If I had to live my life without you near me
The days would all be empty
The nights would seem so long

Время текло быстро.

Кажется, еще вчера Донателло и Мона Лиза едва не распрощались с жизнью — один в ледяной пучине канализационного резервуара, будучи крепко закованным в цепи и оказавшись с головой погруженным под воду стараниями любвеобильного доктора Рене, другая — загородив едва живого черепашку своим собственным телом и заработав сразу несколько внушительных размеров шрамов, которые, вероятно, останутся с ней на долгие-долгие годы, несмотря на усиленную регенерацию тканей. И вновь спасибо Лизарду... Но теперь злобный ящер был мертв, а его изуродованный труп навеки сгинул в водостоке, куда его отшвырнуло мощной взрывной волной — чудо, что никого больше не зацепило. Все-таки, черепашки доказали свое умение действовать как единая команда... пускай даже их было всего трое. Где пропадал Леонардо, пока его братья были вынуждены сражаться сразу с несколькими опытными бойцами, так и осталось загадкой. Сам мечник отказывался об этом говорить, несмотря на все расспросы и наказание, которому его поверг Сплинтер. Впрочем, Донателло и не хотел лишний раз давить на лидера: в конце концов, они все  остались живы и, за исключением Моны, даже относительно невредимы, если не считать многочисленных царапин, ссадин и ушибов, полученных во время поединка с Лизардом и его подручными. Донни совсем не злился на Лео, наоборот, даже испытывал некоторое облегчение по этому поводу — хоть кто-то из его братьев избежал новых увечий... К тому же, после возвращения ребят в убежище, мысли Донателло оказались заняты совсем другими вещами. После того, как к Моне вернулась память, а с Рене оказалось покончено раз и навсегда, изобретатель, наконец-то, смог расслабиться и задуматься над тем, чтобы подыскать для саламандры новое убежище, предварительно, разумеется, вылечив ее раны. Их логово казалось слишком тесным для семерых мутантов, да и сама Мона демонстрировала желание поскорее перебраться обратно в свой любимый гараж, где она могла бы спокойно заниматься дальнейшими исследованиями по разработке ретро-мутагена. Честно говоря, Дона не оставляло подозрение, что истинная причина, по которой девушка так спешила покинуть канализацию, заключалась в том, что ей больше не хотелось тревожить покой своих друзей. Так или иначе, но Дон не озвучивал своих догадок, равно как и не пытался отговорить Мону переселяться обратно на поверхность. Он понимал, что его подруге нужно немного пожить в одиночестве, не занимая свою голову всяческими угрызениями совести. Ей было очень... непросто... смириться с тем, через что ей пришлось пройти по вине Лизарда. Требовалось какое-то время, чтобы все обдумать и научиться жить с тяжким грузом вины, успевшим скопиться на ее хрупких плечах, пускай даже саламандра как раз-таки являлась главной жертвой по всей этой проклятой истории. Так что, Донателло решил не тратить время и нервы на лишний споры, а просто молча занялся поисками подходящего укрытия. Таковым в итоге стал небольшой чердак под крышей обыкновенной жилой многоэтажки, расположенной на окраине Гарлема. Это место было удобно тем, что в самом доме проживало не так много людей — два последних этажа так и вовсе оказались совершенно пусты. Благодаря этому, Мона могла совершенно спокойно заходить в здание и столь же незаметно его покидать, разумеется, преимущественно в темное время суток, перебираясь с чердака на крышу и обратно. Дон постарался сделать так, чтобы саламандре оказались доступны все блага цивилизации, начиная горячей водой в кране и заканчивая подключением к интернет-сети. Разумеется, у этого скромного жилища имелись и свои минусы, вроде отсутствия центрального отопления — но эта проблема успешно решалась наличием электрообогревателя. Братья также помогли гению перетащить на чердак кое-какие вещи, вроде мягкого (пускай отчасти продавленного дивана) и старенького холодильника, не забыв набить его замороженной пиццей и другими продуктами; проще говоря, обустроить помещение таким образом, чтобы у Моны все было под рукой, в том числе и ее книги, которые черепашки украдкой перенесли сюда предыдущей ночью, пользуясь тем, что саламандра мирно спит в своей каморке под лестницей. И вот, когда последние приготовления к "въезду" Моны были закончены, Донателло решил показать девушке ее новое логово.

