов, уж лучше Мона сполна выплеснет на него свой гнев, чем будет сдерживать его и копить внутри себя, до тех самых пор, пока чаша терпения не переполнится. После предательства Леонардо, Донни уяснил один очень важный урок: нужно, нет, прямо-таки жизненно необходимо сразу же выяснять, что именно уязвило чувства близкого тебе существа, пока не стало слишком поздно, и ваши отношения не потерпели полный крах. Потому-то Дон и пытался добиться от ящерки хоть каких-то объяснений, лишь бы только не оставаться наедине со своими тревогами и пустыми подозрениями...
Правда, как выяснилось уже очень скоро, лучше бы он все-таки не лез к ней со своими глупыми расспросами.
"И почему мы не можем просто спокойно насладиться вечером?..." — уныло думал изобретатель, молча и настороженно выслушивая речь Моны. Голос бывшей студентки едва заметно дрожал и звучал так, словно бы кто-то грубо дергал за туго натянутую струну, и без того готовую в любой момент лопнуть от малейшего прикосновения. — "Почему все вечно заканчивается вот так..." — едва услыхав вполне ожидаемую реплику о том, как сильно девушка испугалась за его жизнь, Дон немедленно протянул к ней одну руку, желая не то, чтобы обнять, а хотя бы просто успокаивающе коснуться руки возлюбленной. Не вышло — Мона тут же уперлась в его ладонь собственной босой ступней (к слову, весьма холодной) и решительно отодвинула ту подальше, да с таким выражением на угрюмой салатовой мордашке, что Донни поневоле замер, еще более пристально всматриваясь в ее зло поблескивающие глаза. Это было что-то... новенькое. Да, Мона злилась на него, и злилась весьма серьезно, но чтобы отталкивать его ногой? Это было не столько неожиданно, сколько просто до ужаса неприятно. Донателло ощутил до крайности неприятный укол в груди: то была его отчасти ущемленная гордость. Господи, Мона, он же не щенок, молящий у своего хозяина прощения за погрызенную ножку стула... Помешкав, Дон убрал руку, однако, не скрывая затаенной обиды в глубине своих потемневших зрачков. — "Зачем ты так со мной? Я вправду так сильно тебя ранил?" — гений внимательно разглядывал лицо саламандры, не переставая внимать ее словам. Как бы Мона ни старалась, а колючие, злые нотки так или иначе просачивались в ее все громче звучащий голос. — "Но ты ведь прекрасно знаешь — я никогда бы не сделал это нарочно," — Донателло в очередной раз нахмурился, услышав сравнение с цирковым зверем. Это он-то тюлень? Черт подери, иногда Мона совершенно не следила за тем, что она ему говорила. И пускай она не брала себе целью нарочно его обидеть или оскорбить, но временами Дон все равно чувствовал себя так, как если бы она с размаху влепила ему пощечину. Или даже хуже.
— Мона... — тихо и как-то даже умоляюще произнес он, вновь попытавшись дотянуться до плеча девушки, но не тут-то было. Естественно, она увернулась от его захвата, да с такой поспешностью, будто его рука была вымазана грязью. Отчего-то это ранило даже больше, чем ее неосторожные слова. Донателло замер, понимая, что сейчас грянет взрыв... Так оно и случилось. Мону точно прорвало, и теперь она совсем не пыталась сдерживаться, выкрикивая упреки прямо в лицо механика, бросая их столь щедро и яростно, словно перед ней был вовсе не ее друг, а чуть ли не сам доктор Алонсо Рене собственной персоной. И чем он заслуживал такое отношение?
— Да все было бы в полном порядке! К тому же, я переживал и не такое, — не выдержав, с досадой воскликнул Донни, в слепой попытке отбить осыпающийся на него дождь словесных искр. Глубоко вздохнув, гений продолжил уже гораздо спокойнее, стараясь рассуждать хладнокровно и логически, с позиции здравого смысла: — Как видишь, на мне ни единого синяка, и на тебе, кстати говоря, тоже. Мы просто вымокли до нитки, только и всего. Сегодня нам ничто не угрожало, перестань делать из случившегося трагедию, — может, ему и не стоило этого говорить... Тем более, таким тоном. Но, с другой стороны, что еще ему оставалось — молчать и строить из себя провинившегося школьника? Да, ему было стыдно и неловко перед Моной, в особенности за то, что ей пришлось выкупаться в ледяной воде, но сейчас она действительно раздувала из мухи слона. В конце-то концов, ничего страшного с ними не случилось. Да, могло, но он же не дал этому произойти, верно? А то, что крыло у дельтаплана покосилось — никто не застрахован от подобных неожиданностей. Гению и так было ужасно неловко, а теперь еще и Мона в очередной раз выставляла его каким-то побитым, вечно терпящим аварии неудачником, который намеренно набивал себе шишки из желания кому-то угодить. Он же не мазохист, ей-богу... К счастью, Дону хватило ума вовремя прикусить язык. Тем более, что теперь речь Моны все чаще прерывали глухие, неконтролируемые вздохи — предвестник надвигающихся всхлипов. Едва заслышав это, Донателло тут же замолк и опустил плечи, признавая собственное поражение.
