...даже как-то и не верилось, что минул уже почти целый год с той поры, как братья впервые вырвались из темных глубин канализации и познали прелесть ночных прогулок по крышам этого огромного, шумного города. Казалось бы, не так уж много времени прошло, а сколько всего успело произойти за это время — и плохого, и хорошего. Подросткам пришлось выдержать всякое, в том числе и горечь быстрых утрат, и радость неожиданных встреч. Сколько существ было спасено или повержено в битвах, сколько мест познано, сколько приключений пережито... сколько пролито крови, пота и горьких слез. Сколько страха испытано, сколько волнения, гнева, отчаяния — а они все еще крепко стояли на этой земле, даже не думая отступать и со временем лишь еще больше сплотившись друг с другом. Их братство, их семья... Стоило признать, она заметно увеличилась за последние месяцы. Дон не смог удержаться от легкой улыбки, но затем его лицо вновь приняло задумчивое, даже чуточку тревожное выражение. Не далее как сегодня днем Мона выразила желание проведать своих родных, которых она не видела вот уже с прошлой весны, и Донателло, разумеется, немедленно поддержал инициативу. А как еще он мог отреагировать на подобную просьбу со стороны возлюбленной? Если подумать, то Мона не так уж часто его о чем-нибудь просила, и он вполне мог составить ей компанию... Воспользовавшись тем, что остальные ребята заняты приготовлениями к празднику, парочка незаметно выскользнула из украшенного гирляндами подземелья и отправились прямиком на поверхность — где, к слову, выпало немало снега. И если на улицах его еще хоть как-то убирали, то на крышах творилось форменное безобразие. Мутанты потратили немало времени, чтобы добраться до нужного им района... И вот теперь, они оба укрылись от снегопада и посторонних глаз в тени старой водонапорной башни, да так там и застряли, чего-то молча ожидая. Дон не торопил Мону, понимая, что та может волноваться перед встречей с родителями, но время шло, а саламандра все не спешила слезать со своей "жердочки", рискуя отморозить себе хвост и все, кхм, к нему примыкающее. Впрочем, и сам Донателло не решался пойти дальше, задавая себе немой вопрос: а так уж ли он готов познакомиться с семейством своей благоверной? Мона как-то раз упоминала, что ее родители, мягко говоря, не слишком-то заботились о том, что станется с их единственной дочерью. Честно говоря, Донни слабо представлял, как такое вообще возможно: ну какой отец и какая мать могут отказаться от своего драгоценного чада? Что бы эти люди из себя не представляли, они, должно быть, здорово соскучились по Моне... Быть может, они уже давно сбились с ног, разыскивая ее, в то время как девушка вполне спокойно жила в канализации вместе с черепашками. Было бы слишком жестоко оставлять их в полной неизвестности... С другой стороны, никто не смог бы предсказать их реакцию при виде двух здоровенных зеленокожих рептилий в человеческой одежде. Вполне возможно, что Мона не решится показываться им на глаза, ограничившись простой слежкой. Выдохнув небольшое облачко пара, Дон вновь поднял взгляд к серым облакам, подсвеченным яркими неоновыми огнями. Весь город утопал в теплом праздничном свечении, и мысли мутанта поневоле возвращались к происходящему в убежище: должно быть, парни уже заканчивали с последними приготовлениями и теперь ожидали прихода гостей — Эйприл, Кейси, Кожеголового, Ангел, словом, всех их многочисленных друзей, приглашенных на рождественский ужин. Пожалуй, им с Моной стоило поторопиться, пока ребята не стали беспокоиться и отправлять кого-нибудь на поиски...
— Ты там еще не замерз? — тихий голос саламандры привлек внимание Дона, заставив того вынырнуть из раздумий. Мутант с улыбкой повернул голову к любимой, глядя на нее снизу вверх — довольно-таки необычный ракурс, учитывая, что обычно именно долговязому Донателло приходилось наклоняться к невысокой и хрупкой Моне. Гибкий чешуйчатый хвост нежно обернулся вокруг плеч изобретателя, как будто бы желая его согреть. Донни немедленно накрыл его облаченной в теплую варежку ладонью. — Может тебе все-таки лучше будет вернутся домой? — гений негромко, но вполне отчетливо фыркнул.
