Не отрывая откровенно жадного взгляда от лисицы, Моукошан жарко, тяжело дышал, словно разгоряченная до немыслимых пределов топка паровоза. Даже несмотря на всю свою хваленую уравновешенность, парень держался кое-как, что называется, на последних молитвах. Удивительное дело, но за все время, когда ему доводилось скрещивать с Ниньярой свою наточенную катану в темпе вальса, черно-бурый лис не мог припомнить ни единого раза, хотя бы отдаленно похожий на этот безумный, граничащий с жизнью и смертью спарринг. Адреналин до сих пор клокотал где-то в области вздымающейся груди, гулко отдаваясь в висках своим бешеным ритмом, отчего темная шкура воина внезапно слиплась от выступившего сквозь кожу пота. Мозг лиса, обычно такой хладнокровный и расчетливый, затопила целая пелена помутнения, которому он не в силах был препятствовать. Да не очень-то и хотел, если честно… Строжайшая дисциплина школы вместе с ее основным кодексом исключала любые, даже самые невинные намеки на привязанность между учениками, дабы тем не вздумалось размышлять о подобных глупостях, типа “честь”, “сострадание”, “любовь”, “семья”. Чин Хан жестко пресекал всевозможные послабления, обычно свойственные любому простолюдину, тренируя своих будущих последователей в суровом духе идеальных исполнителей, у которых рука на мече одинаково не дрогнет ни перед чужаком, ни перед самым дорогим существом на земле. Тем не менее, запреты Мастера только раззадоривали некоторых, особо бесстрашных послушников, вынуждая их проявлять чудеса маскировки и манипуляций таким образом, чтобы достичь желаемого и при этом остаться вне серьезных подозрений. Дружба без жалости, тренировка без форы, секс без отношений… идеально.
Разумеется, Моукошан не был девственником. Его чрезмерное мужское самолюбие не позволяло отказываться от лакомого кусочка, когда на глаза попадалась хорошенькая лисичка, пышущая своим свежим аппетитным телом. Другое дело, что черно-бурый пройдоха старался устраивать себе эти маленькие развлечения вне стен школы, где, казалось бы, даже у колонн имелись глаза и уши Чин Хана, славящегося своей мнительностью. Хотя иногда на утренней медитации, лису начинало казаться, будто мастеру уже давным-давно все известно, и он просто держит в уме маленькие тайны своих учеников, дабы когда-нибудь обернуть их против них самих же. Однако вместо того, чтобы трусливо поджать уши и одномоментно сделаться пай-мальчиком, с усердием отличника вникающим в каждое распоряжение учителя, Моукошан снова и снова принимал вызовы рыжехвостой куноичи, его постоянному искушению и этакому источнику вдохновения для охотника, который все пытается перехитрить свою же добычу.
- Мы… друг другу, - даже не пытаясь сдерживаться, черно-бурый лис прикрыл веки и издал глухой рык, чувствуя, как каждая шерстинка буквально дрожит и встает дыбом от малейших прикосновений Умеко. Ее свободная ладонь по-хозяйски исследовала крепкий, рельефный торс мутанимала, совершенно не смущаясь плотной, несколько грубоватой ткани форменной рубашки. - Ты не упустишь… же… свое яблочко, дорогая? - растянуто пробормотал лис, то и дело задирая морду кверху от охватившего его удовольствия. В штанах уже давным-давно было болезненно тесно, особенно после откровенной выходки девушки, которая словно бы нарочно дразнила и раззадоривала горячность парня. А иначе неинтересно и невкусно… кто может быть страстней и сексуальней, чем твой же духовный соперник, доведенный до кипения?
