This mental versailles
Is much grander than the lies
You tell yourself to get through the night
Sentenced to drama for life.
Майк хмурым сычом взлетел на пожарную лестницу, отчего та с дребезжанием затряслась под немалым весом черепашки, и уселся на скрипучих ступеньках на корточках, цепляясь огромными лапами за ее скользкие, ржавые края.
Давненько же он не чувствовал себя так погано.
Сухой, душный воздух битком забитого города. Пыль, грязь, звуки ночной жизни горожан; вой полицейской сирены проезжающей мимо пустой улицы разукрашенной машины, лай злобных, тощих собак из подворотни, звук перевернувшегося мусорного бачка и злобное шипение вспугнутого бродячего кота. Микеланджело поднимает перечерченную множеством смурных морщинок крапчатую физиономию к небу, с упреком взирая на полный "сыр" огромной, янтарно-желтой луны, которая насмешливо склоняется над шпилями небоскребов, чтобы почесать свой пузатый бок. Сильный ветер работает сейчас примерно так же, как сломавшийся кондиционер в тесном кабинете клерка - он усиленно, с воем разгоняет жаркую атмосферу, собирает в небе полупрозрачные облака, что закрывают собой редко вспыхивающие крапинки звезд, но нисколько не охлаждает уставшие, ноющие, перетруженные мышцы. Длинные ленты потускневшей оранжевой банданы словно живые дергаются у весельчака перед носом, переброшенные через напряженное плечо, а он все такой же вымотанный, потный и грязный.
Устало просунув свои огромные ножищи между перекладинами, Микеланджело грузно покачнувшись, свесил задницу над пропастью, скрестив руки перед собой на грязной ступеньке и улегшись на них подбородком. Глаза подростка нервно рыскали по темной подворотне, что располагалась прямо под ним, бледными огоньками мечась в темноте от одного изрисованного безвкусным граффити угла, к другому, в противоположность пустому и обшарпанному, с одиноко перекатывающейся грязной пачкой из под чипсов. Обычно черепашка живо комментировал все, что видел, уделяя внимание любой мало-мальски интересной трещинке в стене, но сейчас его взгляд блуждал по улицам выискивая отнюдь не интересности, или причину чем себя занять на всю оставшуюся ночь. Да и вряд ли это посеревшее горбатое нечто можно было бы назвать прежним раздолбаем Майки с его извечной тягой к развлечениям и болтовне! Скорее уж смахивало на Рафа, в его настроении приближенного к обычному, если переставить глаза, перекрасить кожу, немного отжать жир, пардон, лишнюю мышцу, убрать веснушки и поменять братьям маски.
Что-то сломалось в беспечном юноше.
Что-то заставило его в мгновение ока помрачнеть и осунуться, отчего стали заметно выпирать широкие, угловатые челюсти напряженно сжатых зубов, словно он неделю питался одним кислородом и ничем больше. А улыбка? Разве ты, самый веселый парень на деревне, не любил улыбаться просто так, чтобы чуть-чуть поднять самому себе настроение, если даже находился совсем-совсем один?
Парень сидел так не долго, от силы минут пять-десять, весь оплетенный змеями извивающимися лентами, обмотавшимися вокруг его натянутой, жилистой шеи, после чего одним бодрым рывком, совершенно незаметно и плавно, сменил свою полурасслабленную позу, оказавшись на верхних ступеньках, обезьяной цепляясь за них руками и раскачиваясь вверх-вниз, для очередного прыжка, который мигом перенесет его тело на крышу жилого комплекса.
Кажется скоро подросток совсем позабудет о том, каким он был раньше.
Беспечным и наивным. Глупым. Он не был готов так рано взрослеть и отказываться от того, что знал столько лет, к чему привык, и то, что изменилось в его жизни... Это было безумно тяжело. Теперь то он начал это понимать по-взрослому.
Это убивало.
Лапа Лизарда на его панцире теперь казалась ему просто легкой пушинкой незаметно опустившейся на плечо, нежели те ужасные испытания, что многотонным грузом рухнули на него сверху всей своей массой, не жалея ничего в нем - язык устанет перечислять все то, что случилось с ним и его семьей в последнее время. Казалось, только ты обрел надежду на счастливый конец истории, как положительный персонаж, который заслужил свое "... и жили они блабла, хэппиэндитесь дальше дети мои", как тебе тут-же БАМ... В лоб прилетает огромный ком грязи от которой, ты понимаешь, что наверное никогда уже не избавишься. Скажи, Фортуна, ты правда такая жестокая, или чувство юмора у тебя просто скверное?