— И оставить тебя одну? Даже не начинай, — конечно, те времена, когда Мона не могла и носа лишний раз на улицу высунуть, давно прошли; и все же, Донателло до сих пор старался сопровождать ящерицу при каждой ее вылазке на поверхность. Однажды позволив Моне выбраться в город без сопровождения, Дон едва не потерял ее навсегда, и, разумеется, он не был намерен повторять прежней ошибки. Мона могла сколь угодно бухтеть, ворчать и возражать против подобной опеки, но Дон был непоколебим в своем решении. И, кажется, саламандра уже смирилась с его упрямством. По-крайней мере, теперь она не сопротивлялась этому так открыто, как раньше. С каждым разом, ее возмущение все быстрее и быстрее сходило на нет — вот и сейчас, она не стала продолжать этот бессмысленный спор, ограничившись коротким вздохом. Донни едва заметно усмехнулся: еще одна маленькая победа в его кармане.
— Я когда-нибудь тебе говорила, что ты самая... самая упрямая черепашка во Вселенной? — несмотря на нарочито ворчливый тон, Мона совсем не казалась разозленной. — Считай это за комплимент.
— Всегда к вашим услугам, мисс, — весело откликнулся Дон, наблюдая за тем, как саламандра аккуратно спрыгивает вниз, опираясь на крепкие плечи изобретателя.
— Бррр...холодно, — девушка аж передернулась, вот уже в который раз этот вечер оказываясь в глубоком сугробе. — Не поможешь? — Донателло снисходительно покачал головой в ответ и, наклонившись, с легкостью вытащил бедняжку из снежного плена. Едва поставив Мону на более-менее чистый участок крыши, мутант принялся заботливо отряхивать ее от снега.
— Вот видишь, — проворчал он, несколько раз шумно, но совершенно неощутимо похлопав ладонями по куртке девушки. — Что бы ты без меня делала, — ответом ему был укоризненный взгляд, на что Дон ответил коротким, но нежным прикосновением к заостренному подбородку ящерицы, после чего подставил Моне свой локоть: пойдем уже, горе ты луковое. Вместе мутанты преодолели еще несколько занесенных снегом крыш, пока, наконец, не достигли нужного им перекрестка. Здесь саламандра вновь притормозила и даже как будто попятилась назад, но Дон успел ухватить ее выскальзывающую ладошку и крепко, ободряюще сжать. Они уже проделали немалый путь, чтобы вот так запросто сворачивать и идти на попятную. Покорившись воле изобретателя, Мона послушно приблизилась к заледеневшему краю крыши, где и замерла с очень странным, каким-то даже отрешенным выражением лица.
— Знаешь... — молвила она донельзя задумчиво, глядя на безлюдную улицу, озаренную светом электрических фонарей. — Когда я шла с колледжа по этой улице, я никогда не могла подумать... что однажды буду смотреть на нее сверху вниз... И не зависеть ни от чего, — рука мутантки все же выпустила ладонь Донателло, к его вящему неудовольствию. —  Мне моя жизнь казалась такой скучной… Представь себе это, кааааждый божий день, просыпаешься ни свет, ни заря, и плетешься по этой улице, до учебного заведения, там сидишь до позднего вечера и возвращаешься обратно, после чего валишься в кровать. Ни приключений тебе, ни личной жизни. Ни инопланетян, ни страшных монстров, ни здоровых деловито ухмыляющихся антропоморфных черепах стоящих за моей спиной, — молчаливо прислушавшийся к ее словам Донни, не удержавшись, расплылся в теплой, нежной улыбке.
— Какой смысл быть ученым, если тебе не приходится  проверять теорию на практике, — негромко откликнулся он, приблизившись к любимой и встав рядом с ней. Глубокие карие глаза озорно блеснули из-под теплой вязанной шапки с пышным помпоном. Он намеренно обращал разговор в шутку, полагая, что это поможет Моне быстрее сбросить охватившее ее напряжение. Что-то подсказывало изобретателю, что, несмотря на жалобы и откровенную самоиронию, саламандра испытывала смутную тоску по своему прошлому — и в то же время боялась возвращаться к тому, что хоть как-то могло связывать ее с прежней жизнью в обличье скромной студентки. Тем не менее, они уже почти пришли, а следовательно, Моне пора было отбросить в сторону все своим сомнения. Что она и сделала, решительно подтолкнув друга к пожарной лестнице, да с такой поспешностью, будто они оба опаздывали в аэропорт.