Прекрасно, Ди, просто превосходно! Как говорится, хотел как лучше, а получилось через зад.
"Да, похоже, что я и вправду тюлень каких поискать," — мрачно заключил гений, провожая взглядом стремительно удаляющийся, хвостатый силуэт мутантки. Вопреки желанию, Дон заставил себя остаться на месте и просто молча пронаблюдал за тем, как его подруга исчезает в темноте, так быстро, как только могла. И все же, несмотря на всю проявленную ею прыть, Донателло все-таки успел заметить влажно поблескивающие слезы на ее бледных щеках. Кажется, он только что достиг новых высот в искусстве романтического свидания. Прямо-таки небесных высот.
"Ладно... ладно," — устало подумал черепашка, вспоминая о том, что ему самому тоже было бы неплохо поскорее спуститься с продуваемых холодными ветрами перекрытий и найти сухое место, пока он не подхватил серьезную простуду. Вообще-то, они с Моной планировали вернуться к ней на чердак после того, как Донателло проведет все необходимые летные испытания, но, очевидно, и эти планы тоже накрывались медным тазом... Не только обида удерживала гения от того, чтобы последовать за умчавшейся в закат Моной, но и понимание того, что этим вечером он вряд ли добьется от нее прощения. Скорее уж, мстительная саламандра просто наглухо закроет все окна и двери, чтобы ее опростоволосившийся дружок не проник в ее логово и не попытался в очередной раз принести извинения, которые она почти наверняка запихнула бы ему в панцирь. Лучше просто вернуться назад в убежище и нырнуть под теплое одеяло, чтобы на следующий день не предстать перед Моной больной развалиной с текущим носом и охрипшим голосом. Это было бы слишком предсказуемо и от того, в какой-то степени, унизительно. Да и слезящиеся, покрасневшие глаза не прибавят его физиономии должного обаяния... Нет уж, пускай лучше Мона как следует остынет, а он сам — подготовиться к предстоящему им диалогу. А уж в том, что такой диалог непременно состоится, Донателло не сомневался ни секунды.
В конце концов, ему действительно стоило попросить прощения.

---

Тук-тук-тук — оконное стекло негромко задребезжало от его осторожных ударов костяшками пальцев. Донателло всегда старался заранее предупредить Мону о своему появлении, даже если та точно знала, что он намерен навести ей свой визит. Никому не понравится, если у тебя на подоконнике внезапно покажется огромная зловещая тень черепахи-мутанта, вдобавок, двигающаяся абсолютно бесшумно для существа такого роста и комплекции... Подобные неожиданные появления из ниоткуда были вполне в стиле учеников Хамато Йоши — даром, что они были мастерами ниндзюцу, искусства тайных наемников и подосланных убийц. Однако Мона Лиза совсем не относилась к числу тех, кого Донни хотел бы напугать или устрашить. Поэтому он, как и положено воспитанному мутанту, сначала постучался, а потом уже аккуратно толкнул круглую деревянную раму. Окно не было заперто, но Мона предпочла оставить его прикрытым, демонстрируя, что она не в настроении принимать гостей. Прошло уже больше суток с того момента, когда дико разобиженные друг на друга подростки разошлись по домам — за это время саламандра вполне могла бы и остыть... Впрочем, и сам Донателло не ощущал в себе такого уж ощутимого желания приходить к Моне на чердак. Это было даже странно, учитывая, как сильно он жаждал с ней помириться. Просто... он знал, что им предстоит нелегкий разговор, да и на душе все еще оставался мутный осадок после всего услышанного на злополучном мосту.