With you I see forever oh so clearly
I might have been in love before
But it never felt this strong

— Мона? — Донателло осторожно постучал костяшками пальцев по дверному косяку, не спеша заходить внутрь крохотного помещения. На дворе был уже поздний вечер, когда гений решился нарушить покой саламандры. Он не был уверен в том, что она все еще не спит — девушка расслабленно лежала на своей кровати поверх старенького одеяла, отчего забыв выключить ночник. Приглушенный свет лампы мягко падал на ее салатовую кожу, теплыми бликами играя на крохотных и гладких чешуйках, солнечными зайчиками отражался в радужке медовых глаз, и Донателло поневоле задержал дыхание, рассматривая Мону в полумраке. Как-то так вышло, что в последнее время у них все никак не находилось возможности побыть друг с другом наедине, во многом благодаря тому, что изобретатель трудился не покладая рук вне дома, и у ящерки, должно быть, уже успело сложиться обманчивое впечатление: ее приятель намеренно увиливает от разговора, не то затаив обиду, не то еще по каким-то личным причинам. Разумеется, все это было совсем не так, и пришла пора доказать Моне обратное. Перехватив вопросительный взгляд мутантки, Дон едва заметно улыбнулся ей краешком рта, показывая, что он рад ее видеть и вообще успел как следует соскучиться.

Our dreams are young
And we both know they'll take us
Where we want to go
Hold me now
Touch me now
I don't want to live without you

— Не разбудил? — Донни все-таки сделал шаг в комнату и аккуратно присел на краешек скрипучего матраса, все также внимательно глядя на девушку своим фирменным тревожным взглядом. Плотная фиолетовая ткань на его лице, увы, не могла полностью закрыть следы многочисленных страданий, будь то медленно подзаживающие царапины или надолго обосновавшиеся темные мешки под глазами, но в целом гений выглядел гораздо здоровее, чем неделей раньше. В том числе и до того момента, как они с Моной схлестнулись с Лизардом в подземелье штаб-квартиры Клана Фут. Мона также казалась куда более румяной и оживленной, чем раньше, когда ее беспрестанно терзали страшные головные боли. И хотя приступы мигрени все еще изредка наведывались в гости к измученной саламандре, теперь они были гораздо более короткими и менее болезненными. Что касается полученных в бою ран от загнутых когтей Рене, то те уже практически зажили и вроде бы не причиняли девушке особого дискомфорта... И все-таки, Донателло еще раз внимательно осмотрел подругу, размышляя, стоит ли поднимать ее с постели на ночь глядя, но та выглядела относительно бодрой. Должно быть, не успела задремать к тому моменту, как ее покой в очередной раз оказался нарушен тихим и застенчивым изобретателем.
— Я хотел предложить тебе небольшую прогулку... — слегка смущенно пробормотал Дон, привычным жестом потирая рукой в затылке — как всегда, когда он чувствовал небольшую скованность в присутствии ящерицы. — То есть, это даже не совсем прогулка... — он коротко вздохнул, не желая сообщать это вот так. Мона, разумеется, и сама прекрасно догадывалась о том, что их с Донни ждет скорое расставание, равно как и была в курсе того, что гений усиленно подыскивает ей жилище. И пускай ребята не планировали этой же ночью перетаскивать оставшиеся вещи саламандры в новое логово, как если бы им хотелось поскорее избавиться от ее присутствия в родном подземелье, а просто собирались вместе посмотреть на чердак, чтобы Мона смогла озвучить какие-то пожелания и, по возможности, внести свои корректировки, умнику все равно было крайне неловко заводить разговор на эту тему. — В общем, — он постарался выдавить неуверенную улыбку, — мы с парнями, кажется, все закончили и хотели бы показать тебе результаты наших трудов. Так что, если ты не занята и не устала, то мы могли бы вместе наведаться на поверхность и посмотреть на то, что у нас получилось. Конечно, если ты не горишь желанием, это можно оставить на завтра или вообще перенести на выходные, это в любом случае не горит, но днем, как ты сама понимаешь, в город не выберешься... Словом, хочешь пойти со мной? — а вот это уже звучало совсем как предложение отправиться на свидание. Хотя, почему бы и нет? Когда еще у них с Моной будет возможность побыть наедине друг с другом... Когда для девушки придет время окончательно покинуть убежище черепашек, они наверняка устроят ей что-то вроде прощальной вечеринки, или же торжественное поедание пиццы на новом месте, как это обычно заведено при дружеских переездах. На самом деле, ребята были не против сопроводить Мону и сейчас, чтобы насладиться ее реакцией на впечатляющий "ремонт" чердака (который, по сути, заключался лишь в том, что они как следует прибрались и провели водопровод с электричеством). Особенно в этом были заинтересованы Майки и Эйприл — еще бы, ведь они принимали самое непосредственное участие в наведении порядка и расстановкой вещей в помещении; тем не менее, они все-таки решили оставить первый визит саламандры на совесть Дона, кажется, сообразив, что ребятам требуется немного времени на то, чтобы побыть вместе, без лишних глаз и ушей. Так оно и было...