— Не думаю, что кому-то захочется носиться по крышам в такую погоду, — успокаивающим тоном откликнулся черепашка, впрочем, покорно спускаясь в темный проулок, — да и праздничная дата как-то не особо к этому располагает, — вполне резонно заметил он, по своему обыкновению, совершенно бесшумно спрыгивая вниз и протягивая руки вверх, чтобы поймать Мону за талию. Внимательно озираясь и прислушиваясь к своему окружению, мутанты вынырнули из подворотни и уже вполне открыто двинулись дальше — то была не самая оживленная часть города, и людей на улице практически не было, за исключением редких припозднившихся прохожих. Должно быть, они все уже давно разошлись по своим домам и готовились к празднику, подобно обитателям убежища… Дон на всякий случай натянул капюшон на голову, скрыв таким образом собственную физиономию от посторонних глаз, но, кажется, это было совершенно лишне. Взгляд юноши задумчиво скользнул по роскошному фасаду одного из ближних зданий — райончик казался достаточно престижным, по крайней мере, на вкус скромного неработающего мутанта, вынужденного ютится в сырой и вонючей канализации. Чем дальше они с Моной заходили, тем все больше сомнений в нем возникало: а не ошиблись ли они адресом? Но нет, саламандра вполне уверенно двигалась вперед, показывая дорогу, и Дон очень скоро отказался от своих подозрений. Напряжение сменилось откровенным изумлением, которое достигло своего апогея в тот момент, когда Мона показала ему на свой старый дом. Донателло даже не заметил, как замер посреди тротуара, слегка приоткрыв рот и округлив глаза при виде внушительного, дорогого особняка с классической “острой” крышей. Ну ничего себе!...
— Эм... Донни? — словно бы почувствовав неладное, Мона тревожно обернулась к гению. Ее руки нервно стиснули ремень сумки, незаметно для саламандры вонзив коготки в жесткую ткань. — Дон, скажи что-нибудь, а то твое молчание меня пугает… — Донателло, опомнившись, перевел потрясенный взгляд на возлюбленную, честно говоря, даже не зная, что и сказать. Дар речи вернулся к нему отнюдь не сразу… Прокашлявшись, Дон как-то смущенно пробормотал:
— Извини… я просто удивлен, только и всего, — не удержавшись, мутант снова покосился на особняк. — Ты… ты никогда не рассказывала мне, где и как ты жила до мутации, так что я… я просто не ожидал, что твоя семья такая… богатая, — неловко заключил он, уставясь себе под ноги и сунув руки глубоко в карманы пуховика. Да что уж там, он был не просто удивлен — скорее уж, откровенно сбит с толку. Было очень непросто осознать тот факт, что Мона нашла в себе силы отказаться от жизни в столь престижном районе и предпочла поселиться в тесном, грязном подземелье, разделив скромный быт пятерки эксцентричных мутантов… Сколько раз саламандра говорила ему, что не жалеет о принятом ею решении, и он действительно верил ее словам. Но теперь… теперь вся эта ситуация выглядела несколько иначе в его глазах. Более… щекотливой, что ли. Донателло требовалось немного времени, чтобы свыкнуться с неожиданной для него правдой, а ведь сколько еще таких сюрпризов ему доведется увидеть этой ночью? Дон неуверенно повел плечами, но все же нашел в себе силы ободряюще улыбнуться — пускай и несколько растерянно.
— Теперь мне ясно, зачем ты взяла с собой ноутбук, — заметил он негромко, кивнув на сумку в руках подруги. — Придется немного повозиться с сигнализацией и камерами слежения, верно?