— Мона? Ты еще не спишь? — гений внимательно осмотрелся, выискивая взглядом подругу. В помещении было совсем темно, и лишь один-единственный торшер тускло горел в противоположном углу комнаты, освещая старое кресло-качалку, тихо поскрипывающее под весом сидящей в нем мутантки. Спрыгнув с изогнутого подоконника, Дон аккуратно прикрыл окно, чтобы не создавать лишних сквозняков — звуки ночного города тут же затихли, оставшись где-то за пределами чердака. Кажется, Мона все-таки дремала, по крайней мере, на момент прихода изобретателя, или же просто молча думала о чем-то, глядя в темноту. Донни отвернулся, снимая сумку с плеча и заодно вынимая посох из крепления, за тем, чтобы прислонить его к стенке за дальнейшей ненадобностью. — Я принес кое-что к чаю... Немного шоколадных кексов, Майки испек, — юноша опустился на одно колено, чтобы достать угощение. — А еще Эйприл передала банку варенья из одуванчиков, у тебя вроде бы закончилось, — голос юноши звучал совершенно спокойно и даже умиротворенно, так, словно бы и не было вовсе той дурацкой ссоры. Снова выпрямившись, Дон поставил гостинцы на диванный столик, а сам, наконец-то, развернулся лицом к саламандре, одарив ту внимательным, даже пристальным взглядом, а затем неожиданно шагнул вперед, приближаясь к креслу-качалке.
— Как ты себя чувствуешь? — его широченная ладонь легла поверх лба ящерки, проверяя, нет ли у нее температуры. Плевать на недовольство или ворчание — он должен был убедиться, что она не переохладилась во время того непредвиденного купания.

Кожа Моны, вопреки всем тревогам изобретателя, оказалась гораздо прохладнее на ощупь, чем он ожидал. А уж ее рука так и вовсе показалась Дону совершенно ледяной. Честно говоря, все помещение в целом казалось каким-то... чересчур холодным, что ли. Поначалу он не обратил на это внимания, так как пришел сюда с улицы, а там с самого утра было пасмурно, но сейчас юноша стал ощущать стремительно возрастающий дискомфорт. И пока Мона Лиза в смущении что-то бормотала и перекладывала принесенные черепашкой гостинцы, сам Донни со слегка озадаченным видом озирался по сторонам, гадая, откуда в комнате могли взяться такие неприятные сквозняки. Впрочем, что еще можно было ожидать от старого чердака... Когда гений еще только взялся привести его в более-менее жилой вид, он как мог заделал все щели в стенах и даже отчасти подлатал прохудившуюся крышу, но, как видно, этого оказалось недостаточно. Вот уже в который раз Донателло испытал болезненный укол вины — Моне приходилось жить в таких никчемных условиях, а ведь раньше она совсем ни в чем не нуждалась... У нее был свой собственный дом и любящая — ну, ладно, может, и не такая уж любящая — семья, а что теперь? Только холод и одиночество, да компания странных мутантов, живущая под боком. Может, это не так уж и мало... но уж точно не то, чего могло бы оказаться достаточным для счастливой и спокойной жизни. Дон мрачно вслушался в очередной короткий, сдержанный шмыг носом: ан-нет, не показалось, ящерица все-таки простудилась. Несильно, конечно, но для умника и этого было более чем достаточно. Он еще раз внимательно оглядел комнату, пытаясь отыскать взглядом старенький обогреватель, но того нигде не было видно. Странно...
— А почему так холодно? — наконец, озадаченно спросил он, благополучно пропустив мимо ушей неразборчивое бормотание Моны. Та отчего-то смущенно хихикнула в ответ.
— А... это... Не поверишь... обогреватель полетел, — она с нарочито беззаботным видом махнула на что-то в дальнем углу, что-то весьма знакомое по очертаниям и накрытое легким покрывалом. Недолго думая, гений двинулся вперед, намереваясь ознакомиться с поломкой поближе. — Ой нет нет, Дон, только не.... открывай.... — поздно. Донателло уже сдернул простыню и тут же погрузился в транс при виде того, во что превратился некогда найденный им старенький, но исправно работающий агрегат. Где-то на фоне все еще звучали нервные оправдания Моны, а Дон все никак не мог сообразить, через какие страшные, невыразимые мучения пришлось пройти этому бедному электроприбору, прежде, чем он окончательно вышел из строя... или, быть может, после того, как он вышел из строя? Донателло с огромным подозрением покосился на саламандру. Она что, пыталась починить его самостоятельно? Неужели она так сильно обиделась на своего друга-изобретателя, что предпочла лично разобраться с поломкой, наплевав при этом на холод? Украдкой вздохнув, юноша опустился на одно колено рядом с тем, что осталось от обогревателя, и еще раз внимательно оглядел его со всех сторон. Да, похоже, собирать его было уже бесполезно — проще найти новый на свалке. Донателло, конечно, являлся спецом своего дела, но что толку собирать умершего по костям?
