Его время пришло. После долгих лет заточения, среди каменных стен, которые некогда спасли его от гибели в роковые минуты, он вернул контроль над собственным телом, словно игрушка, способная вырваться из тонких нитей незримого кукловода, будто мертвый, пробудившийся от вечного сна. Ворон проснулся, с силой атласа разрушая нежный, защитный покров, поддерживающий его неугасающую жизнь под тонким слоем живой материи, как если бы это было единственной преградой на пути к свету. Однако за радостью долгого ожидания и предвкушения свободы скрывалась лишь тьма, которая омрачила порыв искреннего воодушевление первым глотком земного воздуха: затхлого, сырого, пропитанного отбросами и ароматом увядание. В глазах страдальца отразилось недоумение. Счастье долгожданной победы разлетелось в мгновения, словно хрупкое стекло на твердой земле, когда пленник собственных сил узрел запустевшие залы Святилища: покорные времени, заросшие густым слоем мха, покрытые паутиной и плесенью величественные потолки, а под ними и древние статуи, чьи силуэты уже перестали узнаваться на потертых камнях, лежащих грудами на влажной земле. Ворон был подвластен печали, наблюдая за поверженной стороной, бывшей раньше ему домом, однако мысли его захлестнул гнев, когда он обратил взор к своим рукам, на чьих иссиня-черных перьях начинала пробиваться седина. Тишину оглушил громкий вой раненного зверя, затравленного судьбой и погубленного, будучи живым. Правда пронзила стрелой его душу, захлестнула с головой мысли и окончательно затмила блаженство: как давно он был заперт здесь...?
С тех пор прошло три дня: долгих, кажущихся вечностью суток. Посреди залов, к третьему закату прозвучал низкий, глухой, полный ярости голос:
- Я вернулся.

*** 

Этот парк на окраине Нью-Йорка уже давно перестали жаловать люди. Было ли дело в его незначительных масштабах или в абсолютном нежелании жителей заботиться об убранстве крошечной территории, а может недостаток средств на его изменения, только за несколько десятков лет некогда уютное, тихое место стало походить на дикий, запущенный закуток, над которым властвовала природа: заброшенные газоны заросли сорняками, деревья начали беспорядочно углубляться корнями в почву, своими могущественными ветвями загораживая пустынные тропки от солнечного света. Фонари - и те уже давно светили тускло и безжизненно, едва вырывая главную аллею из кромешного мрака своими угасающими лампами. Здесь не бродили влюбленные парочки, не выходили сюда и дамы с собачками, да и старики предпочитали обходить эти места стороной. Наведывались в парк редкие посетители, любившие уединение, но и те нечасто задерживались до самого вечера, приходя и уходя на рассвете.  Даже певчие птицы давно не навещали этот парк, ставший облюбованным десятком черных ворон, слетающихся сюда - в холод и темноту, где не было людей, кто побеспокоил бы их покой . Вот они - единственные жители этой одинокой земле. До сей поры только церквушка в самом центре, на пересечении дорог еще привлекала к себе внимание любителей древних построек, студентов, увлекающихся архитектурой да и просто туристов, но и это сооружение скорее отталкивало своим невзрачным фасадом. Так и вышло, что небольшой парк в крупном мегаполисе стал центром опустошения, с которым местные власти не спешили разбираться, будто отдавая дань последним годам, когда это место еще может поддерживать свое существование. На радость живущих неподалеку, парк, несмотря на внешний облик, не привлекал к себе большого внимания мелких воров да пьяниц, потому оставался местом тихим и безлюдным... до той ночи, когда нерушимое уже много лет спокойствие оказалось потревожено таинственным посетителем, чей силуэт можно было наблюдать плывущим среди деревьев с тех пор, как часы пробили восемь.   
