I can't get these memories out of my mind
And some kind of madness, it started to evolve
I tried so hard to let you go
But some kind of madness is swallowing me whole, yeah
В любой истории рано или поздно наступает свой конец. Было очень трудно поверить в то, что вся эта порядком затянувшаяся канитель с участием злосчастной мутагенной сыворотки, кровожадных роботов-маузеров и отрядов до зубов вооруженных ниндзя, в итоге, подошла к логичному завершению — никаких больше гонок наперегонки со временем, никаких битв один на один с обезумевшим доктором, никаких пыток или травм... как физических, так и душевных. Все постепенно возвращалось в прежнюю колею, а значит, нужно было заново учиться жить в тишине и спокойствии. Странно, сложно, непривычно, но зато какое огромное облегчение... Разве не об этом они с братьями мечтали на протяжении всех последних недель? Да и не только они одни: можно представить, как сильно устала Мона за это время. Саламандре требовался отдых, причем большей частью моральный. Будет гораздо лучше, если она немного поживет в одиночестве, вдали от извечно хмурых и недовольных черепашьих физиономий. Разумеется, девушка чувствовала себя не в своей тарелке, живя бок о бок с этими эксцентричными рептилиями, да еще и чувствуя себя повинной за все то, что с ними приключилось. Можно подумать, она осознанно желала, чтобы кому-то из них причинили вред! Вот уж кто-кто, а Мона Лиза точно была чуть ли не самой последней в списке из тех, кто хотел бы принести боль и разлад в некогда крепкую семью мутантов. Они сами виноваты в том, что в какой-то момент вдруг перестали понимать и, как следствие, поддерживать друг друга. Но ведь, в конечном счете, они все-таки сумели заново сплотиться против их общего врага и победить его совместными усилиями... Правда, Лео по какой-то причине оказался немного в стороне от всего происходящего и тем самым заслужил неодобрение Сплинтера, однако это, пожалуй, оставалось единственной неприятной деталью. Донателло был уверен, что уже совсем скоро его брат сможет восстановить статус лидера в глазах Мастера... просто ему нужно было еще немного времени. Разумеется, если бы изобретатель знал о том, что на самом деле творилось с Леонардо и какие темные мысли крутились в его затуманенном обидой и злобой сознании, в то время, пока он украдкой сбегал из логова и проводил время с кем-то из Клана Фут, то Донни, конечно же, не был бы столь оптимистичен в своих суждениях. Но умник этого не знал, и, как следствие, его голова были занята совсем другими вещами... Точнее, даже не вещами. Да, саламандра крепко засела в его мозгах, фактически отвлекая на себя все основное внимание гения. И в этом не было ничего странного, учитывая, какие глубокие чувства он по-прежнему испытывал к этой кудрявой, зеленокожей ящерке. Как ни странно, но, как бы ни старался Лизард выбить из подростка его больную привязанность к Моне, он лишь сделал все гораздо хуже. Хотя, хуже ли? Разве можно назвать плохим или вредным то, что помогает тебе жить дальше, несмотря ни на что?
And now I need to know if it's real love
Or is it just madness keeping us afloat?
And when I look back at all the crazy fights we had
Like some kind of madness was taking control, yeah
Уже вскочив на подоконник и готовясь к прыжку, Донателло тщетно пытался сосредоточиться на своих предстоящих делах. Он знал, что не перестанет думать о Моне как минимум несколько ближайших дней, а то и больше — теперь он вообще вряд ли когда-нибудь перестанет о ней думать. Но что толку трястись над саламандрой, испытывая ее терпение? В конце концов, Мона уже и сама более чем красноречиво дала понять: она больше не нуждается в чужой опеке. Взрослая, самостоятельная, привыкшая во всем рассчитывать на саму себя, эта девушка до ужаса не любила чувствовать себя эдакой беспомощной куклой, которую просто нельзя оставлять в одиночестве. Дон понимал это как никто другой, правда. И он честно не хотел надоедать ей своей безудержной заботой. Оно как-то само всегда получалось, против его воли. Мона успела стать для изобретателя кем-то вроде второго Микеланджело, то бишь, по-настоящему близким и родным существом, за которым нужно было постоянно присматривать из чувства братской любви и ответственности — только вот Донни все время забывал, что характер у саламандры местами похлеще, чем у Рафаэля. Она вполне могла остаться одна на этом чертовом чердаке, тем более, что Донателло успел довести охранную систему чуть ли не до полного автоматизма. Спрашивается, какого панциря он так сильно беспокоился?