Конечно же он потерял контроль… Ниньяра вовсе не прекращала поединок, который уже мало походил на их привычное столкновение вне тренировочного зала, с целым разнообразием идей и условий для очередной проверки собственных талантов. Поэтому было неудивительно, что лисица так легко перевернула своего рослого оппонента, да еще и бессовестно уселась сверху, не забыв при этом зафиксировать чужую кисть над светловолосой головой. От столь резкой смены позиций наваждение отчасти схлынуло с мозговых рецепторов Моукошана, вернув тому способность кое-как соображать. - Неплохо, радость моя, - с усмешкой оценил лис, многозначительно проведя языком по своим иссохшим губам и покорно принимая ее, безусловно, завораживающие правила их новой игры. Разумеется, не собираясь при этом оставаться в долгу. Пусть поиграет… девочки любят играть. - Ты победила, но ненадолго… Можешь наслаждаться своей маленькой победой, пока у тебя еще есть эта возможность, - собственнически огладив бедро рыжей куноичи свободной рукой, мутанимал откинулся спиной на камни, вновь смежив веки и тяжело вздыхая от еле сдерживаемой жажды. Сквозь одежду он отчетливо ощущал пышущий жаром девичий стан, аналогично взывающий к своему морю удовольствия. Здесь и сейчас, на самых вершинах скал, где спускалось небо и кочевали студеные ветры, безжалостно жаля замешкавшихся возниц своими порывами. Просто идеальное место, под стать их бурным, не подчиняющимся никаким ограничениям, натурам. - Ничего, избыток сахара мне не грозит, дорогая, - приоткрыв один глаз, похотливо ухмыльнулся Моукошан, отвечая на нахально провокационный вопрос Умеко, все так же протирая загривком неудобную скалистую россыпь и давая лисице последние мгновения томного созерцания глаза в глаза, в духе сопливых ванильных кинофильмов. Во всяком случае, сдерживать себя становилось совсем уж непереносимо, да и бессмысленно. - Тоже хочешь попробовать? Смотри, чтобы твои зубки не пострадали от кариеса… много сладкого, говорят, вредно...
Запустив освободившуюся ладонь в чужие растрепанные пряди, Моукошан надавил на затылок девушки, вновь притянув ее к собственным губам. На этот раз его желание было куда требовательней, он буквально врезался в рот Ниньяры своим затяжным поцелуем, то и дело с чувством прикусывая лисьи уста, иногда нечаянно прокалывая их острыми, как игла, клыками до тоненьких кровяных струек. Но, кажется, им было плевать на столь досадную мелочь. Не отпуская от себя рыжую воительницу, руки парня словно бы сами собой переместились в область ее округлых аппетитных ягодиц и, в свою очередь, начали довольно настырно оглаживать и сминать их упругую кожу сквозь брюки, мало беспокоясь о степени усиливающейся страсти. Ничего, и синяки пройдут, надежно скрывшись под ворсистым слоем меха… Впрочем, уже через несколько мгновений жадный язык Моукошана, закончив свое постыдное исследование рта мутанималки, принялся с особым смаком вылизывать и посасывать нижнюю челюсть, плавно прочерчивая дорожку своих поцелуев к ее белоснежному горлу. Там, воспользовавшись секундной заминкой, лис даже не отказал себе в удовольствии слегка сомкнуть клыки на беззащитном участке шеи Ниньяры, по-хищному наслаждаясь остротой момента. Смерть во время сексуального экстаза… ты наверняка никогда не задумывалась об этом, как о высшей награде для нас с тобой, сестрица, не так ли? Однако продолжение, разумеется, было куда приятней, и черно-бурый ассасин, оставив в покое чужую гортань, довольно шустро спустился к впадинке между ключицами, нетерпеливо смачивая светлый мех своей похотливой слюной до тех пор, пока кожистый нос Моукошана не уперлись в отворот края одежды. Вот же черт, опять… Их одеяния начинали сильно раздражать,словно бы нарочно препятствуя их обоюдному желанию всей кожей почувствовать чужое тело. - Shi’ne! - сипло рыкнул лис, невольно прервав свою настырную ласку и вперив влажный взгляд в зону грудной клетки Умеко, которая все еще скрывалась под черной тканью боевой формы каждого ученика школы. Слегка приподнявшись на локтях, Моукошан прикусил клыками одну из застежек, которую вдруг порывисто дернул на себя, тем самым освобождая, наконец, куноичи от части проклятых одеяний. В ноздри лиса тотчас же ударил тонкий запах телесного масла, которым обычно пользовалась Ниньяра для поддержания своей шерсти в состоянии практически идеальной шелковистости, а его похотливому взору предстала оголенная, до одури соблазнительная грудь красно-белого окраса. Весь затрепетав от охватившего его вожделения, воин безо всякого стеснения принялся пожирать взглядом оба наливных полушария, сквозь шерсть которых робко проступали окружности сосков. Голодно облизнув вмиг треснувшие от внезапного обезвоживания губы, парень блудливо ухмыльнулся, в красках предвкушая свой личный пир. - Тебе говорили, что ты даже выглядишь вкусно, радость моя?