"Надеюсь, у тебя не сложится впечатления, будто я желаю поскорее от тебя избавиться," — Донателло неловко поерзал на сидении кровати, пристально наблюдая за реакция Моны. Получив ее согласие, юноша немедленно просиял, выставив напоказ свою фирменную щербину, и тут же вскочил на ноги, едва не вписавшись лбом в низко висящую люстру.
— Все нормально, — поспешил воскликнуть он, смущенно перехватывая бешено раскачивающуюся лампу и теперь уже осторожно выпрямляясь во весь рост. Все же, нелегко быть самым высоким черепахой в команде... Пускай даже его рост и не превышал разумных пределов. Взяв Мону за руку, он немедленно потянул ее за собой, прочь из тесного и душного помещения. Ночь уже ждала мутантов, готовясь принять их в свои холодные, но ласковые объятия.

Nothing's gonna change my love for you
You ought know by now how much I love you
One thing you can be sure of
I'll never ask for more than your love
Nothing's gonna change my love for you
You ought know by now how much I love you
The world may change my whole life through
But nothing's gonna change my love for you

До чего же она была красива.
Слегка помятая и растрепанная, не успевшая хотя бы просто завязать волосы в хвост или накинуть куртку на плечи, Мона все равно казалось ему ужасно милой. Настолько, что глупая улыбка намертво прилипала к лицу изобретателя, выдавая его истинные чувства. Приходилось отворачиваться и старательно прятать взгляд, чтобы не дай бог не смутить свою кучерявую спутницу — хватило уже и того, что он вытащил ее на свидание поздно вечером, нагло "выдернув" бедную саламандру из теплой постельки и заставив отправиться на поверхность вместе с юным мутантом... Приподняв крышку тяжелого металлического люка, Донателло бдительно позыркал из стороны в сторону, проверяя, нет ли кого в темной подворотне, а затем проворно, точно кошка, выбрался из канализационной шахты, сразу же обернувшись и припав на одно колено возле зияющего в земле провала. Крепкая, шероховатая ладонь немедленно обхватила протянутое запястье Моны, помогая той вылезти следом — и не отпускала ровно до того момента, пока девушка не встала твердо на обе ноги, отойдя от колодца и позволив изобретателю аккуратно положить крышку обратно. Выпрямившись, Донателло деловито отряхнул плащ от налипшей грязи и, на всякий случай, еще раз внимательно осмотрелся по сторонам. Мастер Сплинтер всю жизнь учил своих сыновей осторожности, а недавние стычки с Кланом Фут еще больше ожесточили эту привычку, вынуждая ребят держать ухо востро, даже в те моменты, когда рядом с ними, вроде бы, никого не было. Лишь убедившись, что их появление осталось незамеченным для припозднившихся горожан, Донни снова потянул Мону за собой, спеша укрыться в ближайшей тени, но был остановлен тихой репликой ящерицы, попросившей его о помощи. Гений сразу же обеспокоенно замер на месте, с немым вопросом в глазах повернувшись обратно к Моне: что такое, в чем проблема, чем я могу тебе помо...
"Оу," — будь Донателло персонажем рядового творения японских аниматоров, он бы непременно впал в "каплю" — до того неожиданно было увидеть изящную, тонкую шею саламандры, продемонстрированную умнику с крайне непривычного для него ракурса. Обычно эту часть тела закрывали густые, вьющиеся пряди волос, но сейчас Мона специально удерживала свою тяжелую каштановую гриву на весу, терпеливо дожидаясь, пока Дон перехватит эту инициативу в свои руки... в буквальном смысле. Изобретатель послушно перехватил эту взъерошенную копну, позволив тугим локонам свободно рассыпаться по собственным запястьям: взгляд его был прикован к обнаженному затылку Моны Лизы, с жадностью скользил по аккуратным изгибам чужого тела — ни о чем пошлом он, разумеется, не думал, просто ему нравилось любоваться своей подругой, тем более, что она все равно смотрела в другую сторону. Хорошо знакомая розовая лента легко скользнула по салатовой чешуе, захватывая непослушные кудри и надежно фиксируя их в таком положении. Моне очень шла эта прическа, но, на самом деле, Донателло гораздо больше нравилось видеть ее с распущенными волосами. Но, разумеется, он ни за что не стал бы говорить об этом самой Моне, опасаясь, что девушка может неправильно его понять. В самом деле, как часто ей делали комплименты представители сильного пола и как часто — огромные говорящие тортиллы с посохом-бо за панцирем? С его стороны было бы глупостью открыто демонстрировать ей свою симпатию, учитывая, что Мона некогда была обычной студенткой, не имевшей ни малейшего представления о каких бы то ни было мутантах и древних кланах ниндзя... И, тем не менее, Донателло при всем своем желании не мог скрыть охватившего его трепета от прикосновения к чужим волосам, таким мягким и шелковистым на ощупь, что он мог бы всю ночь напролет осторожно перебирать и расчесывать их пальцами, просто потому, что это было невообразимо приятно. А как вкусно от них пахло...