And now I have finally seen the end
And I'm not expecting you to care, no
And I have finally seen the light
I have finally realized...
I need to love
I need to love
Короткое и какое-то даже взволнованное восклицание, неожиданно раздавшееся за спиной гения, заставило его вздрогнуть и порывисто обернуться, наградив Мону тревожным взглядом. Что такое, что опять случилось? Испугалась? Не успел Донни осознать, что вообще стряслось с его драгоценной саламандрой, как та уже резво вскочила следом за изобретателем. Правда, подоконник оказался слишком узким для двоих мутантов, так что одна нога Моны осталась внизу. Цепко ухватившись за рваные полы плаща, девушка, тем самым, закрепила свое шаткое положение, а вот Донателло пришлось изворачиваться уже по-своему — вес у Моны был небольшой, но все же его оказалось достаточно, чтобы юноша опасно пошатнулся взад-вперед, намереваясь свалиться либо обратно на пол чердака, либо прямиком на мокрый асфальт под окном, что, естественно, было бы куда печальнее. Пытаясь восстановить утраченное равновесие, Дон порывисто схватился за деревянную раму и наклонился к саламандре, таким образом уберегая себя от нежелательного падения, но в то же время грозя рухнуть на Мону сверху. К счастью, от подобной перспективы ребят спас посох умника: оба его конца уперлись в стену снаружи, так что юноша просто повис на своем оружии, вдобавок подстраховывая себя обеими руками. В противном случае, его Бо наверняка бы сломался пополам... Да, гений был просто гуру шатких и ненадежных конструкций, но, по крайней мере, он больше не раскачивается туда-сюда, аки гимнаст на цирковом канате. Быстро и опасливо покосившись за собственное плечо, Дон вернул взгляд на салатовую мордашку Моны, невольно поразившись ее странному, решительному выражению. Ну, что такое? Что ты опять задумала? В глазах подростка отразилось еще большее смятение, когда он ощутил, что саламандра словно бы нарочно тянет его за концы банданы, вынуждая сильнее наклониться к ее лицу — что, по правде говоря, было довольно-таки затруднительно из-за застрявшего в окне посоха. Пошире расставив ноги на узком, изогнутом подоконнике, по-прежнему крепко держась обеими руками за раму и кое-как прогнувшись в позвоночнике, Донателло послушно опустил голову чуть ниже. А что еще ему оставалось делать в таком положении? Лбы подростков неловко столкнулись друг с другом, и на мгновение Дон успел удивиться чужому дыханию на собственном подбородке, мысленно задавая себе один-единственный вопрос: что, черт возьми, все это значит...? Ответ, как это обычно бывало, пришел к нему сам, причем с самой неожиданно стороны. Гений даже пикнуть не успел, прежде чем Мона с неожиданным жаром и страстью прильнула к его губам, награждая — да, именно что награждая — умника пламенным поцелуем. И, как по волшебству, все недоумение черепашки мигом испарилось, уступая место странному, блаженному дурману. Ни единой четкой или даже размытой мысли; голова изобретателя оказалась абсолютна пуста, как будто в ней отродясь не зарождалось разума и каких-то там необыкновенных, гениальных задумок. Только бесконечная эйфория от ощущения согревающего тепла желанных губ и гулкие удары сердца где-то в висках... Еще толком ничего не соображая, да и не желая соображать, Донателло медленно отпустил одну руку, намереваясь положить ее на затылок девушки и тем самым привлечь Мону поближе к себе, но... Ладонь механика лишь беспомощно замерла в воздухе, едва уловимо подрагивая, в то время как сам Дон уже окончательно потерял всякую связь с реальностью и даже прикрыл веки от наслаждения. Вполне возможно, что в результате он бы непременно бухнулся с подоконника (ноги уже давно отказались его держать), но Мона отстранилась гораздо раньше — при том, что пурпурная лента изобретателя все еще оставалась в плену ее острых коготков. В то же время, что-то ненавязчиво отягощает карман парня, но плывущий рассудком где-то в далеком океане блаженства Дон даже не обращает на это внимания. Ему слишком тепло и хорошо, чтобы размышлять о подобных мелочах.