Нежданный гость, однако, не видел для себя никаких препятствий, как могло со стороны показаться. Он, будто оставаясь удовлетворенным одиночеством в полной мере, безразлично шел вперед, опустив свой взор к земле, как если бы был полностью погружен в собственные мысли. Движения его казались выверены и точны, лишь иногда прерываемые резким оборотом головы назад, замирающей на месте и наблюдавшей двумя черными зрачками из-под прикрытых глаз за тянущимися по освещенной аллее тенями от колышущихся от зябкого, пронизывающего ветра веток деревьев. Однако, убеждаясь в отсутствии любой живой души поблизости от себя, он продолжал свой путь как ни в чем не бывало, осторожно ступая по покрытому трещинами асфальту и вслушиваясь в завывание ветра и шелест листьев.
Казалось, гостю этого заброшенного участка не было нужды беспокоиться. Однако на деле фигура посетителя парка показалась бы вполне обычной случайному прохожему только в темноте, но на свету могла невольно привлечь к себе внимание любого жителя Нью-Йорка, попадись ему на пути хоть один из них. Ведь даже самый беспечный глупец смог бы сказать, что перед ним стоит вовсе не человек, а некто или нечто совершенно другое, рушившее своим обликом привычную действительность. И в этом внешнем виде терялись людские черты: за густыми ли, черными перьями, покрывающими худое тело с головы до ступней, за птичьим ли клювом, заменяющим нос, или, может быть, за огромного размера вороньими крыльями, одно из которых в расслабленном состоянии опускалось к самой земле, а другое, будучи согнутом в локте, покрывало собой область под самой грудью ночного гостя. Все эти признаки могли бы обернуть в бегство пришедших провести вечер в этом Богом забытом месте, но смельчаков на пути человека-птицы не оказалось, чему он был весьма доволен.
Ведь то был Равен, недавно пробудившийся от векового сна, кто оказался не готов встретить реальность в ее новом обличье и потому быстро скрылся от пугающей действительности в заброшенном парке, чтобы привести мысли в надлежащий порядок. Представитель давно почившей расы, с каждым новым шагом больше удаляющийся от границы парка, уходил к его сердцу - туда, где рассчитывал спокойно переждать ночь, слыша лишь прерывающее тишину карканье городских ворон, гнездящихся на крыше крошечной постройки, которые были ему во много раз милее любого из рода человеческого, чье существование в процветании и достатке заставляло Ворона пропускать через себя волну отчаянного негодования. С мыслями об этом он продолжал идти вдоль по дороге, волоча за собой правое крыло, а левым тщетно прикрывая свои глаза от ставшего непривычным света. За долгие годы, проведенные под землей, источники электрических лучей казались горькой насмешкой над привыкшими к кромешной темноте глазами.
Бдительность Ворона, хотя могла почудиться усыпленной в тот миг, когда он делал небольшие шаги вперед, продвигаясь по заброшенному парку, на деле была обращена к каждому шороху, доносившемуся до его чутких ушей, а любое движение в траве могло вызвать новую перемену в его настроении, которое за эти короткие полчаса уже успело смениться и отчаянием, и досадой, и недовольством, и беспокойством, и даже безразличием, что продлилось особенно коротко. Ворон, впрочем, чувствовал себя в этом парке хозяином положения, хотя свет фонарей продолжал казаться ему чужд, и вызывал легкие морщины хмурости на его лице, и желание легким движением руки прикрыться от тусклого света. И все бы было хорошо, и остался бы Равен доволен тем, что видит перед собой, если только он смог бы дойти до церквушки, так и не встретив на пути никого. Только его желаниям не суждено было сбыться, ибо уже через сотню-другую метров по главной аллее он расслышал звук приближающихся шагов. Выражение его лица не изменилось, разве что стало несколько мрачнее от мысли о необходимости обнаружить перед собой кого бы то ни было. Ворон понимал, как сильно ошибся, когда пошел по освещенному пути, однако менять свое решение уже было поздно. Он резко остановился, обращая свою голову к людям, стоящим в некотором отдалении от него. Мужчине не составило труда разобрать их сбивчивую речь.