— Можешь отпустить, — Дон, словно бы очнувшись, немедленно выпустил ее гриву из своих ладоней, не без сожаления проводив взглядом ускользающие локоны. Туго застегнутый воротник куртки окончательно скрыл из виду худенькую, но безумно привлекательную шею саламандры, и гений подавил бесшумный вздох. И о чем ты только думаешь, Донни... — По правде говоря, тебе не стоило так беспокоится...
— О чем это ты...? — Донателло не без удивления взглянул в отчего-то посерьезневшее лицо Моны, но его вопрос прервал очередной досадный приступ кашля. После купания в ледяной воде, гений подхватил небольшую ангину, и, по правде говоря, еще легко отделался... Черепашка спешно отвернул голову в сторону и прикрыл рот ладонью, стараясь не кашлять на стоящую рядом Мону — все-таки, это было не очень приятно для последней. — Еру... кха, кха, ерундха, — он спешно убрал руку от лица и прочистил горло, после чего адресовал погрустневшей Моне очередную теплую улыбку. — Уже почти прошло, — добавляет он как можно более оптимистичным тоном. И вправду, кашель уже давно начал идти на убыль, но разве этого достаточно, чтобы успокоить бедную саламандру? Она действительно очень сильно переживала, и тут Донателло не мог ни в чем ее укорить. Разумеется, Мона не была виновата в случившемся, пускай сама она думала совсем наоборот, но... это не избавляло ее от беспокойства за своего лучшего друга.
Ведь теперь они точно были лучшими друзьями.
Улыбка на лице гения стала еще шире, как только он увидел искорки сдержанного веселья в глазах Моны. И пускай он не стал повторять за ней ее шутливый реверанс, Донателло все же едва заметно опустил голову в поклоне, впрочем, не отводя взгляда от пухлой зеленой мордашки: уж поверь, принцесса, тебе не позволят думать о плохом этой ночью... Хватит этих постоянных упреков в свой собственный адрес — все самое страшное уже позади, и теперь они оба, наконец-то,могут забыть обо всех минувших горестях. В глазах умника промелькнуло хорошо знакомое игривое выражение, то самое, с каким он некогда предлагал Моне станцевать на перилах моста в парке, эдакая смесь лукавства и задора.
— Держитесь крепче, госпожа, — серьезно откликнулся он, в противоположность хитрому взгляду и улыбке. Осторожно потянув Мону к себе, черепашка с неожиданной (впрочем, ставшей уже вполне привычной) ловкостью перекинул ее руку через собственное плечо. Девушка охнуть не успела, как оказалась легко подхвачена на руки — создавалось впечатление, что Дону банально нравилось таскать ее подобным образом, игнорируя гневные возражения и нарочито сердитые шлепки по жесткому, исцарапанному пластрону, который едва ли мог почувствовать все эти слабые удары.  Да, это и в самом деле было так... Довольно ухмыляясь, Донателло кузнечиком взвился на нижний ярус пожарной лестницы, умудрившись не только схватиться одной рукой за ржавые перила, но и предусмотрительно подставить колено, таким образом создав опору для хвоста и бедер Моны Лизы. Грязные дождевые лужи замаячили где-то далеко внизу, отражая слабый лунный свет, но в надежных объятиях Дона высоты можно было не страшиться вовсе. Проворно вскарабкавшись вверх, юноша в несколько точных прыжков вознес себя и свою подругу на самую вершину жилого дома. Казалось бы — все, можешь отпускать, дальше мы уже как-нибудь сами... хах, как бы не так. Коварное выражение на бледной физиономии Дона говорило само за себя: в ближайшее время он точно не собирался опускать Мону на землю. Девушка сама не заметила, как оказалась пересажена на массивный панцирь черепашки, и все, что ей оставалось делать в таком положении, это лишь покрепче обхватить руками шею приятеля, чтобы не бухнуться задницей вниз. Впрочем, Донателло по-прежнему надежно подстраховывал ее от падения, держа ящерицу под согнутые коленки и не позволяя ей сползти ниже по ребристому карапаксу.