Come to me, trust in dream
Come on and rescue me
Yes I know I can be wrong
Maybe I'm too headstrong
— Шаг вперед и шаг назад. И мне совсем не страшно... — приоткрыв глаза, еще отчасти затуманенные, но уже постепенно обретающие проблеск былого разума, Донателло ошарашенно вытаращился на тихонько напевающую саламандру. Случившееся секунду назад медленно доходило до его ума, вынуждая дико покраснеть и всем своим видом выразить крайнюю степень смущения. И, конечно же, меньше всего на свете он ожидал, что Мона вдруг вспомнит их глупую, но романтичную песню, сумбурно воспроизведенную ими во время причудливого танца на мосте. И почему они всегда встречали подобные моменты, балансируя на краю бездны?... — Ты со мною, рада я, одно лишь это важно. — Еще один теплый поцелуй, но на сей раз уже в щеку — а та, между прочим, горит как в лихорадке от прилившей к коже крови. Донни не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал подобное смятение... и счастье. Да, пожалуй, сейчас он был по-настоящему счастлив. — Доброй ночи Донни... — наконец-то выпустив плащ изобретателя, Мона осторожно спустилась с подоконника, оставляя своего приятеля ошалело и радостно хлопать глазами ей вслед. До чего смешным он, наверно, казался со стороны... но кому какое дело, черт подери! Она только что поцеловала его! Мона! Его! Поцеловала!
— До скорой встречи? — сияющий взгляд медово-желтых глаз устремляется на пунцовое лицо гения, и тот, не в силах сказать что-либо внятное, лишь расплывается в широченной, до умиления глупой улыбке, в которой можно прочесть все — и безумную радость, и ничем не обоснованное самодовольство, и даже неожиданную для такой ситуации благодарность, как если бы Мона только что сделала нечто такое, что смогло вмиг избавить его от всех мук и душевных терзаний. Да, пожалуй, теперь он мог со спокойным сердцем покинуть этот чердак, уже ни о чем больше не тревожась. Теперь он твердо знал, что Мона никуда больше не исчезнет, и будет всегда ждать его здесь, не держа обиды или сомнений... Хотя, о каком спокойствии вообще можно было говорить в такой ситуации?! Гений был готов запеть в полный голос, не взирая на риск был услышанным обычными горожанами. Какое ему дело до поздних прохожих? Мона поцеловала его, она в самом деле его поцеловала! Сумбурный восторг, охвативший юношу, был столь велик, что он просто адресовал Моне самую ослепительную из своих улыбок, сверкнув тонкой щербиной промеж передних резцов, и пробормотал что-то невнятное на прощание, после чего ошалелым голубем стартовал с подоконника куда-то во тьму. Моне пришлось подойти ближе к окну, чтобы проводить своего друга взглядом: темный силуэт гения был четко различим на фоне усыпанного звездами неба, и можно было спокойно проследить за тем, как он взбесившимся кузнечиком скачет по крышам, хлопая полами плаща. В какой-то момент, над городом прозвенел его неудержимый, исполненный триумфа вопль, спугнувший парочку сонных птиц и пробудивший старого цепного пса в одном из безлюдных дворов. И лишь отдалившись на какое-то расстояние, гений вновь обернулся к круглому желтому окну чердака и коротко помахал Моне рукой. Он все еще улыбался...
Они не прощались — это было только начало.
Our love is...
Madness.
