Вот не надо было вспоминать ему о проклятом телефоне... Кто же знал, что Ниньяра уже успеет разрядить свой черепаший айфон в самые щи, даже с учетом довольно долгой работы аккумулятора, над которым Донни когда-то пыхтел особенно тщательно?

Разумеется, лисица не поленилась задать ответный и вполне резонный вопрос, мол, а твой-то где, красавчик? Я позвоню, без проблем, только дай мне хоть какой-нибудь мобильник, или, накрайняк, завалящегося почтового голубя.
Укоризненно взглянув на Умеко, словно это была ее инициатива по срочному оповещению механика, Рафаэль приспустил одеяло почти до колен и потянулся перебинтованной кистью к левому чехлу на кожаном поясе, где у него обычно лежал че-фон вместе с подарочными купонами любимого суши-бара... вернее, должен был лежать: вместо ожидаемого кармана ладонь шлепнула собственный голый бок. Переложил что ли?
- Щас... - глухо пробомотал мутант, вновь похлопав теперь уже противоположную часть твердого карапакса: разумеется, снова ничего, даже самого ремня. Да ладно? Куда все подевалось?

Ах, ну да... Его же раздели.Как глупого пацаненка, который в очередной раз содрал обе коленки в кровь, извалялся в грязной луже и потерял телефон вместе с ключом от дома. 
Какие-то незначительные события вечера довольно быстро приобрели расплывчатый оттенок, оставив лишь тянущее чувство тупой боли после аварии, да горький осадок от былой ярости, связанную с неконтролируемым водоворотом переживаний за младшего брата. Все остальное плавно отошло на далекий, задний план. Спроси Рафаэля, помнит ли он хотя бы, как до маяка добрался - и то пришлось бы какое-то время ждать внятного ответа вместо протяжного, озадаченного "ээээээээээ..."
- Видишь? Нету! - с нотками скепсиса в хрипловатом голосе буркнул саеносец, продемонстрировав лисице раскрытые ладони, словно куноичи все еще могла усомниться в обратном. - В куртке остался, наверное.

Проследив зачарованным взглядом за неспешными покачиваниями аппетитных женских бедер, обтянутых черной тканью леггинсов, и плавным помахиванием роскошным хвостом, мутант с сожалением отметил про себя, что тесное пространство каморки на маяке не позволяет долго любоваться грациозной походкой куноичи. Ему нравилось, как она ходила: кокетливая, аккуратная поступь светской модницы с успехом сочетала в себе гнетущую тишину опасности затаившегося убийцы, кем Ниньяра, собственно, и являлась.
- Поаккуратнее с хозяйством, Рыжая,-  предупредил Рафаэль, вновь откинувшись обратно на подушки и с кислой миной наблюдая за манипуляциями лисицы, которая ловко исследовала пострадавшие от асфальта ошметки некогда роскошной, кожаной куртки парня, в надежде найти этот чертов черепахофон. Конечно же аппарата там даже близко не валялось: Рафаэль никогда не клал его в куртку или свои безразмерные штаны, даже несмотря на наличие дополнительных карманов. И Умеко тоже наверняка знала всю бесполезность поисков еще до того, как коснулась своей ладонью пыльной кожи практически повседневной одежды мутанта. Слишком уж рьяно она вытряхивала всю эту звенящую мелкую ерунду из карманов, да еще с хитрым взглядом оборачиваясь на Рафаэля, мол, а давай еще во-о-от здесь проверим, вдруг все-таки за трон закатилось? - Эй-эй, легче на поворотах! - не выдержал Рафаэль, с замиранием сердца выпучив лимонные глаза на Умеко, которая словно решила одним хорошим взмахом порвать эту недобитую куртенку на швейные лоскуты, к черепашьим чертям и  прабабке сатаны. - Ее же еще носить можно, надо только постирать и рукав приклеить...

Черепашке все меньше и меньше нравилась затея с непременным оповещением механика о своем присутствии на маяке, в относительной целости и приблизительной сохранности. Ну в самом деле, раньше саеносец как-то не парился над тем, что неплохо бы и в известность поставить, мол, жив-здоров-веселый-и-пьяный-сегодня-не-ночую: сколько раз, бывало, Донни встречал старшего с возмущенной физиономией и разъясняющей лекцией до натяжного потолка - и ничего, не ломался. На все попытки шестоносца призвать брата к благоразумию и подумать хотя бы о спокойствии пожилого сэнсэя, Рафаэль неизменно отмахивался, со словами: "Ну я же пришел, че те еще надо-то?", после чего демонстративно топал в свою конуру, нарочито громко хлопая дверью.