- Ты что-нибудь слышал? - прозвучало недовольно и грубо, заставив Ворона быстро отойти к краю дороги, дальше от света одиноко стоящего фонаря. Люди всегда казались ему созданиями необъяснимыми, но отчего им была необходимость создавать и совершенствовать столько языков для описания собственных мыслей, Равен искренне не понимал, но оказался доволен тем, что смог разобрать смысл сказанного незнакомым ему нарушителем.  То был один из человеческих языков, который им преподавали в раннем детстве. Один из многих, которые требовалось знать представителям Древней расы, чтобы в случае необходимости выйти на контакт с людьми. Максвелл раньше был убежден, что судьба огородит его от подобной сомнительной нужды, но будущее оказалось невозможно предсказать наверняка. Короли стали нищими, низшие - господами с возросшим интеллектом.
- Оно скрылось там, - произнес тот же голос, и Равен невольно сжал ладони в кулаки, наблюдая за подходящими все ближе силуэтами с тенью отвращения и надменности. Скоро произойдет непоправимое, и мужчина не мог этого избежать... Им осталось еще немного, чтобы дойти до той стороны дороги, откуда ясно можно будет увидеть замерший в ожидании силуэт.
- "Ну что же, подходите, жалкие создания из плоти и крови. Я жду..."

Не́други приближались.

Равен чувствовал их мерные шаги, мог слышать их невнятные речи, холодные, язвительные перебранки между собой на странном, людском диалекте, которые вызывали у него легкую толику сокрытого в душе недовольства - не зная слов, он мог предположить об их расположении духа, что далеко не отличалось уникальностью. Жалкие существа! Даже сейчас, не имея возможности показать себя во всем своем "величии", они предстали перед ночным посетителем парка далеко не в лучшем свете. В любом случае, именно такими их видел Ворон: беспомощными, но чрезмерно самодовольными и бесцеремонными, шедшими с абсолютной уверенностью и беспечным любопытством, гонимыми азартом к лицу монстра, которого уже имели возможность разглядеть неясным силуэтом среди сумерек, будто бы не замечая угрозы, от него исходящей. Было ли это негласным правилом людей, или данные особи выделялись особым безрассудным упрямством - Равен не ведал, но и сил углубляться в работу инстинкта самосохранения у человеческого рода у него после столетнего заточения не было, как и желания вести с ними открытое противостояние, тогда как люди могли бы выбрать иную тропу, оставив мужчину-ворона наедине со своими мыслями и трудностями, тем самым не создавая еще больше нежелательных проблем. Только у их расы, как посчитал Равен, была уникальная способность появляться в самый неподходящий момент, в месте, где их вовсе не хотят видеть. А эти, похоже, и вовсе не собирались оставить встретившийся им объект в покое, как если бы само его появление рушило весь их привычный ток бытия и подлежал скорой расправе. О, как ожидаемо. Ведь еще через несколько пробежавших секунд их фигуры уже приобрели ясный облик, так похожий один на другой, словно их подбирали для одной, конкретной миссии. И она, вне всякого сомнения, не была миротворческой. Скольких уже, подобных этим людям, Ворону приходилось видеть среди своих врагов, которые смели  называть себя потомками древней расы - эти жалкие, невежественные убийцы, чьи умы были заняты уже не столько тем, чтобы добраться до почетной вершины, сколько потребностью окрасить улицы Святилищ телами поверженных неприятелей, их молодыми женами, маленькими детьми... И сейчас разница для Равена была невелика: прогнившая душа, в каком бы теле она не находилась, вызывала у него отвращение, хотя и сам Ворон никогда не был по-настоящему чист, но и не ставил перед собой цели таковым стать, а вот наказание и расправа над теми, кто видел своей целью нести разрушение и смерть, оставляла за собой необъяснимое удовлетворение в душе Равена.