— Ну что, покатаемся? — весело осведомился подросток, глянув на Мону из-за своего плеча. Сопротивление было бесполезно... Оттолкнувшись от каменного карниза, Донни живо помчался вперед, ловко перескакивая с одного края крыши на другой. Земля опасно мелькала под ногами; яркие неоновые огни смазывались и подмигивали со всех сторон, лишая ориентации в пространстве; неожиданные препятствия будто бы сами собой вырастали из темноты, рискуя впечататься прямиком в несущегося сломя голову изобретателя — словом, такого прилива адреналина Мона не испытывала с поры последней битвы с Лизардом. На самом деле, уже спустя минуту-другую этой бешеной скачки наперегонки с собственной тенью, стало понятно, что Дону совсем не трудно нести на себе саламандру, и он пока что даже не думает выдыхаться или неуклюже срываться в темную подворотню, случайно подскользнувшись на грязной луже. Наоборот, гению получал искреннее удовольствие от происходящего, откликаясь сдержанным смехом на испуганное ойканье и предупреждающие возгласы Моны. Холодный ночной воздух бил в лицо, трепля волосы и выветривая все негативные мысли из головы; печальные размышления уступали место нарастающему веселью, а страхи сменялись жаждой все более высоких и головокружительных прыжков... Ну просто ходячий аттракцион "покатай меня, большая черепаха"! Было от чего расхохотаться во весь в голос — как, должно быть, смешно они смотрелись со стороны... если бы их вообще мог кто-нибудь увидеть.
— Опс! — с разбегу зайдя в очередной вираж, Донателло ненадолго замер на углу площадки, опасно балансируя в десяти метрах над землей, но затем уверенно нырнул куда-то в густую тень, отбрасываемую высокой водонапорной башней. Еще один широченный прыжок — и вот ребята приземляются на крышу последнего жилого дома на этой улице, где Донни, наконец-то, позволяет Моне спуститься с его закованной в кость спины. Из груди по-прежнему вырывается непроизвольный смех: ну и видок у бедной саламандры — плакала ее прическа! — Кажется, приехали... Ты как? — гений, хихикая, заглядывает в раскрасневшуюся мордашку бывшей студентки, проверяя ее реакцию. У него и самого заметно сбилось дыхание, больше от смеха, нежели от усталости, но в целом он был готов повторить этот безумных заход — если бы только Мона снова его об этом попросила. Коли уж на то пошло, он мог катать ее подобным образом чуть ли не до самого утра... лишь бы эта веселая и довольная улыбка больше не сходила с ее лица.

Было что-то гипнотизирующее во взбудораженном взгляде широко распахнутых янтарных глаз и легком румянце, накрывшем пухлые салатовые щеки — быть может, всему виной была сумасшедшая пробежка по крышам ночного мегаполиса, а может, то необузданное веселье, что они оба сейчас испытывали... По-прежнему озорно улыбаясь, Донателло с какой-то внутренней нежностью рассматривал раскрасневшуюся мордашку саламандры, вроде как ожидая, пока она, наконец-то, переведет дух и скажет что-нибудь осознанное, а на деле просто украдкой любуясь своей хвостатой спутницей. Моне явно требовалась минутка-другая, чтобы прийти в себя, но, кажется, она совсем не злилась на изобретателя. Напротив, ящерка казалась на редкость довольной, хоть и запыхавшейся, но от того еще более... милой? Ухмылка черепашки стала еще шире, когда Мона попыталась состроить гордую и самоуверенную мину, но потерпела в этом сокрушительное фиаско, весь характерно покачнувшись на месте и выдав, таким образом, охватившее ее головокружение. Донни на чистом автомате наклонился вперед, протянув ладони к саламандре — а ну как навернется с крыши, потеряв равновесие по вине бестолкового гения... К счастью, ничего подобного не произошло, зато Дону пришлось торопливо сменить позу и поскорее убрать руки за спину, пока девушка не заметила его странного порыва. Увы, с этим он как раз-таки серьезно припоздал. Скользнув взглядом по теперь уже смущенно улыбающейся физиономии гения, Мона немедленно обернула ситуацию себе на пользу.