А теперь вдруг совесть взыграла?

- Дома я забываю только свои зеленые тапочки,, - хрипло пробубнил в ответ парень, покосившись на лисицу тяжелым взглядом, где уже вовсю клубились сердитые тучи. - Разбил, наверное... Да и вообще я спать хочу! Спокойной ночи, передавай привет лунным бакланам! - обиженно выпятив нижнюю губу, мутант бухнулся обратно на подушку и демонстративно захлопнул веки, скрестив перед собой забинтованные лапы. Пусть Умеко думает, что хочет; он дико устал, у него ломит все тело, нервы ни к черту, болит голова - ну и так далее, качественный прогон по всему списку основных негативных эмоций. Разговаривать с девушкой на тему утерянного черепахофона саеносец больше не планировал, а в очередной раз бузить и намеренно доводить до ссоры из-за какой-то пластиковой хрени - на это  совсем не было ни сил, ни желания.

Однако Ниньяра вовсе не собиралась оставлять атмосферу между подростками в подвешенном состоянии и оканчивать день таким, далеко не самым приятным образом. Она явно знала, что сейчас нужно больше всего ее разбитому, перенервничавшему сразу за всех парню, который искренне любил свою родню и до сих пор не мог хоть немного успокоиться и прийти в себя.

Тесно прижавшись своим тёплым, упругим телом к покоцанному карапаксу Рафаэля, лисица принялась нежничать и ласкаться, чтобы смягчить непростой нрав надутого мутанта и вновь расположить его к более позитивной ноте. Разумеется, саеносец не смог долго сопротивляться женскому очарованию куноичи, да и, надо признаться, не очень-то и хотел. -Угу, конечно, - лишь показательно проворчал в ответ черепашка, повернувшись в сторону Умеко и незаметно так склонив голову к ее каштановой макушке. Правда, стало совсем неудобно валяться в таком извилистом положении, да впридачу - жарко от полосатого хвоста, которым девушка заботливо накрыла Рафаэля, словно колючим бабушкиным пледом поверх основного одеяла. Но мутанту было плевать: он мог лежать вот так хоть целую вечность, только бы любимая была рядом с ним.

- Я устал, детка, - нехотя признался ей Рафаэль, чувствуя, что соображать становится совсем туго, а тяжёлые, точно налитые свинцом веки беспощадно слипались. - Мне все чаще хочется просто жить и не думать о том, как какой-то очередной урод лупит моего брата, а я ничем не могу помочь, потому что меня даже нет рядом... - он протяжно зевнул и чуть приспустился на подушке вниз, сонно хлопнув глазами. - Дон, конечно, классный ветеринар, но мертвые... Черт, Рыжая, ну жарко же, ну! - кое-как найдя в своих сусеках силы на несколько заторможенное возмущение своенравостью хвоста Ниньяры, Рафаэль качнул головой, дабы избавить свою физиономию от поленообразного достояния лисицы. - И как вы вообще живете с этой хренью, торчащей из мякишей... Она ж эта... непро...немье...неподъемная...- язык уже вовсю заплетался, отказываясь воспроизводить разборчивые слова, а через несколько мгновение отключилось и сознание саеносца, погрузив могучего воина в глубокий сон.

***

Если не считать нескольких тревожных вспышек в подсознании, когда накаченное, сплошь усеянное бинтами и пластырями тело Рафаэля дергалось во сне, то можно сказать, что парень спал практически без сновидений. Редкие расплывчатые образы, отдаленно напоминающие замысловатые фигуры и спирали, плавали по страшно утомленному мозгу саеносца, словно отголоски чего-то далекого и недостижимого, но одновременно близкого - только протяни руку, и я унесу тебя туда, где всегда царит спокойствие и гармония.
- Отвали... Ты немного не вовремя, Лео...

Рафаэль даже не сразу понял - что это было: сон, или он подсознательно вспомнил давно покинувшего их старшего брата, просто потому, что надо ж сделать из кого-то удобного козла отпущения и с чистой совестью свалить на него все проблемы, которые сейчас вновь опутали их маленькое братство. 

Но почему именно Леонардо и именно сейчас? Наверное, потому, что мы до сих пор в тебе нуждаемся, мудила?