Утомленный взор его, наконец, пал на плывущие по земле тени, становившиеся  все больше с течением времени. Равен с горечью покачал бы головой, если бы только не принял решение до самого конца не выдавать своего местоположения этим бандитам, расхаживающим среди пустынных дорог. Он посчитал, что, пока группа людей подберется к нему самому, ясно увидев высокую фигуру среди деревьев чуть ниже возвышенности, по которой они еще взбирались, ему выпадет превосходный шанс определить примерное количество нападавших. Благодаря Небеса за честь родиться Вороном с тонким, развитым слухом, который не в первый раз был незримым спасителем даже в самых отчаянных ситуациях, Максвелл закрыл свои глаза, прислонившись плечом к стоящему неподалеку дереву, ощутив твердую, неровную поверхность коры за своей спиной.
- "Тишина и сосредоточенность".
Мгновение, и его разум погрузился в водоворот звуков, издаваемых людьми. Должно быть, спешно подкрадываясь к намеченной добыче, эти неугомонные "охотники" даже не ведали, как много шума от них исходит. Их оказалось достаточно, чтобы не только разорвать хрупкую тишину парка, но и дать Ворону примерное представление о количестве и местоположение группы противников. Было весьма предсказуемо, что люди решат разделиться, дабы скорее определить нахождение странного субъекта, скрывающегося в тени, но подобная затея не походила на спланированную, тактичную атаку со знанием возможного риска. Люди позволяли себе чрезвычайную вольность и действовали, как короли ситуации, профессиональные в том, кем они желали являться. Только, если Равен, несмотря на долгие годы, проведенные вне существующего параллельно текущего времени мира, еще помнил, какого это - поступать согласно стратегии, делающей возможным совершить нападение даже на врага, чья сила остается тебе неведома, то людские дети, верно, этих знаний были лишены или следовали собственным представлениям о том, как нужно действовать. Ворон усмехнулся сквозь перьевой покров. Право, ему было даже забавно наблюдать за их нелепыми попытками застать его врасплох и превзойти числом. Единственное, о чем ему следовало беспокоиться - это оружие, которым он не обладал, а вот противник по всей вероятностью был наделен, потому Максвелл и не рисковал подняться в воздух. Меньше всего ему бы хотелось оказаться легкой мишенью лучников, стрелков или тех, кто пришел им на смену за эти годы.
- "Способности их прогрессировали за сотню лет. Я не смею недооценивать врага, каким бы слабым он не казался, ведь за ошибку мне уже однажды пришлось дорого поплатиться", - с этой мыслью Ворон сделал небольшой шаг к дороге, продолжая с хладнокровным спокойствием ожидать, когда, наконец, люди перейдут к активным действиям. Счет шел на секунды, и ожидать Равену оставалось недолго. Он увидел, как к нему быстрым шагом направлялись трое: крепкие, сильные, хотя и низкие, эти субъекты, конечно, были наделены достойными физическими качествами для человеческого рода. Вот только их лица, освещенные тусклым желтоватым свечением лампы фонаря у дороги, вызывали лишь брезгливость - искаженные гримасой усталости и недовольства, но пронизанные подлостью и жестокостью, как у гнусных воров, как у бесчестных преступников.
- Вон оно! - крикнул один из подошедших, указав вперед, на застывший перед ними силуэт. Следующие отрывки Равен сумел разобрать с большим трудом: незнакомец говорил нечто о захвате, и, похоже, нарек стоящего перед ним древнего жителя планеты словом, которое Ворон слышал впервые за все свое существование. Этот термин оставил ясный след в памяти Максвелла, и он смог запомнить его, так как незнакомец в своем гневном требовательном приказе повторил примечательное слово несколько раз - "мутант". Однако не это поразило Равена, но мысль о захвате его в плен посреди улицы людьми, которым просто нечего было от него желать, разве что добыть в качестве трофея.