— О... Как же я буду одна, без своей любимой черепашки, — огорченно протянула саламандра, принимая расслабленную позу и задумчиво наматывая прядь волос на палец. Взгляд ее был прикован к лицу умника — а тот, в свою очередь, растерянно моргнул в ответ, еще не понимая, что она имеет в виду. — Мне же придется самой ходить! А кто мне будет заваривать чай?! О и... самое главное... кто же мне подоткнет одеялко? — если Мона хотела таким образом "отомстить" Дону за его хулиганскую выходку, то ей это вполне удалось. Более того, она даже перестаралась в своем стремлении смутить гения, настолько, что непонимающая поначалу улыбка медленно сползла с его лица, сменившись выражением легкой досады. Ну, хватит уже... он все понял, правда. — Обещай приходить и меня укладывать, обещаешь? Я ведь буду ждать! — тихое и насмешливое хихиканье, вопреки ожиданиям Моны, не смогло разрядить обстановки, а лишь еще больше сгустило тучи над головой изобретателя. Отведя взгляд, Донателло неловко потер затылок, решая, как ему вести себя дальше. Сказать, что он был смущен и сбит с толку — значит, ничего не сказать. Неужели он и вправду так сильно трясся над саламандрой, беспрестанно строя из себя заботливую курицу-наседку, что это уже начинало серьезно раздражать? Да, пожалуй, черепашка действительно сильно перебарщивал, постоянно досаждая Моне своей гиперопекой, но он делал это совсем не по той причине, что он якобы считал девушку беспомощной, или неуклюжей, или кем-то, неспособным за себя постоять, вовсе нет! Просто... это был его способ выразить свою симпатию. Но раз Моне это не нравилось... пожалуй, гению стоило серьезно пересмотреть свое поведение. "Я не слабая и я не дура!" — сказанные когда-то в слепом порыве злости слова неожиданно снова пришли ему на ум, заставив Дона глубоко задуматься. Разумеется, в тот момент Лиза просто пыталась донести до глупого влюбленного мальчишки, что ее драгоценная шкура не стоит его шрамов, и Донателло, честно сказать, очень быстро выбросил эту сердитую фразу из головы, посчитав инцидент в лаборатории полностью исчерпанным... Правильно ли он сделал? Наверно, Дону стоило порадоваться тому, что в этот раз Мона ограничилась шутливыми намеками, а не рыкнула с присущей ей прямотой, чтобы изобретатель прекратил трястись над ней, как над неразумной пятилетней девчонкой.
— М... это здесь значит, — подросток едва заметно вздрогнул, выныривая из размышлений и вновь переключаясь на разговор с Моной. Он так крепко озадачился реакцией саламандры, что почти забыл о ее присутствии. К счастью, Мона как будто ничего не заметила: отвернувшись, она со сдержанным любопытством окинула взглядом темные крыши. Несмотря на плотную застройку, вид отсюда открывался потрясающий — весь Манхэттен был как на ладони, и его яркие неоновые огни переливались всеми цветами радуги, прогоняя сгустившиеся сумерки. Донателло молча приблизился к бывшей студентке, остановившись за ее спиной, сунув руки в карманы плаща и все с тем же донельзя задумчивым видом глядя на светящиеся окна небоскребов.
— Я, — скромно откликнулся он на вопрос саламандры. — Это место показалось мне достаточно уединенным, и в то же время не совсем заброшенным. Тут живет несколько семей, парой этажей ниже, но они едва ли заподозрят о том, что у них над головой живет мутант... если только ты не станешь врубать громкую музыку по ночам, или спускаться вниз через общий подъезд, — тут уж гений позволил себе слабую улыбку: Мона выглядела обеспокоенной, но кто обещал, что все будет просто? Впрочем, пристальный взгляд саламандры заставил его пойти на уступку, подняв ладони в успокаивающем жесте. — Раз уж никто не заметил, как мы с ребятами таскаем сюда мебель и домашнюю утварь, я думаю, твое присутствие здесь останется в тайне. В крайнем случае, у меня есть парочка других мест на примете, куда ты можешь спокойно перебраться, если вдруг люди снизу что-нибудь заподозрят и решат подняться на чердак... Правда, чтобы зайти внутрь, им придется как следует постараться, — подмигнув девушке, Дон неожиданно легко соскочил с каменного карниза, на миг повиснув на вытянутых руках, и проворно скользнул в круглое чердачное окно, очутившись таким образом внутри постройки. Моне оставалось лишь повторить его нехитрый маневр. Памятуя о том, что девушке неприятна чрезмерная опека гения, последний не стал уже привычным им обоим жестом сгребать подругу в охапку, дабы в мгновение ока транспортировать ее этажом ниже — но, все-таки, протянул руку ей навстречу, помогая забраться в окно. Сложно, безумно сложно в один момент избавиться от въевшейся привычки, но Донни правда старался. Убедившись, что Мона спрыгнула с подоконника на пол рядом с ним, Донателло снова адресовал ей ободряющую улыбку, которую, впрочем, все равно нельзя было рассмотреть в кромешной тьме помещения.
— Готова? — уточнил он, нащупывая пальцами переключатель. Тихий щелчок — и вспыхнувшая под потолком лампа на пару мгновений ослепила саламандру своим ярким светом, принуждая машинально вскинуть ладонь к лицу. Впрочем, уже очень скоро Мона смогла как следует осмотреться по сторонам и оценить внутреннее убранство чердака, к слову, достаточно уютное: ребята постарались на славу, натащив сюда всяких пледов и подушек, а также картин, книг и свежих цветов, специально, чтобы привести комнату в более-менее жилой вид. Книги, справочники и журналы были аккуратно расставлены по многочисленным полкам; в ближнем углу стояло потрепанное кресло-качалка, к которому, в свою очередь, был приставлен торшер; старенький холодильник и электрическая плита скрывались за полупрозрачной японской ширмой, равно как и подобие небольшого обеденного стола. Было заметно, что над интерьером поработал не только один Донателло, но и Эйприл, с присущим ей вкусом разложив всякие милые побрякушки по деревянным балкам, тянущимся вдоль теплых кирпичных стен, а также Микеланджело, беззаботно раскидавший тут и там разноцветные воздушные шары — с новосельем тебя, подруга! Дон прислонился панцирем к подоконнику, с легкой улыбкой наблюдая за тем, как потрясенная ящерица прохаживается по всему чердаку, как во сне трогая то один, то другой предмет, словно бы желая убедиться, что ей это не сниться.