Он не хотел просыпаться. Также, как и не хотел лежать с закрытыми глазами и мысленно философствовать об этих краткотечных, непонятных образах из тумана, в которых он упорно желал видеть бывшего лидера, вопреки собственным попыткам отмахнуться от него.
Однако невнятное бормотание Ниньяры, сопровождаемое едва слышным копошением, в конечном итоге, вынудили Рафаэля лениво приоткрыть веки и повернуть голову к источнику звуков. Лисица сидела на кровати, спиной к мутанту, одержавшая торжественную победу в мучительных поисках зарядного устройства: саеносец плохо видел, чем она там занималась, но зато до его ушей отчетливо доносились тихие щелчки сенсорных клавиш.
Она была вся такая домашняя, в этой мятой футболке, с растрепанной прической, что Рафаэлю захотелось немедленно сгрести Умеко в свои мускулистые объятия и бесконечно баюкать, словно кроткую девочку, напрочь позабыв о ее смертоносном альтер-эго. Парень обожал подобную естественность, пусть и Ниньяра редко когда демонстрировала ее, всегда с особой тщательностью следя за своим внешним видом.

Полюбовавшись еще несколько секунд  соблазнительными округлыми плечами, которые наполовину были скрыты под хаотично завивающимися прядями каштановых волос, саеносец приподнялся на постели, да вдруг невольно скривил мину от тупой ломоты, тотчас же накрывшей затекшие мышцы пострадавшего в аварии воина. "Да едреный твой зеленый помидор!" - мысленно выругался парень, вынужденный замереть на своем ложе истуканом и не совершать никаких резких движений, пока столь досадная боль не утихнет. К счастью, ждать пришлось совсем недолго, и уже через считанное время Рафаэля постепенно отпустило, оставив в области ушибов и кровоподтеков лишь относительный дискомфорт, который был вполне терпим.
- Утро, детка, - расплылся в приветственной ухмылке черепашка, когда Ниньяра заметила подозрительное шевеление у себя за спиной. - Хорошо ли тебе спалось? - он аккуратно потянулся, стараясь особо не будоражить подсохшие под марлевыми повязками раны, после чего откинул одеяло и задумчиво оглядел себя снизу вверх, насколько ему хватало ракурса. - Мда.... Красота зомбического апокалипса, аж самому страшно... Не мешал бы хоть какой-нибудь приличный душ, однако, - вновь переведя мнозначительный взгляд на куноичи, саеносец нежно приподнял лисицу за подбородок. - А что насчет тебя, Рыжая? Чего бы тебе сейчас хотелось?

I have to go through this
I belong to here where
No-one cares and no-one loves
No light no air to live in
A place called hate
The city of fear

На самом деле, все происходило далеко  не с таким бодрым оптимизмом, с каким так старательно отсвечивал Рафаэль, демонстрируя свою самодовольную физиономию.
Даже столь соблазнительное «падение» Ниньяры ему на карапакс, по его же собственной инициативе, все-таки отдалось тупой болью по всему искалеченному телу, словно ржавым ножом полоснули по самым пострадавшим участкам. Едва не взвыв, саеносец с грехом пополам сумел удержать ухмылку на заметно побледневших губах, чтобы не заставлять свою девочку вновь вскакивать, рассыпаясь в заботе и переживаниях, и судорожно шарить рукой вокруг в поисках свежих бинтов. Умеко точно также заслуживала хоть немного отдыха в любящих объятиях своего вспыльчивого качка, особенно после бессонной ночи, наполненной тревогой и заботой о нем.

Но черт, как же больно-то!

Сама фраза куноичи "выглядишь вполне сносно" вряд ли в полной степени отображала все красОты его утренней рожи. Синяки и ушибы наверняка картинно зацвели и обширно расползлись под полосами пластырей, бинты насквозь пропитались кровоподтеками, а самый ободранный участок бедра, чуть выше колена, даже немного припух от собравшейся под повязкой гематомы. Это еще хорошо, что зеркало висело в другом углу каморки, под довольно-таки неудобным ракурсом, и не давало возможности мимокрокодилом взглянуть в собственное отражение - как-то саеносец не испытывал особого желания узреть свой видоизмененный образ, от которого не сбегут разве что самые мертвые. Мда...