— Я принесу тебе новый... но, наверное, уже завтра, — Дон быстро покосился на часы, размышляя, успеет ли он наведаться на городскую свалку до восхода солнца. В принципе, дело быстрое и нехитрое... Взгляд гения вернулся к Моне, задержавшись на ее бледном, уставшем лице. — А пока мне нужно как-то тебя согреть, — заключил мутант, вставая с пола. Взяв Мону за руку, Донателло с решительным видом потащил ее в ванную комнату (та отчего засопротивлялась этому порыву, что-то бормоча о том, что в уборную сейчас лучше не входить)... да так и замер на пороге, вылупившись на то, что, кхм, изволило висеть над бачком унитаза. Понадобилось несколько секунд, чтобы Донни, наконец-то, сообразил: это нечто являлось еще одним обогревателем, некогда обеспечивавшим поступление горячей воды в краны. Теперь же, судя по виду, оно безмолвно умоляло снять его со стены и завершить его земные страдания крепким ударом железного лома по корпусу... Неужели Мона пыталась починить и его тоже? Сказать наверняка было сложно — рядом с баком лежал гаечный ключ, а из-за почерневшего корпуса торчали горелые проводки, так что вывод из этого можно было сделать какой угодно.
— ...ох, — только и смог выдать из себя черепашка. Похоже, что на свалку стоило выйти пораньше — его дальнейшие поиски, кажется, только усложнялись... Интересно, до чего еще на этом чердаке успела дотянуться всепочиняющая рука Моны? Не желая больше терзать свои глаза зрелищем истерзанного механизма, Донателло аккуратно закрыл дверь ванной и повернулся к красной как рак студентке, наградив ее отчасти усталым, отчасти ироничным взглядом. Ну ты даешь... — Так... я надеюсь, ты не пыталась починить диван или плиту? Потому что если они тоже сломаны, то мне придется согревать тебя первобытными методами, — произнес гений с легкой, едва угадывающейся улыбкой. Судя по выражению лица Моны, та с радостью запустила бы в него отверткой. — Ладно... присядь-ка, — широкие ладони Донателло накрыли плечи саламандры, ощутимо нажав, так что саламандре пришлось с размаху плюхнуться на софу — к счастью, хоть та выглядела целой и невредимой; толстый шерстяной плед как-то незаметно перекочевал обратно на плечи Моны и будто бы сам собой заботливо обернулся вокруг. Вернувшись в противоположный конец помещения, туда, где располагался холодильник и кухонный гарнитур, гений занялся приготовлением нехитрого ужина. Наполовину опустевшая кружка вновь оказалась до краев заполнена горячим чаем с медом и свежим кусочком лимона, а на тарелке рядом выросла небольшая горка подогретых бутербродов с сыром. Добавив к этому еще одну плошку с одуванчиковым вареньем и парочку кексов, Донателло воодрузил все это на поднос и двинулся в обратном направлении. Все закуски благополучно перекочевали на кофейный столик, который, в свою очередь, оказался вплотную придвинут к дивану, так, чтобы мутанты могли дотянуться до еды и напитков. Включив телевизор (надо же было чем-то заполнить тишину комнаты и заодно отвлечь обиженную саламандру), Дон приблизился к сидевшей под пледом мутантке и уселся рядом с ней. Мона и глазом моргнуть не успела, как оказалась тесно прижата к крепкому и мускулистому телу подростка: Донателло с мастерством истинного воина-ниндзя проник под плед и обвил руками ее талию, заставив девушку всем телом прильнуть к жесткому пластрону умника.
— Не ворчи, — заметив, как напряглась его возлюбленная, гений тотчас подхватил один из кексов с подноса и проворно сунул его в зубы Моны, пресекая таким образом ее возражения. — Ты вся холодная и дрожишь... да и я тоже немного подзамерз, — он наклонил голову, взяв одну из ее окоченевших ладоней в свою и подняв ее поближе к лицу. Жаркое дыхание шестоносца вмиг согрело остывшую кожу, отчасти разогнав кровь по жилам саламандры. Дон внимательно посмотрел в глаза Моны, пытаясь понять, что у нее на уме. — Все еще злишься на меня, да? — спросил он, немного помолчав. Девушка не спешила отвечать, храня угрюмое молчание, и Донателло продолжал: — Я хотел еще раз извиниться перед тобой за то, что был таким идиотом прошлой ночью. Я больше не стану тащить тебя куда-то только для того, чтобы в очередной раз покрасоваться перед тобой, или скинуть тебя в ледяную воду, — он слабо улыбнулся, неуловимо покачав головой. Однако, в следующий миг его лицо снова стало серьезным и даже откровенно озабоченным. — Тогда, на мосту, ты сказала что-то насчет того, что тебе снятся кошмары... Не хочешь рассказать? Что тебе снится?