Опустившись на каменный бордюр, шутник молча достает свой черепахофон, и утирая ладонью со лба дрожащие, прозрачные горошины пота, напряженно разглядывает моргнувший прямоугольник экрана мобильного - не пришло ли сообщение от родных? Вернее, от Рафа, и Мондо. Хотя с внутренним беспокойством Майк ожидал и весточки от Моны Лизы, касаемо шестоносца.
Все было так скверно, что с содроганием сердца напряженный донельзя весельчак, был готов только к дурным вестям. Но ничего... И от геккона ничего. Тишина.
С мрачной миной черепашка убирает ти-фон обратно в нашитый поясной карман, и еще раз бдительно осматривается по сторонам, щурясь и прикладывая руку козырьком к бровным дугам. Дело пошло бы гораздо быстрее, если бы им с Рафом помогали в поисках находчивый черепашка-изобретатель и старина Лео, но... вот именно что "Бы"...
С отсутствием лидера Майк уже как-то смирился, угас, чувствовал, что больше не было смысла так надеяться и ждать. Не было смысла пытаться что-то сделать и любой его жест, любая попытка все сделать как раньше, приклеить тот огромный недостающий кусок - у него не было больше ни сил ни желания думать, что однажды старший образумится и вернется обратно, в свой дом, в свое убежище, к ним. Слишком многое произошло с тех пор. А вот Донни... Бедный Ди.
Бедные его глаза.
Обладатель оранжевой банданы раздраженно потер кончиками пальцев свои собственные, просто даже не представляя, что испытывает сейчас полностью ослепленный брат.
Конечно Донателло всех убеждает, что он в порядке, что это скоро пройдет, мол, не так уж все это и страшно. Временная слепота возникшая в последствии яркой, ослепляющей вспышки прожектора больше кажется ужасной, чем есть на самом деле. Он подтверждает это широкой щербозубой успокаивающей и привычной улыбкой. И тут же смотрит в стену, мимо них, в пустоту, в одну точку своими резко побледневшими, ставшими почти бесцветными, нервно суженными зрачками на серебристом фоне радужки. Он хочет казаться бодрым и непринужденным, спокойным и утешающим, каким он был на протяжении всех этих недель, заменяя Микеланджело и Рафаэлю, потерянным в пространстве аки заблудшие овцы их лидера, став им управляющей, твердой рукой. А теперь они и этой длани лишились, бестолково сталкиваясь лбами и путаясь в исступленном испуге - изобретатель слеп и беспомощен, и кто точно может сказать, пройдет ли это? В их семье нет медиков... нет врачей... Даже Донателло с его неземным умом, и тот не мог полноценно зваться доктором, а уж что говорить о них, даже о сенсэе! Хорошо хоть Мона пришла, ее присутствие несколько успокаивало взвинченные нервы младших братьев - саламандра была более знающим человеком в этой области, хоть и недоучкой. Зря Донни не хотел ей ничего говорить. Майк был против такого решения, но просьбу изобретателя выполнил. Девушка пришла сама, явно заподозрив что-то неладное, после пары неуклюжих "эсэмэсок" под диктовку Дона от Рафаэля, с телефона техника.
Она догадается... Как бы Дон не старался вести себя как обычно, она догадается.
Наверное хорошо, что Майки и Рафа сейчас нету дома - истерика Моны будет невыносима. Микеланджело чувствует себя так, словно готов вот-вот разреветься на пару с саламандрой от безысходности и липкого, хватающего его за горло страха.
Рафаэль сегодня был непривычно мягок с осунувшимся младшим братом, и необычайно терпелив к его рассеянным, как обычно, порой таким неуклюжим движениям. Майку хотелось спрятаться. Попросить у Рафи убежища, скрыться в крепких объятиях саеносца, исцарапанного и избитого, смятого недавней аварией, с уродливым шрамом на ноге похожим на ожог... свернуться крошечным клубочком обхватив себя за колени, покачиваясь и съеживаясь в комок, задавая только один единственный вопрос - за что?
За что их семья... ЕГО семья это все заслужила?
- "И почему ты ушла от нас?"