- Как будто я мечтал втемяшиться в этот долбанный кузов, - ворчливо отозвался Раф, кисло поморщившись, точно от горькой пилюли. - У меня вся жизнь перед глазами пробежала, детка, - он чуть привстал на своих подушках, насколько это получилось с лежащим на костяной груди женским телом, и, сомкнув веки, уткнулся носом в разлохмаченную щеку лисы, протяжно вдохнув сладковатый шлейф аромата ее любимых духов. Мысль, что еще вчера саеносец мог так бесславно разбиться, неприятно ткнула сердце, заставив черепашку поежиться, словно от внезапного порыва холодного ветра. Ведь парень так и не рассказал лисице, как он успел испугаться, пока летел мордой вперед – негоже было демонстрировать любимой свои страхи, которых не должно быть у крутого, могутного мужика. И нет, не своей внезапной и такой нелепой кончины прямо сейчас, отнюдь. Стыдно признаться, но в тот момент Рафаэль даже о раненом брате не вспомнил, как и о воскресшем враге, которому непременно нужно начистить зубастую пасть за Майки, за очередные страдания Донни и за собственную головную боль, связанную с будущими эмоциональными метаниями, что наверняка заденут всю троицу. Это не говоря уже об учащении вылазок на поверхность, дабы напасть на след Ящера и попытаться вынюхать его мерзкие, далекоидущие планы.

Он просто отчаянно хотел приехать к своей девушке.

Умеко ждет меня. Неужели я сегодня ее подведу и опоздаю навсегда?

А еще он знал, что больше никогда-никогда не захочет видеть растерянность, столь ярко отразившуюся в расширившихся от ужаса глазах куноичи, которая встречала своего паренька после его очень насыщенной поездки от дома…

Довольно сердитое замечание Ниньяры в адрес скоростного двухколесного коня черепашки вместе с его экстремальным стилем вождения вмиг заставило Рафаэля перемениться в лице и собрать на зеленой переносице хмурые тучи. Ему явно не понравился тон, которым воительница укорила его второй, более «человеческий» образ жизни: стритрейсинг, отдых, да и чего греха таить – источник карманных денег. Обиженно поджав губы, парень медленно отклонился от Умеко обратно на спинку кровати и демонстративно отвел взгляд, уставившись в кирпичную стену. – Я нормально вожу, у меня даже права… где-то были! – конечно, никаких прав у саеносца отродясь не было, если не считать ту шуточную карточку с утрированным клыкастым оскалом на фотографии, склеенную ради поржать.- И потом… нечего больше ненавидеть. От твоего злейшего врага остались одни воспоминания, разломанные по всему шоссе, - черепашка даже сам не ожидал, с какой горечью прозвучат последние слова о гибели его обожаемой игрушки. – Ты довольна?

И все-таки в глубине своей вспыльчивой души Рафаэль тешил себя призрачной надеждой, что мотоцикл удастся собрать заново. Не, ну а вдруг? Что-то где-то прикрутить, запаять, подклеить… В конце-концов, он и сам неплохо так натаскался, периодически ремонтируя и полируя байк –  не Донателло же все время дергать за его пасхальные, верно?

Чтобы снова с радостным гиканьем вновь мчаться наперегонки со смертью…

С трудом развязав узел прилипшей, и от этого сильно раздражающей маску, быстро утратившую свой изначальный цвет, Рафаэль кое-как провел ею вдоль грязной морды, стараясь особо не давить на кожу ладонью. Осколки стекол с разбитого забрала шлема зловеще искрились на скулах и бровях, досаждая мутанту резкой болью, даже когда он просто сплевывал собственную кровь вместе с грязью и обломками зубов, скопившихся на языке. Покосившись мутным взглядом на то, что осталось от мотоцикла, саеносец скривил мученическую гримасу и попытался сделать хотя бы несколько шагов дальше по дороге – туда, где стоял маяк, где была горячая чашка чая и мягкая постель с любимой женщиной. Туда, где был его второй дом и уходили все проблемы. Но он не смог. Растерзанное асфальтом тело отказалось слушаться: ноги нещадно подкосились, и парень грузно бухнулся вперед, чиркнув разодранными руками по бетонированному полотну. Его мозг плыл и туманился, словно у пьяного – Рафаэль вряд ли был способен прикинуть, сколько времени он провел в таком плачевном состоянии. Кровь вновь начала стекать на веки, лишенные своей привычной защиты под красной банданой, но парень уже не испытывал дискомфорта от такой досадной мелочи. Сейчас весь организм черепашки, будучи крепким, до предела мускулистым и тренированным, являл собой лишь одну нестерпимую БОЛЬ. Хотелось развалиться на части, отгрызть руки и ноги – лишь бы перестать чувствовать. Хоть на мгновение. Хотя бы на чуть-чуть….
Он никогда не ощущал ничего подобного, ни в одном проведенном бою. Даже Рене при всех его зверствах, извращенной фантазии и слепой жажде мести не удавалось состряпать такую лавину мук, пережитых за считанные секунды.