I saw miracles in your eyes
I want to see miracles in their eyes
But I see just darkness and pain
Можно ли было хотя бы на минутку понадеяться на то, что, подыскав для Моны новое убежище и оборудовав его по последнему слову техники, Дон все-таки успокоится и перестанет себя гонять, дав полноценный отдых уставшему телу? Прошло уже несколько дней с того момента, как Мона покинула канализацию, но никто из подростков так ни разу и не увидел, чтобы их полоумный братец провалялся в постели от зари до зари, или хотя бы просто спокойно усадил свой предприимчивый панцирь в любимое кресло у телевизора, на какое-то время полностью забыв о чертежах и отвертках и предавшись просмотру "Теории большого взрыва"... ну, или хотя бы просто остался в логове дольше, чем на пару часов. Напротив, создавалось впечатление, что гений все свое свободное время проводил где-то вне Убежища, скорее всего, в гостях у Моны Лизы, ведь к кому еще он мог так отчаянно рваться, наплевав на здоровый сон? Но, если бы кому-то из мутантов пришло в голову спросить у самой Моны, не собирается ли гений прийти с ночевкой домой, то он получил бы весьма любопытный ответ, суть которого заключалась в следующем: оказывается, Донателло проводил на чердаке не больше времени, чем в родном подземелье! Разумеется, гений находил время, чтобы навестить Мону в ее новом жилище, но визиты эти были короткими и, как правила, основное общение между подростками проходило по скайпу. В конце концов, даже саламандре могло показаться странным, что ее приятель вечно куда-то спешит и явно уклоняется от любых расспросов об его истинном времяпрепровождении. Это было непросто — уйти от прямого внимания Моны, но гений каким-то чудесным образом умудрялся сводить на нет все ее попытки выяснить, чем же он так сильно занят. Его вообще было ой как непросто вывести на желаемую тему, и тут уж саламандра, как бы она ни старалась, но все-таки терпела сокрушительное фиаско. Наблюдать за ее досадой было отчасти забавно: в такие моменты ящерка походила на обиженную, раздраженную девочку, которой не раскрыли содержимое подарка на Рождество. Донателло и вправду готовил для нее нечто совершенно особенное, и, как полагается примерному дарителю, до последнего хранил свою задумку в глухом секрете. Ему стоило огромного труда все подготовить: одни только расчеты отняли добрые двое суток, а сколько времени он потратил на то, чтобы продумать все последствия своего смелого эксперимента и сделать так, чтобы он никому не причинил серьезного ущерба... Честно сказать, эта задачка с самого начала казалась ему откровенно сумасшедшей, но оттого и безумно притягательной. В конце концов, ради такой девушки, как Мона, стоило потратить еще несколько бессонных ночей, но при этом довести все до идеала. Скажете, она этого не заслуживала? Честно говоря, порой Дон всерьез думал, что чтобы он для нее не сделал, все это в любом случае не смогло бы сполна выразить его чувства. Хотя, конечно, подарок гения был поистине шикарным, даром, что заставил его как следует поработать головой и выдуть больше трех ящиков энергетиков в процессе дела. А уж про количество выпитого кофе и говорить не приходилось...
You say that I am better than you, it's not true
Этим вечером они с Моной говорили по Скайпу чуть дольше обычного. Девушка явно дулась, и, глядя на ее насупленное личико на экране собственного монитора, Донателло сознавал, что больше тянуть с подарком не стоило. Эдак он просто доведет ее до реальной обиды, и тогда уже никакой сюрпризом, будь он хоть размером с Луну, не сможет заслужить ее прощения. Хорошо, что Мона не могла видеть того, что находилось за спиной гения по ту сторону экрана: Донни намеренно уселся так, чтобы скрыть от нее все свои приготовления, опершись панцирем о серую кирпичную стену. Единственно, что могла предположить ящерка, так это то, что изобретатель находился где-то вне логова. Небеса уже стемнели, и бледную, невыспавшуюся физиономию мутанта освещало лишь призрачное мерцание ноутбука на его коленях.