Ворон вышел к середине дороги, возвышаясь над своими противниками немногим более, чем на голову. Его взор свысока наблюдал за их неясными, нелепыми движениями по выуживанию разного рода оружия из-под собственной верхней одежды. Это действие лишь порождало гнев, но на лице Равена эти чувства никак не отразились - довольно и того, что глупцы вынудили его вновь ощутить слепую злость.
- Остановитесь, неразумные создания, пока Ваши хрупкие сердца еще бьются в груди, - зазвучал в воздухе низкий, протяжный баритон, в котором сквозило абсолютное безразличие к тому, собираются ли прислушаться к словам об опасности нежеланные собеседники, - Каждый из нас смертен, но Вы, глупцы, захотели изобразить кровавый крест на своих жизнях раньше срока. Орудия из камня и металла не смогут лишить воина его заслуженной свободы, тогда как Вы отдадите свои души Небесам, если направите их против меня.
Ответ последовал незамедлительно и оказался куда красноречивее произнесенных мужчиной слов. Ворон быстрым, плавным движением отстранился в сторону от острого металлического крюка, от которого исходило свечение, словно в нем была заключена сила молний в грозу. Электричество искрило и вспыхивало у самой шеи ночного гостя. Максвелл едва заметно нахмурился, почувствовав легкую, колющую боль от тока, пробежавшего по кончикам его перьев и задевшего кожу.
- Вы сделали свой выбор! - Равен раскрыл свои крылья, незамедлительно сделав замах и тяжелым ударом с высоты обрушив их на оппонента, держащего в руках странное изобретение человечества, бьющее электричеством. Среди угольно-черных перьев вновь пробежала искра, пока противник не повалился на землю, выронив из рук свое оружие. Разряд, который в тот миг настиг Ворона, оказался недостаточно сильным даже для того, чтобы обратить на него внимание. Равен был готов продолжить начатый бой, а вот его первый враг, похоже, оказался оглушен на некоторое время.
Противодействие пробудило двух других людей, один из которых тут же достал нечто, схожее видом с древними ружьями, используемыми людьми еще столетие назад. Ворон, впрочем, не выразил особого беспокойства, тем же легким движением крыла выбив из крючковатых пальцев "современное ружье". И, пока члену клана было необходимо приспособиться к столь резко изменившейся ситуации без огнестрельного оружия при себе, Ворон резко вытянул свою руку вперед, обхватив ладонью шею несчастного и сдавив ее своей безжалостной хваткой до тех пор, пока не услышал сдавленный выдох, переходящий в гулкий хрип. Заняло это не более десятка секунд, и за этот промежуток времени в сторону мужчины с другой стороны направилось лезвие ножа. Ворон невольно поморщился, ощутив, как тонкий кончик проскользнул между перьев, задев его кожу и окрасившись алыми каплями крови. Выпустив из рук мертвое тело, Равен обернулся, заставив стоящего рядом человека повалиться на землю после тщетной попытке пустить в ход кулаки. Тот занял место вместе со своим, ныне погибшим, боевым товарищем, но тут же вскочил, готовый вновь воспользоваться ножом, что держал в правой руке. Острие холодного оружия вновь потерялось среди перьевого покрова Равена, и, хотя успешно достигло цели, было сравнимо лишь с царапиной в отличии от того урона, который нанес противнику Ворон, воспользовавшись своим клювом на подошедшем слишком близко к нему человеке. Со стоном громила, настигнутый точным ударом в неприкрытую шею, упал на землю, выпустив из рук нож, который остался воткнут в тело стоящего перед ним Максвелла, кто бесстрастно вытащил его за наконечник и кинул рядом с поверженным врагом на землю, не придавая значения открывшейся ране, которая была слишком неудачно нанесена, чтобы вызывать беспокойство за потерю большого количества крови, хотя и доставляла достаточно неудобства при движении.