— Здесь немного тесновато... — наконец, неуверенно протянул черепашка, в свою очередь, скользя взглядом по голому бетонному потолку. — Да и серьезный ремонт не помешал бы... Но я успел провести воду и электричество, так что с этим проблем точно не возникнет, — оторвавшись от подоконника, гений осторожно переступил через один из надутых шаров и толкнул рукой небольшую дверь в противоположном конце помещения, за которой открывалось еще одно крохотное помещение. — Здесь есть туалет и душ, правда, они тоже так себе... но все лучше, чем ничего, — Донни аккуратно прикрыл дверцу и повернулся обратно к Моне, словно бы нарочно избегая смотреть ей в лицо. На самом деле, он жутко волновался и боялся увидеть негативную реакцию на столь скромный, по его меркам, подарок. Гений честно постарался сделать все возможное, чтобы Моне было здесь хорошо и уютно, да и остальные подростки тоже, но мало ли... В конце концов, жить на чердаке гораздо приятнее, чем в тесном и пыльном закутке под лестницей, верно? Донателло слегка нервозно помял свои большие натруженные ладони, по-прежнему смущенно глядя куда-то в сторону. — Как я уже сказал, у меня есть еще несколько вариантов... но это правда самое лучшее, что мне удалось найти. Если тебе не нравится...

Несмотря на охватившие его смущение и некоторую растерянность, Донни не смог проигнорировать хитрую улыбку подруги — уголки его губ немедленно растянулись в ответной ухмылке, а сам мутант осторожно поймал отскочивший от его плеча шарик, предотвращая таким образом громкий хлопок. Да, людям с нижних этажей уже давно было наплевать на всяческие подозрительные шумы, то и дело раздающиеся с их якобы заброшенного чердака, но, все-таки, подросткам стоило держать ухо востро и не привлекать к себе лишнего внимания...
— Я так и подумал, — он озорно прищурил серые глаза, кажущиеся совсем черными в тени рваной пурпурной маски, — что в глубине души тебе уже давно не терпится покинуть наше сырое подземелье, — метнув шариком обратно в Мону, Донателло внезапно (и весьма запоздало) понял, что он только что неосознанно высказал уже давно терзающую его вещь. Юноша поспешил отвернуться, чувствуя, как его раздирает от крайне противоречивых мыслей: с одной стороны, он был безумно рад, что Моне понравилось ее новое убежище, но, с другой... Теперь, когда Мона собиралась жить отдельно от черепашек, на душе мутанта вовсю скребли кошки. Он не был готов отпустить ее обратно на поверхность, хоть и знал, что в любой момент сможет заглянуть к ней на чай, или даже просто созвониться с девушкой по скайпу — Мона вряд ли окажется против живой компании в лице изобретателя. И все же... все же. Дон едва заметно сгорбил плечи, проведя пальцами по шероховатым корешкам книг и журналов — простое движение, подразумевающее под собой неловкую попытку скрыть охватившую его грусть.
— На самом деле... я буду скучать по тем дням, когда ты жила с нами в канализации, — тихо признался гений, все также бездумно проводя ладонью по книжной полке. — Не то, чтобы это было простое время... но, — под руку весьма кстати попался небольшой стеклянный шарик с крохотной фигуркой снеговика внутри, и Дон аккуратно взял его со стеллажа, потряся — снежинки вмиг закружились в бешеном вихре, медленно оседая обратно на прозрачное дно, — я совсем ни о чем не жалею.
И вновь между подростками повисло довольно-таки неловкое молчание — с тех самых пор, как ребята вернулись из разгромленной лаборатории доктора Рене, предварительно отправив злобного ящера на самое дно огромного водостока, откуда тот уже вряд ли когда-нибудь выберется, никто из них не пытался вернуться к разговору о случившемся. Причины были ясны: никому не хотелось лишний раз вспоминать о пережитом кошмаре, тем более, что все вроде как пришло в норму. Так или иначе, но, по прошествии времени, Донателло испытывал все возрастающую потребность поделиться с кем-нибудь своими мыслями. В первую очередь, конечно же, с Моной, хотя бы потому, что одного-единственного разговора тет-а-тет на следующее утро после событий в лаборатории было явно недостаточно, и юноша чувствовал, что им с Моной не избежать возврата к неприятной теме. Поставив шарик обратно на полку, Донни украдкой покосился на молчащую саламандру, решая, стоит ли делать это прямо сейчас. Мрачное и потерянное выражение, застывшее на лице Моны, не понравилось изобретателю. Он прекрасно знал, о чем сейчас могла думать его подруга, и ему было невыносимо вот так просто стоять в отдалении и беспомощно наблюдать за ее душевными муками.