— ...нет, нет, и еще раз нет, я уже принял свою дозу эспрессо и вряд ли усну, даже если сам того захочу, — с утомленной, но теплой улыбкой отвечал умник в ответ на очередную упрекающую тираду Моны. — Не беспокойся так обо мне, я знавал времена похуже... тем более, что у меня уже почти все готово, — тут уж Дон, не удержавшись, озорно подмигнул девушке в веб-камеру. Поднеся пластиковый стакан с кофе к губам, юноша сделал очередной глоток и вновь хитро покосился на монитор. — Если тебе интересно, ты можешь посмотреть на мое изобретение... точнее, это не то, чтобы изобретение. Слово "эксперимент" здесь гораздо уместнее, хотя и оно не в полной мере отражает истинный смысл... В общем, ты все увидишь сама, если только на минутку остановишься и перестанешь ворчать, — отложив напиток, Дон взял ноутбук в обе руки и по-доброму заглянул в глаза саламандры. — Ну, хватит уже... ты пропустишь все самое интересное, если не подойдешь к окну через... — он быстро покосился на циферблат электронных часов в углу экрана, — ...4 минуты и 34 секунды. И... будет лучше, если ты заранее отсоединишь все приборы от электросети, — тут уж гений не смог удержаться от неловкого прикосновения руки к затылку. Этот момент по-прежнему не давал ему покоя, хотя он постарался сделать все возможное, чтобы его "эксперимент" не повлек за собой каких-нибудь неприятностей для мирно живущих по соседству людей. Точнее даже, не только тех, что жили по соседству... Если быть честным, его фокус мог с легкостью аукнуться всему Манхеттену, но, с другой стороны, после всего того, что черепашки сделали для жителей этого мегаполиса, разве они не имели право разок побаловаться с электричеством?
— Ну, все, мне пора. Не забудь подойти к... окну, — Донателло запоздало адресовал девушке очередную извиняющуюся улыбку, чувствуя, с каким подчеркнутым недовольством та отключается от конференции. Все-таки дулась на него... Ну, ничего страшного, это дело поправимое. Перенастроив изображение на вид с одной из камер внутри чердака, Дон с легким беспокойством проследил за перемещениями саламандры. Ох, и вправду рассердилась. Лишь бы ее злость не заставила Мону проигнорировать просьбу гения... это было бы как минимум неприятно. Со вздохом отставив ноутбук в сторонку, Дон с кряхтением потянулся, разминая затекшие мышцы. Сидеть на голом асфальте, даже в компании горячего кофе и пиццы, было не очень-то приятно, так что юноша с наслаждением вскочил на ноги, уже в предвкушении потирая ладони друг о друга. Допив стакан, гений пару минут задумчиво рассматривал мерцающие по другую сторону залива огни Большого Яблока: жаль, он не мог оценить свой сюрприз с более удачного ракурса, но зрелище в любом случае обещало быть запоминающимся. Улыбнувшись чему-то, Донателло вновь посмотрел на часы: оставалась еще примерно минута. Он готовился этому моменту так долго, и, понятное дело, испытывал некоторую дрожь: никогда раньше умник не проводил экспериментов подобного масштаба. Оставалось надеяться, что все его расчеты окажутся верны... и ему не придется еще целый месяц разбираться с последствиями собственной невнимательности.
And you get happy
You feel stronger
You get better
Then you die
"Пора," — бросив еще один быстрый взгляд на монитор, гений глубоко вздохнул и приблизился к распахнутому электрощитку, от которого во все стороны толстыми серыми змеями тянулись кабели и провода. Часть из них была подсоединена к ноутбуку, другие же уползали куда-то в темноту, туда, где на фоне тусклого вечернего неба возвышались металлические конструкции городской электростанции. Ухватившись за один из рычагов, Донателло еще пару мгновений набирался храбрости, после чего, наконец, решительно потянул ручку вниз.
В тот же миг электричество во всем городе погасло.
То есть, конечно же, не в один момент — свет в домах и на улицах потухал район за районом, пока, наконец, весь Нью-Йорк не погрузился в плотную тьму. Окна, фонари, светофоры, вывески, рекламные щиты — все это погасло, хотя, разумеется, далеко не везде. К примеру, электричество по-прежнему оставалось в больницах и других важных городских объектах, чей сбой в работе мог бы повлечь за собой реальные проблемы. Но даже эти редкие островки света, равно как и свет фар миллионов автомобилей, стоявших в оживленных вечерних пробках, не могли разогнать окутавший мегаполис мрак. Электричество пропало и на чердаке Моны... Теперь Нью-Йорк казался пустым и нереальным, но это было ненадолго: едва дождавшись, пока все потухнет, Дон зайцем рванул обратно к ноутбуку и, сграбастав тот на колени, принялся в бешеном темпе набирать команды на клавиатуре, стараясь максимально сократить промежуток вынужденного энергетического коллапса. Обесточить весь город — шутка ли! И пускай все было задумано так с самого начала, Донателло все равно страшно нервничал, осознавая, какие страшные неудобства он приносит жителям города.