I play dead
It stops the hurting
I play dead
And the hurting stops

И ежу теперь понятно, что как только Донателло узнает о случившемся, он ни за какие коврижки и угрозы не станет собирать старшему что-то быстрее, чем велосипед для тех, кому за два. Акробатика, бег с препятствиями и прыжки вдоль крыш – залог одной черепашьей жизни и стальных нервов лисицы-ассасина.

Тепло бархатистой ладони Ниньяры приятно успокаивало напряженный живот, скрытый под твердыми пластинами карапакса. Успокаивало и… черт возьми, возбуждало! А уж когда девица, о чем-то крепко задумавшись, легонько поскрябала внутреннюю часть покалеченного бедра…  Ну вот почему именно сейчас он лежит жирно набальзамированной мумией, с тройным слоем пластырей и бинтов, и кряхтит от каждого резкого движения, которое отдается тупой болью по всему организму, вместо того, чтобы голодно наброситься на Умеко? Почему ему теперь нескоро предстоит настоящий отдых с куноичи: хотя бы до той поры, пока не заживут самые покалеченные участки?

Рафаэль едва сдерживался, силясь не издать хрипловатый стон. - Ниньяррррра… - страдальчески прорычал он, невольно запустив свою трехпалую пятерню в растрепанную прическу девушки. – Пощади, рыжая! Я же не выдержу!

Пощадила ли сладострастная воительница своего возлюбленного? Ага, конечно.

Откровенно ненасытный поцелуй, с которым лисица атаковала многострадальные губы мутанта, заставил последнего окончательно потерять голову где-то на полпути к разумной жизни. Собрав всю свою измученную последними событиями волю в кулак, саеносец, превозмогая болезненные пытки от полученных синяков и царапин, начал отвечать чуть ли не с удвоенной жадностью скользнув требовательным языком в зубастый ротик Умеко. – И как же ты меня накажешь, моя милая? Отшлепаешь катаной? – похотливо ухмыльнулся Рафаэль, на мгновение прервав такое увлекательное занятие. В горящих янтарем глазах заплясали глумливые чертики, явно ожидающие вкусного продолжения…и тут же разлинованная пластырями и кровоподтеками физиономия исказилась в гримасе боли. Как-то он слишком порывисто потянул свои загребущие лапы к сидящей верхом куноичи. Да твой еперный балет! Ну почемууу?

Вспыхнувшее пламя страсти угасло также быстро, как и настроение саеносца. Безвольно уронив свою ладонь с шелковистого затылка девушки на пресный отворот одеяла, мутант уныло вздохнул и отвернулся, глотая охватившую его досаду. – Прости, я еще долго буду не в форме… Придется заняться чем-то более скучным.
С сожалением выбравшись из плена рыжего хвоста и чужих упругих бедер, Раф поднялся с топчана, чувствуя, как успели онеметь все его многострадальные мышцы. Ему даже пришлось на несколько долгих секунд замереть истуканом, дабы переждать, пока уймется столь болезненная ломота. По-хорошему, стоило бы еще полежать хотя бы часик, однако постель вдруг стала такой противной и жесткой – хоть вообще не ложись. – Хренотень, а не матрац! На таком только самым отбитым йогам кувыркаться! – он внезапно разозлился на самого себя, на собственную бестолковость и слепоту, благодаря которым он теперь выглядит, словно инвалид Столетней войны, и передвигается хуже, чем утка, пораженная рахитом.

Но Умеко-то разве  виновата в его бедах?

Срочно требовалось чем-то успокоить вскипевшего парня, пока не разразилась ссора из-за него же самого. Например… яичницей? – Детка, у тебя осталась хоть какая-то еда? – саеносец попытался разгладить свою угрюмую переносицу и даже растянуть разбитые губы в подобии улыбки. – Я со вчерашнего дня ничего не ел, кроме медного провода и пляжных галек. Может быть, пошаманишь на своем языке злых духов?

It's sometimes just like sleeping
Curling up inside my private tortures
I nestle into pain
Hug suffering
Caress every ache