"Ты никогда не перестанешь винить себя в случившемся, правда?..." — в глазах гения промелькнуло молчаливое понимание. Наверно, ему не стоило лишний раз трогать эту струну... Но не оставлять же все так, как оно есть, черт подери! Мона и без того достаточно настрадалась, так почему это должно продолжаться? Ведь они оба уже переступили через финишную черту, оставив все беды и невзгоды далеко позади. Какой смысл снова и снова терзать старые шрамы, заново пробуждая едва утихнувшую боль? Ни к чему хорошему это привести не могло. Донателло задумчиво оглядел помещение, решая, чем же ему развлечь погрустневшую по его вине саламандру.
— Ты, кажется, спрашивала что-то насчет охранной системы, — словно бы невзначай напомнил ей мутант, так или иначе вынуждая Мону вернуться мыслями к прерванной беседе. Наградив девушку слабой, но доброй усмешкой, Донателло поднял лежащий в кресле пульт, как выяснилось, не имевший никакого отношения к здешнему телевизору, и щелкнул одной из кнопок, направив ее куда-то в кирпичную стену. На глазах у изумленной Моны, несколько милых и уютных картин в деревянных рамках мигнули и пошли электронными помехами — теперь стало понятно, что это были большие плазменные мониторы, на которых в данный момент отображались неподвижные кадры пустынных крыш и темных подворотен, расположенных за пределами чердака.
— Я закрепил несколько скрытых камер слежения на стенах дома, — пояснил Дон, перехватив ошарашенный взгляд саламандры. — Кроме того, я установил интеллектуальную систему оповещения, на тот случай, если кому-то взбредет в голову тайно проникнуть на чердак, — гений снова щелкнул пультом, и на плоских экранах немедленно пробежали какие-то сложные расчетные данные, включая фотографии недавно зафиксированных снаружи людей и одного худого уличного кота. —  Ты сможешь сама настраивать ее под свои нужды, дистанционно внося данные с ноутбука или черепахофона. И если система распознает в пришельце того, кто, по твоим предположениям, способен причинить тебе вред... — еще один короткий щелчок, и из запрятанных в каменные стены ниш выглянул десяток самонаводящихся лазерных пушек, вмиг нацелившихся точно на замерших посреди помещения мутантов. Никаких выстрелов, разумеется, не последовало: пожужжав пару-тройку мгновений, устройства вполне себе мирно убрались обратно в стены, по всей видимости, не обнаружив в мутантах никакой угрозы. Донателло с довольным видом покачал пультом в воздухе, после чего бросил его через спинку дивана прямиком в руки Моны — мол, пользуйся на здоровье.
— Можешь спать спокойно, — обнадежил умник свою подругу, сунув руки в карманы плаща и наблюдая за тем, как Мона Лиза рассматривает свою новенькую "игрушку". — Даже если кто-нибудь сможет обойти камеры и украдкой пробраться на этот чердак — в чем я сильно сомневаюсь, — то он все равно не успеет причинить тебе вреда. Эти малыши с легкостью поджарят даже такого монстра, каким был Рене... хотя, конечно, нам вряд ли когда-нибудь снова придется иметь дело с мутантами подобного размера, — тут уж Дон, не сдержавшись, негромко вздохнул чему-то. Он и вправду постарался сделать все возможное, чтобы максимально обезопасить Мону в свое отсутствие. В конце концов, не мог же он дежурить возле саламандры все 24 часа в сутки и семь дней в неделю... Уж Мона бы точно этого не оценила.
— Я... я знаю, что это выглядит глупо, — пробормотал гений, сам не заметив, как опустил взгляд в пол и тревожно нахмурился. — Но я не хочу повторять прежних ошибок. Тебя никто больше и пальцем не тронет, — глубокая складка над переносицей Дона стала еще более выраженной, в глубине темных антрацитовых зрачков вспыхнул какой-то мрачный, упрямый огонек. — Я не допущу этого... Тебе больше не придется бояться за свою жизнь, и ты сможешь спокойно заниматься исследованиями. У нас с тобой еще очень много работы, — и Донателло выразительно покосился на лежащие на столе бумаги, от и до исписанные сложными математическими уравнениями и бесчисленными химическими формулами. Да уж, теперь-то ребята, наконец, могли по-настоящему сосредоточиться на разрешении проблемы с мутагенной сывороткой... Не прошло и года, как говорится.