И все же... оно того стоило.
Чем бы ни занималась в тот момент Мона, она просто не могла не обратить внимания на медленно разливающееся за ее окном сияние. Что-то странное творилось с деловым центром, и это "что-то" явно выходило за рамки простого отключения света... Если бы саламандра только обернулась обратно к окну, она бы могла в изумлении пронаблюдать за тем, как электричество медленно возвращается в город — только вот делает это как-то по особому, не так, как следовало бы ожидать. Окна жилых домов и деловых построек загорались и вспыхивали одно за другим, причем происходило это снизу вверх, от подножия и к вершине, на манер огромного графического эквалайзера. Зрелище пугало и завораживало одновременно, но в то же время было до безумия красивым, как если бы весь Нью-Йорк вдруг начал заполняться энергией, подобно огромной стеклянной банке, в которую постепенно "вливают" все новые и новые порции электричества. Все быстрее и быстрее, пока свет не ринулся вверх подобно огромной волне, до самых вершин небоскребов, навстречу хмурым и серым небесам. Едва достигнув пика, это "цунами" уже не стало обрушиваться вниз, наоборот: освещение в постройках словно бы сошло с ума, мерцая и подмигивая вразнобой, отчего у сторонних наблюдателей (а их было великое множество) могла возникнуть ассоциация с переливающимися гранями алмаза. В какой-то момент, этот сияющий хаос огней сложился во что-то более-менее оформленное, но, увы, совершенно непонятное для всех жителей города... за исключением Моны Лизы. Наблюдая за происходящим из своего окна, девушка могла видеть, как хаотично подмигивающие окна небоскребов, складываясь друг с другом с ее точки обзора, вполне гармонично образуют огромную надпись из двух переливающихся букв. "D + M" — так могла бы выписать мелом шаловливая детская ручонка на дощатом заборе, горя желанием поделиться своей первой радужной влюбленностью... Сейчас же, эта аббревиатура ярко пылала на стенах небоскребов, сообщая о любви двух мутантов всему миру — и в то же время лишь одной Моне, ведь с любых других ракурсов эта надпись уже рассыпалась на отдельные разрозненные участки света. Еще несколько мгновений эти буквы сияли в темноте, после чего электрические огни вновь разбежались в разные стороны, теперь уже образуя совершенно новую фигуру. Огромное мерцающее сердце — настоящее, живое сердце, пульсирующее в едином ритме с городом; настолько большое и чистое, что, кажется, было готово объять собой все небо... Сердце, полное искренней любви и невысказанного признания. Саламандра знала, кому оно принадлежит.
...светопреставление длилось недолго. Совершив с десяток взволнованных ударов, сердце вновь исчезло — но не погасло, а просто растворилось в бескрайнем море света. Электричество вспыхнуло, как ни в чем не бывало, озарив притихший город и вернув былую уверенность его жителям... Мегаполис вновь зашумел, засиял, зажил прежней суматошной жизнью, столь привычной взгляду и слуху.
Как будто ничего и не было вовсе.
We're trying harder and harder each day
But we will never stop feeling this...