Мондо сказал, что Алопекс так и не вернулась, отправившись на старую стройку. Майки, разумеется, не верил, что девушка могла просто так вот, ничего не сказав, не сообщив ему, взять и сбежать. Ло, конечно, со своими опасениями, что во время поисков ее хвостатой персоны воины Шреддера наткнуться на черепах и их друзей, - только вспомнить ее переживания из-за нападения Рене! - могла все же решить отыскать себе куда более скрытное место, нежели квартирушка Мондо (что тоже как-то сомнительно, у геккона есть ВСЕ что нужно для безбедного существования), но она непременно бы им сообщила. Сообщила же? - "Я мог ее обидеть?" - весельчак кривит лицо, напряженно припоминая все свои дела, все свои слова по отношению к снежной куноичи, и сколько не напрягает мозг, не может вспомнить ничего такого, что могло бы оскорбить, или расстроить Ло. Он старался сделать ей только лучше, но никак не наоборот! Но прошлое... та ситуация с Лео, ставшая одной из причин будущей трагедии, ненавязчиво, осторожно давало о себе знать. Вновь и вновь он прокручивал в памяти тот судьбоносный и отвратительнейший момент - злой взгляд старшего, свою надменную улыбку, ощущение холода ночи и чужой кулак на своем лице, навсегда оставивший след не только на аквамариновой коже подростка, но и где-то глубоко под пластроном. Незаживающим шрамом. Майки больше не хотел так.
Он все делал чтобы мутантке было комфортно рядом с ним.
Так почему?
Где ты?
Вместе с Рафаэлем он прочесал старое недостроенное здание, где ютилась его белая подруга, и не нашел ничего. Ни единой зацепки. Только старая сумка с теми дурацкими плюшками, что он испек девушке, которую, похоже, растащили вороны - угощения были разбросаны по всей "комнате" продуваемой верхотуры, а рядом стоял целехонький, слегка обшарпанный бумбокс Рафа, которому саеносец ну очень обрадовался. На Майка ворчать он, конечно, не стал - в кои то веки было не до споров и терок кто чью вещь да взял в личное пользование не спросив разрешения.
Младший брат был сейчас совершенно далек от таких глупостей.
То, что его Снежинка была здесь, подросток знал точно - Микеланджело прекрасно помнил, что магнитолу они с девушкой оставили на крышах старой фабрики, после танцев под открытым небом, когда на парочку напали Рене и его крылатый подопечный. А потом благополучно о ней забыли, не до того как-то было.
Но здесь след девушки и прерывался. - "Донни что-нибудь придумал бы," - кисло подмечал про себя юноша, разбежавшись с Рафом по разные стороны, в поисках белой, косматой шустрой тени.
Ди бы подключил камеры, нашел бы в своем барахле что-нибудь, что непременно бы им помогло, ведь это он сделал, он справился с тем разом, когда Мона Лиза пропала без вести. А так... что могли они сделать? Прошло не так много времени с того момента, когда Алопекс не пришла домой в назначенный час, но Майка уже нервно колотило.
Он знал, что лисица далеко не беспомощная тяночка, не жмется по углам в ожидании своего смелого и отважного рыцаря, но...
Он не хотел оставлять ее одну.
Картина падающей снежно-белой кометы, задевающей боками балконы аж до треска ломающихся ребер, так и стояла у него перед глазами.
Она сильная, и одновременно с тем слишком слабая и хрупкая, чтобы Микеланджело мог бессовестно забыть об Алопекс и посчитать, что даже если и правда что-то случилось, она справится со всем самостоятельно. Это не так.
И от этого всего Майк разрывался изнутри.
Черепашка замечает слабое движение со стороны одного края просторной площадки. Он напрягается на мгновение, впиваясь пальцами в шероховатое каменное ограждение, но тут же расслабляется, нервозно передернув сильными плечами и отвернувшись. На крышу к нему забирается здоровенная черепаха - уж такой горбатый силуэт он каждый день привык видеть, и Майку и в голову не приходит, что это может быть кто-то чужой, кто-то незнакомый ему - всех черепашек Нью-Йорка, простите, по пальцам пересчитать можно. Лео бы бегал в свите из черномордых солдат, Донни физически сейчас не в состоянии и трех шагов пройти чтобы не стукнутся лбом о косяк, а значит, остается либо Раф - либо Квантер. Последний так и вовсе носа не показывает из убежища четверки, запершись в гостевой комнатке и стараясь не вмешиваться в чужие дела.
- Ну как, есть новости? Нашел что-нибудь? - гулко, сипло спрашивает весельчак, продолжая неотрывно вглядываться в линию горизонта и предоставляя его собеседнику беспрепятственно приблизиться к его скрючившейся, балансирующей на краю, неосторожно равнодушной фигуре.
Он и понятия не имел, что навестить его одинокую морду сюда заглянул вовсе не Рафаэль, бдительно рыскающий по вонючим проулкам как и сам конопатый, а кто-то более... любопытный.
И более опасный.
Совершенно ранее ему не знакомый, и так похожий на него самого.