Разумеется, Донателло был смущен и раздосадован неожиданно открывшейся ему правдой о прежней жизни Моны Лизы. Естественно, он чувствовал растерянность, глядя на тот огромный особняк, что некогда был ее домом, и откровенно не недоумевал, как же она смогла променять всю эту роскошь на бедную, если не сказать, убогую обстановку черепашьего убежища. Но Донни совсем не хотел вынуждать девушку оправдываться перед ним. В конце концов, это был ее личный выбор, и никто на свете не имел право этот выбор осуждать... включая самого Дона. Юноша едва заметно нахмурился, глядя на Мону с высоты своего роста и молча вслушиваясь в ее сбивчивую речь. Создавалось впечатление, что саламандра сейчас сквозь землю от стыда провалится. Избегая смотреть любимому в глаза, он тихо бормотала что-то себе под нос, не замечая, как зябко обхватила собственные плечи и остановилась посреди дороги, прислонившись спиной к обледеневшей металлической ограде. Испуганно поглядев на Дона снизу вверх, она снова опустила взор на его пластрон.
— Я совсем не хочу затрагивать свое прошлое, мне оно никогда не нравилось, — уже едва слышно закончила она, как-то устало прижав ладонь ко лбу. Это стало последней каплей. Еще несколько мгновений мутанты стояли друг напротив друга, храня какое-то странное, неподдающееся толковому объяснению молчание, а затем Дон, не выдержав, сделал шаг по направлению к своей девушке. Теплая ладонь изобретателя мягко коснулась напряженного плеча Моны, снимая давящую на него лямку — сумка с ноутбуком мягко плюхнулась в сугроб у ног девушки, вмиг оказавшись напрочь позабыта. Наклонившись, Донателло приблизил свое лицо к раскрасневшейся мордашке саламандры и без лишних слов поцеловал ее прямо в обветренные, нервно искусанные губы. На какое-то время Мона оказалась тесно прижатой к теплой и жесткой груди черепашки и даже успела немного согреться в его объятиях... а затем Дон отстранился, как-то странно, но ласково улыбаясь.
— Хватит уже, — просто сказал он. Темно-серые глаза светились нежностью и заботой, когда мутант осторожно дотронулся острого подбородка девушки самыми кончиками узловатых, мозолистых пальцев. Он ведь все прекрасно понимал. К чему были все эти слова и оправдания? Донателло, наконец, отвел взгляд от саламандры и поднял упавшую в снег сумку. — Раз уж мы сюда пришли... покажешь мне свою комнату? — должно быть, этот вопрос прозвучал неожиданно, судя по изумлению, проступившему на лице Моны. Дон тихо рассмеялся. — Всегда хотел на нее посмотреть, — взяв девушку за руку, он снова потянул ее вперед, напоминая, что им еще предстоит добраться до нужного дома. Свежевыпавший снег приятно хрустел под босыми ногами, а в воздухе медленно кружили крупные белые хлопья, ярко блестевшие в свете уличных фонарей. Некоторые из них запутывались в густых волосах Моны и оседали на ее пушистых черных ресничках, вызывая странную мечтательную улыбку на лице Дона. Желая отвлечь девушку от ее невеселых мыслей, гений как ни в чем не бывало продолжал: — Ты как-то раз упоминала, что у тебя дома хранится впечатляющая книжная коллекция... и даже есть полное собрание томов естественной энциклопедии Ховарда-Стивенсона. Всю жизнь мечтал подержать эти книги в руках, — за этой ненавязчивой болтовней, ребята приблизились к нужным им воротам и остановились чуть поодаль. Донателло запрокинул голову, внимательно оглядев высокую ограду и почти сразу же приметил парочку дорогих камер: должно быть, охрана у этого особняка была хоть куда. Что ж, тем интереснее было бы проникнуть внутрь... Переглянувшись с Моной, Дон вытащил из-за пояса несколько остро заточенных сюрикенов. Ему не очень-то хотелось портить чужую собственность, тем более, принадлежавшую родителям Моны, но... Не прошло и мгновения, как крохотные металлические звездочки впились точно в выпуклые объективы видеокамер, без лишнего шума выведя их из строя, перед этим еще и красиво отрикошетив от фонарного столба и ближайшего дерева — Донателло любил покрасоваться тем, с какой точностью он вычислял траектории метательных лезвий. Это была его особая фишка, хотя не сказать, чтобы братья обращались с сюрикенами хуже, чем он сам.
— Чистая работа, — не скрывая самодовольства, хмыкнул он, и повернул голову обратно к Моне, состроив глазки домиком — мол, ну-ка, полюбуйся, какой я у тебя умница.