And you get happy
And you feel stronger
And you get better
And then you'll die
Донателло медленно отложил нагревшийся ноутбук в сторону, чувствуя, как медленно спадает охватывающего его напряжение. Он испытал немалый стресс, безостановочно контролируя процесс и следя за тем, чтобы электрические огни сложились как надо, и теперь, когда все самое сложное оказалось позади, гений, наконец-то, мог расслабиться и просто.... просто прислониться панцирем обратно к стене, запрокинув голову и устремив безумно усталый, но удовлетворенный взгляд куда-то в темное небо. Он не мог знать реакции Моны на устроенное им "шоу", равно как и боялся представить, с каким ажиотажем завтрашним днем будут обсуждать случившееся в новостях и газетах... Он просто чувствовал, что сделал все, что было в его силах, чтобы максимально точно передать саламандре главный сигнал своего сердца. То чувство, что он держал в себе вот уже черт знает сколько времени... и все никак не мог высказать его вслух. Рука мутанта сама собой скользнула в карман плаща, извлекая на свет божий слегка помятого плюшевого тигра — милый сувенир, который он случайно (или с чьего-то доброго умысла) прихватил с собой после их с Моной первого визита на чердак. Широкие пальцы с грубыми рабочими мозолями на удивление бережно погладили усатую физиономию: та ярко и по-живому блестела глазами в свете городских огней, навевая самые теплые воспоминания о подаренном гению поцелуе. Еще некоторое время Донни с глупой улыбкой рассматривал свой "трофей", воскрешая в своей памяти те самые волшебные мгновения, пока, наконец, его внимание не отвлекла тихая вибрация черепахофона. Парень немедленно подхватил его с земли и скользнул взглядом по мерцающему экрану, чувствуя одновременно поистине детское воодушевление и какой-то странный, необъяснимый трепет — а ну как Мона не оценила его стараний? Или сочла их чересчур претенциозными и даже откровенно сумасшедшими? По присланному ею сообщению было сложно понять что-либо наверняка, так как в нем не было ни бурного восторга, ни явного возмущения... только лишь просьба заглянуть к ней сегодня ночью, как если бы Мона хотела сказать ему что-то важное. Дон спешно вскочил на ноги, желая немедленно отправиться в путь но вовремя осадил самого себя — у него еще оставалось немало работы, к примеру, нужно было убрать весь устроенный им в процессе беспорядок и как следует замести следы. Отправив саламандре короткую ответную смс ("Конечно, я скоро буду"), Донателло немедленно принялся за работу и уже спустя каких-то полчаса сумел покинуть электростанцию, сразу же взяв направление к знакомому чердаку. Сердце все сильнее колотилось в груди, по мере того, как изобретатель приближался к заветному месту: шутка ли, посмотреть в глаза той, коей он только что сделал искреннее признание в любви?
"Надеюсь, она не примет меня за озабоченного психа," — нервный смешок сам собой вырвался наружу, лишь стоило гению мягко приземлиться на знакомую крышу, прямо под которой отныне располагалось тайное убежище его подруги. Поправив набитую техническими причиндалами сумку, юноша по возможности бесшумно свесился со стены и одним точным прыжком сместиться на изогнутый деревянный подоконник: темный, горбатый силуэт на фоне круглого оконного проема... Он мог бы напугать своим появлением кого угодно, но только не Мону Лизу — ведь для нее он уже очень давно стал не просто большой и нелепой тортиллой с шестом Бо за плечом, а самым верным другом, которого только могла послать ей судьба. Впрочем, как и сама Мона чуть ли не с первых дней знакомства стала для него по-настоящему близким и родным существом, за которое он без малейшего сомнения отдал бы собственную жизнь.
Возможно ли, что он мог претендовать на нечто гораздо большее, чем простая дружба?
Выпрямившись, умник отыскал взглядом знакомую хвостатую фигурку с копной непослушных кудрей. Антрацитово-серые глаза вспыхнули неподдельным теплом и радостью встречи, пускай сначала в них промелькнула легкая тревога и капелька неприкрытого смущения. Робко и как-то даже стеснительно улыбаясь, точно школьник при виде тайно любимой им одноклассницы, Донни легко спрыгнул на пол и приблизился к девушке, все также вопросительно глядя на нее сверху вниз. Интересно, ему показалось, или она слегка покраснела? Да, и вправду, легкий румянец вновь тронул щеки саламандры, что, впрочем, не помешало ей смело обвить руками шею изобретателя, скромно коснувшись губами его зеленой скулы. Теперь уже сам Донателло залился краской, вместе с тем ощущая, как стремительно тают все его сомнения и тревоги. Не отводя взгляда от милого сердцу лица, гений осторожно извлек наружу того самого тигренка — смешного, набитого ватой и подшитого толстыми шерстяными нитками, столь заботливо отданному ему на хранение. В голосе мутанта отчетливо слышался смех.
— Что насчет легкого ужина на троих?