- "Однако раньше я бы не допустил такого. Неужели, я все же так сильно постарел, и все мои прошлые навыки были так позорно утеряны?"
Ворон взглянул на пришедшего в себя последнего выжившего из этой несчастливой троицы, оставшейся на главной аллее. Тот оторвал свою голову, приподняв ее и посмотрев на поверженных, бездыханно лежащих рядом, глазами, полными злобы и, как показалось Равену, страха за свою собственную шкуру. Добить его сейчас было задачей незатейливой и простой в исполнении, но Ворон отчего-то не был преисполнен желания заниматься этим грязным, недостойным его времени делом. К тому же, не он сейчас, так кто-нибудь все равно доберется до этого труса с черствой душой.
- Восхваляйся своей отвагой и удачей остаться в живых, слабый человек - мне нет до этого дела, но запомни, что вскоре присоединишься к павшим сегодня, если попытаешься вновь встать на пути Ворона. Передай это всем своим братьям, кто пришел в этот парк тревожить мой покой. Я не оставлю никого из Вас, если посмеете вновь открыть на меня охоту.
- "Только не может быть сомнений, что Вы продолжите начатое, пока не сложите свои головы все до единого. За какие ошибки прошедшей юности мне приходится расплачиваться, имея дело с этим бестактным народом?"

Отредактировано Raven (2015-10-17 07:58:33)

Жизнь - ток времени, который, как долгие годы назад осознал Равен, будучи еще молодым, несносным, но достаточно хитрым юнцом, легко прерывается, попадая в чужие, холодные ладони, не имеющие представление об уготованном в будущем той хрупкой, незримой материи в их руках, а потому разрывающие ее временами совершенно безучастно, обливая свои тела чужой кровью. И, хотя песок жизни, наполняемый чашу от края до края, высыпается размеренно по негласному закону - его легко можно рассыпать весь без остатка за секунды - и этими секундами некоторые наслаждались, другие воспринимали с трепетом, остальные - ненавидели всей душой и питали отвращение... Однако Равен был одним из тех немногих живших столетие назад Воронов, кто испытывал уважение к этому высокому понятию дара жизни, хотя и оставался равнодушен к отдельной личности, если того требовал от него поставленный судьбою случай - сцена, где Ворон принимал роль Погибели. Эта участь ему, можно отметить, не тая, была вовсе не близка душевно, пусть избегал он ее скорее не из-за милосердия или других светлых чувств, но потому, что высоко ставил свое собственное время, верно видя возможным потратить его иначе, нежели вновь, как тогда, предавать земле тела тех, кто по неясной причине навязался только пробудившемуся Равену во враги. К примеру, этот оставшийся в живых человек, кровь в чьих жилах, должно быть, уже давно застыла от питаемого к высокой, мрачной фигуре страха. Максвеллу же в те секунды было абсолютно безразлично, как поступит трясущийся на земле "охотник", который шел, должно быть, с мыслью добыть неразумное создание с обликом пичужки, а встретил гиганта, чьей силы хватило бы еще на несколько таких же неудачливых добытчиков.
Равен был абсолютно уверен, что дважды этому отчаявшемуся существу человеческой расы повторять не придется. Стоило только Ворону отвести свой взгляд - и у бегущего силуэта так засверкали пятки, что Равен смог увидеть лишь удаляющуюся от него спину, которая, впрочем, не успела абсолютно скрыться с поля зрения мужчины, когда беглеца, спасенного лишь чудом, настигла другая напасть. Скорую и болезненную кончину выжившего противника Равен воспринял абсолютно спокойно, и все его выражение, будто говорило за себя - "я знал, что для него существовала лишь эта дорога", но, хотя Ворон не изменился в лице, его взор с некоторой долей недовольства смотрел в том направлении, где осталось лежать тело третьего члена клана Фут.
