Однажды настал день, когда к ней пришёл он. Пришёл сам, без зова, незнакомый, неизвестный, туда, куда никто не мог прийти, если не имел звериных лап или крыльев. Она сидела тогда высоко над городом, на вышке, бешено обвеваемой тысячью ветров, ни одному из которых не удавалось проникнуть под белоснежную мягкую шерсть. Дни, так редко отдающиеся в полное её распоряжение, никогда не пропадали зря - Алопекс посвящала их размышлениям, на которые в обычные дни почти не оставалось времени, и прогулкам в местах безлюдных, которых так мало в Нью-Йорке, там, где никто не мог увидеть её, там, где никто не мог помешать ей.
Она считала, что никто не знает, где она находится. И она ошибалась.
В тот день - ветреный и пасмурный, она уловила шаги за своей спиной - беззвучные, едва ли слышимые. Одно мгновенное движение, быстрое, звонкое - сталь о внутреннюю поверхность ножен - и узкая катана приставлена к горлу незнакомца. Только тогда Алоис взглянула на того, кто осмелился потревожить её. Увидела - и нахмурилась от чувства отвращения.
Это был он - тот, кого она ещё никогда не называла по имени, обращаясь к нему исключительно безэмоциональным “ты”, высокий, покрытый бежевой шерстью антропоморфный кот, часть лица которого - стальная, отвратительная - каждый раз заставляла сердце Алопекс падать на долю секунды в пятки - словно рваная рана на чьей-то коже. Она не знала его до того момента, как он безбоязненно отвёл её оружие от своей шеи рукой, начисто уничтожив в Белой желание убить его, потому что столь смелых сразу не убивают. В тот день он сказал ей, что наблюдал за ней, и наблюдал давно, потому что не мог иначе. Сказал, что увидел в первый раз в лаборатории. А она искоса посмотрела на него и отвернулась к дивному пейзажу Нью-Йорка, бросив то ли приказ, то ли просьбу: “уходи”.
Он ушёл сразу же. Но не совсем.
С того дня они порой сталкивались: он искал встречи. Алопекс пыталась оставаться равнодушной к этому, и ей это успешно удавалось на протяжении нескольких месяцев, в конце концов, равнодушию её обучила сама жизнь. И так продолжалось - до момента, когда он оказался в беде из-за воинов её клана.
Она помогла ему. И снова приказала-попросила уйти, и он снова исполнил её просьбу, но на этот раз перед тем, как убраться прочь, он обнял её. Это было странно-обжигающе, тепло и сила его тела, его рук на мгновение заставили забыть о том, что она может уничтожить его, заставили ощутить себя слабой. Насладившись этими мгновениями, Алоис отстранилась, резко, уперлась когтистыми пальцами в его грудь и сказала, чтобы он здесь больше никогда не появлялся.
Никто не имел права заставлять её признавать себя слабой даже на краткий миг.
Больше он не появлялся. Очень долго. Слишком долго. И однажды, вернувшись на ту вышку, Алопекс поняла, что скучает по тому, чьего имени даже не знает. Они никогда не говорили, только пересекались изредка, и он бросал “привет”, а она отвечала ему равнодушным молчанием. Теперь этого равнодушия не было, и от него осталось только недоверие - вечное, безбожное, неумирающее.
Но она скучала - а он, словно угадав её мысли, через несколько дней пришёл снова. И попросил встречи, как просил уже не раз.
Но на этот раз она дала согласие.

Поздняя осень крушила Нью-Йорк лютыми холодами. Ночами они только крепчали, режа кожу людей ножами, оставляя на их щеках алые кровоподтёки. Алопекс поднималась на крышу одной из высоток - туда, где царят ветра. Поднималась медленно, не торопясь, не размышляя о том, что сейчас встретит её там, что произойдёт. Она не боялась холода - ДНК зимнего зверя, белоснежного песца, снабдила её густым мехом, способным не подпустить к коже любые морозы, а потому по-прежнему, не изменяя своим привычкам, Алоис лишь слегка натянула капюшон в тот момент, когда коснулась пальцами ручки двери, ведущей на крышу. Замок на ней был сломан.
Дверь раскрылась со скрипом, впуская в здание холодный ветер. Алопекс шагнула из темноты тесной в темноту бесконечно просторную и увидела прямо перед собой его лицо - он улыбался, улыбался нелепо и даже смешно. Обратила внимание на лежащую недалеко недокуренную сигару. На секунду брезгливо сморщилась, замерла в сомнении - подойти или оставить это всё вовсе?
А потом сделала шаг вперёд, и он тоже приблизился, склонил голову, стараясь заглянуть в глаза. Алопекс ощутила привычное дерево резных ножен за спиной, и это прикосновение к коже позволило ей принять решение.
Она подняла руку, скидывая капюшон, и посмотрела на него в ответ, зажгла во взгляде непривычную теплоту.
- Я вижу, как ты смотришь на меня: как котёнок на свою маленькую хозяйку: преданно, - неслышно сказала она ему, пряча эти мысли, скрывая их так, чтобы он ничего не понял - в этом деле она была неоспоримым мастером. - Влюблённо. И я не расстрою тебя, во всяком случае, не сейчас. Потому, что ты что-то значишь для меня: это много, если знать, что другие мне безразличны. Сегодня - лишь однажды - я притворюсь для тебя собой.
Она ласково улыбнулась, отдавая себя во власть лжи.
- Нет, всё в порядке, - её голос унёс очередной порыв пронизывающего ветра. Алоис протянула руку, касаясь пальцами плаща кота-мутанта. - А тебе холодно, я вижу это. Ты дрожишь. Нужно согреться.