-"Когда же эти жалкие глупцы оставят меня в покое, о, Великие Небеса", - мысленно негодующе обратился к потяжелевшим, серым облакам пробудившийся, поднимая взгляд вверх, словно наблюдая за пролетающими мимо с громким, невнятным карканьем городскими воронами.
Однако шорох чужих шагов и речь, обращенная к нему, заставила Равена вновь опустить свой клюв, возвращая внимание нежданному собеседнику. Стоило только мужчине увидеть перед собой заговорившего с ним субъекта, его голову посетило множество мыслей, но одна из них, оказывающая решающее действие, неутомимо твердила - "он непохож на дитя людей, каких мне приходилось видеть".
- Жаль, но я не мог его отпустить
Равен слегка нахмурился, вновь уводя свои глаза прочь от собеседника, как если бы не считая нужным внимать его действиям с несуществующей, наигранной заинтересованностью. Первые слова не произвели на него должного к тому впечатления, так и оставшись незамеченными, впрочем, как и попытка вывести Ворона к более располагающему разговору. Быть может, пробудившийся не видел необходимости в том, чтобы затевать беседу, или его вовсе угнетало подобное нарушение и без того потревоженного спокойствия. Как бы то ни было, никак иначе Равен свое нарастающее с течением времени негодование не выразил, продолжая ждать, когда незнакомец перейдет к самой сути, но, как оказалось, ему было, что сказать кроме того:
-Рад знакомству. Удивлен, что они смогли тебя подбить.
Ворон холодно усмехнулся, через ярое нежелание поворачивая свою голову к собеседнику, а в глубине его холодных, тлеющими углями взирающих на Ниирхотайфа, сквозило безразличие:
- Кровь, пролитая в бою за свободу, не слышит упреков даже, если ран можно было избежать, - прозвучал низкий, протяжный баритон в тишине забытой аллеи, выражающий столь же нелюдимости и отчужденности, сколько и этот, некогда прекрасный парк, - Долгое время я не встречал людской род, чтобы судить об их некогда ничтожных способностях.
Если бы густой покров иссиня - черных перьев и пуха не скрывал лица Равена, то стало бы возможным заметить, как мрачными мыслями сковывается его кожа, обтягивающая скулы, а под глазами появляются тени напряжения. Ворон, вне всякого сомнения, не был рад этой встрече, ощущая легкое недоумение от такой заинтересованности его появлением на поверхности. Чрезмерное внимание на глазах рушило его планы остаться в этом парке и провести среди заросших троп несколько ночей. Равен не предполагал, что место, столь забытое и покинутое, в одночасье станет чрезмерно оживленным. Однако, несмотря на это, продолжение речи незнакомца он слушал безмолвно, внимательно наблюдая за тем, как причудливого вида оружие становится грудой обломков на земле.
-"Они смогли сотворить усыпляющие пули, но этого недостаточно, чтобы меня поразить."
Жидкость, растекшаяся небольшими каплями неестественного цвета, напомнили Ворону об осторожности, которую следовало соблюдать с врагом, о чьей силе тебе так и остается неведомо. Однако недругом ли?
- Ну как, убедился в моих благих намерениях?
Подобные слова произвели весьма неожиданный эффект: Равен засмеялся - глухо, отрывисто, прекратив настолько быстро, что эти звуки можно было легко перепутать с легким покашливанием, столь резко они растворились в воздухе заброшенного парка.
- Благими намерениями выстлан путь в бездну под землей.
Ворон сделал неспешный шаг в сторону от двух, уже похолодевших людских тел, после чего, сдержав паузу, заметил, теперь уже не скрывая своего негодования:
- Ради каких помыслов мне была оказана эта услуга? Я не правитель, не хранитель знаний, мне не доводилось ступать на эту землю с тех времен, когда человеческий род еще не заселил эти просторы. Каков может быть прок в помощи тому, о чьем существовании уже давно забыли?

Отредактировано Raven (2015-10-29 15:07:47)